пожертвовать их друж-
бой во имя долга, сделав, таким образом, выбор меж двух неиз-
бежных зол, ибо одно из них еще можно исправить, тогда как
другое непоправимо.
6. О ЛЮБВИ И О МОРЕ
Авторы, бравшиеся за описание любви и ее прихотей, на
столь разнообразные лады сравнивали это чувство с морем, что
дополнить их сравнения новыми чертами - дело очень нелег-
кое: уже было сказано, что любовь и море непостоянны и веро-
ломны, что они несут людям несчетные блага, равно как и
несчетные беды, что наисчастливейшее плаванье тем не менее
чревато страшными опасностями, что велика угроза рифов и
бурь, что потерпеть кораблекрушение можно даже в гавани.
Но, перечислив все, на что можно уповать, и все, чего следует
страшиться, эти авторы слишком мало, на мой взгляд, сказали
о сходстве любви, еле тлеющей, исчерпанной, отжившей с теми
долгими штилями, с теми докучными затишьями, которые так
часты в экваториальных морях. Люди утомлены длительным
путешествием, мечтают о его конце, но, хотя земля уже видна,
попутного ветра все нет и нет; зной и холод терзают их, болез-
ни и усталость обессиливают; вода и пища пришли к концу
или стали неприятны на вкус; кое-кто пытается ловить, даже
вылавливает рыбу, но занятие это не приносит ни развлечения,
ни еды. Человеку прискучило все, что его окружает, он погру-
жен в свои мысли, постоянно скучает; он еще живет, но уже
нехотя, жаждет, чтобы желания вывели его из этой болезнен-
ной истомы, но если они у него и рождаются, то немощные и
никому не нужные.
7.0 ПРИМЕРАХ
Хотя хорошие примеры весьма отличны от дурных, все же,
если подумать, то видишь, что и те и другие почти всегда при-
водят к одинаково печальным последствиям. Я даже склонен
считать, что злодеяния Tибepия и Нерона больше отвращают
нас от порока, чем самые достойные поступки великих людей
приближают к добродетели. Сколько фанфаронов наплодила
доблесть Александра! Сколько преступлений против отчизны
посеяла слава Цезаря! Сколько жестоких добродетелей взра-
щено Римом и Спартой! Сколько несносных философов создал
Диоген, краснобаев - Цицерон, стоящих в сторонке бездель-
ников - Помпоний Аттик, кровожадных мстителей - Ма-
рий" и Сулла, чревоугодников - Лукулл", развратников -
Тиберий, Клавдий Нерон (42 г. до н.э.-37 г. н.э.) - римский
император (с 14 г. до н. э.), жестокий и лицемерный тиран, прославив-
шийся казнями, изощренными пытками, коварством по отношению к
друзьям и родным.
Нерон, Клавдий Тиберий (37 - 68 гг. н. э.) - римский император
(с 54 г.); в числе совершенных им преступлений убийство отца, брата,
матери, жен, многочисленные казни, пожар Рима.
Диоген (414 - 323 гг. до н. э.) - древнегреческий философ кини-
ческой школы, проповедовавший воздержание и аскетизм.
Цицерон, Марк Тулий (106 - 43 гг. до н. э.) - политический дея-
тель, писатель, крупнейший мастер красноречия, оказавший большое вли-
яние на развитие ораторского искусства.
Ї Помпоний Аттик, Тит (1 в. до н.э.) - крупный римский финансо-
вый делец, близкий друг Цицерона. Ловко лавируя между борющимися
группами, одновременно поддерживал Цезаря, Брута, Антония, Октавиана.
" Марий, Гай (156 - 86 гг. до н. э.) - римский полководец и полити-
ческий деятель.
" Сулла, Люций Корнелий (138 -78 гг. до н.э.) - римский полково-
дец, диктатор. Постоянно был с Марием в смертельной вражде.
Лукулл, Люций Люциний (ок. 106 - 56 гг. до н. э.) - римский
политический деятель, полководец, богатейший человек в Риме, славив-
шийся любовью к роскоши.
Aлlcивиaд и Антоний, упрямцев - Катон! Эти великие об-
разцы породили бессчетное множество дурных копий. Добро-
детели граничат с пороками, а примеры - это проводники,
которые часто сбивают нас с правильной дороги, ибо мы сами
так склонны заблуждаться, что в равной степени прибегаем к
ним и для того, чтобы сойти со стези добродетели, и для того,
чтобы, на нее встать.
