Но Сьюзен не хотела, чтобы ворошили ее дело. Она просто хотела защитить детей. Особенно Венди.
– Мэтти, ты меня причешешь сегодня? Так хочется хорошо выглядеть. – Сьюзен запустила пятерню в свои неухоженные волосы и усмехнулась. – В прошлый раз малыш Барри сказал, что я очень красивая и похожа на настоящую королеву, хотя и социальная работница, которая его опекает, тоже кажется похожей на королеву.
Мэтти рассмеялась:
– Ты просто неисправима! Ладно, иди прими душ, и я приведу тебя в надлежащий вид, хотя даже не знаю, зачем я это делаю. Едва заканчивается свидание, и ты сразу уничтожаешь всю мою кропотливую работу.
– Да, потому что эта огромная лесбиянка – наш вертухай – начинает строить мне глазки, – ворчливо пробурчала Сьюзен.
Она вышла из камеры, весело бросая «Привет» и «Доброе утро» каждому, кто встречался на ее пути в душ. Сегодня она увидит своих детей, и мысль об этом делала Сьюзен Далстон самой счастливой женщиной на свете.
Малыш Барри бросился прямо в ее объятия. Он принес свой рисунок, на котором мама в арестантской форме радостно улыбалась. Сестры стояли вокруг, а солнце висело в небе большим желтым шаром. Отец парил в небе, но Сьюзен восприняла это безболезненно. Мальчику всего девять лет, и он, очевидно, таким способом пытался приспособиться к тому, что произошло в семье.
Рози сидела на коленях у социальной работницы и настороженно наблюдала за матерью. Присутствие на свидании постороннего мешало Сьюзен вести себя естественно. Венди взяла сестренку на руки и, сев возле матери, стала играть с малышкой, чтобы та хоть немного раскрепостилась.
Сьюзен посмотрела на Венди. Какими молитвами у них получились такие красивые дети? Лишь бы никто из детей не унаследовал характера отца.
– Бабушка Кейт передает привет, но приехать не может.
Сьюзен рассеянно кивнула, наблюдая, как Алана бегает за малышом Барри – это немного разрядило обстановку.
– Как она, лучше?
Венди покачала головой. Ее густые золотисто-каштановые волосы легли волной на лицо.
– У нее проблемы с сердцем, мам. Она даже с трудом ходит, дай Бог ей здоровья.
После смерти Барри у Кейт случился обширный инфаркт. Сьюзен чувствовала себя виновной, хотя свекровь не затаила на нее зла после гибели сына. Наоборот, она даже пыталась взять под свою опеку внуков. Кейт была, по сути, единственной, кто открыто принял в этом деле сторону Сьюзен.
Кроме того, приходилось беспокоиться и из-за Айви. Бабушка пыталась быть рядом с внучкой, но Джун и Джоуи сделали все, чтобы не допустить между ними общения. Они считали, что контакты с убийцей бросят тень на их доброе имя, выставят в невыгодном свете перед соседями. В результате Айви никогда не заводила речь о Сьюзен, поддерживая связь с внучкой через Дорин.
В ту ночь, когда произошло убийство, Дорин солгала полиции, сказав, что Венди не было дома. Эту версию они придумали, чтобы оградить девочку от унизительной экспертизы. Сьюзен всей душой благодарила Кейт и Дорин, что они пошли на ложь, спасая дочь от унижения и позора. Даже младшие дети поклялись, что Венди не было в ту ночь дома, а потом сами уверовали в сказанное.
Дорин писала Сьюзен каждую неделю, стараясь поддержать подругу, подбодрить ее, хотя сама никогда ее не навещала. Частенько она заходила к Кейт, чтобы лишний раз проверить, как пожилая женщина себя чувствует. Свекровь Сьюзен была слишком слаба, чтобы лично присутствовать на суде, что явилось для Сьюзен своего рода облегчением. Она часто задавалась вопросом, насколько осведомлена свекровь о событиях той кошмарной ночи, – ей хотелось надеяться, что свекровь не догадывается о всей правде.
Сьюзен погладила Рози по пухленькой ножке, и девочка, посмотрев на нее, робко улыбнулась. Сердце матери наполнилось счастьем.
– Розель шлет тебе огромный привет, говорит, что написала тебе, – произнесла Венди. – Мам, этот мужчина, Колин, кажется, ничего. Жаль, что ты не желаешь слушать его советов. Разве ты не хочешь выбраться отсюда?
Сьюзен махнула рукой, пытаясь пресечь на корню эту тему.
– Мы уже столько пережили, дорогая, и я ни за что не буду начинать все заново. Вопрос снят с повестки дня, хорошо? Пусть остается все как есть. Я в порядке, а о том, что случилось, лучше забыть. Ты слышишь меня?
