VadikV
26
Вирджиния Вульф: «Орланд
о»
Вирджиния Вульф
Орландо
«Вирджиня Вулф «Орландо»»: Азбука-класс
ика; Санкт-Петербург; 2004
Аннотация
Вирджиния Вулф Ц признанный к
лассик европейской литературы ХХ века. Ее романы «Комната Джейкоба», «Ми
ссис Дэллоуэй», «На маяк», «Волны» выдержали множество переизданий. О не
й написаны десятки книг, тысячи статей. В настоящем издании вниманию чит
ателей предлагается роман «Орландо», необычный даже для самой В. Вулф. О ч
ем эта книга, получившая всемирную известность благодаря блестящей экр
анизации? Романтизированная биография автора? Фантазия? Пародия? Все вме
сте и не только. Эта книга о безжалостном времени, о неповторимости мгнов
ения, о томительных странностях любви, о смерти и превратностях судьбы.
Вирджиния Вулф
Орландо
© Е. Суриц, перевод, 1997
© А. Аствацатуров, статья, 2000
© «Азбука-классика», 2004
ГЛАВА 1
Он Ц потому что пол его не подлежал сомнению вопреки двусмысленным ухищ
рениям тогдашней моды Ц был занят тем, что делал выпады кинжалом возле г
оловы мавра, покачивающейся на стропиле. Была она цвета старого футбольн
ого мяча и почти от него неотличима, если бы не впалые щеки да скупые прядк
и сухих и жестких волос Ц как пух на кокосе. Отец Орландо Ц или, может быт
ь, это дед Ц снес ее с саженных плеч язычника, увидевшего свет в диких пус
тынях Африки; и теперь она непрестанно и нежно покачивалась от ветра, зад
увавшего в чердачные комнаты гигантского замка, который принадлежал от
секшему ее лорду.
Праотцы Орландо скакали верхами по полям асфоделей, и по кремнистым поля
м, и по полям, омываемым чуждыми реками, и немало сносили голов самого разн
ого цвета со множества плеч, и привозили их домой, и вешали на стропилах. О
рландо поклялся, что продолжит дело предков. Но покамест ему не исполнил
ось и семнадцати, еще не дорос, его не брали с собой скакать по Африке или Ф
ранции, а потому он тихонько ускользал от матери, от павлинов в саду, кралс
я на чердак и там делал выпады кинжалом, приседал, наклонялся, резал возду
х клинком. Иногда он перерезал веревку, и тогда голова скатывалась на пол,
и приходилось снова ее привязывать, не без почтения крепя почти в недося
гаемости, и враг победно скалился черным, иссохшим ртом. И голова качалас
ь, качалась, потому что дом, в верхнем этаже которого жил Орландо, был так г
ромаден, что ветер навеки попадался в ловушку и метался по чердаку, не нах
одя выхода, зимою и летом. Предки Орландо были высокородны Ц всегда, с тех
пор, как они были вообще. Они поднялись из северного тумана в коронах пэро
в. И полосы тьмы на полу не оттого ли так графили желтую заводь, что солнце
вливалось на чердак сквозь просторный герб витража? Орландо сейчас стоя
л в самом центре желтого геральдического леопарда. Когда он положил руку
на подоконник, чтобы отворить окно, рука стала красной, голубой и желтой,
как крыло бабочки. И любители символов, охотники до их расшифровки, могут
взять на заметку, что, тогда как прелестные ноги, стройное тело и отличный
разворот плеч Орландо окрасились всеми геральдическими оттенками, лиц
о его, когда он отворил окно, озарялось исключительно самим солнцем. Боле
е светлого, строптивого лица вы себе и представить не можете. Блаженна ма
ть, которая произвела такого на свет, еще блаженней описывающий его жизн
ь биограф! Ей никогда не придется печалиться, ни ему Ц нуждаться в услуга
х поэта или романиста. От подвига к подвигу, от победы к победе, от должнос
ти к должности будет следовать герой, и его летописец за ним, покуда не дос
тигнут оба того положения, которое явится вершиною их мечтаний. Орландо,
судя по внешности, был в точности создан для подобного поприща. Розовые щ
еки подернулись персиковым пушком; пушок над губой всего лишь чуть-чуть
загустевал по сравнению с пушком на щеках. Сами губы были резко очерчены
и слегка изогнуты над безупречным рядом миндальнейше-белых зубов. Без с