8.0 СОМНЕНИЯХ РЕВНОСТИ
Чем больше человек говорит о своей ревности, тем больше
неожиданных черт открывает в поступке, вызвавшем у него
тревогу. Самое ничтожное обстоятельство все переворачивает,
открывая глазам ревнующего нечто новое. То, что, мнилось,
уже окончательно обдумано и взвешено, теперь выглядит со-
всем по-иному. Человек пытается составить себе твердое суж-
дение, но не может: он во власти чувств самых противоречи-
вых и ему самому неясных, одновременно жаждет и любить и
ненавидеть, любит ненавидя, ненавидит любя, всему верит и во
всем сомневается, стыдится и презирает себя и за то, что пове-
рил, и за то, что усомнился, неустанно пытается прийти к како-
му-нибудь решению и ни к чему не приходит.
Поэтам следовало бы ревнивца уподоблять Сизифу: труд
того и другого бесплоден, а путь - тяжел и опасен; уже видна
вершина горы, он вот-вот ее достигнет, он полон надежды -
но все напрасно: ему отказано не только в счастье поверить
тому, чему хочется, но даже и в счастье окончательно убедить-
ся в том, в чем убедиться всего страшнее; он во власти вечного
Алкивиад (451 - 404 гг. до н.э.)- древнегреческий полководец. В
эпоху Пелопониесской войны легко переходил из одного борющегося ла-
геря в другой, стремясь удовлетворить свое честолюбие, страсть к роско-
ши, любовь к наслаждениям.
Антоний, Марк (80 - 30 гг. до н. э.) - римский государственный
деятель, сподвижник Юлия Цезаря. После его гибели получил во владе-
ние восточные римские провинции; не раз жертвовал важнейшими госу-
дарственными делами ради удовлетворения любви к наслаждениям.
Катан (Старший), Марк Порций (234 -149 гг. до н.э.) - римский
политический деятель, писатель; считается образцовым римлянином по
совершенным нравственным качествам, твердости и силе характера, су-
ровости нравов. Выступая в Сенате по самым разным поводам, не уста-
вал повторять мысль о необходимости разрушения Карфагена.
Сизиф - по древнегреческой мифологии основатель Коринфа. За
обманы, предательства и хитрость был осужден в царстве мертвых под-
нимать на высокую гору камень, который всякий раз скатывался вниз.
сомнения, поочередно рисующего ему блага и горести, которые
так и остаются воображаемыми.
9. О ЛЮБВИ И О ЖИЗНИ
Любовь во всем подобна жизни: они обе подвержены тем.
же возмущениям, тем же переменам. Юная пора и той и дру-
гой полна счастья и надежд: мы не меньше радуемся своей
молодости, чем любви. Находясь в столь радужном располо-
жении духа, мы начинаем желать и других благ, уже более
основательных: не довольствуясь тем, что существуем на све-
те, мы хотим продвинуться на жизненном поприще, ломаем
себе голову, как бы завоевать высокое положение и утвердить-
ся в нем, стараемся войти в доверие к министрам, стать им
полезными и не выносим, когда другие притязают на то, что
приглянулось нам самим. Такое соревнование всегда чревато
множеством забот и огорчений, но воздействие их смягчается
приятным сознанием, что мы добились удачи: вожделения
наши удовлетворены, и мы не сомневаемся, что будем счастли-
вы вечно.
Однако чаще всего это блаженство быстро приходит к кон-
цу и, во всяком случае, теряет очарование новизны: едва до-
бившись желаемого, мы сразу начинаем стремиться к новым
целям, так как быстро привыкаем к тому, что стало нашим
достоянием, и приобретенные блага уже не кажутся столь цен-
ными и заманчивыми. Мы неприметно изменяемся, то, чего
мы добились, становится частью нас самих и, хотя утрата его
была бы жестоким ударом, обладание им не приносит пре-
жней радости: она потеряла свою остроту, и теперь мы ищем
ее не в том, чего еще недавно так пылко желали, а где-то на
стороне. В этом невольном непостоянстве повинно время, ко-
торое, не спрашивая нас, частицу за частицей поглощает и нашу
жизнь, и нашу любовь. Что ни час, оно неощутимо стирает
какую-нибудь черту юности и веселья, разрушая самую суть
их прелести. Человек становится степеннее, и дела занимают
его не меньше, чем страсть; чтобы не зачахнуть, любовь долж-
на теперь прибегать ко всевозможным ухищрениям, а это оз-
начает, что она достигла возраста, когда уже виден конец. Но
насильственно приблизить его никто из любящих не хочет,
ибо на склоне любви, как и на склоне жизни, люди не решают-
ся по доброй воле уйти от горестей, которые им еще остается
претерпеть: перестав жить для наслаждений, они продолжают
жить для скорбей. Ревность, недоверие, боязнь наскучить, бо-
язнь оказаться покинутым - эти мучительные чувства столь
же неизбежно связаны с угасающей любовью, как болезни -
с чересчур долгой жизнью: живым человек чувствует себя
только потому, что ему больно, любящим - только потому,
что испытывает все терзания любви. Дремотное оцепенение
слишком длительных привязанностей всегда кончается лишь
горечью да сожалением о том, что связь все еще крепка. Итак,
всякое одряхление тяжко, но всего невыносимее - одряхле-
ние любви.