Венди с грустным видом кивнула.
– Просто я чувствую себя виноватой, что ты здесь, мама. Ты так нужна малышам…
Сьюзен прервала ее:
– Я рано или поздно выйду отсюда: они ведь не смогут держать меня здесь целую вечность. Так что давай прекратим эти разговоры.
Венди ничего не ответила. Она поставила Рози на пол и, поднявшись, окинула взглядом помещение. Сьюзен наблюдала за ней. Она переживала за нее больше всего. Венди выглядела очень хрупкой, несмотря на хорошо развитую грудь. Она часто впадала в какую-то задумчивость, чуть ли не в ступор. Ее лицо становилось отрешенным, взгляд отсутствующим, и Сьюзен понимала: она снова думает о том, что произошло, снова и снова казнит себя за случившееся. И неважно, сколько раз она говорила своей дочери, что все не так, что все уже позади, все кончилось, – она понимала, что Венди считает иначе.
Рози вдруг протянула ручки к Сьюзен. На личике девочки появилась улыбка. Взяв ее на руки и крепко прижав к груди, Сьюзен в очередной раз сказала себя, что все будет хорошо. Слушая болтовню Аланы и Барри, наперебой рассказывавших ей о доме в Эссексе, она почувствовала, как спадает ее напряжение. У нее хорошие дети, и они смогут справиться с тем, что на них навалилось. Ей оставалось надеяться на это.
Свидание подошло к концу, Сьюзен попрощалась с детьми, расцеловав их, но отрешенное лицо Венди стояло перед глазами. Рози заплакала, когда ее выводили из комнаты, а значит, она хотела остаться с матерью. Сьюзен терзала жестокая мысль: она жертвует всеми детьми ради спасения одного.
Но что еще ей оставалось делать?!
– Самое ужасное, Сью, это ночи. Я просто ненавижу их.
Сьюзен, которая тоже ворочалась без сна на нарах, громко вздохнула.
– Это не может длиться дольше, чем жизнь, так я считаю, – сказала она. – Ты тоже, Мэтти, должна настраивать себя на терпение. В противном случае мы здесь рехнемся.
Сокамерница молчала.
– Мэтти! Ты что, язык проглотила? Не грузи себя.
– Ненавижу это место! Как бездарно проходит наша жизнь! Подумаешь, прямо зло берет. Мы совершили ужасные вещи, я не отрицаю этого, но у нас не было иного выхода.
– Тебе дали четыре года, подружка, а это мягкий срок за убийство, будь оно хоть умышленным, хоть нет, – заметила Сьюзен.
Мэтти соскользнула со второго яруса и уселась на пол возле нар.
– Ну и что? Все равно слишком большой срок за него. Он заслужил то, что получил! – Ее голос стал жестким. – Боже, как же я ненавидела его!
Сьюзен скрутила самокрутку и закурила.
– Знаешь, самое забавное, что я не ненавидела Барри. По крайней мере, эта ненависть не носила постоянного характера. Я ненавидела его, лишь только когда он доставал нас.
Мэтти вытащила маленький сундучок, который хранила под кроватью.
– Хочешь выпить, Сью? – Она вытащила из сундучка непочатую бутылку водки. – У меня есть еще немного лимонадика. Спасибо нашим надзирательницам.
Сьюзен приняла предложение:
– Пожалуй, не откажусь. Спасибо.
Они налили в кружки по порции водки и приправили ее небольшим количеством лимонада. Сьюзен сделала глоток и, смакуя, облизала губы.
– То, что доктор прописал, скажу тебе!
Мэтти рассмеялась:
– Ты сумасшедшая.
– Ну, меня частенько так обзывали, особенно мой покойный муженек. – Она подняла кружку. – За покойных мужей, которые наконец-то оставили нас в покое.
Мэтти хихикнула.
– Знаешь, чего бы я хотела сейчас? – разоткровенничалась Сьюзен. – Чтобы мы сидели в моем маленьком домике, с моими детьми и пластинками. Пропустили бы по стаканчику-другому, посмеялись бы, ты бы поехала потом домой, а утром я готовила бы детям завтрак. Затем отвела бы их в школу, поболтала с соседями на обратной дороге, а вернувшись домой, занялась бы уборкой. Это все, чего я хочу от этой жизни. Я не мечтаю выиграть миллион или подцепить какого-нибудь супермена. Мне хватит простого семейного счастья.
– Когда-нибудь так и будет, Сью.
– Возможно… Только к тому времени дети вырастут, моя забота им уже не потребуется. Они станут более или менее самостоятельными…
Мэтти снова наполнила кружки, и они выпили молча, погруженные в собственные мысли.
– А что с твоей апелляцией, Сью? Ты никогда не говоришь о ней, в отличие от других девчонок.