учка без задоринки был задорно-стремительный нос; волосы темные; и мален
ькие, тесно прижатые к голове ушки. Жаль, однако, что сей перечень юных сов
ершенств будет неполон без упоминания о лбе и глазах. Жаль, что люди редко
появляются на свет лишенными того и другого; ибо, едва мы взглянем на стоя
щего у окна Орландо, мы вынуждены будем признать, что глаза у него были, ка
к фиалки в росе, громадные, будто переполненные их расширяющей влагой; а л
об Ц как мраморный купол, зажатый меж медально-гладких висков. Стоит нам
взглянуть на этот лоб и в эти глаза Ц и мы Бог знает до чего можем договор
иться. Стоит нам взглянуть на этот лоб и в эти глаза Ц и мы вынуждены буде
м признать тысячи неприятных вещей, мимо которых обязан скользить всяки
й уважающий себя биограф. Увиденное его раздражало, Ц например, его мать
, весьма прекрасная собою дама в зеленом, направляющаяся кормить павлино
в в сопровождении Туитчетт, своей горничной; увиденное его восхищало Ц
деревья, птицы; влюбляло в смерть Ц вечернее небо, снижающиеся грачи; и, в
злетев по спиральным ступенькам мозга Ц а мозг был вместительный, Ц ув
иденное, смешавшись с садовыми звуками Ц треск деревьев, стук топора, Ц
вызывало в нем разгул и сумятицу чувств и страстей, которые ненавидит вс
який уважающий себя биограф. Продолжим, однако, Ц Орландо медленно втян
ул голову в плечи, сел за стол и с отвлеченным видом человека, привыкшего д
елать это ежедневно в определенный час, вынул тетрадь, озаглавленную «Эт
ельберт. Трагедия в пяти актах», и обмакнул старое испачканное гусиное п
еро в чернильницу.
Скоро он намарал страниц десять стихов. Мысль его, очевидно, была быстра, н
о абстрактна. Порок, Преступление, Нужда были персонажи драмы; Король и Ко
ролева правили неозначаемыми территориями; ужасные замыслы их поглоща
ли; благородные чувства снедали; ни слова не говорилось так, как сказал бы
он сам, но все выворачивалось с быстротой и ловкостью, которые, учитывая е
го возраст Ц ему еще не исполнилось и семнадцати Ц и тот факт, что шестна
дцатому столетию оставалось скрипеть еще несколько лет, Ц были поистин
е замечательны. Но вот наконец он запнулся. Он, как все и всегда молодые по
эты, описывал природу, и, чтобы как можно точней передать оттенок зеленог
о, он взглянул (проявляя незаурядную смелость) на сам зеленый предмет, кот
орым в данном случае оказался лавровый куст у него под окном. После чего, р
азумеется, о писании уже не могло быть и речи. В природе зеленое Ц это одн
о, и зеленое в литературе Ц другое. Природа со словесностью не в ладу от п
рироды; попробуйте-ка их совместить Ц они изничтожат друг друга. Оттено
к зеленого, который разглядел Орландо, сразу нарушил рифму, сломал ему ме
тр. Но природа еще и не на такое способна. Взгляните только в окно, на пчел м
ежду цветов, на зевнувшего пса, на солнце, клонящееся к закату, только поду
майте: «Много ли мне суждено еще увидеть закатов» Ц и т. д. и т. п. (мысль чере
счур известная, чтобы приводить ее здесь целиком), и вы уроните перо, схват
ите плащ и выскочите из комнаты, споткнувшись при этом о расписной сунду
к. Потому что Орландо был чуточку неловок.
Он старался никого не встретить. Стаббс, садовник, шел по тропе. Орландо пр
ятался за деревом, пока тот не прошел мимо. И скользнул к боковой калитке.
Он обходил стороной все конюшни, все псарни, пивоварни, плотницкие, бани
Ц все места, где вытопляли воск, забивали скот, ковали подковы, тачали сап
оги, ибо замок вмещал в себя целый город, гудевший людьми, занятыми разным
и ремеслами, Ц и, никем не замеченный, он вышел на заросшую, бежавшую ввер
х по холму тропку. Есть, наверное, связь между свойствами: одно тянет за со
бой другое; и биограф обязан тут привлечь свое внимание к тому факту, что н
еловкость часто бывает связана с любовью к уединению. Раз он споткнулся
о сундук, Орландо, конечно, любил уединенные места, просторные виды Ц люб
ил чувствовать, что он один, один, один.
