К ней
можно подходить с самых различных точек зрения и с самыми различными
критериями. Но не все подходы равноценны. Я прочитал множество сочинений на
эту тему. Но ни одно из них не могу считать адекватным предмету. И сочинения
А. Солженицына в том числе. Во всех этих сочинениях выделяются лишь
отдельные аспекты эпохи, раздуваются сверх меры и подгоняются под априорные
установки. Чаще всего это борьба Сталина за личную власть и массовые
репрессии. Однако при этом целостность исторического процесса исчезает и
невольно получается односторонне ложная его картина. Историческая эпоха
рассматривается либо со стороны, т. е. в том виде, как она представляется
западному наблюдателю, либо сверху, т. е. в том виде, как она представляется
с точки зрения деятельности партий, групп, отдельных личностей. И потому
получается поверхностное и чисто фактологическое описание. Основное
содержание эпохи, т. е. все то, что происходило в массе населения и
послужило базисом для всех видимых сверху и со стороны явлений, почти не
принимается во внимание. Главным [277] объектом описания становится не
глубинный поток истории, а его поверхностные завихрения и пена. Явления
прошлого вырываются из их конкретно-исторического контекста. К ним
применяются чуждые им понятия и критерии оценок, взятые из нашего времени. В
результате сталинизм представляется лишь как обман масс населения и как
насилие над ними, а вся эпоха - как черный провал в истории и как сплошное
преступление. Поведение вождей представляется как серия глупостей и
своекорыстных поступков. Это удобно многим. Не нужно большого ума, чтобы
понимать банальности "мыслителей". И любой дурак чувствует себя мудрецом в
сравнении со сталинскими недоумками, а любой прохвост - образцом
моральности.
Не составляет на этот счет исключения и советская наука и идеология. Они
вынуждаются на полуосуждение и полупризнание эпохи, в лучшем случае - на
признание "отдельных ошибок" Сталина и фактов репрессий, а в худшем случае -
на бессовестные спекуляции за счет безответного и безопасного прошлого.
Горбачевские "смельчаки", размахивающие кулаками после окончившейся
давным-давно драки, заслуживают лишь презрения. И еще большего презрения
заслуживают те люди на Западе, которые восхищаются кривляньями горбачевских
клоунов. В наше время настоящее мужество нужно для того, чтобы судить о
сталинской эпохе по ее фактическому {вкладу} в эволюцию человечества.
Сталинская эпоха прошла. И если я не хотел заостряться в моей внутренней
эволюции на уже сыгравшем свою роль прошлом, если я хотел двигаться вперед,
я должен был с полной ясностью отдать самому себе отчет в том, что на самом
деле было, что исчезло навсегда, что осталось в силу исторической инерции и
что осталось навечно. Когда эта проблема встала передо мной, я уже имел
профессиональную подготовку для ее решения.
Понять историческую эпоху такого масштаба, как сталинская, - это не
значит (так думал я) описать последовательность множества ее событий и их
причинно-следственную связь. Это значит понять сущность общественного
организма, созревавшего в эту эпоху. Сталинская эпоха была эпохой
становления нового, коммунистиче[278] ского общества. В эту эпоху сложился
социальный строй нового общества, его экономика, система власти и
управления, идеология, культура, образ жизни миллионов людей. Это была
юность нового общества.
Первым делом я отбросил оценку сталинской эпохи как преступной. Понятие
преступности есть понятие юридическое или моральное, но не историческое и не
социологическое. Оно не применимо к историческим периодам, к целым обществам
и народам. Сталинская эпоха была страшной. В ней совершались бесчисленные
преступления. Но нелегко говорить о ней в целом как о преступлении. Нелепо
также рассматривать как преступное общество, сложившееся в эту эпоху, каким
бы плохим оно ни было.

О ТЕРМИНОЛОГИИ
Новое общество строилось из данного человеческого материала и в рамках
исторически данных возможностей. Оно строилось людьми, а не богами.
Строилось методами, которые были доступны в то время. Эти методы отчасти
достались в наследство от прошлого, отчасти навязывались обстоятельствами,
отчасти явились продуктом свободного творчества масс и воли вождей. Многое
из того, что изобреталось и использовалось при этом, изжило себя, было
отброшено и стало достоянием истории. Но многое сохранилось, вошло в самое
тело нового общества, превратилось в постоянно действующие методы
воспроизводства общественного организма. Что считать сталинизмом? То, что
отброшено ходом истории, или то, что сохранилось? Но и это еще не все. Как в
том, что отброшено, так и в том, что сохранилось, имеется два аспекта: то,
что связано с личными особенностями Сталина, и то, что от них не зависело,
но что точно так же ассоциировалось с именем Сталина. Как тут произвести
разграничение? Что отнести к сталинизму и что нет? Когда над такими
вопросами задумаешься, то обнаруживаешь, что выражение "сталинизм"
оказывается не таким уж ясным, каким оно кажется на первый взгляд. Плюс к
тому сталинизмом можно называть и определенную совокупность идеологических
принципов, причем [279] не только высказанных публично, но и замалчиваемых
по тем или иным соображениям. За долгие годы после смерти Сталина никакой
ясности в определение этого понятия не было внесено. Наоборот, было сделано
много, чтобы превратить его в идеологическую пустышку, служащую средством
замутнения мозгов, запугивания и дискредитации неугодных.
