Лейтенанты быстрее продвигались в
капитаны, майоры быстрее продвигались в полковники, генерал-майоры быстрее
двигались к званиям генералов армий и маршалов. Это происходило за счет
потерь, расширения армии и общего повышения людей в чинах и званиях. Но
переход из низшего слоя в средний и из среднего в высший в массе почти не
ускорился. И в подавляющем большинстве случаев такой переход происходил не
на основе реальных заслуг людей, а на основе социальных взаимоотношений,
ничего общего не имевших с героизмом и талантом. Я этой проблемой
интересовался специально. И если уж война не поколебала стабильность системы
продвижения по служебной лестнице, так думал я, то тем более эта система
должна стать стабильной в мирное время. Время Наполеонов прошло.
О ВОЙНЕ
Понимание причин, сущности хода и последствий войны есть один из пробных
камней западного способа мышления. Мне приходилось вести сотни разговоров на
темы прошлой войны с западными людьми самых разных категорий и
национальностей. Я был поражен тем, как мало эти люди знали о войне и как
извращенно они ее оценивали. Я не хочу сказать, что все люди на Западе
таковы. При желании и тут можно найти знающих и понимающих людей, более или
менее объективные кни[228] ги. Я здесь имею в виду состояние массового
сознания, причем в той мере, как мне это удалось заметить. Характерным для
него, на мой взгляд, является игнорирование социальной сущности войны,
искажение роли западных стран, недооценка роли Советского Союза и его армии,
переоценка интеллекта западных политиков и вклада западных стран в разгром
Германии. С методологической точки зрения характерным для западного способа
мышления обо всем, что касается Советского Союза, является стремление найти
некое сенсационное разоблачение неких секретов, одним махом объясняющих все.
Одеревенелость и поверхностность суждений, ползучий эмпиризм и прочие
явления мышления, которые мы в школьные годы называли "метафизическим"
способом мышления, оказались вполне реальными свойствами западного массового
понимания важнейших событий современности.
В мою задачу не входит исследование войны, как таковой. Я касался и
намерен впредь касаться войны лишь постольку, поскольку она была фактором в
моей жизни, конкретнее говоря, в моем жизненном эксперименте и в моем
понимании советского общества. Лишь с этой точки зрения хочу обратить
внимание читателя на некоторые уроки войны, которые я извлек лично для себя.
Выражение "мировая война" не является научным понятием. Оно обозначает
лишь тот факт, что в войну вовлекаются страны, играющие в соответствующее
время решающую роль в мировой истории. Но тем самым еще не определяется
социальный тип войны. Чтобы охарактеризовать социальный тип войны, нужно
охарактеризовать социальный тип стран, участвующих в войне, и их цели. А с
этой точки зрения между Первой и Второй мировыми войнами имеется
существенное различие. Первая мировая война была войной между социально
однотипными противниками. Это была война за передел мира. Классически ясное
описание этого типа войны дано Лениным, и я здесь не хочу повторять
общеизвестные истины на этот счет. Что же касается Второй мировой войны, то
тут сложилась прочная традиция умолчания относительно ее социального
характера. Советская концепция вносит некоторое разнообразие, рассматривая
эту войну со стороны Советского Союза как войну оте[229] чественную. Но
слово "отечественная" нисколько не характеризует социальный аспект войны.
Я утверждаю, что Вторая мировая война была социально неоднородной. Она
содержала в себе два типа войн: империалистическую войну в ленинском смысле
(войну однотипных капиталистических стран за передел мира) и войну
социальную, т. е. войну между двумя социальными системами - между
капитализмом и коммунизмом. Война гитлеровской Германии против Советского
Союза была, по существу, попыткой стран Запада раздавить коммунистическое
общество в Советском Союзе. Причем это не была война одинаково виновных с
точки зрения ее развязывания партнеров. Инициатива исходила со стороны
Запада хотя бы по той причине, что Советский Союз к войне подготовиться не
успел.
Социальная война как составная часть Второй мировой войны, причем главная
и фундаментальная ее часть, показала, что коммунистический социальный строй
способен выдерживать трудности и катастрофы эпохального и глобального
масштаба. Он родился в результате Первой мировой войны как следствие
катастрофальной ситуации в России и как средство преодоления этой ситуации.
