Тогда мы по-особенному ощущали историю. Нам казалось, что где-то, может бы
ть, с Петровым или Остряковым на их командных пунктах рядом стоят и Нахим
ов, и Корнилов, и Тотлебен, и Хрулев. Что где-то бродит по немецким тылам бес
смертный матрос Кошка, а усатые бомбардиры помогают заряжающим на Малах
овом кургане
Потому мы и радовались тогда Ц словно был спасен крейсер или отбита у не
мцев важная высотаЦ известию о спасении полотна Рубо.
Ц Сволочи! Ц Узиав о гитлеровском артналете на панораму, бросил тогда м
ой друг Николай Наумов. Ц Они и за это получат. За каждый разбитый камень
Севастополя…
Прибыл Николай Александрович в авиацию Черноморского флота на должнос
ть инспектора ВВС. А стал непревзойденным воздушным бойцом.
25 февраля 1942 года Наумов встретился в севастопольском небе с опытнейшим ф
ашистским асом. С моря этот бой наблюдали бойцы катера-охотника. И когда г
итлеровец, оставив в небе дрожащий шлейф дыма рухнул на землю, они сели пи
сать письмо во фронтовую газету.
Были в этом письме, между прочим, и такие строки: «Восхищаемся подвигами в
боях за Родину нашего черноморского сокола. Мы будем бить вpагa на воде, ка
к бьют его наши боевые товарищи в воздухе».
А слава Наумова только расправляла крылья. Как-то он один пошел в атаку на
четыре Me-110. Имея сильное вооружение передней полусферы, фашистские летчи
ки менее всего опасались атаки с этой стороны.
И были ошеломлены, увидев, как этот «сумасшедший» русский пошел в лобову
ю атаку.
Секунды были ими потеряны, а Наумов молниеносными ударами свалил двух «м
ессеров». Два других летчика в панике ринулись назад: им не приходилось е
ще встречать ничего подобного…
Мы помнили приказ Ставки: «Севастополь не сдавать ни в коем случае и обор
онять его всеми силами».
Вспомните сообщение Совинформбюро от 3 июля 1942 года: «Сколь успешно выпол
нил Севастопольский гарнизон свою задачу, это лучше всего видно из следу
ющих фактических данных. Только за последние 25 дней штурма Севастопольс
кой обороны полностью разгромлены 22, 24, 28, 50, 132 и 170-я немецкие пехотные дивизии
и четыре отдельных полка, 22-я танковая дивизия и отдельная мехбригада, 1, 4 и
18-я румынские дивизии и большое число частей из других соединений. За это
т короткий период немцы потеряли под Севастополем до 150000 солдат и офицеро
в, из них не менее 60000 убитыми, более 250 танков, до 250 орудий. В воздушных боях над
городом сбито более 300 немецких самолетов. За все 8 месяцев обороны Севаст
ополя враг потерял до 300 000 своих солдат убитыми и ранеными. В боях за Севаст
ополь немецкие войска понесли огромные потери, приобрели же-руины».
За всем этим подвиг и тех, кто сражался в небе.

«Пощады никто не желает…»

Севастополь чадил пожарищами. Собственно, города уже не было. Были холмы
камня и железа, огрызающиеся свинцом всякий раз, когда гитлеровцы подним
ались, думалось им, в последнюю атаку. И камни снова оживали, ощеривались о
гнем, из них, как привидения, вставали обожженные и окровавленные люди, ко
торым по всем военным правилам уже тысячи раз полагалось умереть.
И они, казалось, не имеющие ни малейшего понятия ни о смерти, ни о простой ч
еловеческой боли, не понятные для немцев, а потому вдвойне страшные, брос
ались в штыки, обвязав себя гранатами, шли на танки, уходили в небытие, взр
ывая с ворвавшимися на позиции вражескими солдатами батареи и форты, уст
илая каждый метр севастопольской земли десятками и десятками трупов в м
ышиной форме.
Потом человечество будет удивляться, как могли вообще существовать зде
сь люди, где, казалось, каждый сантиметр земли был сотни и сотни раз перепа
хан снарядами, пулями и бомбами. И, собственно, земля уже была не земля, а ож
ивленное железо.
Таким был тогда и мыс Херсонес.
Горькие это были дни.
Но вот даже теперь, спустя столько лет, анализируя наши чувства в те огнен
ные минуты, я не могу думать только о горечи.
Да, трудно, невыносимо трудно было видеть Севастополь в огне, каждый день
хоронить друзей и, особенно последние дни, знать, что придется драться, по
ка есть патроны и жизнь. Уходить некуда-за нами Черное море.
Но не меньшим чувством было другое-гордость.
Его рождала сама атмосфера города, его оплавленные камни, его прошлое, ег
о легендарная судьба, его гордое настоящее, его песни.