Аналогично обстоит дело с выражением "сталинист". Этим словом называют
человека из сталинской правящей группы, типичного руководителя сталинской
эпохи, активного проводника сталинской политики, сталинского идеолога и
апологета. Сталинистами называют также партийных и государственных
руководителей, склонных к методам руководства сталинских времен.
К какой категории, например, отнести Хрущева, бывшего верным соратником и
подручным Сталина, а после смерти последнего возглавившего десталинизацию
страны и проводившего ее сталинскими методами? Как называть с этой точки
зрения горбачевцев, нападающих на Сталина на словах, но на деле во многом
следующих сталинским образцам руководства и поведения? К какой категории
отнести человека наших дней, который положительно оценивает какие-то
действия Сталина? Можно ли его считать сталинистом? Можно ли считать
сталинистом человека, который оценивает Сталина как великого исторического
деятеля?
Соответственно неопределенны и выражения "антисталинизм",
"антисталинист", "антисталинский", "антисталинистский". В употреблении их
доминирует субъективное отношение ко всему, связанному с именем Сталина, и
это усиливает неопределенность словоупотребления. Например, человек может
считать виновником зол сталинского периода самого Сталина, хотя Сталин был
тут ни при чем. Человек может быть противником лишь того, что специфически
связано со сталинизмом. Так что, называя человека антисталинистом, мы тем
самым еще не определяем его позицию достаточно точно. Я был антисталинистом,
но я счел бы оскорблением для себя, если бы меня зачислили в одну категорию
с нынешними "антисталинистами".
Терминологическая неопределенность, о которой я говорил, не есть лишь
результат отсутствия общепринятого соглашения. Тут действуют факторы,
исключающие [280] мирное соглашение. Возьмем, например, горбачевскую критику
Сталина. Она служила средством маскировки тенденции самих горбачевцев к
волюнтаризму сталинского типа и к сталинским методам обращения с массами.
Горбачевцы обвинили в сталинизме брежневское руководство и нынешних
"консерваторов". А между тем, если разобраться по сути дела, именно
брежневизм явился самозащитой советской системы власти от хрущевской
тенденции к сталинскому волюнтаризму. Именно консерваторы в горбачевском
руководстве были противниками сталинских методов управления, а не
реформаторы. Так что рассчитывать на терминологическую ясность тут не
приходится. Ее избегают умышленно. В кругах теоретиков, пишущих на темы,
связанные со Сталиным, действуют другие многочисленные причины, точно так же
исключающие четкость и однозначность терминологии.
Чтобы избежать недоразумений, я здесь буду употреблять такие выражения.
Сталинизмом историческим (или просто сталинизмом) я называю ту историческую
форму, в которой новое коммунистическое общество создавалось в Советском
Союзе в результате сознательных и волевых усилий самого Сталина, его
соратников и вообще всех тех, кто исполнял их волю и действовал в духе их
идей и распоряжений (этих людей можно назвать историческими сталинцами).
Коммунистическое общество не является произвольным изобретением Сталина и
сталинцов. Оно формировалось в силу объективных социальных закономерностей.
Но эти закономерности действуют и проявляются в субъективной деятельности
людей, влияющей на то, в какой форме они реализуются. И в этом смысле Сталин
и сталинцы наложили свою печать на исторический процесс. Если бы Ленин
прожил еще двадцать лет и удержался бы у власти, историческая форма
построения нового общества была бы несколько иной, хотя суть дела была бы та
же самая. И эта форма вошла бы в актив ленинизма. Если бы на месте Сталина
оказался другой человек, он дал бы ей свое имя. Сталинским или сталинистским
типом (или методом) руководства процессом построения коммунистического
общества и руководства построенным обществом я называю тип руководства,
обладающий су[281] щественными чертами исторического сталинизма. Этот тип
руководства можно наблюдать и в других коммунистических странах. Попытки его
повторения имели место и у Хрущева, и у Горбачева. Говорить о сталинистском
типе руководства обычно избегают, одни - претендуя на то, что они "сами с
усами", другие - желая избежать аналогий со Сталиным (Горбачев, например).
Но первооткрывателем этого типа руководства был Сталин. Приверженцев такого
типа руководства можно было бы назвать сталинистами, если бы имела место
историческая справедливость в отношении признания авторства. Ниже я кратко
охарактеризую основные черты сталинской эпохи, исторического сталинизма и
сталинского типа руководства.

СОЦИАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
При Ленине произошла политическая революция, расчистившая путь новому
обществу. Но само это общество сложилось при Сталине. Социальная революция в
собственном смысле слова, т. е. изменение социального положения и социальной
структуры многомиллионных масс населения, произошла при Сталине и под его
руководством. Это исторический факт. Отрицание и замалчивание его, как это
делалось во все послесталинские годы и делается теперь, есть фальсификация
истории, какими бы благородными намерениями при этом ни руководствовались.