И в годы после революции, в годы Второй мировой войны и в последующие годы
после нее он доказал со стопроцентной очевидностью, что он есть социальный
строй, как будто специально приспособленный для самосохранения страны в
условиях грандиозных трудностей и для преодоления их. В эти годы стало также
очевидно, что этот социальный строй не способен успешно конкурировать с
капиталистическим строем в сфере экономики и поднять жизненный уровень
населения выше такового в странах Запада. Но это бесспорное обстоятельство
нисколько не колеблет первое, а именно поразительную способность
коммунистических стран выживать в условиях, немыслимых для стран Запада. И с
этим объективным обстоятельством Запад должен так или иначе считаться.
Потоком слов, скрывающих это, можно затуманить сознание людей. Но словами не
уговоришь историю эволюционировать в том направлении, как хотелось бы.
Бесспорно, что страны Запада помогли Советскому Союзу разгромить
гитлеровскую Германию. Но ведь они [230] это сделали не из любви к
коммунизму. Сначала они приложили титанические усилия к тому, чтобы
направить гитлеровскую экспансию на Советский Союз. Стать союзниками
Советского Союза их вынудили исторические обстоятельства. Важен фактический
результат: они помогли. Вторая мировая война переросла в войну социальную.
Коммунизм вышел победителем из нее. Инициатива мировой истории перешла к
коммунизму. Капитализм оказался в позиции обороны. Проблема реального
коммунизма и его исторических перспектив стала главной проблемой
современности. И никаких иных, более глубоких, "секретов" во Второй мировой
войне нет. Всякого рода "новые" ее концепции касаются лишь хода войны и ее
второстепенных событий, а не ее сути, или являются лишь новыми формами
фальсификации истории.
ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ
В начале войны несколько миллионов советских военнослужащих оказались в
плену у немцев. Многие люди на Западе усматривали и до сих пор усматривают в
этом признак отрицательного отношения к советскому социальному строю. Это
мнение абсурдно. В плен сдавались целые подразделения, даже армии. Сдавались
не из ненависти к коммунизму, а в силу военной безвыходности положения,
бездарности командования и других причин, не имеющих ничего общего с
отношением людей к своему социальному строю. Под Сталинградом в плен сдалась
армия Паулюса вовсе не из-за того, что немцы вдруг невзлюбили
национал-социализм. Когда в плен сдается целое подразделение, мнение
отдельных солдат не спрашивают. Конечно, многие советские люди сотрудничали
с немцами. Но многие ли из них делали это из ненависти к советскому
социальному строю?! Большинство делало это из шкурнических соображений, из
желания просто выжить, из страха. Среди советских людей шкурников, трусов,
подлецов, приспособленцев, двурушников имеется не меньше, чем среди западных
людей. Приписывать массам советских людей поступки в силу ненависти к
социальному строю - значит сильно идеализиро[231] вать их. Можно не любить
советский строй и мужественно сражаться на войне за него. Можно любить его и
быть при этом трусом и предателем. Генерал Власов стал предателем, потому
что ему не повезло. Сложись иначе его военная судьба, он вошел бы в число
сталинских холуев. Советская официальная концепция войны утверждает, что
война была освободительная и отечественная, что советские люди были охвачены
чувством патриотизма и благодаря этому мы победили. Не спорю, в массе народа
было много патриотов. Но победа в войне была прежде всего победой
социального строя страны и лишь во вторую очередь победой патриотизма,
героизма и прочих общечеловеческих качеств.
Абсурдно также мнение, будто советские люди сражались за Родину, а не за
советский социальный строй. Ко времени начала войны коммунистический строй
для большинства советских людей стал их образом жизни, а не политическим
режимом. Отделить его от массы населения было просто невозможно практически.
Хотели люди этого или нет, любая защита ими себя и своей страны означала
защиту нового социального строя. Россия и коммунизм существовали не наряду
друг с другом, а в единстве. Разгром коммунизма в России был равносилен
разгрому самой России. Победа России означала победу коммунизма.