10.0 ВКУСАХ
У иных людей больше ума, чем вкуса, у других больше вку-
са, чем ума Людские умы не столь разнообразны и прихот-
ливы, как вкусы.
Слово <вкус> имеет различные значения, и разобраться в
них нелегко. Не следует путать вкус, влекущий нас к какому-
либо предмету, и вкус, помогающий понять этот предмет и оп-
ределить согласно всем правилам его достоинства и недостат-
ки. Можно любить театральные представления, не обладая
вкусом столь тонким и изящным, чтобы верно о них судить, и
можно, вовсе их не любя, иметь достаточно вкуса для верного
суждения. Порою вкус неприметно подталкивает нас к тому,
что мы созерцаем, а иной раз бурно и неодолимо увлекает вслед
за собой.
У одних вкус ошибочен во всем без исключения, у других
он заблуждается лишь в некоторых областях, зато во всем, до-
ступном их разумению, точен и непогрешим, у третьих - при-
чудлив, и они, зная это, ему не доверяют. Есть люди со вкусом
неустойчивым, который зависит от случая; такие люди изме-
няют мнения по легкомыслию, восторгаются или скучают толь-
ко потому, что восторгаются или скучают их друзья. Другие
полны предрассуждений: они - рабы своих вкусов и почита-
ют их превыше всего. Существуют и такие, которым приятно
все, что хорошо, и невыносимо все, что дурно: взгляды их отли-
чаются ясностью и определенностью, и подтверждений своему
вкусу они ищут в доводах разума и здравомыслия.
Некоторые, следуя побуждению, непонятному им самим,
...больше вкуса, чем ума. - По свидетельству мадам де Лафайет,
для одной из бесед, происходивших в особняке Гурвиля, именно Ларош-
(Ьуко предложил тему о вкусах.
сразу выносят приговор тому, что представлено на их суд, и
при этом никогда не делают промахов. У этих людей вкуса
больше, чем ума, ибо ни самолюбие, ни склонности не властны
над их прирожденной проницательностью. Все в них - гар-
мония, все настроено на единый лад. Благодаря царящему в
их душе согласию, они здраво судят и составляют себе пра-
вильное представление обо всем, но, вообще говоря, мало таких
людей, чьи вкусы были бы устойчивы и независимы от вкусов
общепринятых; большинство лишь следует чужим примерам
и обычаю, черпая из этого источника почти все свои мнения.
Среди перечисленных здесь разнообразных вкусов трудно
или почти невозможно обнаружить такого рода хороший вкус,
который знал бы истинную цену всему, умел бы всегда распо-
знавать подлинные достоинства и был бы всеобъемлющ. По-
знания наши слишком ограничены, а беспристрастие, столь
необходимое для правильности суждений, большей частью
присуще нам лишь в тех случаях, когда мы судим о предме-
тах, которые нас не касаются. Если же речь идет о чем-то нам
близком, вкус наш, колеблемый пристрастием к предмету, ут-
рачивает это столь нужное ему равновесие. Все, что имеет от-
ношение к нам, всегда выступает в искаженном свете, и нет
человека, который с равным спокойствием смотрел бы на пред-
меты дорогие ему и на предметы безразличные. Когда речь
идет о том, что нас задевает, вкус наш повинуется указке себя-
любия и склонности; они подсказывают суждения, отличные
от прежних, рождают неуверенность и бесконечную перемен-
чивость. Наш вкус уже не принадлежит нам, мы им не распо-
лагаем. Он меняется помимо нашей воли, и знакомый предмет
предстает перед нами со стороны столь неожиданной, что мы
уже не помним, каким видели и ощущали его прежде.
II. О СХОДСТВЕ ЛЮДЕЙ С ЖИВОТНЫМИ
Люди, как и животные, делятся на множество видов, столь
же несхожих между собой, как несхожи разные породы и виды
животных. Сколько людей кормится тем, что проливают кровь
невинных и убивают их1 Одни подобны тиграм, всегда свире-
пым и жестоким, другие - львам, сохраняющим видимость
великодушия, третьи - медведям, грубым и алчным, четвер-
тые - волкам, хищным и безжалостным, пятые - лисам,
которые добывают пропитание лукавством и обман избрали
ремеслом.
