У нас не так все плохо. Совсем не так уж плохо.
Надзирательница неуклюже поднялась и отстегнула наручники.
– Даю тебе десять минут, Далстон. Я подожду тебя снаружи.
Сьюзен благодарно улыбнулась:
– Я никуда не убегу, клянусь. Я так давно не видела детей!
Оставшись наедине, мать и дочь снова обнялись.
– Девочка моя, ну почему ты это сделала?
Венди тяжело вздохнула и положила голову матери на плечо:
– Ты должна рассказать им правду, мама. Я больше не могу держать ее в себе. Просто не могу.
Голос дочери был таким несчастным. Вся та безумная горечь, которую испытывала Венди, передалась Сьюзен.
– Ты ошибаешься, дорогая. Мы должны хранить это в тайне. В противном случае все наши муки будут напрасными. Ты не виновата ни в чем, запомни. Я сама решила сделать то, что сделала. Сама. Если ты расскажешь кому-нибудь, что произошло, это ничего не изменит. Как бы там ни было, тебе не поверят. Прошло слишком много времени.
– А как же Рози? Мы не можем допустить, чтобы ее отняли у нас. Я даже думала убежать с ней. Думала, что могло бы нам помочь, но ничего путного не придумала. Ничего не выйдет, ничего не сработает. Разве что выиграем день-другой. Если они заберут Рози, наша семья развалится, я знаю, развалится.
Сьюзен обняла убитую горем девочку и крепко прижала к себе.
– Не терзай себя, Венди. Я все улажу, обязательно улажу. Пожалуйста, поверь мне. Я обещаю! Я сделаю все, что от меня зависит.
– Но если бы ты только сказала им, мама… Я не смогу долго держать это в себе. Оно грызет меня изнутри, потому что это моя вина. Я виновата, ты знаешь. Тебе не следовало впутывать себя в это, мама. И я не должна была позволить этого. Я ничего не соображала от страха и потому сделала, как ты велела. Теперь я понимаю: я поступила неправильно. Я должна была остаться в ту ночь дома и получить по заслугам.
Сьюзен посмотрела в искаженное душевной мукой лицо дочери и прошептала:
– Слушай меня, Венди, и слушай внимательно. Я решу проблему с Рози, клянусь. Как-нибудь я постараюсь добиться апелляции. Скоро я встречусь с новым адвокатом, которого нашла Розель. Я в лепешку расшибусь, чтобы все уладить. Ты, главное, молчи. Забудь обо всем. Я знаю, что это трудно, но постарайся ради нас всех.
Она нежно поцеловала дочь.
– Позволь мне самой все сделать, лапочка. Позволь мамочке сделать это ради тебя, любовь моя. Я обещаю, что все наладится, что мы будем вместе!
Венди рассеянно кивнула, но все же осталась при своем мнении:
– Я считаю, что ты должна сказать правду, мама. Когда-нибудь правда все равно выйдет наружу.
Сьюзен погладила ее по щеке и улыбнулась.
– С чего бы это? О том, что на самом деле произошло той ночью, знаем только ты да я. Я буду все отрицать, так и знай. Если ты когда-нибудь решишь рассказать правду, помни об этом. Помни также о том, что я очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы у тебя был шанс. Один маленький шансик. Ты сделала бы это ради своей дочери, Венди, я знаю, ты обязательно бы сделала. Позволь мне сделать это ради тебя. Иначе зачем тогда нужны мамы?
Дверь распахнулась, и в комнату влетели остальные дети, которых привела мисс Бичэм. Сьюзен была рада увидеть всех вместе, но в глубине души ее мучила мысль, что она заставляет дочь молчать. Права ли она, поступая так?..
Мэтти уверенно вошла в комнату для свиданий, хотя внимательный наблюдатель непременно бы заметил испуг в глазах и настороженно поджатые губы. Она окинула взглядом комнату и остановила свой взор на полной темноволосой женщине, одиноко сидевшей на скамейке.
– Привет, Анджела!
Женщина ухмыльнулась и закурила.
– Как обычно, самообладание на уровне, да? Тебя ничем не прошибешь, не так ли?
– А с чего бы мне, собственно, волноваться? Раз ты здесь, я, пожалуй, выпью чашечку кофе и съем шоколадный батончик вон из того бара. У меня такое чувство, что ты пришла неспроста, сестренка! – ответила Мэтти.
Анджела встала и вытащила из кармана кошелек.
– Ты правильно почувствовала. По-прежнему, как я погляжу, хорошо соображаешь.