Несмотря ни на какие потери в первые месяцы войны, несмотря на
превосходство немцев в технике и организации операций, в моем окружении я не
встречал ни одного человека, который не верил бы в нашу победу. Конечно, тут
играла роль боязнь людей высказываться откровенно. Но дело не только в этом.
Уверенность в победе базировалась на факторах, которые были очевидны для
всех нас и общеизвестны. Главные из этих факторов суть способность самого
коммунистического социального строя выживать в трудных условиях и
неоднородность стран, считавшихся "капиталистическим окружением". Мы знали о
том, что западные страны вроде Англии, Франции и США гораздо больше боялись
победы гитлеровской Германии, чем нашей. Они были уверены в том, что победа
Германии была бы для них катастрофой. Мы были уверены, что страны Запада,
враждующие с Германией, рано или поздно присоединятся к нам в борьбе с
Германией и помогут нам разгромить ее.
[232]
СИЛА И СЛАБОСТЬ
Считается, что наши слабости суть продолжения наших достоинств. Но в
такой же мере верно и другое: наши достоинства суть продолжения наших
слабостей. Во всяком случае, война обнаружила, что в отношении Советского
Союза было верно как то, так и другое. Нужно было быть слепым, чтобы не
заметить, что как сила, так и слабость Советского Союза проистекали из
одного и того же источника - из его социального строя.
Поражения начала войны обычно сваливают на высшее руководство страной и
на Сталина лично. Но ведь уже перед войной в основном сложилась
коммунистическая организация населения страны и система власти и управления,
пронизывающая все общество. Уже тогда дала о себе знать низкая степень
деловой эффективности коммунистической системы, причем даже в таком деле,
как подготовка к войне. Эта система обнаружила способность сравнительно
быстро поднимать страну из состояния разрухи до некоторого уровня, высокого
сравнительно с уровнем разрухи. Но она при этом быстро достигала потолка, и
в действие вступали тенденции к застою, к разрастанию бюрократии, к
волоките, к очковтирательству и другие явления реального коммунизма, о
которых лишь теперь заговорили в Советском Союзе. Впрочем, и теперь говорят
о них как о недостатках, которые явились результатом ошибок прошлого
руководства и которые можно преодолеть. Начав "думать по-новому", советские
руководители так и не рискнули углубиться до объективных законов своего
общества как главной причины уже очевидных всем недостатков.
Поражения начала войны вынудили советское руководство к тому, чтобы
использовать преимущества советского строя, позволяющего мобилизовать все
силы и все ресурсы страны на оборону и использовать их централизованным
образом. При этом не надо думать, что перед войной и в начале войны
проявились лишь негативные свойства строя, а потом - лишь позитивные. Во все
периоды действовали и те и другие. Просто в различных условиях получали
некоторые преимущества те или другие.
В оценке возможностей и способностей коммунистического строя надо быть
диалектиком в хорошем смыс[233] ле этого слова, т. е. проявлять гибкость
мышления, избегать односторонности и одеревенелости мысли. Это я заметил уже
тогда на массе жизненных примеров. Вот . некоторые из них, на которые я
обратил внимание еще в годы войны. Перед войной в армии произошла "чистка",
было арестовано огромное число командиров всех рангов, особенно высших. Это
катастрофически сказалось на состоянии высшего командного состава армии и
внесло свою долю в поражения начала войны. Но нет худа без добра. Эти
репрессии привели к обновлению низшего и среднего командного состава армии.
На место малограмотных командиров пришли люди со средним и высшим
образованием. И этот фактор сыграл важнейшую роль в войне. В свое время
Бисмарк сказал, что в битве при Садовой победил немецкий народный учитель. О
нашей войне можно сказать (разумеется, в том же метафорическом смысле), что
в ней победил советский десятиклассник, т. е. выпускник советской школы
тридцатых годов.
Тысячи летчиков стали готовить с самого начала войны. Готовили медленно,
причем не с сознательным намерением замедлить процесс подготовки, а потому
что не могли делать быстрее в силу общих принципов организации всякого дела.
Но опять-таки эта медлительность сыграла и свою положительную роль. К концу
войны накопили огромные резервы летчиков. Аналогично произошло с самолетами.