Все это было нерасчленимо Ц прошлое, настоящее, будущее.
Наши мысли хорошо выразил тогда Эренбург, выступивший 30 июня в «Красной з
везде»: «Немцы хвастали… „Пятнадцатого июня мы будем пить шампанское на
Графской набережной“… Военные обозреватели предсказывали: „Вопрос тре
х дней, может быть, одной недели“… Они знали, сколько у них самолетов, они з
нали, как трудно защищать город, отрезанный от всех дорог. Они забывали об
одном: Севастополь не просто город. Севастополь Ц это слава России и это
гордость Советского Союза…
Мы видели капитуляции городов, прославленных крепостей, государств. Но С
евастополь не сдается. Наши бойцы не играют в войну Ц они дерутся насмер
ть. Они не говорят „я сдаюсь“, когда на шахматном поле у противника вдвое,
втрое больше фигур».
Подруливая к капониру, я увидел рядом с Бугаевым и Кокиным батьку Ныча. В з
убах его торчала трубка. Значит, есть новости. Комиссар просто так встреч
ать не станет.
Ц Ты чем-то взволнован, Иван Константинович? Ныч вынул изо рта трубку.
Ц Хочу тебя обрадовать: у нас гости.
Ц ?
Ц Додик Нихамин прилетел. Поселился с нами. Макееву я уже сказал, чтобы в
ыделил ему механиков и оружейников.
Ц Интересно. Где же он?
Ц Летчики в нашем блиндаже отдыхают. И Додик там.
За блиндажом на склоне к бухте разорвался в камнях тяжелый снаряд.
Ц Недолет.
Ц Нет, Ц возразил Ныч. Ц Это немцы приучают нихаминцев к новым условия
м.
Капитан Нихамин выглядел после госпиталя и отдыха свеженьким, будто с ку
рорта прибыл.
Мы обнялись.
Ц Что за народ с тобой?
Ц Орлы, Миша, не хуже твоих. Не воевали еще, но не хуже.
Мне стало не по себе. Неужели нельзя было подобрать десяток севастопольц
ев из выздоровевших? А этим не в таких условиях получать боевое крещение.

Ц Зачем ты их в этот ад привел?
Ц Лучшей школы истребителю, чем здесь, не придумаешь. А потом Ц не тольк
о в Севастополе хорошие летчики нужны… Да, я забыл передать тебе привет о
т Любимова.
Ц Ну как там он?
Ц Ходит.
Ц Где он?
Ц Ходит. Танцует. Грозится летать. Вам никто не говорил, как мы с ним в Чист
ополь на УТ-два к семьям своим летали? Нет? Так слушайте.
И Додик с подробностями рассказал, а рассказывать он мастер, как в начале
апреля прилетел в Моздок Василий Васильевич и сказал ему Нихамину:
Ц Садись на УТ-два, забери в Орджоникидзе из госпиталя Любимова и ко мне,
в Новороссийск.
Ц Да, чуть не забыл главного, Ц спохватился Додик. Ц Вася уговорил меня
дать ему в воздухе управление. И я дал. Представьте себе, ничего. Без ноги, а
летел, как бог. Видели бы его, какой он счастливый был. И от Новороссийска д
о Сталинграда раза два передавал ему управление…
Ц А как ты думаешь, сможет Любимов без ноги летать? Ц спросил Ныч Нихами
на.
Ц Истребителем, в бой, конечно, немыслимо, А так, на У-два там или на трансп
ортном Ц вполне. Если допустят.
Ц А он?
Ц Он-то что. Говорит, буду на истребителе. Тормоза, мол, на «яке» ручные, а т
олкать педали руля поворота можно и протезами.
Ц Да-а, Ц вздохнул Ныч. Ц Хорошо бы ему разрешили…
А снаряды рвались на южном побережье мыса. Мы сидели с Нычем на скамейке у
входа в землянку и думали над проблемой номер один. В других эскадрильях
«безлошадных» мотористов, оружейников и механиков отправляли на перед
ний край. 1-ю эскадрилью пока не трогали, но не сегодня Ц завтра могут потр
ебовать. Несколько авиаспециалистов судьбы Севастополя не решат, а воев
ать еще придется долго, и нужны будут опытные механики, а где их потом возь
мешь таких, какими они стали здесь.
Ц Поговори с генералом, Ц предложил Ныч. Ц Мне кажется, он должен понят
ь…
Ц Надо поговорить, Ц согласился я.
Из-за капонира показался Иван Иванович Сапрыкин.
Ц Вот где вы, Ц начал он громко. Ц Я специально к вам.
Ц Ты-то как там? Ц спросил Ныч.
Ц Ничего. Хорошего ничего.
