Ц Конечно, говорил, Ц согласился Наумов, Ц только с условием, что я день
ка два повоюю здесь на нем. Возьмешь, Любимов, на задание? Спасибо.
Веселье оборвалось дружно. По команде адъютанта трижды мигнули светом и
с разрешения генерала предложили разойтись на отдых.

* * *

Срочное совещание у командующего ВВС флота закончилось рано. Все торопл
иво расходились: у каждого в Севастополе были еще другие дела и хлопоты, д
а и на свой аэродром хотелось добраться засветло.
Любимов тоже с удовольствием покидал душное, прокуренное подземелье шт
аба. В городе ничто его больше не удерживало, и он спешил скорее вернуться
в Тагайлы. У выхода столкнулся с командиром 32-го авиаполка майором Павлов
ым. Поздоровались, прошлись по Историческому бульвару.
Севастополь готовился к обороне. Моряки устанавливали противотанковые
ежи, сваренные из кусков рельсов. Женщины рыли щели. Звенели и скрежетали
о камни лопаты, ломы. А высоко в синем по-осеннему небе резали воздух барр
ажирующие над городом советские истребители. Любимов провожал их взгля
дом. Звено «мигов» разворачивалось над Северной бухтой, как раз в том мес
те, где он в первую военную ночь настиг немецкого бомбардировщика и, наве
рное, сбил бы, если бы прожектор продержал его в своем луче еще десяток сек
унд…
Ц Как воюется? Ц спросил майор Павлов,
Ц Вроде бы ничего, Наум Захарович. Ц Не обижают?
Ц Немцы?
Ц Нет, в группе. Начальство.
Ц Не замечал, Наум Захарович.
Ц Значит, не обижают. Ц В голосе Павлова сдержанно звучали грустные нот
ки. Ц А меня, Иван Степанович, уже обидели.
Павлов не стал пояснять, чем и кто его обидел. Любимов знал и без этого. Ему
самому было больно, что командир нашего полка, такой чуткий воспитатель,
незаурядный мастер воздушного боя, еще до войны научивший своих подчине
нных воевать, сам оказался у дел гораздо меньших его возможностей. В то вр
емя, когда враг ломится в ворота Крыма, майор Павлов сидит со своим штабом
при двух эскадрильях под Севастополем. Остальные три эскадрильи воевал
и в Одессе и на Перекопе. По сути они вышли из оперативного подчинения сво
его полка.
У штаба ВВС флота остановились. Павлов подал Любимову руку. Прощаясь, пои
нтересовался, как воюет молодежь. Потом сказал вдруг:
Ц Передай всем, всей эскадрилье привет. Скажи, что командир доволен их ра
ботой. Не зря старался. И тобой тоже. Помнишь, чему учил? Пригодилось. Ну, буд
ь. Ц Он слегка тряхнул руку Любимова, круто повернулся и зашатал, не огля
дываясь, Ц коренастый, чуть сутоловатый, сильный.
Любимов направился к ожидавшим штабного автобуса на аэродром. Из дверей
штаба выскочил какой-то лейтенант. Вглядевшись, комэск узнал в нем своег
о летчика, отосланного больше месяца назад в госпиталь после аварии на М
иг-3.
Ц Лейтенант Колесников! Ц окрикнул Любимов.
Колесников споткнулся на полушаге, быстро, неуклюже повернулся на голос
и замер, приложив руку к козырьку лихо сдвинутой набекрень фуражки.
Ц Вы что здесь делаете? Ц спросил Любимов, разглядывая летчика.
Посвежел, покруглел парень. Форма на нем чистенькая, глаженая.
Ц Да так, товарищ капитан, начальство вожу. На У-два, Ц ответил Колеснико
в, Его мальчишеское лицо тронула виноватая улыбка.
Ц Из госпиталя давно?
Ц Недели две. Просился в часть Ц не пустили. Доктор сказал: не летать на б
оевых машинах дней двадцать. И меня в «королевский флот».
Ц Та-а-к, Ц протянул Любимов. Ц Воевать хочешь?
Ц Конечно, хочу, товарищ капитан, Ц сказал он серьезно, понизив голос.
Ц Пойдем.
В полумраке коридора встретился майор Наумов.
Ц Николай Александрович, тут ерунда получилась, Ц обратился к нему Люб
имов. Ц Моего летчика из госпиталя к вам забрали.
Ц Ну и что? Пусть летает на здоровье.
Ц Нерасчетливо, Николай Александрович. Человек воевать хочет, летает н
а трех типах истребителей Ц на и-шестнадцатых, миг-три и на як-один, а его
Ц в извозчики.
Ц Так бы и сказал. Подожди здесь.
Наумов пошел в глубь коридора, нырнул в какую-то дверь. Вскоре вернулся, с
унул Колесникову бумажку Ц «оформляйся», а Любимова, взяв под локоть, ув
лек за собой, что-то объясняя. Навстречу из темноты коридора приближалас
ь группа генералов. Все вроде бы знакомы, кроме того, что пониже ростом. На
шивки на его рукавах при тусклом свете разглядеть было трудно.
Ц Жаворонков, Ц шепнул Наумов и отступил к стене, пропуская генералов.