Мэтти наблюдала за сестрой, которая направилась к бару. Одежда на Анджеле была дешевая, туфли порядком поношенные. Видя, как послушно сестрица бросилась выполнять ее просьбу, она вздохнула с облегчением. Все может пройти гораздо легче, чем она рассчитывала.
Когда они сели за столик, Мэтти заговорила:
– Только не говори мне, Анджела, что у тебя закончились деньги.
– Попала в самую точку.
Мэтти пожала плечами:
– Что ж, у меня тоже денег нет, так что, считай, твой визит ко мне напрасен. Все мои сбережения ушли на адвоката.
– Очень жаль. Что ж, придется мне наведаться к твоему адвокату. Я уверена, ей будет очень интересно узнать некоторые факты из твоей жизни. Кроме того, существует такая вещь, как пресса, – газетчики, я слышала, очень хорошо платят.
Мэтти посмотрела сестре прямо в глаза.
– А что ты можешь рассказать им?
Она чувствовала, как в душу ядовитой змеей заползает тревога.
– Для начала – историю нашей семьи. Я знаю, что тебя никто не заподозрил даже тогда, когда об этом трубили все газеты. Мама и то не догадалась, что к чему. Хотя с чего ей догадаться-то! Ты ведь позаботилась, чтобы она вообще туго соображала…
Мэтти на секунду закрыла глаза. Она умела держать себя в руках.
– Это был несчастный случай, Анджела!
– Воистину роковое стечение обстоятельств, не так ли? Бедная мамочка! Она надумала помыть окошко и бухнулась вниз со второго этажа прямо на бетонную дорогу. Мы-то с тобой, конечно, знаем, что она не вымыла за всю свою жизнь ни одного окна. Но кому какое дело до этого? Мы упекли ее в богадельню и поделили между собой все ее денежки. Вот какие мы потрясающие дочери. Только вот сейчас я немного поиздержалась и подумала, что ты с радостью поделишься со мной своими деньгами. Видишь ли, я прекрасно понимаю: ты в скором времени планируешь вернуться домой, и мне неприятна сама мысль, что на твоем пути могут возникнуть помехи и ты надолго застрянешь в тюрьме.
Мэтти сделала глоток и упрямо возразила:
– Все знают, что это был несчастный случай!
– Все так думают, а это не одно и то же.
Анджела заметила на лице Мэтти тень беспокойства.
– Ты ведь теперь называешь себя Мэтти? А это имя не очень похоже на Тильду. Впрочем, ты и фамилию сменила, так ведь? По сути, ты поменяла все. Тебе не кажется, что, если твоих следователей только подтолкнуть к этой мысли, им станет весьма любопытно, почему ты пошла на такие перемены?
Мэтти поднялась со стула.
– Я пришлю тебе еще одно приглашение. Мне нужно немного подумать.
Анджела улыбнулась. Она была уверена в успехе, но не нужно сразу слишком давить. Особенно на такого человека, как ее сестра.
– А тебе не интересно узнать, как чувствует себя наша мама?
– А какого черта мне должно быть это интересно? – усмехнулась Мэтти.
Сьюзен вернулась в тюрьму, где все ее окружили и засыпали вопросами. Даже надзирательницы радовались, что она встретилась с дочерью. Райанна протиснулась сквозь толпу и утянула Сьюзен к себе в камеру. Она закрыла дверь и, вытащив из-под подушки бутылку виски, помахала ею.
– Отпразднуем? Как там наша девочка? Все в порядке?
Сьюзен вздохнула:
– Да, к счастью, все обошлось. Слава богу, она не имеет ни малейшего представления, как кончать жизнь самоубийством. Я думаю, наша встреча была лучшим лекарством для нее.
Райанна обняла Сьюзен:
– Ты молодец, Сью, ты знаешь об этом? Вся тюряга болела за тебя, словно это горе случилась у нас у всех, понимаешь?
Сьюзен взяла стакан с виски. Сделав небольшой глоток, она прошептала:
– Я знаю. Мне повезло с друзьями. Еще больше мне повезло с детьми.
Райанна широко улыбнулась:
– Представляешь, даже надзирательницы сегодня переживали за тебя.
– А где же Мэтти? – Сьюзен вспомнила, что не видела ее.
– Вернулась со свиданки злющая как черт, – вздохнула Райанна. – Хрен ее знает, что там у нее произошло, ты ведь знаешь Мэтти. Лучше ее ни о чем не спрашивать, когда она такая. Должна тебе сказать, я очень рада, что мне не приходится делить с ней камеру.
Сьюзен пожала плечами:
– Привыкла бы. Райанна снова наполнила стаканы.
– Как говорится, можно привыкнуть и на гвоздях спать, но лучше все же на перине!
