VadikV


85
Михаил Васильевич Авдее
в: «У самого Черного моря»



Михаил Васильевич Авдеев
У самого Черного моря


«У самого Чёрного моря»: ДОСААФ; Москва; 1967

Аннотация

О подвигах Героя Советского Со
юза, ныне генерала авиации, Михаила Васильевича Авдеева по фронтам Отече
ственной войны ходили легенды. Но они не были фантазией: он сражался в сот
нях боев, лично сбил 17 гитлеровских асов, уничтожил во время штурмовок сот
ни фашистов, множество их техники. Звездой Героя, орденом Ленина, шестью о
рденами боевого Красного Знамени и другими наградами отметила Родина п
одвиги своего замечательного сына. Воспитанные и ведомые Авдеевым летч
ики были грозой фашистских стервятников. Документальная повесть М. В. Ав
деева, рассказывающая об огненных днях Севастополя, Ц начало большого
повествования, задуманного автором.

Михаил Васильевич Авдеев
У самого Чёрного моря

Пламя над Перекопом
(вместо пролога)

Надолго оставит в России вел
икие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский.
Лев Толстой.

Ц Мишка! Смотри слева! Слева-а-а!..
Крик ударяет в наушники.
Стремительно оглядываюсь.
Кажется, уже поздно: от «мессера» тянутся ко мне желтые, огненные нити. С с
ухим треском лопается плексиглас. Дюраль поет и визжит, раздираемый пуля
ми.
Штурвал от себя Ц проваливаюсь вниз.
Как раз в ту секунду, когда вижу заслонившую все небо Ц так он близко Ц т
ень самолета с черными крестами на крыльях.
Нет, кажется, на этот раз жив. Пробую самолет. Вроде бы слушается.
Неизвестно откуда рядом оказывается машина Гриши Филатова. Лицо его рас
терянно улыбающееся.
Ничего, друг, мы еще поживем!..
Черт! «Юнкерсы» снова заходят на цель. Наверное, решили, что с нами поконче
но.
Ц Гриша! Гриша! Иду в атаку!..
Не знаю, услышал ли он меня или чутье опытного летчика подсказало ему мгн
овенное решение, только оглянувшись, я увидел, что словно незримая нить п
ривязала ведомого к моему хвосту: при резком броске вверх он не отстал, на
дежно прикрывает меня.
Значит, все в порядке. Иду…
Громада «юнкерсов» стремительно росла, расцветилась несущимися навстр
ечу мне стремительными огненными трассами.
Когда думаешь, что стоит одной из них скользнуть по кабине Ц и смерть, как
-то холодновато становится под сердцем. Это врут те писатели, кто утвержд
ает, что есть люди без нервов. Воюют не роботы, и главное Ц победить в себе
даже минутное колебание. Главное, чтобы твои нервы оказались крепче нерв
ов врага.
Ага! Они рассыпаются! Это уже неплохо.
Пристраиваюсь к левому ведомому «юнкерсу». Нажимаю гашетку.
Раз. Второй. Третий.
Треска я не слышу и понимаю, что попал только, когдапроскакиваю вперед: ды
мящий «юнкерс» идет к земле
Свечой ухожу вверх. Филатов вцепился в «юнкерса». Молодец! С таким ведомы
м не пропадешь!
«Филатовский» немец начинает дымить. Валится в бухту.
Разворот. Вижу Ц немцы беспорядочно сбрасывают бомбы в море. Бросаю сам
олет к ближайшей машине. И в ужасе смотрю на стрелку бензомера: горючего е
два ли хватит дотянуть до аэродрома.
Даю команду отходить…
Это потом, на земле, в памяти всплыли подробности боя. А тогда… Тогда вряд
ли я мог расчленить на составные его элементы. Пожалуй, единственное, что
я чувствовал тогда Ц ярость…
Что ж, я не был одинок в этом чувстве. И в этой атаке.
Атак тогда было Ц не занимать!..