Сьюзен скрутила себе еще одну папироску.
– Да говорить-то, собственно, не о чем. Я не буду ее подавать, просто хочу хоть какое-то время побыть ближе к детям.
– Но послушай, если твой муж избивал тебя, ты ведь можешь использовать это в качестве оправдания. Сью, на дворе 1985 год. Средневековье давно позади. Теперь закон защищает женщин от насилия.
– Да неужели? – с сарказмом произнесла Сьюзен. – То-то он защитил и тебя, и меня. Помог, аж спасу нет. О да, полицейские забирали его на ночь, делали мне одолжение, так сказать! На следующий день выпускали, трезвого и тихого. Но Барри не нужно было даже пить, чтобы превратиться в изверга. Для этого ему не нужно было ничегошеньки, кроме его подлого нрава. Над нами измывались по полной программе, а мы до сих пор расплачиваемся. Никто и знать не хочет, что из себя представляла моя жизнь. Барри был куском дерьма, но судья на это наплевал с высокой колокольни.
Какое-то время Мэтти молчала, потом заговорила:
– Но ты не делала ничего, чтобы помочь себе, разве не так? Давай начистоту! Твое заявление в суде больше смахивало на хвастовство серийного убийцы. «Я сделала бы это еще раз» – так, кажется, ты говорила. Не такое суд хочет от нас услышать. Законы этой страны писались мужчинами и для мужчин. Ты должна играть по их правилам, быть маленькой, хрупкой женщиной, нуждающейся в защите. Ты же предстала перед ними в образе железной леди, готовой снова ринуться в бой.
Сьюзен, услышав в голосе Мэтти раздражение, серьезно спросила:
– То есть нужно было вести себя как ты?
Захмелевшая Мэтти рассмеялась:
– Несомненно. Ты попала в самую точку. Вот почему я сразу опротестовала свой приговор. За моим адвокатом – Джеральдиной О'Хара стоят все женские организации, все без исключения. Когда я выйду отсюда – а это, надеюсь, произойдет довольно скоро, – то стану героиней феминистского движения. Мэтти выставила палец перед носом Сьюзен: – Я пишу книгу об этом, книгу, на которой собираюсь разбогатеть. Понимаешь, я принадлежу к среднему классу, я привлекательна, у меня хорошее образование. Судьи не любят сажать за решетку образованных людей, потому что негоже сажать себе подобных.
Но в мире, по законам которого я жила, я совершила смертный грех. Я не просто убила мужчину, я убила мужчину, который был адвокатом. Который являлся частью этой системы, и неважно, каким человеком он был. Но я буду бороться до конца и выйду победительницей из этой схватки, рано или поздно.
Сьюзен была поражена рассудительностью своей соседки.
– Ты просто пьяна в стельку, дорогуша!
Мэтти снова рассмеялась. Ее смех гулким эхом прокатился по всему этажу, заставив надзирательницу стукнуть кулаком по двери.
– Эй, вы двое, а ну-ка тихо!
Теперь Сьюзен и Мэтти хихикали, как две школьницы. Мэтти снова разлила водку по кружкам.
– Да, я его убила. Но знаешь, что было самым забавным, – то, что он не ожидал от меня этого. – Она фыркнула. – Ты бы видела его лицо! Оно вытянулось от удивления. Он никак не ожидал от меня такой подлянки!
Они разразились громким смехом. На этот раз дежурная надзирательница грохнула по двери гораздо сильнее.
– Я сказала, заткнитесь! – прорычала она. – Чертовы лесбиянки!
Мэтти пришлось закусить край одеяла, чтобы снова не вызвать гнев надзирательницы.
– Давай, разливай водку, напьемся! Подвинься, я лягу рядом с тобой, – сказала Сьюзен.
– Но только никаких приставаний, как любит делать Райанна, – уточнила Мэтти.
Сьюзен покачала головой:
– Не волнуйся, меня это не интересует.
Мэтти придвинулась ближе, чтобы объяснить свое отношение к сексу женской тюрьмы:
– Я пробовала это. Ну, все эти лесбийские штучки – куннилингус, или как там его. Когда сидела в СИЗО. Но это не мое, мне нравятся мужчины.
Сьюзен усмехнулась:
– А мне так вообще нечего сказать в ответ. За все годы нашей совместной жизни Барри никогда не доставил мне настоящего удовольствия.
– Тебе секс не доставлял удовольствия? Даже когда ты ласкала себя сама?
Сьюзен была смущена словами собеседницы.
– Остынь! Я, конечно, не против поболтать, но говорить на такие интимные темы не собираюсь.
Мэтти была страшно довольна собой. Ей нравилось смущать людей, она знала, что разговор вгонит Сьюзен в краску.