Женщины рассмеялись. Затем Райанна серьезно сказала:
– Знаешь, Сьюзен, тебе нужно выбираться отсюда. Сьюзен одним глотком допила виски.
– Если бы все было так просто, подружка. К сожалению, я не могу сказать тебе, почему это так сложно.
Райанна снова наполнила стаканы.
– Это твое право, Сьюзен. Это единственное, что у нас осталось в этом чертовом месте. Тайна собственных мыслей.
Мэтти просунула голову в дверь камеры:
– Я слышала, все в порядке, Сью?
Сьюзен кивнула. Она была искренне рада видеть свою соседку.
– У вас осталась хоть капелька виски? – спросила Мэтти. Райанна налила и ей.
– Что с тобой, Мэтти? Ты выглядишь, словно у тебя кто-то умер. Как прошла свиданка?
Мэтти пожала своими хрупкими плечиками и нервно засмеялась.
– Обычная тюремная хандра, только и всего.
Райанна подняла свой стакан:
– Пожалуй, я выпью за это, девочка. За тюремную хандру и за то, чтобы в один прекрасный день мы встретили хороших мужиков.
Мэтти засунула руку в карман брюк и достала письмо, адресованное Сьюзен.
– Кстати, о хороших мужиках. Сегодня пришло по почте. Сьюзен увидела почерк Питера, и ее сердце радостно забилось.
– А он душка, Сью. Не стал затягивать с ответом!
Сьюзен засунула письмо в карман. Радость была написана у нее на лице. Ни Мэтти, ни Райанна больше не обмолвились о письме ни словом. Они догадывались, что Сьюзен не хочет выставлять свои чувства напоказ, боится спугнуть удачу. В тюрьме по-другому и быть не могло.
Глава 27
Письмо Питера рассмешило Сьюзен. Читая его, она переносилась в мир океанских судов, бескрайнего водного простора, соленых волн и яркого солнца. Он описывал ей свою крошечную каюту – «каморку», как он ее называл, – что для Сьюзен звучало практически так же, как «камера». Он писал, что был очень рад получить от нее письмо, вспомнить о том времени, когда они были детьми и ходили вместе в школу. Он описывал события, которые произошли много лет назад, но Сьюзен казалось, что все это случилось с ними только вчера.
Именно этого ей всегда и не хватало – дружеского общения, лишенного давления и взаимных претензий. Они были приятелями, друзьями, людьми, которые знали друг друга очень давно и которым было о чем поболтать. В их отношениях не наблюдалось и намека на флирт, и Сьюзен это очень даже устраивало. Все женщины постоянно подтрунивали над ней и Питером, но она знала, что он не захочет видеть ее ни в каком другом статусе, кроме как друга. Он был хорошим человеком. Слишком хорошим для таких, как она.
Она положила письмо в ящик и подумала о Барри. Письмо Питера вернуло ее назад, в те далекие дни, когда встреча с Барри, казалось, была самым светлым моментом в ее юности. Любое его прикосновение будоражило чувственность, а голос звучал для нее будто завораживающая музыка. Затем она вспомнила его мертвое тело и почувствовала, что ее сейчас вырвет. Усилием воли отогнав от себя жуткое видение, она стала думать о дочери. Если Венди заговорит, то всю жизнь ее будет преследовать клеймо убийцы. Сьюзен ни за что этого не допустит.
В дверь позвонили, Джеральдина окинула взглядом гостиную. Она машинально поправила белую подушечку на диване и привела в порядок волосы. В прихожей она взглянула в большое старинное зеркало, осмотрела себя с ног до головы и только затем открыла дверь.
Колин Джексон выглядел как обычно: волосы торчали в разные стороны, а джинсы, словно купленные на вырост, казалось, вот-вот свалятся с худых бедер. Кроме того, на нем были белая застиранная футболка и стоптанные коричневые ботинки. Он взглянул на белоснежный ковер на полу квартиры и задумался, снимать ему ботинки или нет. Взгляда на Джеральдину хватило, чтобы принять правильное решение: снимать. Он скинул ботинки у порога и покраснел, вспомнив, что на большом пальце правого носка красуется дырка.
Джеральдина добродушно улыбнулась:
– Колин, вы прелесть. Вы напоминаете мне, что значит быть молодым.
Он усмехнулся, продемонстрировав ровные белые зубы:
– Не такой уж я и молодой. Мне без пяти минут тридцать.
Он прошел за ней в гостиную, поражаясь роскоши. Квартира была словно с картинки модного журнала. Джеральдина улыбнулась, довольная его реакцией. На дубовом столике стояли бутылка вина, два больших бокала и поднос с маленькими бутербродами и пирожками. Он уселся на темно-голубой бархатный диван с белыми подушечками и… почувствовал себя не в своей тарелке.