Ц Любимов? Ц остановился командующий Черноморской авиацией, протянул
руку. Ц Здравствуй. Тут о тебе столько наговорили лестного, что хоть сам
ому в твою эскадрилью переходи.
Ц Так это и есть тот самый Любимов? Ц заговорил старший по чину и возрас
ту генерал. Любимов приготовился выслушать внушение за ЧП с нестреляющи
м оружием. Ц Ну, ну. Видел твою работу и над передовой.
Какой именно бои видел начальник морской авиации Жаворонков над позици
ями наших войск по Турецкому валу, Любимов не знал. Гадать ему тоже некогд
а было, потому что Жаворонков продолжал:
Ц Обедал? Нет? К себе на первый черпак все равно не успеешь. Тут хозяева гр
озятся хорошим обедом угостить, так не откажи, капитан, посидеть со мной в
их кают Ц компании.
Любимов смутился, но отказаться не решился, тем более Ермаченков обнял у
же его за плечо, другой рукой притиснул к себе Наумова и с шуточками напра
вился за Жаворонковым.
За столом от Наумова и узнал Любимов, что генерал Жаворонков, вернувшись
вчера с передовой, рассказывал Ермаченкову, как какой-то одиночный «як»
низко над позициями дрался с «мессершмиттом». На земле даже бой прекрати
лся Ц и наши, и немцы следили за поединком. А когда «як» пристроился в хво
ст «мессеру» и открыл по нему огонь, красноармейцы кидали вверх пищи кри
чали «ура!».
Ц Генерал говорит, что невозможно передать то впечатление, которое про
извел на наши войска этот поединок и победа советского истребителя, доск
азал Наумов выходя из салона. Ц А потом приказал Ермаченкову немедленн
о найти ему этого храбреца. Ермаченков ответил: «Его искать нечего. Это Лю
бимов».

* * *

На рассвете 24 сентября летчики, как всегда, собрались на КП эскадрильи для
получения задания. Механики уже опробовали двигатели, топтались у своих
машин.
Ц Товарищ старший сержант, гляньте на север, Ц сказал молоденький мото
рист Кокин своему механику.
Бурлаков посмотрел в сторону Перекопского перешейка. Небо на горизонте
полыхало и, будто раздуваемый ветром пожар, разгоралось, вздрагивая. Вск
оре в утренней тишине стала слышна далекая артиллерийская канонада, изр
едка доносились глухие взрывы. Канонада усиливалась.
Ц Земля дрожит, Ц заметил Кокин. Он прилег, прижался ухом к траве. Стонет
. Наверное наши фашистов вышибают с перешейка. Ц Поднялся, отряхнул ладо
нями брюки. Ц Как вы думаете, товарищ старший сержант, осилим?
Ц Осилим, Кокин, Ц ответил немногословно Бурлаков.
Прибежал Аллахвердов. Едва дослушал доклад Бурлакова о готовности само
лета к боевому вылету, заторопил его.
Ц На сопровождение идем. Бомбардировщики вылетели, догонять надо.
Ц Товарищ командир, а что там? Наши наступают? Ц спросил Кокин.
Ц Нэ знаю, дарагой, нэ знаю. Слетаю Ц сам посмотрю, вернусь Ц тебе скажу.