Иван Иванович присел напротив хозяев на корточки, Достал папиросу и, при
куривая от самодельной зажигалки, продолжал:
Ц Только сейчас с КП. На личную беседу вызывали. Тебе, говорят, командова
ть уже некем, но мы тебя на Кавказ сейчас не отправим. Ты нам здесь очень ну
жен.
На Кавказ мы отправимся вместе, а сейчас, с сей минуты, ты будешь руководит
ь ночными полетами. Завтра, только это, друзья, по секрету. Завтра придут д
вадцать транспортных самолетов. Вы их примете, укажете места загрузки и
до рассвета выпустите.
Ц Что это? Севастополь решили сдавать?
Ц Откуда мне знать! Я говорю, что самому сказано…
И эскадрильи капитана Нихамина тоже хватило не надолго. Вины командира т
ут особой не было Ц он принял народ месяца полтора назад и передать свой
опыт летчикам не успел. Но фронту от этого было не легче.
Днем Херсонес трясло от взрывов снарядов и бомб. Поднималась в небо гряз
но-желтая, смешанная с дымом пыль, закрывала солнце. Воздух пропитался га
рью, запахом жженого тола и пороха. Гудело все вокруг, выло, оглушающе грох
отало. Люди укрывались в блиндажах и щелях с прочным перекрытием. Погибл
а плавучая батарея «Не тронь меня», и над аэродромом свободно гуляли нем
ецкие истребители. Одна волна бомбардировщиков уходила, другая шла ей на
смену. И так Ц с восхода и до заката.
Потом все обрывалось. Наступала зловещая тишина. Казалось, ничего живого
не осталось на этом выжженном, перепаханном бомбами и снарядами клочке
земли, сплошь покрытом рваными кусками металла.
Но проходила минута и аэродром оживал. Из укрытий выползали наверх люди.
Они еще находили в себе силы подшучивать друг над другом и улыбаться. Из-п
од ног со, звоном вылетали осколки. Связисты уходили на линии в поиски обр
ывов телефонных проводов, механики всех служб и летчики быстро осматрив
али самолеты и пробовали моторы. Засыпали щебнем воронки на летном поле,
а трактор Васи Падалкина вновь, выбрасывал, в небо синие кольца дыма и тащ
ил за собой каток. В сумерках, прикрывая взлет штурмовиков, поднимались в
воздух четыре «яка» Ц остатки первой эскадрильи Ц пары Авдеев Ц Акуло
в, Макеев Ц Протасов.
Под крыльями проходил СевастопольЦ безлюдный, разрушенный, страшный. И
з развалин торчали обгорелые трубы. Почернел Приморский бульвар. Сердце
обры вается, но приходятся вести огонь по Северной стороне и Константино
вскому равелину, бомбить Инженерную пристань Ц святые, дорогие сердцу м
еста. Бешено огрызаются немецкие зенитки, по ним бьют наши пулеметчики с
пристани Третьего Интернационала и Павловского мыса.
Над Северной стороной появляются «мессершмитты». Более двадцати. Точно
подсчитать их некогда. Они с ходу атакуют штурмовики. Один Ил-2 падает в бу
хту. Наша четверка отбивает остальных.
Трудный бой в сумерках короток. Немцы теряют один самолет и быстро уходя
т Ц торопятся сесть на свой аэродром до наступления темноты.
Капитан Сапрыкин наладил ночной старт. Акулов доложил мне по радио, что р
анен и приземлился вслед за штурмовиками. Военфельдшер Вера Такжейко, ка
к всегда, встречала летчиков на стоянке. Акулов подрулил к капониру, выле
з из кабины, спрыгнув на землю, снял с головы разорванный пулей шлемофон. Л
об его был В крови. Вера посветила фонариком, осмотрела рану, улыбнулась.

Ц Ничего опасного, Петя. Содрало кожу, Ц сказала она. Ц Тебе повезло.
Ц Гитлеровцу повезло меньше. Рыбку ловит.
Ц Поздравляю, командир, Ц сказал техник-лейтенант Рекуха. Ц С пятым сб
итым поздравляю.
Ц Какие тут поздравления…
Ц «Мессершмитты»! Ц крикнул кто-то в темноте.
Темно стало лишь на земле, а небо еще было светлым и на нем хорошо просматр
ивались самолеты: Три Пе-2 дожидались посадки. Их прикрывали три Як-1 Ц Мак
еев и Протасов, и я: С северо-запада приближалось около шестнадцати Me-109. На
старте не включали прожектора. «Петляковы» прижались к воде и низко ходи
ли в стороне от аэродрома. Сверху их не видно. Снизились и мы. Нам теперь пр
еимущество в высоте ни к чему. Мы выходим в атаку снизу. Кажется удачно. На
жимаю гашетку. От двух коротких очередей Me-109 вспыхнул и упал в море.