К концу войны страна имела мощную авиацию.
Война шла долго, а между тем никто из тех образованных и способных
молодых людей не поднялся в ряды высшего командования. Последнее так и
сохранили за собою люди, ставшие генералами еще до войны и бывшие
сталинскими "выдвиженцами". В этом была серьезная слабость советской армии.
Не только слабость, но и сила. Война была не просто решением "технических"
задач убийства солдат противника. Это было прежде всего социальное сражение.
Главным было удержать армию под социальным контролем, а не "технические"
военные проблемы.
Понимало это сталинское командование или нет, оно действовало в духе
времени и возможностей.
Вследствие поражений начала войны пришлось самые важные в военном
отношении предприятия эваку[234] ировать в глубокий тыл и создавать новые.
Волюнтаристские сталинские методы сыграли при этом свою положительную роль в
смысле ускорения темпов создания военной промышленности и рационализации ее
работы, в смысле преодоления косности бюрократической системы управления.
Одновременно сталинистский волюнтаризм становился препятствием в проявлении
положительных качеств государственно-бюрократической системы управления.
Одним словом, наблюдая предвоенную ситуацию в стране и ход войны с
позиций человека, погруженного в самые недра советского общества, я накопил
достаточно материала, чтобы сделать для себя вывод: если я хочу понять
сущность, внутренние механизмы, объективные закономерности грандиозного
жизненного потока, я должен снова начать учиться.
ЗНАТЬ И ПОНИМАТЬ
Невозможно в деталях проследить, какими путями формируется мировоззрение
и характер человека. Хотя я себя в этом отношении делал сам и постоянно
занимался самоанализом, все равно многое из того, что когда-то играло роль,
испарилось бесследно. Иногда серьезные, казалось бы, события и явления не
оказывают никакого влияния на этот процесс. А иногда пустяки производят
перевороты в сознании. Еще до войны, работая в секретном отделе полка,
дивизии и корпуса, я просматривал немецкие карты и схемы расположения наших
войск, составленные немецкой разведкой. Эти материалы наша разведка, в свою
очередь, как-то раздобыла у немцев. Эти карты и схемы были сделаны лучше,
чем наши собственные. Офицеры отдела подшучивали в связи с этим над немецкой
аккуратностью. Меня особенно сильно поразил такой факт На одной схеме
расположения нашего полка была точно обозначена уборная. Уборная эта
переполнилась, ее закрыли и засыпали, и на новом месте построили новую.
Через какое-то время мне попалась на глаза новая немецкая схема, и на ней
было отмечено, куда переместилась уборная. Прислушиваясь к разговорам
офицеров отдела, я узнал, что немцы знали о поло[235] жении в нашей стране и
в армии лучше, чем само наше руководство и командование Немцы педантично
изучали жизнь нашей страны и фиксировали все до мельчайших деталей вроде
той, о которой я упомянул выше И, несмотря на это, они ровным счетом ничего
не поняли в сущности советского строя, допустили грубейшие ошибки в оценке
жизненного и военного потенциала страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
капитаны, майоры быстрее продвигались в полковники, генерал-майоры быстрее
двигались к званиям генералов армий и маршалов. Это происходило за счет
потерь, расширения армии и общего повышения людей в чинах и званиях. Но
переход из низшего слоя в средний и из среднего в высший в массе почти не
ускорился. И в подавляющем большинстве случаев такой переход происходил не
на основе реальных заслуг людей, а на основе социальных взаимоотношений,
ничего общего не имевших с героизмом и талантом. Я этой проблемой
интересовался специально. И если уж война не поколебала стабильность системы
продвижения по служебной лестнице, так думал я, то тем более эта система
должна стать стабильной в мирное время. Время Наполеонов прошло.