С того памятного для Аллахвердова дня, когда он сбил первый самолет враг
а, а товарищи отчитали его за то, что оставил без прикрытия хвост ведущего
, младший лейтенант Аллахвердов как-то резко изменился, стал намного сде
ржанней, серьезней. Чувствовалось, что человек перешагнул четверть века
. А тогда, в тот памятный вечер, он подошел к комиссару и попросил извинени
я за грубость. Батько Ныч сделал удивленное лицо, сказал:
Ц Если вы чувствуете за собой такой грех и допустили его при людях, то в и
х присутствии и извинялись бы. Но я такого случая что-то не помню.
Теперь комиссар Ц самый близкий Аллахвердову человек. Сегодня старший
политрук интересовался, не получил ли Аллахвердов весточку от жены из эв
акуации, а узнав, что нет, успокоил его, убедил: «Все будет хорошо, жива, здор
ова и письма ее ищут тебя по фронтовым дорогам». В прекрасном настроении
улетел Аллахвердов на задание. Перед вылетом спросил механика:
Ц Петр Петрович, твоя Ирина в Новочеркасск доехала?
Ц Знать бы, товарищ командир, на душе было бы спокойней, Ц ответил Бурла
ков. Ц Писем нет.
Ц Не волнуйся, дарагой, будут письма, обязательно будут. Они тебя ищут. Та
к мне Батько сказал.
Вернулась группа с Перекопа минут через сорок.
Аллахвердов выскочил из самолета возбужденный, то в кулачном бою побыва
л.
Ц Пять «мессеров», пять «мессеров» сбили. Там такое делается, такое дела
ется! Земля горит. Все в дыму. Где наши, где немцы Ц ничего не видно. Сержант
Кокин помог командиру отстегнуть парашют.
Ц Хорошо Ц все вернулись, Ц сказал Бурлаков.
А Николай Кокин успел уже бегло осмотреть фюзеляж, крыло.
Ц Четыре пробоины на консоли левой плоскости, Ц доложил он.
Аллахвердов и Бурлаков прощупали каждую пробоину сверху и снизу. Ничего
опасного не нашли, пробита только перкалевая обтяжка Ц расторопному мо
тористу на десять минут работы. У самолета, будто из-под земли, выскочил л
ейтенант Колесников. С тех пор, как комэск привез его из Севастополя, на за
дание еще не выпускали, ждал провозных.
Пробные вывозы пилота, после которых даетс
я разрешение на самостоятельный полет.
Он тоже потрогал пальцем пробоины.
Ц Ну, как там? Ц спросили Аллахвердова.
Ц На высоте дым в кабину лезет, Ц возбужденно рассказывал он. Ц В небе о
короки коптить. И куда ни глянь Ц «Юнкерсы», «мессершмитты», «хейнкели».
Наших мало. Одну группу немецких бомбардировщиков разогнали, другую раз
огнали! Потом на четверку Филатова семь «мессеров» набросились. Пары Фил
атова и Минина затянули их в карусель. Тогда Авдеев своей четверкой сниз
у, а командир четверкой сверху, понимаешь, в клещи «мессеров» зажали. Толь
ко двух упустили. Пять сбили! Сам видал: три горели сильно, два дымили! А ниж
е нас «илы» кружились, добили тех двух.
Подъехал бензозаправщик. Оружейники уже гремели в пустых ящиках свежим
и патронными лентами. Аллахвердов поспешил на КП. Колесников шел рядом с
ним, с завистью посматривая на своего земляка. Оба они, русский и армянин б
акинцы, оба учились в Ейской школе морских летчиков, правда, Алексей Коле
сников моложе на три года. Но был у него похожий на Аллахвердова друг Алие
в Гусейн Бала оглы. Теперь Гусейн воюет на Балтике. Если бы не он, вряд ли Ал
ексей стал летчиком.
Встретил его Гусейн подростком на улице Баку и говорит:
Ц Часто вижу Ц по городу болтаешься, не знаешь, куда от безделья себя де
ть. Тебя как зовут?
Ц Ну, Лешка.
Ц А меня Гусейн. Можешь Колей звать. Хочешь Ц дружить будем? Приходи зав
тра после обеда в Дом пионеров, посмотришь, как мы самолеты делаем, чертеж
и малюем.
И Алексей пришел. Увлекся авиамоделизмом, нашел хороших друзей. Особенно
полюбил Гусейна. Миновал пионерский возраст. Гусейн продолжал учебу, Ал
ексей на заводе слесарил. Разные интересы, новые друзья. Случайно встрет
ились.
Ц Ты что ж это пропал? Ц сказал Гусейн. Ц Я сколько раз заходил, дома теб
я не заставал. Чем после работы занимаешься? Ничем? Так приходи на планеро
дром, летать научу.
Оказывается, Гусейн без отрыва от учебы закончил школу планеристов, был
уже инструктором. Обучил он Алексея летать на планере, а тот других потом
обучал. Но Гусейн за это время закончил при аэроклубе школу пилотов, пере
сел на У-2. И снова он Колесникова за собой потащил. А когда Алексей научилс
я летать на самолете, Гусейн сказал:
Ц А теперь, Леша, пойдем учиться в школу военных летчиков. По путевкам ко
мсомола пойдем.
Вот так и стал бакинский рабочий парень Алексей Колесников военным летч
иком. И никогда он не жалел об этом, только тосковал по Гусейну. Может, рядо
м с ним и воевать легче было бы.
Шел сейчас Алексей на КП рядом с другим земляком, которого там, в Баку, не з
нал, шел, присматривался к нему, только что вернувшемуся из боя с пулевыми
пробоинами на крыле, и завидовал его безразличию к тому, что эти пули могл
и попасть и в него, в Аллахвердова, могли убить его. «Смелый Аллахвердов: д
ва фашистских самолета сбил. Удастся ли мне когда-нибудь, хоть один…»