И после долгого молчания он, наконец-то открыв уста, выдохнул: «Я один». Он
очень быстро пошел в гору через папоротники и кусты боярышника, спугивая
диких птиц и оленей, и вышел к месту, осененному одиноким дубом. Это было в
ысоко, так высоко, что девятнадцать графств Англии были видны внизу, а в яс
ные дни и все тридцать, а то и сорок графств Ц в уж очень хорошую погоду. Ин
огда можно было увидеть Ла-Манш, неустанно кативший свои волны. Можно был
о увидеть реки, и скользящие по ним лодочки, и плывшие к морю галеоны; и арм
ады, а над ними пушечный пух и дальний пушечный гром; и форты по берегам; и з
амки среди лугов; а там сторожевую башню, там крепость, и снова просторный
замок, как у отца Орландо, огромный, как город, и обнесенный стеной. К восто
ку были шпили Лондона, городской дым; а на самом, наверное, горизонте, когд
а ветер дул куда следует, скалистая вершина и острые зубцы Сноудона
Сноудон Ц г
ора в Уэльсе. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев,
Ц прим, перев.)
сквозили между облаков. Минуту Орландо стоял подсчитывая, разгляд
ывая, узнавая. Вот замок отца, вот дядин. Тетушкины Ц те три башни среди де
ревьев. Поля были их, и леса; фазаны, олени и лисы, бобры и бабочки.
Он глубоко вздохнул и припал Ц в движениях его была страстность, заслуж
ивающая этого слова Ц к земле у корней дуба. Ему нравилось в быстротечно
сти лета чувствовать под собою земной хребет, за каковой принимал он тве
рдый корень дуба; или Ц ибо образ находил на образ Ц то был мощный круп е
го коня; или палуба тонущего корабля Ц не важно что, лишь бы твердое, пото
му что ему непременно хотелось к чему-то прикрепиться плавучим сердцем
Ц сердцем, тянущим в путь; сердцем, которое будто наполняли тугие, влюбле
нные ветры, каждый вечер, едва он вырывался на волю. Вот он и прикрепил его
к дубу и так лежал, покуда постепенно унимался трепет в нем самом и вокруг
; затихнув, повисали листочки; замирали олени; останавливались летние бл
едные облака; затекали и тяжелели его члены; и он очень тихо лежал; и олени
уже подступали ближе, и над ним кружили грачи, и ласточки, ныряя, припадали
к нему, голову близко-близко облетали стрекозы, Ц будто вся щедрость, вс
е плодородие летнего вечера влюбленным наметом окутывали его тело.
Через час, наверное, Ц солнце быстро скатывалось к горизонту, белые обла
ка тронуло багрецом, холмы лиловостью, синевою лес, и долины почернели Ц
протрубил рог. Орландо вскочил. Пронзительный зов шел из глубины долины;
откуда-то из темноты; из тесноты; из лабиринта; из города, препоясанного с
тенами; он шел из недр собственного его величавого дома, темного прежде, н
о, пока он на него смотрел и одинокому рогу вторили все новые, все более на
стойчивые зовы, дом этот стряхивал с себя темноту и вот уже засветился ог
нями. Были огоньки мельтешащие, поспешные, как когда слуги бегут по корид
ору на господский колокольчик; были высокие, важные огни, какие горят в пу
стынности пиршественных зал в ожидании гостей; и еще другие огни ныряли,
парили, тонули, взлетали, как и положено огням в руках у слуг, когда те клан
яются, преклоняют колена, со всею пышностью вводя в покои владычицу, выса
дившуюся из кареты. Кони трясли плюмажами. Пожаловала Королева.
Орландо никуда уже не смотрел. Он мчался вниз. Метнулся в ворота. Взлетел п
о винтовой лестнице. К себе. Чулки швырнул в один угол, куртку Ц в другой. О
н смачивал волосы. Тер руки. Полировал ногти. Перед маленьким зеркалом, пр
и двух оплывших свечках, натянул алые бриджи, надел плоеный воротник, таф
тяной жилет, туфли с помпонами вдвое больше георгинов Ц все за десять ми
нут ровно по часам. Он был готов. Он был весь красный. Задыхался. Но он опазд
ывал ужасно. Срезая расстояние, он спешил изведанным путем по анфиладам,
переходам, лестницам к пиршественной зале, на пять акров отдаленной от в
сех замковых сторон. Но, как он ни спешил, скользя мимо людских и девичьих,
он вдруг остановился. Дверь гостиной миссис Стьюкли стояла настежь, Ц б
ез сомнения, сама она со всеми своими ключами побежала к хозяйке. Но там, з
а обеденным столом прислуги, перед пивной кружкой и листом бумаги, сидел
обрюзгший, обшарпанного вида господин с грязноватыми манжетами и в темн
ом домотканом платье. Он держал в руке перо, но не писал. Казалось, он перек
атывал, примеривал в уме какую-то мысль, пока не приладит ее окончательно
к своему вкусу. Глаза, выкаченные, застланные, похожие на странные зелены
е каменья, он вперил в одну точку. Орландо он не видел. Как ни спешил Орланд
о, он застыл. Уж не поэт ли перед ним? Уж не стихи ли сочиняет? «Расскажите мн
е, Ц хотелось крикнуть Орландо, Ц расскажите обо всем на свете», ибо о по
этах и стихах у него были самые дикие, самые нелепые понятия, Ц но как вы з
аговорите с человеком, когда он вас не видит? Когда он видит вместо вас люд
оедов, например, сатиров, а то и дно морское? А потому Орландо стоял и смотр
ел, как тот вертел в руке перо и так и эдак и думал с неподвижным взором и по
том вдруг быстро набросал несколько строк и снова поднял глаза. После че
го, охваченный робостью, Орландо поспешил дальше и влетел в пиршественну
ю залу как раз в последнюю секунду, чтобы броситься на колени, смущенно по
никнуть головой и протянуть чашу розовой воды самой великой Королеве.