– Ты хочешь сказать, что никогда этим не занималась? Не ласкала киску? Не ерошила холмик? – Мэтти нахмурила лоб. – Знаешь, каким словечком окрестили девчонки сие занятие?
– Не знаю, но одно я знаю наверняка – ты пьяна. Пьяна и отвратительна.
Мэтти рассмеялась:
– Ой, не могу, держите меня! Ты точно такая же, как и все остальные, которые только и знают что отпускать сальные шуточки, а когда речь заходит о таких нормальных вещах, как мастурбация, краснеют и прячут глаза.
Сьюзен услышала в голосе соседки раздражение и потому решила промолчать. Она вновь наполнила кружки.
– Когда я убила его, Сьюзен, я знала, что должна это сделать. Я всегда знала, что сделаю это, – прозвучал глухой голос Мэтти.
Она в упор смотрела на Сьюзен. В полумраке ее лицо казалось зловещим.
– Но он не знал. Виктор не знал. А откуда ему было знать? Я не сказала ему, а зачем? Чтобы испортить сюрприз? – Она снова расхохоталась. – Но я сделала это. Я дала себе слово, что сделаю это, и сделала. Это называется «позитивное мышление». Я читала об этом в журнале «Космополитен». Мозитивное пышление… В общем, я пьяна в стельку.
Сьюзен взяла из рук Мэтти кружку и помогла ей забраться на второй ярус. Потом накрыла ее одеялом.
– Ты должна немного поспать, подружка. Я все уберу. Давай дрыхни!
Сьюзен прибралась в камере, не оставив утренним проверяющим не единого свидетельства их ночного веселья. Когда она открыла сундучок, который стоял под нарами, то увидела в нем полбутылки виски и изрядное количество марихуаны.
Сунув туда же пустую бутылку из-под водки, она задвинула сундучок обратно, подальше от посторонних глаз.
Затем, вылив остатки водки из кружки Мэтти в свою, она залпом осушила ее, наслаждаясь теплом, которое разливалось внутри.
– Эко ты дала, подружка, должна тебе сказать!.. – Мэтти свесила голову с верхнего яруса. – Ты мне нравишься, Сью, ты – классная баба.
Сьюзен взяла ее за руку и крепко сжала.
– Да и ты ничего, детка. А теперь давай на бочок и баиньки. А то завтра утром головка будет бо-бо.
Мэтти по-девичьи хихикнула:
– У тебя красивые дети, Сьюзен. Очень красивые. Даже вертухаи любовались их фотографиями. Я сама видела. А вот я сделала два аборта от Виктора. Я сделала это, Сьюзен. Разве это не ужасно?
Сьюзен подошла к нарам и, снова взяв руку Мэтти, прижала ее к груди, словно сокамерница была одной из ее дочерей, встревоженной и опечаленной какой-то детской проблемой.
– Мой муженек тоже выбил из меня парочку ребят, девочка. Я знаю, как ты себя чувствуешь, дорогая. Я действительно знаю.
Мэтти снова заговорила:
– Это не Виктор, Сьюзен. Он хотел их. Это я. Я не хотела иметь детей. Во всяком случае, от него. Боюсь, я не создана для материнства. Он плакал после каждого аборта, потому что я держала все в секрете и ставила его перед фактом после операции, когда он уже не мог ничего сделать. Но Виктор вообще не отличался способностью что-либо делать. Вот этим-то он и раздражал меня. Вроде бы образованный, умный мужчина, а когда дело касалось женщин, становился глупым как пробка.
Сьюзен не знала, что сказать. Поэтому она просто держала Мэтти за руку и старалась успокоить.
– Не нужно себя казнить, подружка. Мы все делаем вещи, о которых потом сожалеем.
Голос Мэтти стал вдруг очень серьезным.
– О нет, я не сожалею об этом. Ни грамма, Сью. Да и о чем там можно сожалеть? Я избавила этот мир от бесполезной твари по имени Виктор Эндерби.
– Ты хочешь сказать – жестокой бесполезной твари по имени Виктор Эндерби? – уточнила Сьюзен.
Мэтти покачала головой:
– Он не был жестоким, Сью. Не смеши небеса! Он был самым тихим, самым добрым человеком в мире, мой Виктор. В этом-то все дело. Я думала, что смогу жить с ним, несмотря на то что он был таким тюфяком, но я ошиблась. В конце концов он начал сводить меня с ума. Надоел до чертиков, я его просто возненавидела. Потому и решила избавиться от него. Ты меня понимаешь, правда?..
Сьюзен ничего не ответила. Вместо этого она натянула ей одеяло по самый подбородок.
– Давай спи. Завтра утром у тебя голова будет свинцовая.