* * *

Не могу сказать, что день этот был особенным, и все же запомнился он на всю
жизнь.
Война, как ненасытный молох, вот уже третий месяц перемалывала все живое
на земле и в воздухе. От жарких схваток и несмолкающих канонад стонала оп
аленная боями крымская земля.
Противник после сильной артиллерийской подготовки и массированной ави
ационной обработки нашего переднего края двинул на Турецкий вал свои гл
авные силы, непрерывно поддерживаемые артиллерией и авиацией.
Самолеты наши не знали отдыха: мы все чаще и чаще на дню поднимали их в неб
о. Вот и сегодня шесть раз летали на задание. Сначала большую группу водил
Любимов, потом задания усложнились, пришлось разбиться на две шестерки,
а в конце дня, вылетали уже тремя четверками. Это оказалось хуже, чем больш
ой группой.
Наша четверка истребителей сопровождала бомбардировщиков к Сивашам. П
ара непосредственного прикрытия находилась ближе к «петляковым», а мы с
сержантом Платоновым были выше и вырвались несколько вперед для выясне
ния воздушной обстановки в район цели.
Долго выяснять не пришлось: еще издалека увидели целый рой немецких истр
ебителей. Насчитали сорок четыре «мессершмитта»… Если такая армада наб
росится на наших бомбардировщиков, то домой ни один не вернется. Паре «як
ов» связаться с ними Ц тоже верная гибель.
Немцы нас еще не заметили, еще есть несколько спасительных минут. Можно в
се обдумать, все взвесить…
Черта с два! О чем думать?! Чего взвешивать Ц отдать ли на растерзание это
й своре своих товарищей? Нет. И еще раз нет! Ведь дрались же мы в паре с Филат
овым с двенадцатью «мессерами»… Да, но сейчас у меня в хвосте не Филатов, а
сержант Платонов… Все равно Ц другого выхода нет. Надо отвлечь внимани
е «мессершмиттов» на себя. Все на нас, конечно, не бросятся, но пока какой-т
о десяток разделается со мной и с Платоновым, а остальные будут кружить с
разинутыми ртами, «петляковы» успеют отбомбиться.
Итак, решено отвлечь, увести в другую сторону… Я оглядываюсь назад: взмах
крылом. Платонов все понял. Немцы нас уже заметили… И все сорок четыре рин
улись в погоню. Уводим их на восток. Пока они не нападают, но ненавистные ж
елтобрюхие тела Me-109 уже выше нас, ниже, с боков, сзади.
Держись Платонов! Держись крепче, Терентий, за мой хвост. Ведь я учил тебя
летать на «яках»!.. Вот так летать: и неожиданно для противника я резко раз
ворачиваюсь вправо и атакую ближайшего «мессера».
Все смешалось, все перевернулось вмиг: будто не было ни земли, ни неба. Пер
ед глазами вертелась сплошная карусель, расцвеченная огненными трасса
ми. С каждым попаданием машину трясло и швыряло, руки омертвели на штурва
ле и бронеспинка казалось уже легла на тебя могильной плитой.
Ты жив, Платонов? Ты здесь, со мной, ведомый мой? Из такого побоища, когда сор
ок четыре, как за легкой добычей, гоняются за двумя, выйти невредимыми нем
ыслимо. И сержант знает об этом! Интересно, сколько ему лет совсем мальчиш
ка…
Держись, парень, еще разворот, еще раз в атаку… Не будет им легкой добычи! Д
о тех пор, пока тянут моторы и не все патроны расстреляны, пока сами целы
Ц только вперед.
А наши бомбардировщики уже, наверное, накрыли цель и находятся далеко от
фронта. Сколько же прошло времени? Сколько жизней может прожить человек
за такой вот, один миг?..
Внезапно яркое пламя вспыхнуло рядом и справа Ц огонь жадно лизал кабин
у «мессершмитта». Фашисты шарахнулись врассыпную. С этого момента они уж
е не пытались налетать столь нахально: видимо, решив, что судьба свела их с
настоящими асами, так спаянна, так динамична была наша пара. И невдомек им
было, что ведомый мои, цепко и мужественно обеспечивший всю виртуозност
ь маневров, получал по сути боевое крещение.
Такое крещение оказало бы честь любому мужалому летчику! Вот и еще один с
тервятник, волоча жирный черный шлейф, пошел камнем вниз. Немцы, как всегд
а, будто по команде, стадом вышли из боя…
На аэродром мы вернулись в «решете» Ц в моем самолете насчитали тридцат
ь две пробоины, у ПлатоноваЦ не меньше.

Турецкий вал

С утра до вечера над передним краем непрерывно висели чужие и свои бомба
рдировщики, но чужих в восемь-десять раз больше. Стаями носились над ними
истребители, вспыхивали короткие схватки и длительные воздушные бои, ча
ще безрезультатные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22