Джеральдина налила ему охлажденного вина и села возле него на диван.
– Можете прийти в себя. Кажется, мы собирались работать, не забыли?
Она была в белых шелковых брюках и кремовой блузке. Из-под тонкой ткани выпирали острые соски. Как же, черт подери, собраться и работать, если невозможно отвести от этого зрелища глаз, недоумевал Колин.
– Выпейте и расслабьтесь, нам предстоит долгий вечер…
Он смущенно улыбнулся.
– На следующей неделе я должна встретиться со Сьюзен, и мне нужно располагать всеми деталями ее дела, – продолжала Джеральдина. – У меня есть и новая информация от Розель, которая проливает свет на мотив убийства, но в то же время усугубляет само дело. Барри Далстон изнасиловал свою старшую дочь Венди…
Колин кивнул, его мозг лихорадочно заработал.
– Я догадывался об этом. У меня было чувство, что они что-то недоговаривают. Сьюзен обожает детей и никогда бы не позволила, чтобы ее дочь упекли за решетку… – Он отпил вина. – Грязный ублюдок. Я так понимаю, герпес у девочки от него, да?
Джеральдина кивнула:
– В полицейском отчете о герпесе написано черным по белому. Но никто не использовал этого факта. Никто не захотел увидеть человека, ведущего беспорядочную половую жизнь, который на момент смерти знал, что болен. Розель была его давнишней подружкой. Только не спрашивайте меня, что она в нем нашла. Неужели она думала, что сможет изменить его? Есть еще на этой земле такие глупые женщины? Но Розель не глупа, по крайней мере, мне так показалось. Хотя, если дело касается мужчин, женщины часто теряют голову. – Она поднесла бокал к безукоризненно накрашенным губам и сделала глоток. – Сьюзен пришла из паба, где провела вечер, – продолжила Джеральдина. – Венди была дома, присматривала за детьми. Барри не появлялся в семье несколько дней. Розель знает женщину, у которой он провел все это время. Возможно, ее показания нам понадобятся. Наверняка он был пьян в стельку и изнасиловал Венди прямо на полу гостиной. Сьюзен вернулась домой и поняла, что случилось. Она отослала Венди к своей свекрови. Свекровь хорошая, но очень больная женщина, которая, я уверена, была бы рада вытащить Сьюзен из тюрьмы. Никто из полицейских так и не узнал, что в тот вечер Венди была дома. Даже соседка Сьюзен, Дорин, подтвердила ложные показания. В итоге все восприняли убийство так, как хотела Сьюзен. Она сделала это, чтобы защитить свою дочь от позора.
– Но если Сьюзен столько времени молчала, то она и сейчас не захочет сделать подробности достоянием общественности. Вы понимаете это, Джеральдина?
Джеральдина вздохнула и снова наполнила бокалы.
– Возможно, нам придется сохранить в тайне секрет Сьюзен и разрабатывать другие пути к ее вызволению.
Колин уставился на нее во все глаза:
– Вы шутите!
Джеральдина рассмеялась:
– Послушайте меня, Колин. Я защищаю Матильду Эндерби, за которую ратуют все феминистские организации Британии. Она в глазах общества чуть ли не святая. Хотя я уверена, что она хладнокровно убила своего мужа. Вы же сами прекрасно знаете, что каждый день нам приходится идти на компромисс с собственной совестью. Даже если человек виновен, наша работа – обеспечить его самой лучшей защитой, на которую мы способны. И не важно, что совершил наш клиент. Даже педофилы могут рассчитывать на самую лучшую правовую защиту. А значит, и Сьюзен Далстон имеет полное право на юридическую помощь. Тем более что она заслуживает ее, как никто другой. И я готова защищать ее бесплатно, если потребуется. Тогда я почувствую, что впервые за всю свою никчемную жизнь сделала что-то действительно хорошее.
Колин смотрел на нее, словно видел в первый раз. Он не вдумывался в слова, но внутренняя сила ее речи захватывала и убеждала. Он сел рядом с ней и мягко улыбнулся.
– Вот уж никогда бы не подумал, что у вас никчемная жизнь, Джеральдина.
Он окинул взором богатую обстановку и только теперь заметил, что все стены, абсолютно все, были пустыми. Ни фотографии, ни репродукции, – ничего. Квартира казалась нежилой. В ее глазах он увидел одиночество и боль.
– Ну что, мы вместе в этом деле? – тихо спросила она. Колин ответил не раздумывая:
– Конечно.
Дэбби вошла в больничную палату с огромным пакетом сладостей и напитков. Она неуверенно улыбнулась, глядя на свою племянницу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Надзирательница неуклюже поднялась и отстегнула наручники.