Но Мэтти была уже где-то далеко, в совершенно ином месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Мэтти, ты меня причешешь сегодня? Так хочется хорошо выглядеть. – Сьюзен запустила пятерню в свои неухоженные волосы и усмехнулась. – В прошлый раз малыш Барри сказал, что я очень красивая и похожа на настоящую королеву, хотя и социальная работница, которая его опекает, тоже кажется похожей на королеву.
Мэтти рассмеялась:
– Ты просто неисправима! Ладно, иди прими душ, и я приведу тебя в надлежащий вид, хотя даже не знаю, зачем я это делаю. Едва заканчивается свидание, и ты сразу уничтожаешь всю мою кропотливую работу.
– Да, потому что эта огромная лесбиянка – наш вертухай – начинает строить мне глазки, – ворчливо пробурчала Сьюзен.
Она вышла из камеры, весело бросая «Привет» и «Доброе утро» каждому, кто встречался на ее пути в душ. Сегодня она увидит своих детей, и мысль об этом делала Сьюзен Далстон самой счастливой женщиной на свете.
Малыш Барри бросился прямо в ее объятия. Он принес свой рисунок, на котором мама в арестантской форме радостно улыбалась. Сестры стояли вокруг, а солнце висело в небе большим желтым шаром. Отец парил в небе, но Сьюзен восприняла это безболезненно. Мальчику всего девять лет, и он, очевидно, таким способом пытался приспособиться к тому, что произошло в семье.
Рози сидела на коленях у социальной работницы и настороженно наблюдала за матерью. Присутствие на свидании постороннего мешало Сьюзен вести себя естественно. Венди взяла сестренку на руки и, сев возле матери, стала играть с малышкой, чтобы та хоть немного раскрепостилась.
Сьюзен посмотрела на Венди. Какими молитвами у них получились такие красивые дети? Лишь бы никто из детей не унаследовал характера отца.
– Бабушка Кейт передает привет, но приехать не может.
Сьюзен рассеянно кивнула, наблюдая, как Алана бегает за малышом Барри – это немного разрядило обстановку.
– Как она, лучше?
Венди покачала головой. Ее густые золотисто-каштановые волосы легли волной на лицо.
– У нее проблемы с сердцем, мам. Она даже с трудом ходит, дай Бог ей здоровья.
После смерти Барри у Кейт случился обширный инфаркт. Сьюзен чувствовала себя виновной, хотя свекровь не затаила на нее зла после гибели сына. Наоборот, она даже пыталась взять под свою опеку внуков. Кейт была, по сути, единственной, кто открыто принял в этом деле сторону Сьюзен.
Кроме того, приходилось беспокоиться и из-за Айви. Бабушка пыталась быть рядом с внучкой, но Джун и Джоуи сделали все, чтобы не допустить между ними общения. Они считали, что контакты с убийцей бросят тень на их доброе имя, выставят в невыгодном свете перед соседями. В результате Айви никогда не заводила речь о Сьюзен, поддерживая связь с внучкой через Дорин.
В ту ночь, когда произошло убийство, Дорин солгала полиции, сказав, что Венди не было дома. Эту версию они придумали, чтобы оградить девочку от унизительной экспертизы. Сьюзен всей душой благодарила Кейт и Дорин, что они пошли на ложь, спасая дочь от унижения и позора. Даже младшие дети поклялись, что Венди не было в ту ночь дома, а потом сами уверовали в сказанное.
Дорин писала Сьюзен каждую неделю, стараясь поддержать подругу, подбодрить ее, хотя сама никогда ее не навещала. Частенько она заходила к Кейт, чтобы лишний раз проверить, как пожилая женщина себя чувствует. Свекровь Сьюзен была слишком слаба, чтобы лично присутствовать на суде, что явилось для Сьюзен своего рода облегчением. Она часто задавалась вопросом, насколько осведомлена свекровь о событиях той кошмарной ночи, – ей хотелось надеяться, что свекровь не догадывается о всей правде.
Сьюзен погладила Рози по пухленькой ножке, и девочка, посмотрев на нее, робко улыбнулась. Сердце матери наполнилось счастьем.
– Розель шлет тебе огромный привет, говорит, что написала тебе, – произнесла Венди. – Мам, этот мужчина, Колин, кажется, ничего. Жаль, что ты не желаешь слушать его советов. Разве ты не хочешь выбраться отсюда?
Сьюзен махнула рукой, пытаясь пресечь на корню эту тему.
– Мы уже столько пережили, дорогая, и я ни за что не буду начинать все заново. Вопрос снят с повестки дня, хорошо? Пусть остается все как есть. Я в порядке, а о том, что случилось, лучше забыть. Ты слышишь меня?
Венди с грустным видом кивнула.