А сколько людей похожи на собак! Они загрызают своих
сородичей, бегут на охоту, чтобы потешить того, кто их кормит,
всюду следуют за хозяином или стерегут его дом. Есть среди
них храбрые гончие, которые посвящают себя войне, живут !
своей доблестью и не лишены благородства; есть неистовые
доги, у которых нет иных достоинств, кроме бешеной злобы;
есть псы, не приносящие пользы, которые часто лают, а порою
даже кусаются, и есть просто собаки на сене.
Есть обезьяны, мартышки - приятные в обхождении, даже
остроумные, но при этом очень зловредные; есть и павлины,
которые могут похвалиться красотой, зато докучают своими
криками и все вокруг портят.
Есть птицы, привлекающие своей пестрой расцветкой и пе-
нием. Сколько на свете попугаев, которые неумолчно болтают
неведомо что; сорок и ворон, которые прикидываются ручны-
ми, чтобы воровать без опаски; хищных птиц, живущих грабе-
жом; миролюбивых и кротких животных, которые служат
пищей хищным зверям!
Есть кошки, всегда настороженные, коварные и изменчи-
вые, но умеющие ласкать бархатными лапками; гадюки, чьи
языки ядовиты, а все остальное даже полезно; пауки, мухи,
клопы, блохи, несносные и омерзительные; жабы, внушающие
ужас, хотя они всего-навсего ядовиты; совы, боящиеся света.
Сколько животных укрывается от врагов под землей! Сколько
лошадей, переделавших множество полезных работ, а потом, на
старости лет, заброшенных хозяевами; волов, трудившихся весь
свой век на благо тех, кто надели на них ярмо; стрекоз, только
и знающих, что петь; зайцев, всегда дрожащих от страха; кро-
ликов, которые пугаются и тут же забывают о своем испуге;
свиней, блаженствующих в грязи и мерзости; подсадных уток,
предающих и подводящих под выстрел себе подобных; воро-
нов и грифов, чей корм - падаль и мертвечина! Сколько пере-
летных птиц, которые меняют одну часть света на другую и,
пытаясь спастись от гибели, подвергают себя множеству опас-
ностей! Сколько ласточек - неизменных спутниц лета, май-
ских жуков, опрометчивых и беспечных, мотыльков, летящих
на огонь и в огне сгорающих! Сколько пчел, почитающих свою
родоначальницу и добывающих пропитание так прилежно и
разумно; трутней, ленивых бродяг, которые норовят жить за
счет пчел; муравьев, предусмотрительных, бережливых и по-
этому не знающих нужды; крокодилов, проливающих слезы,
чтобы, разжалобив жертву, потом ее сожрать! И сколько жи-
- 90 -
вотных, порабощенных только потому, что сами не понимают,
как они сильны!
Все эти свойства присущи человеку, и он ведет себя по отно-
шению к себе подобным точно так, как ведут себя друг с дру-
гом животные, о которых мы только что говорили.
12.0 ПРОИСХОЖДЕНИИ НЕДУГОВ
Стоит вдуматься в происхождение недугов - и станет ясно,
что все они коренятся в страстях человека и в горестях, отяг-
чающих его душу. Золотой век, не знавший ни этих страстей,
ни горестей, не знал и недугов телесных; серебряный, за ним
последовавший, все еще хранил былую чистоту; медный век
уже породил и страсти, и горести, но, подобно всему, не вы-
шедшему из младенческого состояния, они были слабы и нео-
бременительны; зато в железном веке они обрели полную
свою мощь и зловредность и, тлетворные, стали источником
недугов, которые многие столетия изнуряют человечество. Че-
столюбие плодит горячки и буйное помешательство, зависть -
желтухи и бессонницы; леность повинна в сонной болезни,
параличах, блеДной немочи; гнев - причина удуший, пол-
нокровия, воспаления легких, а страх - сердцебиений и об-
мороков; тщеславие ведет к сумасшествию; скупость порож-
дает чесотку и паршу, унылость - худосочие, жестокость -
каменную болезнь; клевета совместно с лицемерием произ-
вели на свет корь, оспу, скарлатину; ревности мы обязаны
антоновым огнем, чумой и бешенством. Внезапная немилость
власть имущих поражает потерпевших апоплексическими
ударами, тяжбы влекут за собой мигрени и бред, долги идут
об руку с чахоткой, семейные нелады приводят к четырех-
дневной лихорадке, а охлаждение, в котором любовники не
смеют признаться друг другу, вызывает нервические припад-
ки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
бой во имя долга, сделав, таким образом, выбор меж двух неиз-
бежных зол, ибо одно из них еще можно исправить, тогда как
другое непоправимо.