– Даю тебе десять минут, Далстон. Я подожду тебя снаружи.
Сьюзен благодарно улыбнулась:
– Я никуда не убегу, клянусь. Я так давно не видела детей!
Оставшись наедине, мать и дочь снова обнялись.
– Девочка моя, ну почему ты это сделала?
Венди тяжело вздохнула и положила голову матери на плечо:
– Ты должна рассказать им правду, мама. Я больше не могу держать ее в себе. Просто не могу.
Голос дочери был таким несчастным. Вся та безумная горечь, которую испытывала Венди, передалась Сьюзен.
– Ты ошибаешься, дорогая. Мы должны хранить это в тайне. В противном случае все наши муки будут напрасными. Ты не виновата ни в чем, запомни. Я сама решила сделать то, что сделала. Сама. Если ты расскажешь кому-нибудь, что произошло, это ничего не изменит. Как бы там ни было, тебе не поверят. Прошло слишком много времени.
– А как же Рози? Мы не можем допустить, чтобы ее отняли у нас. Я даже думала убежать с ней. Думала, что могло бы нам помочь, но ничего путного не придумала. Ничего не выйдет, ничего не сработает. Разве что выиграем день-другой. Если они заберут Рози, наша семья развалится, я знаю, развалится.
Сьюзен обняла убитую горем девочку и крепко прижала к себе.
– Не терзай себя, Венди. Я все улажу, обязательно улажу. Пожалуйста, поверь мне. Я обещаю! Я сделаю все, что от меня зависит.
– Но если бы ты только сказала им, мама… Я не смогу долго держать это в себе. Оно грызет меня изнутри, потому что это моя вина. Я виновата, ты знаешь. Тебе не следовало впутывать себя в это, мама. И я не должна была позволить этого. Я ничего не соображала от страха и потому сделала, как ты велела. Теперь я понимаю: я поступила неправильно. Я должна была остаться в ту ночь дома и получить по заслугам.
Сьюзен посмотрела в искаженное душевной мукой лицо дочери и прошептала:
– Слушай меня, Венди, и слушай внимательно. Я решу проблему с Рози, клянусь. Как-нибудь я постараюсь добиться апелляции. Скоро я встречусь с новым адвокатом, которого нашла Розель. Я в лепешку расшибусь, чтобы все уладить. Ты, главное, молчи. Забудь обо всем. Я знаю, что это трудно, но постарайся ради нас всех.
Она нежно поцеловала дочь.
– Позволь мне самой все сделать, лапочка. Позволь мамочке сделать это ради тебя, любовь моя. Я обещаю, что все наладится, что мы будем вместе!
Венди рассеянно кивнула, но все же осталась при своем мнении:
– Я считаю, что ты должна сказать правду, мама. Когда-нибудь правда все равно выйдет наружу.
Сьюзен погладила ее по щеке и улыбнулась.
– С чего бы это? О том, что на самом деле произошло той ночью, знаем только ты да я. Я буду все отрицать, так и знай. Если ты когда-нибудь решишь рассказать правду, помни об этом. Помни также о том, что я очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы у тебя был шанс. Один маленький шансик. Ты сделала бы это ради своей дочери, Венди, я знаю, ты обязательно бы сделала. Позволь мне сделать это ради тебя. Иначе зачем тогда нужны мамы?
Дверь распахнулась, и в комнату влетели остальные дети, которых привела мисс Бичэм. Сьюзен была рада увидеть всех вместе, но в глубине души ее мучила мысль, что она заставляет дочь молчать. Права ли она, поступая так?..
Мэтти уверенно вошла в комнату для свиданий, хотя внимательный наблюдатель непременно бы заметил испуг в глазах и настороженно поджатые губы. Она окинула взглядом комнату и остановила свой взор на полной темноволосой женщине, одиноко сидевшей на скамейке.
– Привет, Анджела!
Женщина ухмыльнулась и закурила.
– Как обычно, самообладание на уровне, да? Тебя ничем не прошибешь, не так ли?
– А с чего бы мне, собственно, волноваться? Раз ты здесь, я, пожалуй, выпью чашечку кофе и съем шоколадный батончик вон из того бара. У меня такое чувство, что ты пришла неспроста, сестренка! – ответила Мэтти.
Анджела встала и вытащила из кармана кошелек.
– Ты правильно почувствовала. По-прежнему, как я погляжу, хорошо соображаешь.
Мэтти наблюдала за сестрой, которая направилась к бару. Одежда на Анджеле была дешевая, туфли порядком поношенные. Видя, как послушно сестрица бросилась выполнять ее просьбу, она вздохнула с облегчением. Все может пройти гораздо легче, чем она рассчитывала.