– Просто я чувствую себя виноватой, что ты здесь, мама. Ты так нужна малышам…
Сьюзен прервала ее:
– Я рано или поздно выйду отсюда: они ведь не смогут держать меня здесь целую вечность. Так что давай прекратим эти разговоры.
Венди ничего не ответила. Она поставила Рози на пол и, поднявшись, окинула взглядом помещение. Сьюзен наблюдала за ней. Она переживала за нее больше всего. Венди выглядела очень хрупкой, несмотря на хорошо развитую грудь. Она часто впадала в какую-то задумчивость, чуть ли не в ступор. Ее лицо становилось отрешенным, взгляд отсутствующим, и Сьюзен понимала: она снова думает о том, что произошло, снова и снова казнит себя за случившееся. И неважно, сколько раз она говорила своей дочери, что все не так, что все уже позади, все кончилось, – она понимала, что Венди считает иначе.
Рози вдруг протянула ручки к Сьюзен. На личике девочки появилась улыбка. Взяв ее на руки и крепко прижав к груди, Сьюзен в очередной раз сказала себя, что все будет хорошо. Слушая болтовню Аланы и Барри, наперебой рассказывавших ей о доме в Эссексе, она почувствовала, как спадает ее напряжение. У нее хорошие дети, и они смогут справиться с тем, что на них навалилось. Ей оставалось надеяться на это.
Свидание подошло к концу, Сьюзен попрощалась с детьми, расцеловав их, но отрешенное лицо Венди стояло перед глазами. Рози заплакала, когда ее выводили из комнаты, а значит, она хотела остаться с матерью. Сьюзен терзала жестокая мысль: она жертвует всеми детьми ради спасения одного.
Но что еще ей оставалось делать?!
– Самое ужасное, Сью, это ночи. Я просто ненавижу их.
Сьюзен, которая тоже ворочалась без сна на нарах, громко вздохнула.
– Это не может длиться дольше, чем жизнь, так я считаю, – сказала она. – Ты тоже, Мэтти, должна настраивать себя на терпение. В противном случае мы здесь рехнемся.
Сокамерница молчала.
– Мэтти! Ты что, язык проглотила? Не грузи себя.
– Ненавижу это место! Как бездарно проходит наша жизнь! Подумаешь, прямо зло берет. Мы совершили ужасные вещи, я не отрицаю этого, но у нас не было иного выхода.
– Тебе дали четыре года, подружка, а это мягкий срок за убийство, будь оно хоть умышленным, хоть нет, – заметила Сьюзен.
Мэтти соскользнула со второго яруса и уселась на пол возле нар.
– Ну и что? Все равно слишком большой срок за него. Он заслужил то, что получил! – Ее голос стал жестким. – Боже, как же я ненавидела его!
Сьюзен скрутила самокрутку и закурила.
– Знаешь, самое забавное, что я не ненавидела Барри. По крайней мере, эта ненависть не носила постоянного характера. Я ненавидела его, лишь только когда он доставал нас.
Мэтти вытащила маленький сундучок, который хранила под кроватью.
– Хочешь выпить, Сью? – Она вытащила из сундучка непочатую бутылку водки. – У меня есть еще немного лимонадика. Спасибо нашим надзирательницам.
Сьюзен приняла предложение:
– Пожалуй, не откажусь. Спасибо.
Они налили в кружки по порции водки и приправили ее небольшим количеством лимонада. Сьюзен сделала глоток и, смакуя, облизала губы.
– То, что доктор прописал, скажу тебе!
Мэтти рассмеялась:
– Ты сумасшедшая.
– Ну, меня частенько так обзывали, особенно мой покойный муженек. – Она подняла кружку. – За покойных мужей, которые наконец-то оставили нас в покое.
Мэтти хихикнула.
– Знаешь, чего бы я хотела сейчас? – разоткровенничалась Сьюзен. – Чтобы мы сидели в моем маленьком домике, с моими детьми и пластинками. Пропустили бы по стаканчику-другому, посмеялись бы, ты бы поехала потом домой, а утром я готовила бы детям завтрак. Затем отвела бы их в школу, поболтала с соседями на обратной дороге, а вернувшись домой, занялась бы уборкой. Это все, чего я хочу от этой жизни. Я не мечтаю выиграть миллион или подцепить какого-нибудь супермена. Мне хватит простого семейного счастья.
– Когда-нибудь так и будет, Сью.
– Возможно… Только к тому времени дети вырастут, моя забота им уже не потребуется. Они станут более или менее самостоятельными…
Мэтти снова наполнила кружки, и они выпили молча, погруженные в собственные мысли.
– А что с твоей апелляцией, Сью? Ты никогда не говоришь о ней, в отличие от других девчонок.