О ВОЙНЕ
Понимание причин, сущности хода и последствий войны есть один из пробных
камней западного способа мышления. Мне приходилось вести сотни разговоров на
темы прошлой войны с западными людьми самых разных категорий и
национальностей. Я был поражен тем, как мало эти люди знали о войне и как
извращенно они ее оценивали. Я не хочу сказать, что все люди на Западе
таковы. При желании и тут можно найти знающих и понимающих людей, более или
менее объективные кни[228] ги. Я здесь имею в виду состояние массового
сознания, причем в той мере, как мне это удалось заметить. Характерным для
него, на мой взгляд, является игнорирование социальной сущности войны,
искажение роли западных стран, недооценка роли Советского Союза и его армии,
переоценка интеллекта западных политиков и вклада западных стран в разгром
Германии. С методологической точки зрения характерным для западного способа
мышления обо всем, что касается Советского Союза, является стремление найти
некое сенсационное разоблачение неких секретов, одним махом объясняющих все.
Одеревенелость и поверхностность суждений, ползучий эмпиризм и прочие
явления мышления, которые мы в школьные годы называли "метафизическим"
способом мышления, оказались вполне реальными свойствами западного массового
понимания важнейших событий современности.
В мою задачу не входит исследование войны, как таковой. Я касался и
намерен впредь касаться войны лишь постольку, поскольку она была фактором в
моей жизни, конкретнее говоря, в моем жизненном эксперименте и в моем
понимании советского общества. Лишь с этой точки зрения хочу обратить
внимание читателя на некоторые уроки войны, которые я извлек лично для себя.
Выражение "мировая война" не является научным понятием. Оно обозначает
лишь тот факт, что в войну вовлекаются страны, играющие в соответствующее
время решающую роль в мировой истории. Но тем самым еще не определяется
социальный тип войны. Чтобы охарактеризовать социальный тип войны, нужно
охарактеризовать социальный тип стран, участвующих в войне, и их цели. А с
этой точки зрения между Первой и Второй мировыми войнами имеется
существенное различие. Первая мировая война была войной между социально
однотипными противниками. Это была война за передел мира. Классически ясное
описание этого типа войны дано Лениным, и я здесь не хочу повторять
общеизвестные истины на этот счет. Что же касается Второй мировой войны, то
тут сложилась прочная традиция умолчания относительно ее социального
характера. Советская концепция вносит некоторое разнообразие, рассматривая
эту войну со стороны Советского Союза как войну оте[229] чественную. Но
слово "отечественная" нисколько не характеризует социальный аспект войны.
Я утверждаю, что Вторая мировая война была социально неоднородной. Она
содержала в себе два типа войн: империалистическую войну в ленинском смысле
(войну однотипных капиталистических стран за передел мира) и войну
социальную, т. е. войну между двумя социальными системами - между
капитализмом и коммунизмом. Война гитлеровской Германии против Советского
Союза была, по существу, попыткой стран Запада раздавить коммунистическое
общество в Советском Союзе. Причем это не была война одинаково виновных с
точки зрения ее развязывания партнеров. Инициатива исходила со стороны
Запада хотя бы по той причине, что Советский Союз к войне подготовиться не
успел.
Социальная война как составная часть Второй мировой войны, причем главная
и фундаментальная ее часть, показала, что коммунистический социальный строй
способен выдерживать трудности и катастрофы эпохального и глобального
масштаба. Он родился в результате Первой мировой войны как следствие
катастрофальной ситуации в России и как средство преодоления этой ситуации.
И в годы после революции, в годы Второй мировой войны и в последующие годы
после нее он доказал со стопроцентной очевидностью, что он есть социальный
строй, как будто специально приспособленный для самосохранения страны в
условиях грандиозных трудностей и для преодоления их. В эти годы стало также
очевидно, что этот социальный строй не способен успешно конкурировать с
капиталистическим строем в сфере экономики и поднять жизненный уровень
населения выше такового в странах Запада. Но это бесспорное обстоятельство
нисколько не колеблет первое, а именно поразительную способность
коммунистических стран выживать в условиях, немыслимых для стран Запада. И с
этим объективным обстоятельством Запад должен так или иначе считаться.
Потоком слов, скрывающих это, можно затуманить сознание людей. Но словами не
уговоришь историю эволюционировать в том направлении, как хотелось бы.
Бесспорно, что страны Запада помогли Советскому Союзу разгромить
гитлеровскую Германию. Но ведь они [230] это сделали не из любви к
коммунизму. Сначала они приложили титанические усилия к тому, чтобы
направить гитлеровскую экспансию на Советский Союз. Стать союзниками
Советского Союза их вынудили исторические обстоятельства. Важен фактический
результат: они помогли. Вторая мировая война переросла в войну социальную.