Из-за своей робости он видел только опущенную в воду руку, унизанную перс
тнями; но и того довольно.
Рука врезалась в память: тонкая, с длинными пальцами, как бы навечно округ
ленными на скипетре или державе; нервная, злая, нездоровая рука; повелите
льная; рука, по манию которой слетает с плеч любая голова; рука, как догада
лся он, соединенная со старым телом, которое пахнет шкапом, где меха блюду
тся в камфарных шариках, и, однако, обряжено в парчу и жемчуга Ц прямое, ка
к струна, несмотря на мучительную ломоту в суставах; не сдающееся, как бы н
и терзали его страхи; а глаза у Королевы были светло-желтые. Все это он поч
увствовал, покуда посверкивали в воде великолепные перстни, а потом голо
ву ему странно сжали Ц чем, возможно, и объясняется тот факт, что он не вид
ел больше ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания летописца. К т
ому же в мыслях его клубился вихрь противоположных впечатлений Ц черна
я ночь и полыхание свечей, обшарпанный господин и великая Королева, сонн
ые поля и толкотня слуг, Ц словом, он не видел ничего, точнее, видел только
руку.
Королева же, из-за аналогичного стечения обстоятельств, видела, вероятн
о, только голову. Но если можно по руке составить представление о теле, вме
щающем все атрибуты великой Королевы Ц ее вздорность, храбрость, ее хру
пкость и безжалостность, Ц то, разумеется, и голова, с тронной высоты уви
денная той, чьи глаза, если верить восковым персонам в Вестминстерском а
ббатстве, всегда глядели зорко, тоже поставляла достаточную пищу для умо
заключений. Длинные локоны, склоненные перед нею так смиренно, так невин
но, разве не свидетельствовали о паре стройнейших ног, на каких только ст
аивал когда-нибудь юный вельможа, о фиалковом взоре и золотом сердце, о ве
рности владычице и мужских чарах Ц всех тех чертах, которые старая женщ
ина ценила тем сильней, чем меньше они оставались ей подвластны. Ибо Коро
лева постарела и прежде времени согнулась. В ушах ее вечно гремел пушечн
ый гром. Перед глазами блистала то капля яда, то клинок. Сидя за столом, она
прислушивалась и слышала канонаду со стороны Ла-Манша; она вздрагивала:
что это Ц ругань? шепот? Невинность, простота кажутся еще милей, когда их
сопоставишь с эдаким мрачным фоном. А потому в ту же ночь, если верить пред
анию, пока Орландо крепко спал, она, по всем правилам скрепив пергамент св
оею подписью и печатью, отказала огромный уединенный замок, прежде бывши
й в пользовании архиепископа, а потом и короля, Ц отцу Орландо.
Орландо всю ночь проспал в полном неведении. Королева его поцеловала, а о
н и не заметил. Но может быть, Ц кто разберется в женском сердце? Ц именно
его неведение и то, как он вздрогнул, когда ее губы коснулись его щеки, Ц и
менно это все и удержало воспоминание о юном родиче (они были родня) в серд
це Королевы? Так или иначе, не прошло и двух тихих сельских лет Ц Орландо
едва успел сочинить каких-нибудь двадцать трагедий, всего дюжину поэм и
десятка два сонетов, Ц как поступило известие, что Королева ждет его в Уа
йтхолле.