6. О ЛЮБВИ И О МОРЕ
Авторы, бравшиеся за описание любви и ее прихотей, на
столь разнообразные лады сравнивали это чувство с морем, что
дополнить их сравнения новыми чертами - дело очень нелег-
кое: уже было сказано, что любовь и море непостоянны и веро-
ломны, что они несут людям несчетные блага, равно как и
несчетные беды, что наисчастливейшее плаванье тем не менее
чревато страшными опасностями, что велика угроза рифов и
бурь, что потерпеть кораблекрушение можно даже в гавани.
Но, перечислив все, на что можно уповать, и все, чего следует
страшиться, эти авторы слишком мало, на мой взгляд, сказали
о сходстве любви, еле тлеющей, исчерпанной, отжившей с теми
долгими штилями, с теми докучными затишьями, которые так
часты в экваториальных морях. Люди утомлены длительным
путешествием, мечтают о его конце, но, хотя земля уже видна,
попутного ветра все нет и нет; зной и холод терзают их, болез-
ни и усталость обессиливают; вода и пища пришли к концу
или стали неприятны на вкус; кое-кто пытается ловить, даже
вылавливает рыбу, но занятие это не приносит ни развлечения,
ни еды. Человеку прискучило все, что его окружает, он погру-
жен в свои мысли, постоянно скучает; он еще живет, но уже
нехотя, жаждет, чтобы желания вывели его из этой болезнен-
ной истомы, но если они у него и рождаются, то немощные и
никому не нужные.
7.0 ПРИМЕРАХ
Хотя хорошие примеры весьма отличны от дурных, все же,
если подумать, то видишь, что и те и другие почти всегда при-
водят к одинаково печальным последствиям. Я даже склонен
считать, что злодеяния Tибepия и Нерона больше отвращают
нас от порока, чем самые достойные поступки великих людей
приближают к добродетели. Сколько фанфаронов наплодила
доблесть Александра! Сколько преступлений против отчизны
посеяла слава Цезаря! Сколько жестоких добродетелей взра-
щено Римом и Спартой! Сколько несносных философов создал
Диоген, краснобаев - Цицерон, стоящих в сторонке бездель-
ников - Помпоний Аттик, кровожадных мстителей - Ма-
рий" и Сулла, чревоугодников - Лукулл", развратников -
Тиберий, Клавдий Нерон (42 г. до н.э.-37 г. н.э.) - римский
император (с 14 г. до н. э.), жестокий и лицемерный тиран, прославив-
шийся казнями, изощренными пытками, коварством по отношению к
друзьям и родным.
Нерон, Клавдий Тиберий (37 - 68 гг. н. э.) - римский император
(с 54 г.); в числе совершенных им преступлений убийство отца, брата,
матери, жен, многочисленные казни, пожар Рима.
Диоген (414 - 323 гг. до н. э.) - древнегреческий философ кини-
ческой школы, проповедовавший воздержание и аскетизм.
Цицерон, Марк Тулий (106 - 43 гг. до н. э.) - политический дея-
тель, писатель, крупнейший мастер красноречия, оказавший большое вли-
яние на развитие ораторского искусства.
Ї Помпоний Аттик, Тит (1 в. до н.э.) - крупный римский финансо-
вый делец, близкий друг Цицерона. Ловко лавируя между борющимися
группами, одновременно поддерживал Цезаря, Брута, Антония, Октавиана.
" Марий, Гай (156 - 86 гг. до н. э.) - римский полководец и полити-
ческий деятель.
" Сулла, Люций Корнелий (138 -78 гг. до н.э.) - римский полково-
дец, диктатор. Постоянно был с Марием в смертельной вражде.
Лукулл, Люций Люциний (ок. 106 - 56 гг. до н. э.) - римский
политический деятель, полководец, богатейший человек в Риме, славив-
шийся любовью к роскоши.
Aлlcивиaд и Антоний, упрямцев - Катон! Эти великие об-
разцы породили бессчетное множество дурных копий. Добро-
детели граничат с пороками, а примеры - это проводники,
которые часто сбивают нас с правильной дороги, ибо мы сами
так склонны заблуждаться, что в равной степени прибегаем к
ним и для того, чтобы сойти со стези добродетели, и для того,
чтобы, на нее встать.