Коммунизм вышел победителем из нее. Инициатива мировой истории перешла к
коммунизму. Капитализм оказался в позиции обороны. Проблема реального
коммунизма и его исторических перспектив стала главной проблемой
современности. И никаких иных, более глубоких, "секретов" во Второй мировой
войне нет. Всякого рода "новые" ее концепции касаются лишь хода войны и ее
второстепенных событий, а не ее сути, или являются лишь новыми формами
фальсификации истории.
ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ
В начале войны несколько миллионов советских военнослужащих оказались в
плену у немцев. Многие люди на Западе усматривали и до сих пор усматривают в
этом признак отрицательного отношения к советскому социальному строю. Это
мнение абсурдно. В плен сдавались целые подразделения, даже армии. Сдавались
не из ненависти к коммунизму, а в силу военной безвыходности положения,
бездарности командования и других причин, не имеющих ничего общего с
отношением людей к своему социальному строю. Под Сталинградом в плен сдалась
армия Паулюса вовсе не из-за того, что немцы вдруг невзлюбили
национал-социализм. Когда в плен сдается целое подразделение, мнение
отдельных солдат не спрашивают. Конечно, многие советские люди сотрудничали
с немцами. Но многие ли из них делали это из ненависти к советскому
социальному строю?! Большинство делало это из шкурнических соображений, из
желания просто выжить, из страха. Среди советских людей шкурников, трусов,
подлецов, приспособленцев, двурушников имеется не меньше, чем среди западных
людей. Приписывать массам советских людей поступки в силу ненависти к
социальному строю - значит сильно идеализиро[231] вать их. Можно не любить
советский строй и мужественно сражаться на войне за него. Можно любить его и
быть при этом трусом и предателем. Генерал Власов стал предателем, потому
что ему не повезло. Сложись иначе его военная судьба, он вошел бы в число
сталинских холуев. Советская официальная концепция войны утверждает, что
война была освободительная и отечественная, что советские люди были охвачены
чувством патриотизма и благодаря этому мы победили. Не спорю, в массе народа
было много патриотов. Но победа в войне была прежде всего победой
социального строя страны и лишь во вторую очередь победой патриотизма,
героизма и прочих общечеловеческих качеств.
Абсурдно также мнение, будто советские люди сражались за Родину, а не за
советский социальный строй. Ко времени начала войны коммунистический строй
для большинства советских людей стал их образом жизни, а не политическим
режимом. Отделить его от массы населения было просто невозможно практически.
Хотели люди этого или нет, любая защита ими себя и своей страны означала
защиту нового социального строя. Россия и коммунизм существовали не наряду
друг с другом, а в единстве. Разгром коммунизма в России был равносилен
разгрому самой России. Победа России означала победу коммунизма.
Несмотря ни на какие потери в первые месяцы войны, несмотря на
превосходство немцев в технике и организации операций, в моем окружении я не
встречал ни одного человека, который не верил бы в нашу победу. Конечно, тут
играла роль боязнь людей высказываться откровенно. Но дело не только в этом.
Уверенность в победе базировалась на факторах, которые были очевидны для
всех нас и общеизвестны. Главные из этих факторов суть способность самого
коммунистического социального строя выживать в трудных условиях и
неоднородность стран, считавшихся "капиталистическим окружением". Мы знали о
том, что западные страны вроде Англии, Франции и США гораздо больше боялись
победы гитлеровской Германии, чем нашей. Они были уверены в том, что победа
Германии была бы для них катастрофой. Мы были уверены, что страны Запада,
враждующие с Германией, рано или поздно присоединятся к нам в борьбе с
Германией и помогут нам разгромить ее.
[232]
СИЛА И СЛАБОСТЬ
Считается, что наши слабости суть продолжения наших достоинств. Но в
такой же мере верно и другое: наши достоинства суть продолжения наших
слабостей. Во всяком случае, война обнаружила, что в отношении Советского
Союза было верно как то, так и другое. Нужно было быть слепым, чтобы не
заметить, что как сила, так и слабость Советского Союза проистекали из
одного и того же источника - из его социального строя.