Ц А! Ц сказала она, глядя, как он приближается к ней длинной галереей. Ц
А вот и мой непорочный мальчик! (В облике его сохранялась чистота, намекав
шая на непорочность, тогда как слово в прямом значении было уже к нему неп
риложимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
26
Вирджиния Вульф: «Орланд
о»
Вирджиния Вульф
Орландо
«Вирджиня Вулф «Орландо»»: Азбука-класс
ика; Санкт-Петербург; 2004
Аннотация
Вирджиния Вулф Ц признанный к
лассик европейской литературы ХХ века. Ее романы «Комната Джейкоба», «Ми
ссис Дэллоуэй», «На маяк», «Волны» выдержали множество переизданий. О не
й написаны десятки книг, тысячи статей. В настоящем издании вниманию чит
ателей предлагается роман «Орландо», необычный даже для самой В. Вулф. О ч
ем эта книга, получившая всемирную известность благодаря блестящей экр
анизации? Романтизированная биография автора? Фантазия? Пародия? Все вме
сте и не только. Эта книга о безжалостном времени, о неповторимости мгнов
ения, о томительных странностях любви, о смерти и превратностях судьбы.
Вирджиния Вулф
Орландо
© Е. Суриц, перевод, 1997
© А. Аствацатуров, статья, 2000
© «Азбука-классика», 2004
ГЛАВА 1
Он Ц потому что пол его не подлежал сомнению вопреки двусмысленным ухищ
рениям тогдашней моды Ц был занят тем, что делал выпады кинжалом возле г
оловы мавра, покачивающейся на стропиле. Была она цвета старого футбольн
ого мяча и почти от него неотличима, если бы не впалые щеки да скупые прядк
и сухих и жестких волос Ц как пух на кокосе. Отец Орландо Ц или, может быт
ь, это дед Ц снес ее с саженных плеч язычника, увидевшего свет в диких пус
тынях Африки; и теперь она непрестанно и нежно покачивалась от ветра, зад
увавшего в чердачные комнаты гигантского замка, который принадлежал от
секшему ее лорду.
Праотцы Орландо скакали верхами по полям асфоделей, и по кремнистым поля
м, и по полям, омываемым чуждыми реками, и немало сносили голов самого разн
ого цвета со множества плеч, и привозили их домой, и вешали на стропилах. О
рландо поклялся, что продолжит дело предков. Но покамест ему не исполнил
ось и семнадцати, еще не дорос, его не брали с собой скакать по Африке или Ф
ранции, а потому он тихонько ускользал от матери, от павлинов в саду, кралс
я на чердак и там делал выпады кинжалом, приседал, наклонялся, резал возду
х клинком. Иногда он перерезал веревку, и тогда голова скатывалась на пол,
и приходилось снова ее привязывать, не без почтения крепя почти в недося
гаемости, и враг победно скалился черным, иссохшим ртом. И голова качалас
ь, качалась, потому что дом, в верхнем этаже которого жил Орландо, был так г
ромаден, что ветер навеки попадался в ловушку и метался по чердаку, не нах
одя выхода, зимою и летом. Предки Орландо были высокородны Ц всегда, с тех
пор, как они были вообще. Они поднялись из северного тумана в коронах пэро
в. И полосы тьмы на полу не оттого ли так графили желтую заводь, что солнце
вливалось на чердак сквозь просторный герб витража? Орландо сейчас стоя
л в самом центре желтого геральдического леопарда. Когда он положил руку
на подоконник, чтобы отворить окно, рука стала красной, голубой и желтой,
как крыло бабочки. И любители символов, охотники до их расшифровки, могут
взять на заметку, что, тогда как прелестные ноги, стройное тело и отличный
разворот плеч Орландо окрасились всеми геральдическими оттенками, лиц
о его, когда он отворил окно, озарялось исключительно самим солнцем. Боле
е светлого, строптивого лица вы себе и представить не можете. Блаженна ма
ть, которая произвела такого на свет, еще блаженней описывающий его жизн
ь биограф! Ей никогда не придется печалиться, ни ему Ц нуждаться в услуга
х поэта или романиста. От подвига к подвигу, от победы к победе, от должнос
ти к должности будет следовать герой, и его летописец за ним, покуда не дос
тигнут оба того положения, которое явится вершиною их мечтаний. Орландо,
судя по внешности, был в точности создан для подобного поприща. Розовые щ
еки подернулись персиковым пушком; пушок над губой всего лишь чуть-чуть