8.0 СОМНЕНИЯХ РЕВНОСТИ
Чем больше человек говорит о своей ревности, тем больше
неожиданных черт открывает в поступке, вызвавшем у него
тревогу. Самое ничтожное обстоятельство все переворачивает,
открывая глазам ревнующего нечто новое. То, что, мнилось,
уже окончательно обдумано и взвешено, теперь выглядит со-
всем по-иному. Человек пытается составить себе твердое суж-
дение, но не может: он во власти чувств самых противоречи-
вых и ему самому неясных, одновременно жаждет и любить и
ненавидеть, любит ненавидя, ненавидит любя, всему верит и во
всем сомневается, стыдится и презирает себя и за то, что пове-
рил, и за то, что усомнился, неустанно пытается прийти к како-
му-нибудь решению и ни к чему не приходит.
Поэтам следовало бы ревнивца уподоблять Сизифу: труд
того и другого бесплоден, а путь - тяжел и опасен; уже видна
вершина горы, он вот-вот ее достигнет, он полон надежды -
но все напрасно: ему отказано не только в счастье поверить
тому, чему хочется, но даже и в счастье окончательно убедить-
ся в том, в чем убедиться всего страшнее; он во власти вечного
Алкивиад (451 - 404 гг. до н.э.)- древнегреческий полководец. В
эпоху Пелопониесской войны легко переходил из одного борющегося ла-
геря в другой, стремясь удовлетворить свое честолюбие, страсть к роско-
ши, любовь к наслаждениям.
Антоний, Марк (80 - 30 гг. до н. э.) - римский государственный
деятель, сподвижник Юлия Цезаря. После его гибели получил во владе-
ние восточные римские провинции; не раз жертвовал важнейшими госу-
дарственными делами ради удовлетворения любви к наслаждениям.
Катан (Старший), Марк Порций (234 -149 гг. до н.э.) - римский
политический деятель, писатель; считается образцовым римлянином по
совершенным нравственным качествам, твердости и силе характера, су-
ровости нравов. Выступая в Сенате по самым разным поводам, не уста-
вал повторять мысль о необходимости разрушения Карфагена.
Сизиф - по древнегреческой мифологии основатель Коринфа. За
обманы, предательства и хитрость был осужден в царстве мертвых под-
нимать на высокую гору камень, который всякий раз скатывался вниз.
сомнения, поочередно рисующего ему блага и горести, которые
так и остаются воображаемыми.
9. О ЛЮБВИ И О ЖИЗНИ
Любовь во всем подобна жизни: они обе подвержены тем.
же возмущениям, тем же переменам. Юная пора и той и дру-
гой полна счастья и надежд: мы не меньше радуемся своей
молодости, чем любви. Находясь в столь радужном располо-
жении духа, мы начинаем желать и других благ, уже более
основательных: не довольствуясь тем, что существуем на све-
те, мы хотим продвинуться на жизненном поприще, ломаем
себе голову, как бы завоевать высокое положение и утвердить-
ся в нем, стараемся войти в доверие к министрам, стать им
полезными и не выносим, когда другие притязают на то, что
приглянулось нам самим. Такое соревнование всегда чревато
множеством забот и огорчений, но воздействие их смягчается
приятным сознанием, что мы добились удачи: вожделения
наши удовлетворены, и мы не сомневаемся, что будем счастли-
вы вечно.
Однако чаще всего это блаженство быстро приходит к кон-
цу и, во всяком случае, теряет очарование новизны: едва до-
бившись желаемого, мы сразу начинаем стремиться к новым
целям, так как быстро привыкаем к тому, что стало нашим
достоянием, и приобретенные блага уже не кажутся столь цен-
ными и заманчивыми. Мы неприметно изменяемся, то, чего
мы добились, становится частью нас самих и, хотя утрата его
была бы жестоким ударом, обладание им не приносит пре-
жней радости: она потеряла свою остроту, и теперь мы ищем
ее не в том, чего еще недавно так пылко желали, а где-то на
стороне. В этом невольном непостоянстве повинно время, ко-
торое, не спрашивая нас, частицу за частицей поглощает и нашу
жизнь, и нашу любовь. Что ни час, оно неощутимо стирает
какую-нибудь черту юности и веселья, разрушая самую суть
их прелести. Человек становится степеннее, и дела занимают
его не меньше, чем страсть; чтобы не зачахнуть, любовь долж-
на теперь прибегать ко всевозможным ухищрениям, а это оз-
начает, что она достигла возраста, когда уже виден конец. Но
насильственно приблизить его никто из любящих не хочет,
ибо на склоне любви, как и на склоне жизни, люди не решают-
ся по доброй воле уйти от горестей, которые им еще остается
претерпеть: перестав жить для наслаждений, они продолжают
жить для скорбей. Ревность, недоверие, боязнь наскучить, бо-
язнь оказаться покинутым - эти мучительные чувства столь
же неизбежно связаны с угасающей любовью, как болезни -
с чересчур долгой жизнью: живым человек чувствует себя
только потому, что ему больно, любящим - только потому,
что испытывает все терзания любви. Дремотное оцепенение
слишком длительных привязанностей всегда кончается лишь
горечью да сожалением о том, что связь все еще крепка. Итак,
всякое одряхление тяжко, но всего невыносимее - одряхле-
ние любви.