Когда они сели за столик, Мэтти заговорила:
– Только не говори мне, Анджела, что у тебя закончились деньги.
– Попала в самую точку.
Мэтти пожала плечами:
– Что ж, у меня тоже денег нет, так что, считай, твой визит ко мне напрасен. Все мои сбережения ушли на адвоката.
– Очень жаль. Что ж, придется мне наведаться к твоему адвокату. Я уверена, ей будет очень интересно узнать некоторые факты из твоей жизни. Кроме того, существует такая вещь, как пресса, – газетчики, я слышала, очень хорошо платят.
Мэтти посмотрела сестре прямо в глаза.
– А что ты можешь рассказать им?
Она чувствовала, как в душу ядовитой змеей заползает тревога.
– Для начала – историю нашей семьи. Я знаю, что тебя никто не заподозрил даже тогда, когда об этом трубили все газеты. Мама и то не догадалась, что к чему. Хотя с чего ей догадаться-то! Ты ведь позаботилась, чтобы она вообще туго соображала…
Мэтти на секунду закрыла глаза. Она умела держать себя в руках.
– Это был несчастный случай, Анджела!
– Воистину роковое стечение обстоятельств, не так ли? Бедная мамочка! Она надумала помыть окошко и бухнулась вниз со второго этажа прямо на бетонную дорогу. Мы-то с тобой, конечно, знаем, что она не вымыла за всю свою жизнь ни одного окна. Но кому какое дело до этого? Мы упекли ее в богадельню и поделили между собой все ее денежки. Вот какие мы потрясающие дочери. Только вот сейчас я немного поиздержалась и подумала, что ты с радостью поделишься со мной своими деньгами. Видишь ли, я прекрасно понимаю: ты в скором времени планируешь вернуться домой, и мне неприятна сама мысль, что на твоем пути могут возникнуть помехи и ты надолго застрянешь в тюрьме.
Мэтти сделала глоток и упрямо возразила:
– Все знают, что это был несчастный случай!
– Все так думают, а это не одно и то же.
Анджела заметила на лице Мэтти тень беспокойства.
– Ты ведь теперь называешь себя Мэтти? А это имя не очень похоже на Тильду. Впрочем, ты и фамилию сменила, так ведь? По сути, ты поменяла все. Тебе не кажется, что, если твоих следователей только подтолкнуть к этой мысли, им станет весьма любопытно, почему ты пошла на такие перемены?
Мэтти поднялась со стула.
– Я пришлю тебе еще одно приглашение. Мне нужно немного подумать.
Анджела улыбнулась. Она была уверена в успехе, но не нужно сразу слишком давить. Особенно на такого человека, как ее сестра.
– А тебе не интересно узнать, как чувствует себя наша мама?
– А какого черта мне должно быть это интересно? – усмехнулась Мэтти.
Сьюзен вернулась в тюрьму, где все ее окружили и засыпали вопросами. Даже надзирательницы радовались, что она встретилась с дочерью. Райанна протиснулась сквозь толпу и утянула Сьюзен к себе в камеру. Она закрыла дверь и, вытащив из-под подушки бутылку виски, помахала ею.
– Отпразднуем? Как там наша девочка? Все в порядке?
Сьюзен вздохнула:
– Да, к счастью, все обошлось. Слава богу, она не имеет ни малейшего представления, как кончать жизнь самоубийством. Я думаю, наша встреча была лучшим лекарством для нее.
Райанна обняла Сьюзен:
– Ты молодец, Сью, ты знаешь об этом? Вся тюряга болела за тебя, словно это горе случилась у нас у всех, понимаешь?
Сьюзен взяла стакан с виски. Сделав небольшой глоток, она прошептала:
– Я знаю. Мне повезло с друзьями. Еще больше мне повезло с детьми.
Райанна широко улыбнулась:
– Представляешь, даже надзирательницы сегодня переживали за тебя.
– А где же Мэтти? – Сьюзен вспомнила, что не видела ее.
– Вернулась со свиданки злющая как черт, – вздохнула Райанна. – Хрен ее знает, что там у нее произошло, ты ведь знаешь Мэтти. Лучше ее ни о чем не спрашивать, когда она такая. Должна тебе сказать, я очень рада, что мне не приходится делить с ней камеру.
Сьюзен пожала плечами:
– Привыкла бы. Райанна снова наполнила стаканы.
– Как говорится, можно привыкнуть и на гвоздях спать, но лучше все же на перине!