Социальная революция заключалась не в том, что были ликвидированы классы
капиталистов и помещиков, что была ликвидирована частная собственность на
землю, на фабрики и заводы, на средства производства. Это были лишь условия
для социальной революции. Это был лишь негативный, разрушительный аспект
политической революции. Сама же социальная революция, как таковая, в ее
позитивном, созидательном содержании означала создание новой стандартной
структуры, новой организации масс населения. Это был грандиозный и
беспрецедентный процесс объединения миллионов людей в коммунистические
коллективы с новой социальной структурой и новыми взаимоотношениями между
людьми, процесс образования мно[282] гих сотен тысяч социальных клеточек,
объединенных в единое социальное целое. Причем этот процесс заключался не
столько в переорганизации того, что досталось в наследство от прошлого, но в
создании новых социальных ячеек, по сравнению с которыми перестроенные из
прошлого материала оказались в незначительном меньшинстве. Какими бы целями
ни руководствовались строители нового общества, их политика коллективизации
и индустриализации в огромной мере способствовала этому процессу и
составляла его часть. Главный результат деятельности Сталина и всех тех, кто
под его руководством строил новое общество, заключался именно в создании
новой социальной организации населения. И он совершенно выпал из поля
внимания всех, кто писал на тему о Сталине и сталинизме. Этот главный
результат оказался заслоненным ужасами и нелепостями коллективизации,
индустриализации, массовых репрессий.
Легко творить воображаемую историю, сидя в кабинете в окружении сотен и
тысяч томов ученых книг. Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны,
сказал поэт. Реальная история - не Невский проспект, писал Н.Г.
Чернышевский. В реальной истории обычное дело, когда люди не ведают того,
что творят, когда получается не то, что хотели, когда добрые намерения
оборачиваются злом. Верно, что во всем том, что делалось в сталинские годы,
было много нелепого, ошибочного, преступного. Но во всем этом неуклонно
совершался один великий исторический процесс - процесс образования клеточек
нового общества, процесс роста их числа, процесс объединения их в более
сложные группы, процесс обучения и тренировки людей на жизнь в этих новых
объединениях. Сталинские годы были прежде всего годами создания
коммунистических коллективов и годами обучения людей правилам жизни в этих
коллективах. Причем сами эти правила в подавляющей части вырабатывались
заново. Это были годы грандиозного исторического творчества миллионов людей,
а не исполнением злых и коварных замыслов тиранов.
В отношении к прошлому любой дурак может выглядеть умником и любой трус -
смельчаком. В представлении умников и смельчаков нашего времени прошлая
[283] советская история выглядит так. Был добрый и умный Ленин. Он ввел НЭП,
и люди стали хорошо жить. Власть захватил злой и глупый Сталин, отменил НЭП,
загнал крестьян силой в колхозы, велел арестовать миллионы людей. Эти умники
и смельчаки (задним числом) создали такую идейную атмосферу, что всякий
протест против такого идиотизма в оценке русской трагической истории
изображается ими как апологетика сталинизма. Но в реальности ленинский НЭП
вовсе не был тем, как его изображают его нынешние поклонники и запоздалые
антисталинисты. НЭП не был отменен, от отмер сам, не дав желаемого
результата. Колхозы выдумал не Сталин и даже не Ленин. Идеи такого рода
возникали в России уже до революции в связи с проблемами крестьянской
общины. Коллективизация была не злым умыслом, а трагической неизбежностью.
Процесс бегства людей в города все равно нельзя было остановить.
Коллективизация ускорила его. Без нее этот процесс стал бы, может быть, еще
болезненнее, растянувшись на несколько поколений. Дело обстояло вовсе не
так, будто высшее советское руководство имело возможность выбора пути. Для
России в исторически сложившихся условиях был один выбор: выжить или
погибнуть. А в отношении путей выживания выбора никакого не было. Сталин
явился не изобретателем русской трагедии, а лишь ее выразителем. Сейчас
реабилитировали Бухарина и заговорили о его идеях, противопоставляя их как
мудрость сталинской глупости. Бухарин не был "врагом народа". Но это не
значит, что он был мудр. Он был такой же исторический кретин, как и его
нынешние поклонники, стремящиеся возвыситься за счет фальсификации истории в
дискредитации предшественников, действовавших в реальной, а не воображаемой
истории.
Моя мать, действительно пострадавшая от коллективизации и пережившая все
ее кошмары, чувствовала разницу между глубинным потоком и пеной истории
гораздо правильнее, чем все критики Сталина и его эпохи, вместе взятые. Она
хранила в Евангелии портрет Сталина. Но она же благословила меня, когда я
встал на путь бунта против Сталина, угрожавший мне гибелью. Сталин стал моим
принципиальным врагом. Но я этого врага все-таки уважаю неизмеримо больше,
чем [284] всех нынешних умников и смельчаков, воюющих против призраков уже
неуязвимого прошлого. Он был для меня врагом эпохальным и историческим, а не
конъюнктурно выгодной темой, как для нынешних "антисталинистов".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63