Сьюзен скрутила себе еще одну папироску.
– Да говорить-то, собственно, не о чем. Я не буду ее подавать, просто хочу хоть какое-то время побыть ближе к детям.
– Но послушай, если твой муж избивал тебя, ты ведь можешь использовать это в качестве оправдания. Сью, на дворе 1985 год. Средневековье давно позади. Теперь закон защищает женщин от насилия.
– Да неужели? – с сарказмом произнесла Сьюзен. – То-то он защитил и тебя, и меня. Помог, аж спасу нет. О да, полицейские забирали его на ночь, делали мне одолжение, так сказать! На следующий день выпускали, трезвого и тихого. Но Барри не нужно было даже пить, чтобы превратиться в изверга. Для этого ему не нужно было ничегошеньки, кроме его подлого нрава. Над нами измывались по полной программе, а мы до сих пор расплачиваемся. Никто и знать не хочет, что из себя представляла моя жизнь. Барри был куском дерьма, но судья на это наплевал с высокой колокольни.
Какое-то время Мэтти молчала, потом заговорила:
– Но ты не делала ничего, чтобы помочь себе, разве не так? Давай начистоту! Твое заявление в суде больше смахивало на хвастовство серийного убийцы. «Я сделала бы это еще раз» – так, кажется, ты говорила. Не такое суд хочет от нас услышать. Законы этой страны писались мужчинами и для мужчин. Ты должна играть по их правилам, быть маленькой, хрупкой женщиной, нуждающейся в защите. Ты же предстала перед ними в образе железной леди, готовой снова ринуться в бой.
Сьюзен, услышав в голосе Мэтти раздражение, серьезно спросила:
– То есть нужно было вести себя как ты?
Захмелевшая Мэтти рассмеялась:
– Несомненно. Ты попала в самую точку. Вот почему я сразу опротестовала свой приговор. За моим адвокатом – Джеральдиной О'Хара стоят все женские организации, все без исключения. Когда я выйду отсюда – а это, надеюсь, произойдет довольно скоро, – то стану героиней феминистского движения. Мэтти выставила палец перед носом Сьюзен: – Я пишу книгу об этом, книгу, на которой собираюсь разбогатеть. Понимаешь, я принадлежу к среднему классу, я привлекательна, у меня хорошее образование. Судьи не любят сажать за решетку образованных людей, потому что негоже сажать себе подобных.
Но в мире, по законам которого я жила, я совершила смертный грех. Я не просто убила мужчину, я убила мужчину, который был адвокатом. Который являлся частью этой системы, и неважно, каким человеком он был. Но я буду бороться до конца и выйду победительницей из этой схватки, рано или поздно.
Сьюзен была поражена рассудительностью своей соседки.
– Ты просто пьяна в стельку, дорогуша!
Мэтти снова рассмеялась. Ее смех гулким эхом прокатился по всему этажу, заставив надзирательницу стукнуть кулаком по двери.
– Эй, вы двое, а ну-ка тихо!
Теперь Сьюзен и Мэтти хихикали, как две школьницы. Мэтти снова разлила водку по кружкам.
– Да, я его убила. Но знаешь, что было самым забавным, – то, что он не ожидал от меня этого. – Она фыркнула. – Ты бы видела его лицо! Оно вытянулось от удивления. Он никак не ожидал от меня такой подлянки!
Они разразились громким смехом. На этот раз дежурная надзирательница грохнула по двери гораздо сильнее.
– Я сказала, заткнитесь! – прорычала она. – Чертовы лесбиянки!
Мэтти пришлось закусить край одеяла, чтобы снова не вызвать гнев надзирательницы.
– Давай, разливай водку, напьемся! Подвинься, я лягу рядом с тобой, – сказала Сьюзен.
– Но только никаких приставаний, как любит делать Райанна, – уточнила Мэтти.
Сьюзен покачала головой:
– Не волнуйся, меня это не интересует.
Мэтти придвинулась ближе, чтобы объяснить свое отношение к сексу женской тюрьмы:
– Я пробовала это. Ну, все эти лесбийские штучки – куннилингус, или как там его. Когда сидела в СИЗО. Но это не мое, мне нравятся мужчины.
Сьюзен усмехнулась:
– А мне так вообще нечего сказать в ответ. За все годы нашей совместной жизни Барри никогда не доставил мне настоящего удовольствия.
– Тебе секс не доставлял удовольствия? Даже когда ты ласкала себя сама?
Сьюзен была смущена словами собеседницы.
– Остынь! Я, конечно, не против поболтать, но говорить на такие интимные темы не собираюсь.
Мэтти была страшно довольна собой. Ей нравилось смущать людей, она знала, что разговор вгонит Сьюзен в краску.