У самого моря

Прислонясь широкой спиной к стволу белой акации, комиссар угрюмо смотре
л в выжженную солнцем крымскую степь.
Стояла золотая осень середины сентября сорок первого года. Было еще по-л
етнему жарко, но небо уже поднялось выше, раскинув до самого горизонта св
ою чисто вымытую синь. В безветрии слух едва улавливал глухие вздохи дал
ьнобойной артиллерии на Перекопе. Комиссар прислушивался к этим тяжелы
м вздохам родной земли и украдкой от стоявшего поблизости командира эск
адрильи вздыхал и сам.
Немцам не удалось взять Перекопский перешеек с ходу и они стягивали туда
главные силы 11-й армии Манштейна. Ей противостояла наша наспех созданная
в середине августа отдельная 51-я армия, поддерживаемая частью воздушных
сил Черноморского флота.
Прошло с полчаса, как улетела к Сивашам на штурмовку вражеской автоколон
ны четверка истребителей, пора бы вернуться, а ее все нет и нет. Комиссар м
олча посматривал то на ручные часы, то на командира. Но командир тоже молч
ал. Говорить в такие минуты не хотелось. Правда, и беспокоиться будто бы ни
к чему Ц на задание пошли опытные летчики, пошли на этот раз снова парами
, как летают немцы, Ц ведущий и ведомый. Это сильная группа: Филатов и Мини
н, Капитунов и Аллахвердов. Но вчера она была намного сильней, когда вел ее
командир и был в ней штурман эскадрильи Ларионов.
Теперь Жени Ларионова нет. В сороковом он служил на Балтике. Сражался в мо
розном небе над Карельским перешейком с белофиннами. На Черное море приб
ыл с орденом Красного Знамени.
Высокого молодого летчика знала вся Евпатория. И не только потому, что гр
удь его украшал орден. Человек широкой души, он и пел замечательно. Как нач
нет тихо, тихо:

Любимый город
Может спать спокойно…

Тепло становится на душе. И затихают тогда ребята 5-й эскадрильи.
Замечательный летчик, он в бою над Перекопом прикрыл своего командира.
«Мессершмитт» зашел сзади. И тут Евгений понял Ц отверни он в сторону пу
шечные трассы прошьют самолет командира.
Ларионов принял удар на себя.
Гитлеровец повторил заход. На горящем самолете Ларионов вырвался впере
д. Он давал знать ведущему;
«Берегись Ц сзади опасность!»
И тогда самолет Жени ринулся в свое последнее пике…
Нашли и похоронили его пехотинцы. И комиссару не пришлось даже произнест
и первую речь над могилой первого погибшего в бою летчика 5-й эскадрильи.
Он произнес ее вечером, за ужином. И кто знал, сколько их суждено ему произ
нести за войну? А может, завтра кому-то выпадет нелегкая участь сказать пр
ощальные слова и у его, комиссарской, могилы. На войне ведь никто не огражд
ен от смерти…
Речь была короткая, тяжкая и звучала как клятва, зовущая к мщению. Он вложи
л в нее столько чувств, столько ненависти к врагу, что каждый готов был тут
же идти за комиссаром на смерть и на подвиг. Но вся беда комиссара была в т
ом, что он не летчик и не мог вместе с командиром вести эскадрилью в бой, не
мог личным примером…

* * *

Комиссара Ныча знали многие летчики Черноморья. Многие, включая и команд
ующего военно-воздушными силами Черноморского флота, служили под его на
чалом.
Пилоты искренне любили этого слегка толстоватого, чубастого, типичного
украинца. Любили за постоянную улыбчивость, рассудительный спокойный н
рав, а главное, Ц за неподкупную прямоту душевную. Поэтому и звали его лю
бовно «Батько Ныч». Это был признанный батько на всем Черноморье.
Говорил Батько по-русски с мягким акцентом и некоторой примесью украинс
ких слов, от чего слушать его было приятно. До войны он заочно закончил Вое
нно-политическую академию, был начитан и мог в любое время и по любому пов
оду «держать речь» без шпаргалок, содержательно и с определенными вывод
ами. Многим казалось, что он Ц политработник от рождения, и другим комисс
ара себе не представляли.
Такое мнение было недалеко от истины. Когда Ныч был еще подростком, через
его родное село Иванковцы на Каменец-Подолыщине прошла банда Тютюнника
. Она перебила небольшой отряд красноармейцев, а комиссара молодого, кра
сивого парня в черной бурке Ц изрубила шашками. Тогда-то Иван Ныч и задум
ался: каким же человеком был комиссар, если его так ненавидели враги! И ему
хотелось стать таким же, или хоть чуточку похожим на него, и уничтожить вс
ех бандитов.
С годами образ зарубленного тютюнниковцами комиссара не оставлял Иван
а, а утверждался все ярче и настойчивее. Не покинул он его и тогда, когда Ны
ч сам стал комиссаром, душой эскадрильи. И эта душа ныла сейчас от невидим
ой раны.
Ц Тьфу, наваждение, Ц чертыхнулся он. Командир удивленно поднял брови,
глянул искоса.
Ц Ты, что?
Ц Да, так, ничего… Ц уклонился он от прямого ответа: не место было для под
обного разговора, да и нужно ли вообще обнажать комиссару свои слабости?