Женщины рассмеялись. Затем Райанна серьезно сказала:
– Знаешь, Сьюзен, тебе нужно выбираться отсюда. Сьюзен одним глотком допила виски.
– Если бы все было так просто, подружка. К сожалению, я не могу сказать тебе, почему это так сложно.
Райанна снова наполнила стаканы.
– Это твое право, Сьюзен. Это единственное, что у нас осталось в этом чертовом месте. Тайна собственных мыслей.
Мэтти просунула голову в дверь камеры:
– Я слышала, все в порядке, Сью?
Сьюзен кивнула. Она была искренне рада видеть свою соседку.
– У вас осталась хоть капелька виски? – спросила Мэтти. Райанна налила и ей.
– Что с тобой, Мэтти? Ты выглядишь, словно у тебя кто-то умер. Как прошла свиданка?
Мэтти пожала своими хрупкими плечиками и нервно засмеялась.
– Обычная тюремная хандра, только и всего.
Райанна подняла свой стакан:
– Пожалуй, я выпью за это, девочка. За тюремную хандру и за то, чтобы в один прекрасный день мы встретили хороших мужиков.
Мэтти засунула руку в карман брюк и достала письмо, адресованное Сьюзен.
– Кстати, о хороших мужиках. Сегодня пришло по почте. Сьюзен увидела почерк Питера, и ее сердце радостно забилось.
– А он душка, Сью. Не стал затягивать с ответом!
Сьюзен засунула письмо в карман. Радость была написана у нее на лице. Ни Мэтти, ни Райанна больше не обмолвились о письме ни словом. Они догадывались, что Сьюзен не хочет выставлять свои чувства напоказ, боится спугнуть удачу. В тюрьме по-другому и быть не могло.
Глава 27
Письмо Питера рассмешило Сьюзен. Читая его, она переносилась в мир океанских судов, бескрайнего водного простора, соленых волн и яркого солнца. Он описывал ей свою крошечную каюту – «каморку», как он ее называл, – что для Сьюзен звучало практически так же, как «камера». Он писал, что был очень рад получить от нее письмо, вспомнить о том времени, когда они были детьми и ходили вместе в школу. Он описывал события, которые произошли много лет назад, но Сьюзен казалось, что все это случилось с ними только вчера.
Именно этого ей всегда и не хватало – дружеского общения, лишенного давления и взаимных претензий. Они были приятелями, друзьями, людьми, которые знали друг друга очень давно и которым было о чем поболтать. В их отношениях не наблюдалось и намека на флирт, и Сьюзен это очень даже устраивало. Все женщины постоянно подтрунивали над ней и Питером, но она знала, что он не захочет видеть ее ни в каком другом статусе, кроме как друга. Он был хорошим человеком. Слишком хорошим для таких, как она.
Она положила письмо в ящик и подумала о Барри. Письмо Питера вернуло ее назад, в те далекие дни, когда встреча с Барри, казалось, была самым светлым моментом в ее юности. Любое его прикосновение будоражило чувственность, а голос звучал для нее будто завораживающая музыка. Затем она вспомнила его мертвое тело и почувствовала, что ее сейчас вырвет. Усилием воли отогнав от себя жуткое видение, она стала думать о дочери. Если Венди заговорит, то всю жизнь ее будет преследовать клеймо убийцы. Сьюзен ни за что этого не допустит.
В дверь позвонили, Джеральдина окинула взглядом гостиную. Она машинально поправила белую подушечку на диване и привела в порядок волосы. В прихожей она взглянула в большое старинное зеркало, осмотрела себя с ног до головы и только затем открыла дверь.
Колин Джексон выглядел как обычно: волосы торчали в разные стороны, а джинсы, словно купленные на вырост, казалось, вот-вот свалятся с худых бедер. Кроме того, на нем были белая застиранная футболка и стоптанные коричневые ботинки. Он взглянул на белоснежный ковер на полу квартиры и задумался, снимать ему ботинки или нет. Взгляда на Джеральдину хватило, чтобы принять правильное решение: снимать. Он скинул ботинки у порога и покраснел, вспомнив, что на большом пальце правого носка красуется дырка.
Джеральдина добродушно улыбнулась:
– Колин, вы прелесть. Вы напоминаете мне, что значит быть молодым.
Он усмехнулся, продемонстрировав ровные белые зубы:
– Не такой уж я и молодой. Мне без пяти минут тридцать.
Он прошел за ней в гостиную, поражаясь роскоши. Квартира была словно с картинки модного журнала. Джеральдина улыбнулась, довольная его реакцией. На дубовом столике стояли бутылка вина, два больших бокала и поднос с маленькими бутербродами и пирожками. Он уселся на темно-голубой бархатный диван с белыми подушечками и… почувствовал себя не в своей тарелке.