загустевал по сравнению с пушком на щеках. Сами губы были резко очерчены
и слегка изогнуты над безупречным рядом миндальнейше-белых зубов. Без с
учка без задоринки был задорно-стремительный нос; волосы темные; и мален
ькие, тесно прижатые к голове ушки. Жаль, однако, что сей перечень юных сов
ершенств будет неполон без упоминания о лбе и глазах. Жаль, что люди редко
появляются на свет лишенными того и другого; ибо, едва мы взглянем на стоя
щего у окна Орландо, мы вынуждены будем признать, что глаза у него были, ка
к фиалки в росе, громадные, будто переполненные их расширяющей влагой; а л
об Ц как мраморный купол, зажатый меж медально-гладких висков. Стоит нам
взглянуть на этот лоб и в эти глаза Ц и мы Бог знает до чего можем договор
иться. Стоит нам взглянуть на этот лоб и в эти глаза Ц и мы вынуждены буде
м признать тысячи неприятных вещей, мимо которых обязан скользить всяки
й уважающий себя биограф. Увиденное его раздражало, Ц например, его мать
, весьма прекрасная собою дама в зеленом, направляющаяся кормить павлино
в в сопровождении Туитчетт, своей горничной; увиденное его восхищало Ц
деревья, птицы; влюбляло в смерть Ц вечернее небо, снижающиеся грачи; и, в
злетев по спиральным ступенькам мозга Ц а мозг был вместительный, Ц ув
иденное, смешавшись с садовыми звуками Ц треск деревьев, стук топора, Ц
вызывало в нем разгул и сумятицу чувств и страстей, которые ненавидит вс
який уважающий себя биограф. Продолжим, однако, Ц Орландо медленно втян
ул голову в плечи, сел за стол и с отвлеченным видом человека, привыкшего д
елать это ежедневно в определенный час, вынул тетрадь, озаглавленную «Эт
ельберт. Трагедия в пяти актах», и обмакнул старое испачканное гусиное п
еро в чернильницу.
Скоро он намарал страниц десять стихов. Мысль его, очевидно, была быстра, н
о абстрактна. Порок, Преступление, Нужда были персонажи драмы; Король и Ко
ролева правили неозначаемыми территориями; ужасные замыслы их поглоща
ли; благородные чувства снедали; ни слова не говорилось так, как сказал бы
он сам, но все выворачивалось с быстротой и ловкостью, которые, учитывая е
го возраст Ц ему еще не исполнилось и семнадцати Ц и тот факт, что шестна
дцатому столетию оставалось скрипеть еще несколько лет, Ц были поистин
е замечательны. Но вот наконец он запнулся. Он, как все и всегда молодые по
эты, описывал природу, и, чтобы как можно точней передать оттенок зеленог
о, он взглянул (проявляя незаурядную смелость) на сам зеленый предмет, кот
орым в данном случае оказался лавровый куст у него под окном. После чего, р
азумеется, о писании уже не могло быть и речи. В природе зеленое Ц это одн
о, и зеленое в литературе Ц другое. Природа со словесностью не в ладу от п
рироды; попробуйте-ка их совместить Ц они изничтожат друг друга. Оттено
к зеленого, который разглядел Орландо, сразу нарушил рифму, сломал ему ме
тр. Но природа еще и не на такое способна. Взгляните только в окно, на пчел м
ежду цветов, на зевнувшего пса, на солнце, клонящееся к закату, только поду
майте: «Много ли мне суждено еще увидеть закатов» Ц и т. д. и т. п. (мысль чере
счур известная, чтобы приводить ее здесь целиком), и вы уроните перо, схват
ите плащ и выскочите из комнаты, споткнувшись при этом о расписной сунду
к. Потому что Орландо был чуточку неловок.
Он старался никого не встретить. Стаббс, садовник, шел по тропе. Орландо пр
ятался за деревом, пока тот не прошел мимо. И скользнул к боковой калитке.
Он обходил стороной все конюшни, все псарни, пивоварни, плотницкие, бани
Ц все места, где вытопляли воск, забивали скот, ковали подковы, тачали сап
оги, ибо замок вмещал в себя целый город, гудевший людьми, занятыми разным
и ремеслами, Ц и, никем не замеченный, он вышел на заросшую, бежавшую ввер
х по холму тропку. Есть, наверное, связь между свойствами: одно тянет за со
бой другое; и биограф обязан тут привлечь свое внимание к тому факту, что н
еловкость часто бывает связана с любовью к уединению. Раз он споткнулся
о сундук, Орландо, конечно, любил уединенные места, просторные виды Ц люб
ил чувствовать, что он один, один, один.