Летчик выбросился на парашюте. Несколько минут спустя в лучах прожектор
ов приземлились «пешки» и «яки». Позже я узнал, что сбитого летчика вылов
или у берега техники с И-16. Пленный на допросе сказал, что воевал в Испании,
во Франции, в Польше, в Африке и имеет на своем счету тридцать сбитых машин

В самую короткую июньскую ночь летчики с Херсонеса успевали сделать по т
ри-четыре вылета. Приходили с Кавказа транспортные самолеты, загружалис
ь и до рассвета улетали. Я отправил на Большую землю сначала Акулова, зате
м и раненого Протасова
Херсонесская авиагруппа быстро таяла. С каждым днем становилось меньше
исправных самолетов. Раненых летчиков и механиков вывозили на Кавказ. Но
аэродром все же жил и по ночам сильно досаждал противнику. Немцы, наконец
, решили покончить с нами навсегда. Двое суток днем и ночью 25 и 26 июня они бом
били, обстреливали из пулеметов и пушек, забрасывали артиллерийскими сн
арядами мыс Херсонес.
А когда наступила короткая тишина и аэродромные команды выровняли летн
ое поле, остатки штурмовиков и бомбардировщиков перебазировались на Ка
вказское побережье. Я и «король» воздуха провожали их далеко в море. Верн
улись засветло. У опустевших капониров бродили «безлошадные» летчики. О
ставшиеся ВДРУГ без дела механики и мотористы упаковывали в ящики имуще
ство и инструмент. Снимали с разбитых самолетов исправные детали. Они го
товились к эвакуации по Ц солидному, старались не забыть здесь ничего, ч
то могло бы еще пригодиться на другом аэродроме. Никто из них не подозрев
ал, что через день-два сложится критическая обстановка и не будет возмож
ности вывезти не только имущество, но и их самих.
Над аэродромом пронеслись «мессершмитты». Пара Мe-109 пристраивалась в хво
ст заходившему на посадку И-16. А тому и деваться уже было некуда
Ц Собьют! Ц крикнул стоявший у капонира батько Ныч.
Самолеты приближались с суши от городка 35-й батареи. И-16 взял по привычке п
равей, на Казачью бухту, к своей защитнице и спасительнице, к плавучей бат
арее «Не тронь меня». Но батарея пятый день стояла на воде, накренившаяся,
мертвая.
Ц Бугаев, Ц окликнул я оружейника. Ц Твоя установка цела?
Ц Стреляет, товарищ капитан Мы кинулись вдвоем в глубокую воронку от вз
орвавшейся накануне недалеко от капонира немецкой пятьсоткилограммов
ой бомбы. Прильнули к прицелу снятых с самолетов спаренных пулеметов и, п
оворачиваясь вместе с турелью, дали длинную очередь между И-16 и стрелявши
м по нему «мессершмиттом».
Вторая очередь пришлась по фюзеляжу гитлеровца Me-109 резко отвалил в сторо
ну и ушел
Ц А-а, получил, Ц торжествующе кричал ему вслед Бугаев. Он быстро поправ
ил в патронной коробке ленту. Снова заработали пулеметы. Такая же длинна
я очередь прошла перед носом другого Me-109. И этот шарахнулся вправо.
В воздухе что-то противно зашуршало. И сильно с треском лопнуло. Запели на
разные голоса осколки, комья земли полетели в воронку. Ц Мина! догадался
Бугаев. За первым взрывом последовал второй, третий. Мины рвались и рвали
сь вокруг воронки, груды каменистой земли молотили по нашим спинам. Но во
т обстрел стих.
Ц Цел?
Ц Целехонек, Ц улыбался Бугаев.
Подбежал батько Ныч.
Ц Плохи, комиссар, наши дела, Ц сказал я ему, Ц если немецкая пехота дос
тала нас своими минометами.
С наступлением темноты капитан Сапрыкин принимал и выпускал на Большую
землю транспортные самолеты. «Король» воздуха и я прикрывали их посадку
и взлет.
И вот Ц наш последний вылет в Севастополь. Мы с Яшей Макеевым возвращаем
ся с задания. Над маяком стали в круг. Первым пошел на посадку Яша. Луч прож
ектора с минуту лежал вдоль посадочной полосы и погас, как только самоле
т коснулся колесами земли. «Молодец, Ц отметил я про себя, хорошо сел». Я в
ышел уже на прямую, снижаясь, сбавил обороты двигателя, выпустил щитки и ш
асси. Вот-вот вспыхнет прожектор. И он вспыхнул. Только не на старте, а дале
ко слева, где-то у Северной Бухты. Луч скользнул над водой, выхватил из тем
ноты маяк. Потом оторвался от маяка, лизнул фюзеляж моего самолета и снов
а упал на воду, прощупывая аэродром
Быстро убрал щитки и шасси, дал полный газ двигателю. Истребитель с ревом
пронесся над стартом, с набором высоты резко развернулся влево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22