10.0 ВКУСАХ
У иных людей больше ума, чем вкуса, у других больше вку-
са, чем ума Людские умы не столь разнообразны и прихот-
ливы, как вкусы.
Слово <вкус> имеет различные значения, и разобраться в
них нелегко. Не следует путать вкус, влекущий нас к какому-
либо предмету, и вкус, помогающий понять этот предмет и оп-
ределить согласно всем правилам его достоинства и недостат-
ки. Можно любить театральные представления, не обладая
вкусом столь тонким и изящным, чтобы верно о них судить, и
можно, вовсе их не любя, иметь достаточно вкуса для верного
суждения. Порою вкус неприметно подталкивает нас к тому,
что мы созерцаем, а иной раз бурно и неодолимо увлекает вслед
за собой.
У одних вкус ошибочен во всем без исключения, у других
он заблуждается лишь в некоторых областях, зато во всем, до-
ступном их разумению, точен и непогрешим, у третьих - при-
чудлив, и они, зная это, ему не доверяют. Есть люди со вкусом
неустойчивым, который зависит от случая; такие люди изме-
няют мнения по легкомыслию, восторгаются или скучают толь-
ко потому, что восторгаются или скучают их друзья. Другие
полны предрассуждений: они - рабы своих вкусов и почита-
ют их превыше всего. Существуют и такие, которым приятно
все, что хорошо, и невыносимо все, что дурно: взгляды их отли-
чаются ясностью и определенностью, и подтверждений своему
вкусу они ищут в доводах разума и здравомыслия.
Некоторые, следуя побуждению, непонятному им самим,
...больше вкуса, чем ума. - По свидетельству мадам де Лафайет,
для одной из бесед, происходивших в особняке Гурвиля, именно Ларош-
(Ьуко предложил тему о вкусах.
сразу выносят приговор тому, что представлено на их суд, и
при этом никогда не делают промахов. У этих людей вкуса
больше, чем ума, ибо ни самолюбие, ни склонности не властны
над их прирожденной проницательностью. Все в них - гар-
мония, все настроено на единый лад. Благодаря царящему в
их душе согласию, они здраво судят и составляют себе пра-
вильное представление обо всем, но, вообще говоря, мало таких
людей, чьи вкусы были бы устойчивы и независимы от вкусов
общепринятых; большинство лишь следует чужим примерам
и обычаю, черпая из этого источника почти все свои мнения.
Среди перечисленных здесь разнообразных вкусов трудно
или почти невозможно обнаружить такого рода хороший вкус,
который знал бы истинную цену всему, умел бы всегда распо-
знавать подлинные достоинства и был бы всеобъемлющ. По-
знания наши слишком ограничены, а беспристрастие, столь
необходимое для правильности суждений, большей частью
присуще нам лишь в тех случаях, когда мы судим о предме-
тах, которые нас не касаются. Если же речь идет о чем-то нам
близком, вкус наш, колеблемый пристрастием к предмету, ут-
рачивает это столь нужное ему равновесие. Все, что имеет от-
ношение к нам, всегда выступает в искаженном свете, и нет
человека, который с равным спокойствием смотрел бы на пред-
меты дорогие ему и на предметы безразличные. Когда речь
идет о том, что нас задевает, вкус наш повинуется указке себя-
любия и склонности; они подсказывают суждения, отличные
от прежних, рождают неуверенность и бесконечную перемен-
чивость. Наш вкус уже не принадлежит нам, мы им не распо-
лагаем. Он меняется помимо нашей воли, и знакомый предмет
предстает перед нами со стороны столь неожиданной, что мы
уже не помним, каким видели и ощущали его прежде.
II. О СХОДСТВЕ ЛЮДЕЙ С ЖИВОТНЫМИ
Люди, как и животные, делятся на множество видов, столь
же несхожих между собой, как несхожи разные породы и виды
животных. Сколько людей кормится тем, что проливают кровь
невинных и убивают их1 Одни подобны тиграм, всегда свире-
пым и жестоким, другие - львам, сохраняющим видимость
великодушия, третьи - медведям, грубым и алчным, четвер-
тые - волкам, хищным и безжалостным, пятые - лисам,
которые добывают пропитание лукавством и обман избрали
ремеслом.