И после долгого молчания он, наконец-то открыв уста, выдохнул: «Я один». Он
очень быстро пошел в гору через папоротники и кусты боярышника, спугивая
диких птиц и оленей, и вышел к месту, осененному одиноким дубом. Это было в
ысоко, так высоко, что девятнадцать графств Англии были видны внизу, а в яс
ные дни и все тридцать, а то и сорок графств Ц в уж очень хорошую погоду. Ин
огда можно было увидеть Ла-Манш, неустанно кативший свои волны. Можно был
о увидеть реки, и скользящие по ним лодочки, и плывшие к морю галеоны; и арм
ады, а над ними пушечный пух и дальний пушечный гром; и форты по берегам; и з
амки среди лугов; а там сторожевую башню, там крепость, и снова просторный
замок, как у отца Орландо, огромный, как город, и обнесенный стеной. К восто
ку были шпили Лондона, городской дым; а на самом, наверное, горизонте, когд
а ветер дул куда следует, скалистая вершина и острые зубцы Сноудона
Сноудон Ц г
ора в Уэльсе. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев,
Ц прим, перев.)
сквозили между облаков. Минуту Орландо стоял подсчитывая, разгляд
ывая, узнавая. Вот замок отца, вот дядин. Тетушкины Ц те три башни среди де
ревьев. Поля были их, и леса; фазаны, олени и лисы, бобры и бабочки.
Он глубоко вздохнул и припал Ц в движениях его была страстность, заслуж
ивающая этого слова Ц к земле у корней дуба. Ему нравилось в быстротечно
сти лета чувствовать под собою земной хребет, за каковой принимал он тве
рдый корень дуба; или Ц ибо образ находил на образ Ц то был мощный круп е
го коня; или палуба тонущего корабля Ц не важно что, лишь бы твердое, пото
му что ему непременно хотелось к чему-то прикрепиться плавучим сердцем
Ц сердцем, тянущим в путь; сердцем, которое будто наполняли тугие, влюбле
нные ветры, каждый вечер, едва он вырывался на волю. Вот он и прикрепил его
к дубу и так лежал, покуда постепенно унимался трепет в нем самом и вокруг
; затихнув, повисали листочки; замирали олени; останавливались летние бл
едные облака; затекали и тяжелели его члены; и он очень тихо лежал; и олени
уже подступали ближе, и над ним кружили грачи, и ласточки, ныряя, припадали
к нему, голову близко-близко облетали стрекозы, Ц будто вся щедрость, вс
е плодородие летнего вечера влюбленным наметом окутывали его тело.
Через час, наверное, Ц солнце быстро скатывалось к горизонту, белые обла
ка тронуло багрецом, холмы лиловостью, синевою лес, и долины почернели Ц
протрубил рог. Орландо вскочил. Пронзительный зов шел из глубины долины;
откуда-то из темноты; из тесноты; из лабиринта; из города, препоясанного с
тенами; он шел из недр собственного его величавого дома, темного прежде, н
о, пока он на него смотрел и одинокому рогу вторили все новые, все более на
стойчивые зовы, дом этот стряхивал с себя темноту и вот уже засветился ог
нями. Были огоньки мельтешащие, поспешные, как когда слуги бегут по корид
ору на господский колокольчик; были высокие, важные огни, какие горят в пу
стынности пиршественных зал в ожидании гостей; и еще другие огни ныряли,
парили, тонули, взлетали, как и положено огням в руках у слуг, когда те клан
яются, преклоняют колена, со всею пышностью вводя в покои владычицу, выса
дившуюся из кареты. Кони трясли плюмажами. Пожаловала Королева.
Орландо никуда уже не смотрел. Он мчался вниз. Метнулся в ворота. Взлетел п
о винтовой лестнице. К себе. Чулки швырнул в один угол, куртку Ц в другой. О
н смачивал волосы. Тер руки. Полировал ногти. Перед маленьким зеркалом, пр
и двух оплывших свечках, натянул алые бриджи, надел плоеный воротник, таф
тяной жилет, туфли с помпонами вдвое больше георгинов Ц все за десять ми
нут ровно по часам. Он был готов. Он был весь красный. Задыхался. Но он опазд
ывал ужасно. Срезая расстояние, он спешил изведанным путем по анфиладам,
переходам, лестницам к пиршественной зале, на пять акров отдаленной от в
сех замковых сторон. Но, как он ни спешил, скользя мимо людских и девичьих,
он вдруг остановился. Дверь гостиной миссис Стьюкли стояла настежь, Ц б
ез сомнения, сама она со всеми своими ключами побежала к хозяйке. Но там, з
а обеденным столом прислуги, перед пивной кружкой и листом бумаги, сидел
обрюзгший, обшарпанного вида господин с грязноватыми манжетами и в темн
ом домотканом платье. Он держал в руке перо, но не писал. Казалось, он перек
атывал, примеривал в уме какую-то мысль, пока не приладит ее окончательно
к своему вкусу. Глаза, выкаченные, застланные, похожие на странные зелены
е каменья, он вперил в одну точку. Орландо он не видел. Как ни спешил Орланд
о, он застыл. Уж не поэт ли перед ним? Уж не стихи ли сочиняет? «Расскажите мн
е, Ц хотелось крикнуть Орландо, Ц расскажите обо всем на свете», ибо о по
этах и стихах у него были самые дикие, самые нелепые понятия, Ц но как вы з
аговорите с человеком, когда он вас не видит? Когда он видит вместо вас люд
оедов, например, сатиров, а то и дно морское? А потому Орландо стоял и смотр
ел, как тот вертел в руке перо и так и эдак и думал с неподвижным взором и по
том вдруг быстро набросал несколько строк и снова поднял глаза. После че
го, охваченный робостью, Орландо поспешил дальше и влетел в пиршественну
ю залу как раз в последнюю секунду, чтобы броситься на колени, смущенно по
никнуть головой и протянуть чашу розовой воды самой великой Королеве.