Командир не настаивал. Он знал Ц секретов от него комиссар не держит, при
дет время Ц сам расскажет.

* * *

Полевой аэродром возле маленькой деревушки Тагайлы с воздуха был совсе
м неприметен. От деревни убегала в степь лесозащитная полоса, вдоль нее з
мейкой дорога. Единственным ориентиром была ветряная мельница. А так про
летишь и ни машин, ни людей нигде не заметишь.
Меня об этом предупредили. И все же долго бы утюжить над степью воздух мое
й группе сержантов, если бы нас не встретил командир эскадрильи Любимов.
Помахали друг другу крыльями, капитан вплотную подошел к моему самолету
, сияющее лицо, мимолетное пожатие собственных рук над головой.
Мне это пожатие рук было особенно дорого. Любимов был не только моим непо
средственным начальством (я занимал должность заместителя командира э
скадрильи), а настоящим боевым другом.
Мы уже несколько лет служили вместе.
По документам звали Любимова Иваном Степановичем, друзья окрестили его
Васей. Почему? Ц Никто не мог объяснить! Но и с тем и другим именем был он д
обряк, милейший человек. Никогда ни с кем не ссорился, всегда говорил, не п
овышая голоса, не горячился и в каждом человеке видел только хорошее. Сам
никого не ругал и его начальство миловало, никого не наказывал, а дисципл
ина в эскадрилье Ц лучшая в полку. А по технике пилотирования и по воздуш
ной стрельбе между мной и Любимовым было давнее доброе соперничество, иб
о выше себя в этом мы признавали лишь самого командира полка майора Павл
ова.
Коллектив в эскадрилье подобрался дружный, трудолюбивый и веселый. И кто
знает, что больше этому способствовало, то ли личный пример боевого кома
ндира, то ли «земная» рассудительность комиссара. А может быть и то, что он
и совершенно разные, на первый взгляд, люди, как нельзя лучше дополняли др
уг друга.
Внешне же командир действительно отличался от комиссара Ц стройный, кр
углолицый, с высоким лбом над черными пучками бровей, всегда аккуратно в
ыбритый, подтянутый. Правда, за три месяца войны лицо его несколько посур
овело и удлинилось от усталости, но по прежнему оно было доброе и открыто
е, без чего немыслим и сам Любимов.
И вот сейчас из-за стекла кабины это лицо улыбалось мне так приветливо, бу
дто улетал я не на пару месяцев учить молодых сержантов освоению истреби
телей, а отсутствовал целую вечность.
Стали в круг. С севера быстро приближались на бреющем три истребителя. Се
ржанты насторожилисьЦ не «мессершмитты» ли? Внутренне приготовились
к бою, ждали сигнала командира эскадрильи. Любимов сразу же понял, что это
возвращается с задания поредевшая группа Филатова. Тут же погасла блужд
авшая на его губах улыбка. Снова кого-то не досчитаться. Сознание вернуло
вчерашний подвиг и смерть Ларионова.
Кто же сегодня?
Летчики Филатова с ходу сели звеном. Тучами клубилась за ними пыль. Потом
пошли на посадку сержанты. Командир и заместитель приземлились последн
ими.
Пока механики и мотористы затаскивали хвосты самолетов в лесозащитную
полосу и маскировали их ветками, летчики, вернувшиеся с Перекопа собирал
ись у землянки командного пункта. Впереди молча шли два друга-высокий, см
углый лейтенант Филатов мерил землю широким шагом, рядом по-женски семе
нил старший лейтенант Минин, У него и лицо было по-девичьи ясное, маленько
е, красивое. Поодаль, торопливо затягиваясь папиросой, спешил старший ле
йтенант Капитунов, Шлемофон пристегнут к поясному ремню, светлые волосы
взъерошены, косая прядь прилипла к вспотевшему лбу.
Вместе с командиром и комиссаром мы стояли у входа в землянку. Адъютант э
скадрильи Мажерыкин приготовился записывать боевые донесения летчико
в. Филатов хотел было докладывать о результатах вылета, но Любимов опере
дил его:
Ц Где потеряли Аллахвердова?
Ц Он сам потерялся.
Ц Как это сам? Ц спросил Ныч. Ц Сбили, сел на вынужденную?
Филатов неопределенно пожал плечами.
Ц Когда трижды заходили на штурмовку автоколонны, он был. В драке с шесте
ркой «мессеров» от Капитунова не отставал. И домой с нами шел. Над Турецки
м валом прошли на высоте, над заливом снизились на бреющий…