Джеральдина налила ему охлажденного вина и села возле него на диван.
– Можете прийти в себя. Кажется, мы собирались работать, не забыли?
Она была в белых шелковых брюках и кремовой блузке. Из-под тонкой ткани выпирали острые соски. Как же, черт подери, собраться и работать, если невозможно отвести от этого зрелища глаз, недоумевал Колин.
– Выпейте и расслабьтесь, нам предстоит долгий вечер…
Он смущенно улыбнулся.
– На следующей неделе я должна встретиться со Сьюзен, и мне нужно располагать всеми деталями ее дела, – продолжала Джеральдина. – У меня есть и новая информация от Розель, которая проливает свет на мотив убийства, но в то же время усугубляет само дело. Барри Далстон изнасиловал свою старшую дочь Венди…
Колин кивнул, его мозг лихорадочно заработал.
– Я догадывался об этом. У меня было чувство, что они что-то недоговаривают. Сьюзен обожает детей и никогда бы не позволила, чтобы ее дочь упекли за решетку… – Он отпил вина. – Грязный ублюдок. Я так понимаю, герпес у девочки от него, да?
Джеральдина кивнула:
– В полицейском отчете о герпесе написано черным по белому. Но никто не использовал этого факта. Никто не захотел увидеть человека, ведущего беспорядочную половую жизнь, который на момент смерти знал, что болен. Розель была его давнишней подружкой. Только не спрашивайте меня, что она в нем нашла. Неужели она думала, что сможет изменить его? Есть еще на этой земле такие глупые женщины? Но Розель не глупа, по крайней мере, мне так показалось. Хотя, если дело касается мужчин, женщины часто теряют голову. – Она поднесла бокал к безукоризненно накрашенным губам и сделала глоток. – Сьюзен пришла из паба, где провела вечер, – продолжила Джеральдина. – Венди была дома, присматривала за детьми. Барри не появлялся в семье несколько дней. Розель знает женщину, у которой он провел все это время. Возможно, ее показания нам понадобятся. Наверняка он был пьян в стельку и изнасиловал Венди прямо на полу гостиной. Сьюзен вернулась домой и поняла, что случилось. Она отослала Венди к своей свекрови. Свекровь хорошая, но очень больная женщина, которая, я уверена, была бы рада вытащить Сьюзен из тюрьмы. Никто из полицейских так и не узнал, что в тот вечер Венди была дома. Даже соседка Сьюзен, Дорин, подтвердила ложные показания. В итоге все восприняли убийство так, как хотела Сьюзен. Она сделала это, чтобы защитить свою дочь от позора.
– Но если Сьюзен столько времени молчала, то она и сейчас не захочет сделать подробности достоянием общественности. Вы понимаете это, Джеральдина?
Джеральдина вздохнула и снова наполнила бокалы.
– Возможно, нам придется сохранить в тайне секрет Сьюзен и разрабатывать другие пути к ее вызволению.
Колин уставился на нее во все глаза:
– Вы шутите!
Джеральдина рассмеялась:
– Послушайте меня, Колин. Я защищаю Матильду Эндерби, за которую ратуют все феминистские организации Британии. Она в глазах общества чуть ли не святая. Хотя я уверена, что она хладнокровно убила своего мужа. Вы же сами прекрасно знаете, что каждый день нам приходится идти на компромисс с собственной совестью. Даже если человек виновен, наша работа – обеспечить его самой лучшей защитой, на которую мы способны. И не важно, что совершил наш клиент. Даже педофилы могут рассчитывать на самую лучшую правовую защиту. А значит, и Сьюзен Далстон имеет полное право на юридическую помощь. Тем более что она заслуживает ее, как никто другой. И я готова защищать ее бесплатно, если потребуется. Тогда я почувствую, что впервые за всю свою никчемную жизнь сделала что-то действительно хорошее.
Колин смотрел на нее, словно видел в первый раз. Он не вдумывался в слова, но внутренняя сила ее речи захватывала и убеждала. Он сел рядом с ней и мягко улыбнулся.
– Вот уж никогда бы не подумал, что у вас никчемная жизнь, Джеральдина.
Он окинул взором богатую обстановку и только теперь заметил, что все стены, абсолютно все, были пустыми. Ни фотографии, ни репродукции, – ничего. Квартира казалась нежилой. В ее глазах он увидел одиночество и боль.
– Ну что, мы вместе в этом деле? – тихо спросила она. Колин ответил не раздумывая:
– Конечно.
Дэбби вошла в больничную палату с огромным пакетом сладостей и напитков. Она неуверенно улыбнулась, глядя на свою племянницу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49