Из-за своей робости он видел только опущенную в воду руку, унизанную перс
тнями; но и того довольно.
Рука врезалась в память: тонкая, с длинными пальцами, как бы навечно округ
ленными на скипетре или державе; нервная, злая, нездоровая рука; повелите
льная; рука, по манию которой слетает с плеч любая голова; рука, как догада
лся он, соединенная со старым телом, которое пахнет шкапом, где меха блюду
тся в камфарных шариках, и, однако, обряжено в парчу и жемчуга Ц прямое, ка
к струна, несмотря на мучительную ломоту в суставах; не сдающееся, как бы н
и терзали его страхи; а глаза у Королевы были светло-желтые. Все это он поч
увствовал, покуда посверкивали в воде великолепные перстни, а потом голо
ву ему странно сжали Ц чем, возможно, и объясняется тот факт, что он не вид
ел больше ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания летописца. К т
ому же в мыслях его клубился вихрь противоположных впечатлений Ц черна
я ночь и полыхание свечей, обшарпанный господин и великая Королева, сонн
ые поля и толкотня слуг, Ц словом, он не видел ничего, точнее, видел только
руку.
Королева же, из-за аналогичного стечения обстоятельств, видела, вероятн
о, только голову. Но если можно по руке составить представление о теле, вме
щающем все атрибуты великой Королевы Ц ее вздорность, храбрость, ее хру
пкость и безжалостность, Ц то, разумеется, и голова, с тронной высоты уви
денная той, чьи глаза, если верить восковым персонам в Вестминстерском а
ббатстве, всегда глядели зорко, тоже поставляла достаточную пищу для умо
заключений. Длинные локоны, склоненные перед нею так смиренно, так невин
но, разве не свидетельствовали о паре стройнейших ног, на каких только ст
аивал когда-нибудь юный вельможа, о фиалковом взоре и золотом сердце, о ве
рности владычице и мужских чарах Ц всех тех чертах, которые старая женщ
ина ценила тем сильней, чем меньше они оставались ей подвластны. Ибо Коро
лева постарела и прежде времени согнулась. В ушах ее вечно гремел пушечн
ый гром. Перед глазами блистала то капля яда, то клинок. Сидя за столом, она
прислушивалась и слышала канонаду со стороны Ла-Манша; она вздрагивала:
что это Ц ругань? шепот? Невинность, простота кажутся еще милей, когда их
сопоставишь с эдаким мрачным фоном. А потому в ту же ночь, если верить пред
анию, пока Орландо крепко спал, она, по всем правилам скрепив пергамент св
оею подписью и печатью, отказала огромный уединенный замок, прежде бывши
й в пользовании архиепископа, а потом и короля, Ц отцу Орландо.
Орландо всю ночь проспал в полном неведении. Королева его поцеловала, а о
н и не заметил. Но может быть, Ц кто разберется в женском сердце? Ц именно
его неведение и то, как он вздрогнул, когда ее губы коснулись его щеки, Ц и
менно это все и удержало воспоминание о юном родиче (они были родня) в серд
це Королевы? Так или иначе, не прошло и двух тихих сельских лет Ц Орландо
едва успел сочинить каких-нибудь двадцать трагедий, всего дюжину поэм и
десятка два сонетов, Ц как поступило известие, что Королева ждет его в Уа
йтхолле.
Ц А! Ц сказала она, глядя, как он приближается к ней длинной галереей. Ц
А вот и мой непорочный мальчик! (В облике его сохранялась чистота, намекав
шая на непорочность, тогда как слово в прямом значении было уже к нему неп
риложимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27