А сколько людей похожи на собак! Они загрызают своих
сородичей, бегут на охоту, чтобы потешить того, кто их кормит,
всюду следуют за хозяином или стерегут его дом. Есть среди
них храбрые гончие, которые посвящают себя войне, живут !
своей доблестью и не лишены благородства; есть неистовые
доги, у которых нет иных достоинств, кроме бешеной злобы;
есть псы, не приносящие пользы, которые часто лают, а порою
даже кусаются, и есть просто собаки на сене.
Есть обезьяны, мартышки - приятные в обхождении, даже
остроумные, но при этом очень зловредные; есть и павлины,
которые могут похвалиться красотой, зато докучают своими
криками и все вокруг портят.
Есть птицы, привлекающие своей пестрой расцветкой и пе-
нием. Сколько на свете попугаев, которые неумолчно болтают
неведомо что; сорок и ворон, которые прикидываются ручны-
ми, чтобы воровать без опаски; хищных птиц, живущих грабе-
жом; миролюбивых и кротких животных, которые служат
пищей хищным зверям!
Есть кошки, всегда настороженные, коварные и изменчи-
вые, но умеющие ласкать бархатными лапками; гадюки, чьи
языки ядовиты, а все остальное даже полезно; пауки, мухи,
клопы, блохи, несносные и омерзительные; жабы, внушающие
ужас, хотя они всего-навсего ядовиты; совы, боящиеся света.
Сколько животных укрывается от врагов под землей! Сколько
лошадей, переделавших множество полезных работ, а потом, на
старости лет, заброшенных хозяевами; волов, трудившихся весь
свой век на благо тех, кто надели на них ярмо; стрекоз, только
и знающих, что петь; зайцев, всегда дрожащих от страха; кро-
ликов, которые пугаются и тут же забывают о своем испуге;
свиней, блаженствующих в грязи и мерзости; подсадных уток,
предающих и подводящих под выстрел себе подобных; воро-
нов и грифов, чей корм - падаль и мертвечина! Сколько пере-
летных птиц, которые меняют одну часть света на другую и,
пытаясь спастись от гибели, подвергают себя множеству опас-
ностей! Сколько ласточек - неизменных спутниц лета, май-
ских жуков, опрометчивых и беспечных, мотыльков, летящих
на огонь и в огне сгорающих! Сколько пчел, почитающих свою
родоначальницу и добывающих пропитание так прилежно и
разумно; трутней, ленивых бродяг, которые норовят жить за
счет пчел; муравьев, предусмотрительных, бережливых и по-
этому не знающих нужды; крокодилов, проливающих слезы,
чтобы, разжалобив жертву, потом ее сожрать! И сколько жи-
- 90 -
вотных, порабощенных только потому, что сами не понимают,
как они сильны!
Все эти свойства присущи человеку, и он ведет себя по отно-
шению к себе подобным точно так, как ведут себя друг с дру-
гом животные, о которых мы только что говорили.
12.0 ПРОИСХОЖДЕНИИ НЕДУГОВ
Стоит вдуматься в происхождение недугов - и станет ясно,
что все они коренятся в страстях человека и в горестях, отяг-
чающих его душу. Золотой век, не знавший ни этих страстей,
ни горестей, не знал и недугов телесных; серебряный, за ним
последовавший, все еще хранил былую чистоту; медный век
уже породил и страсти, и горести, но, подобно всему, не вы-
шедшему из младенческого состояния, они были слабы и нео-
бременительны; зато в железном веке они обрели полную
свою мощь и зловредность и, тлетворные, стали источником
недугов, которые многие столетия изнуряют человечество. Че-
столюбие плодит горячки и буйное помешательство, зависть -
желтухи и бессонницы; леность повинна в сонной болезни,
параличах, блеДной немочи; гнев - причина удуший, пол-
нокровия, воспаления легких, а страх - сердцебиений и об-
мороков; тщеславие ведет к сумасшествию; скупость порож-
дает чесотку и паршу, унылость - худосочие, жестокость -
каменную болезнь; клевета совместно с лицемерием произ-
вели на свет корь, оспу, скарлатину; ревности мы обязаны
антоновым огнем, чумой и бешенством. Внезапная немилость
власть имущих поражает потерпевших апоплексическими
ударами, тяжбы влекут за собой мигрени и бред, долги идут
об руку с чахоткой, семейные нелады приводят к четырех-
дневной лихорадке, а охлаждение, в котором любовники не
смеют признаться друг другу, вызывает нервические припад-
ки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45