Ц Старший лейтенант Капитунов, Ц перебил Филатова Любимов, Ц где ваш
ведомый?
Капитунов виновато моргал белесыми ресницами, морщил крупный нос и ниче
го внятного сказать не мог. Выручил его нарастающий гул самолета. На набл
юдательном пункте завыла сирена Ц воздушная тревога. Несколько пар гла
з впились в одну точку. Но ничего разглядеть не смогли. А гул тем временем
нарастал, потом вдруг оборвался, перешел как бы на шепот с присвистом. Все
кинулись за лесозащитную полосу. На посадку шел свой «як». Вот он коснулс
я земли, побежал и скрылся за стеной поднятой пыли. Вынырнув из пыльной за
весы тихо, изредка фыркая мотором, подрулил к своей стоянке. На землю спры
гнул летчик. Его тут же окружили мотористы, молодые пилоты, механики. Одни
пожимали руку, обнимали, хлопали по плечу, другие вместе с механиком Петр
ом Бурлаковым ползали под плоскостями в поисках пробоин. Подошло началь
ство, все расступились.
Ц Товарищ капитан, младший лейтенант Аллахвердов с боевого задания при
был, Ц радостно доложил пилот. Ц В воздушном бою сбил один истребитель
противника Ц «мессершмитт-сто девять». Ц И перейдя с высокопарного то
на доклада на обычную речь, махнул рукой на север. Ц Там, догорает.
Аллахвердов широко улыбался, показывая ослепительной белизны зубы, кру
пные черные глаза довольно щурились и все лицо излучало такую детскую ра
дость, что невозможно было хоть сколько-нибудь усомниться в правоте его
слов. Любимов протянул ему руку.
Ц Поздравляю, товарищ младший лейтенант, с первой победой! Мажерыкин, за
пишите ему один сбитый! И донесите в штаб группы. А теперь, Ц снова обрати
лся он к Аллахвердову, Ц расскажи, дорогой, как это все было.
Тот, энергично жестикулируя, начал рассказывать, как, увлекшись боем, пог
нался за одним Me-109.
Ц Он сюда, я Ц за ним, он вверх, Ц я выше. Не фашист Ц вьюн: вся спина мокра
я. Подловил на горке, влепил ему прямо в кабину.
Но доверие-одно, а закон-другое. За каждый сбитый самолет противника летч
ика поощряют, по количеству сбитых представляют к наградам. Поэтому, как
им бы доверием человек ни пользовался, а факт требовал подтверждения. И к
омиссар должен поправить Любимова, не задевая авторитета командира.
Ц Добре, хлопче, к вечеру откуда-нибудь сообщат…
Аллахвердов недоуменно поднял размашистые, сросшиеся у переносья бров
и.
Ц Ну, кто-то же на земле видел, что вы сбили вражеский истребитель? поясни
л Ныч.
Ц Не знаю, Ц обиженно ответил летчик. Ц В бою, когда стреляешь по фашист
у об этом не думаешь. Пусть этим «земные» занимаются.
Ц Ладно, Иван Константинович, Ц вступился Любимов. Он был настолько дов
олен возвращением Аллахвердова, что готов был, если бы мог, записать ему х
оть два сбитых «мессершмитта». Ц Человек врать не будет, сбил, значит, сб
ил. Туда ему и дорога. Подтверждение будет. А теперь-расходись все по свои
м местам. Летному составу остаться для получения задания.
Когда все разошлись, Любимов сказал адъютанту:
Ц О сбитом Аллахвердовым самолете запросите подтверждение у наземных
войск.

* * *

Зеленая трава сохранилась лишь в зарослях лесозащитной полосы. Деревья
стояли густо припудренные седой пылью. Поредевшие кроны белой акации на
рядились в гроздья рыжих стручков. Солидную тень ронял на землю только м
олодой ясень. Здесь и отдыхали летчики, ожидая боевого вылета. Капитунов,
положив под голову летный планшет и шлемофон с перчатками, удобно раскин
улся на спине и дымил папиросой.
Филатов тоже лежал на спине, вытянув длинные ноги в стоптанных запыленны
х ботинках. Он закрыл глаза, но не спал Ц мысли крутились вокруг Аллахвер
дова. А тот сидел на собственных пятках, прислонясь к стволу ясеня и что-т
о строгал ножичком. С другой стороны подпирал спиной дерево Минин. Он при
строился на аккуратно сложенном сером, как у товарищей, комбинезоне и, по
ложив на колени планшет, сочинял жене письмо. Она работала в другом город
е в авиамастерских и скорее всего никуда не уехала.
Ц Послушай, Мустафа, Ц первым заговорил Капитунов. Мустафой он прозвал
Аллахвердова давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22