– Ты хочешь сказать, что никогда этим не занималась? Не ласкала киску? Не ерошила холмик? – Мэтти нахмурила лоб. – Знаешь, каким словечком окрестили девчонки сие занятие?
– Не знаю, но одно я знаю наверняка – ты пьяна. Пьяна и отвратительна.
Мэтти рассмеялась:
– Ой, не могу, держите меня! Ты точно такая же, как и все остальные, которые только и знают что отпускать сальные шуточки, а когда речь заходит о таких нормальных вещах, как мастурбация, краснеют и прячут глаза.
Сьюзен услышала в голосе соседки раздражение и потому решила промолчать. Она вновь наполнила кружки.
– Когда я убила его, Сьюзен, я знала, что должна это сделать. Я всегда знала, что сделаю это, – прозвучал глухой голос Мэтти.
Она в упор смотрела на Сьюзен. В полумраке ее лицо казалось зловещим.
– Но он не знал. Виктор не знал. А откуда ему было знать? Я не сказала ему, а зачем? Чтобы испортить сюрприз? – Она снова расхохоталась. – Но я сделала это. Я дала себе слово, что сделаю это, и сделала. Это называется «позитивное мышление». Я читала об этом в журнале «Космополитен». Мозитивное пышление… В общем, я пьяна в стельку.
Сьюзен взяла из рук Мэтти кружку и помогла ей забраться на второй ярус. Потом накрыла ее одеялом.
– Ты должна немного поспать, подружка. Я все уберу. Давай дрыхни!
Сьюзен прибралась в камере, не оставив утренним проверяющим не единого свидетельства их ночного веселья. Когда она открыла сундучок, который стоял под нарами, то увидела в нем полбутылки виски и изрядное количество марихуаны.
Сунув туда же пустую бутылку из-под водки, она задвинула сундучок обратно, подальше от посторонних глаз.
Затем, вылив остатки водки из кружки Мэтти в свою, она залпом осушила ее, наслаждаясь теплом, которое разливалось внутри.
– Эко ты дала, подружка, должна тебе сказать!.. – Мэтти свесила голову с верхнего яруса. – Ты мне нравишься, Сью, ты – классная баба.
Сьюзен взяла ее за руку и крепко сжала.
– Да и ты ничего, детка. А теперь давай на бочок и баиньки. А то завтра утром головка будет бо-бо.
Мэтти по-девичьи хихикнула:
– У тебя красивые дети, Сьюзен. Очень красивые. Даже вертухаи любовались их фотографиями. Я сама видела. А вот я сделала два аборта от Виктора. Я сделала это, Сьюзен. Разве это не ужасно?
Сьюзен подошла к нарам и, снова взяв руку Мэтти, прижала ее к груди, словно сокамерница была одной из ее дочерей, встревоженной и опечаленной какой-то детской проблемой.
– Мой муженек тоже выбил из меня парочку ребят, девочка. Я знаю, как ты себя чувствуешь, дорогая. Я действительно знаю.
Мэтти снова заговорила:
– Это не Виктор, Сьюзен. Он хотел их. Это я. Я не хотела иметь детей. Во всяком случае, от него. Боюсь, я не создана для материнства. Он плакал после каждого аборта, потому что я держала все в секрете и ставила его перед фактом после операции, когда он уже не мог ничего сделать. Но Виктор вообще не отличался способностью что-либо делать. Вот этим-то он и раздражал меня. Вроде бы образованный, умный мужчина, а когда дело касалось женщин, становился глупым как пробка.
Сьюзен не знала, что сказать. Поэтому она просто держала Мэтти за руку и старалась успокоить.
– Не нужно себя казнить, подружка. Мы все делаем вещи, о которых потом сожалеем.
Голос Мэтти стал вдруг очень серьезным.
– О нет, я не сожалею об этом. Ни грамма, Сью. Да и о чем там можно сожалеть? Я избавила этот мир от бесполезной твари по имени Виктор Эндерби.
– Ты хочешь сказать – жестокой бесполезной твари по имени Виктор Эндерби? – уточнила Сьюзен.
Мэтти покачала головой:
– Он не был жестоким, Сью. Не смеши небеса! Он был самым тихим, самым добрым человеком в мире, мой Виктор. В этом-то все дело. Я думала, что смогу жить с ним, несмотря на то что он был таким тюфяком, но я ошиблась. В конце концов он начал сводить меня с ума. Надоел до чертиков, я его просто возненавидела. Потому и решила избавиться от него. Ты меня понимаешь, правда?..
Сьюзен ничего не ответила. Вместо этого она натянула ей одеяло по самый подбородок.
– Давай спи. Завтра утром у тебя голова будет свинцовая.
Но Мэтти была уже где-то далеко, в совершенно ином месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49