Поражения начала войны обычно сваливают на высшее руководство страной и
на Сталина лично. Но ведь уже перед войной в основном сложилась
коммунистическая организация населения страны и система власти и управления,
пронизывающая все общество. Уже тогда дала о себе знать низкая степень
деловой эффективности коммунистической системы, причем даже в таком деле,
как подготовка к войне. Эта система обнаружила способность сравнительно
быстро поднимать страну из состояния разрухи до некоторого уровня, высокого
сравнительно с уровнем разрухи. Но она при этом быстро достигала потолка, и
в действие вступали тенденции к застою, к разрастанию бюрократии, к
волоките, к очковтирательству и другие явления реального коммунизма, о
которых лишь теперь заговорили в Советском Союзе. Впрочем, и теперь говорят
о них как о недостатках, которые явились результатом ошибок прошлого
руководства и которые можно преодолеть. Начав "думать по-новому", советские
руководители так и не рискнули углубиться до объективных законов своего
общества как главной причины уже очевидных всем недостатков.
Поражения начала войны вынудили советское руководство к тому, чтобы
использовать преимущества советского строя, позволяющего мобилизовать все
силы и все ресурсы страны на оборону и использовать их централизованным
образом. При этом не надо думать, что перед войной и в начале войны
проявились лишь негативные свойства строя, а потом - лишь позитивные. Во все
периоды действовали и те и другие. Просто в различных условиях получали
некоторые преимущества те или другие.
В оценке возможностей и способностей коммунистического строя надо быть
диалектиком в хорошем смыс[233] ле этого слова, т. е. проявлять гибкость
мышления, избегать односторонности и одеревенелости мысли. Это я заметил уже
тогда на массе жизненных примеров. Вот . некоторые из них, на которые я
обратил внимание еще в годы войны. Перед войной в армии произошла "чистка",
было арестовано огромное число командиров всех рангов, особенно высших. Это
катастрофически сказалось на состоянии высшего командного состава армии и
внесло свою долю в поражения начала войны. Но нет худа без добра. Эти
репрессии привели к обновлению низшего и среднего командного состава армии.
На место малограмотных командиров пришли люди со средним и высшим
образованием. И этот фактор сыграл важнейшую роль в войне. В свое время
Бисмарк сказал, что в битве при Садовой победил немецкий народный учитель. О
нашей войне можно сказать (разумеется, в том же метафорическом смысле), что
в ней победил советский десятиклассник, т. е. выпускник советской школы
тридцатых годов.
Тысячи летчиков стали готовить с самого начала войны. Готовили медленно,
причем не с сознательным намерением замедлить процесс подготовки, а потому
что не могли делать быстрее в силу общих принципов организации всякого дела.
Но опять-таки эта медлительность сыграла и свою положительную роль. К концу
войны накопили огромные резервы летчиков. Аналогично произошло с самолетами.
К концу войны страна имела мощную авиацию.
Война шла долго, а между тем никто из тех образованных и способных
молодых людей не поднялся в ряды высшего командования. Последнее так и
сохранили за собою люди, ставшие генералами еще до войны и бывшие
сталинскими "выдвиженцами". В этом была серьезная слабость советской армии.
Не только слабость, но и сила. Война была не просто решением "технических"
задач убийства солдат противника. Это было прежде всего социальное сражение.
Главным было удержать армию под социальным контролем, а не "технические"
военные проблемы.
Понимало это сталинское командование или нет, оно действовало в духе
времени и возможностей.
Вследствие поражений начала войны пришлось самые важные в военном
отношении предприятия эваку[234] ировать в глубокий тыл и создавать новые.
Волюнтаристские сталинские методы сыграли при этом свою положительную роль в
смысле ускорения темпов создания военной промышленности и рационализации ее
работы, в смысле преодоления косности бюрократической системы управления.
Одновременно сталинистский волюнтаризм становился препятствием в проявлении
положительных качеств государственно-бюрократической системы управления.
Одним словом, наблюдая предвоенную ситуацию в стране и ход войны с
позиций человека, погруженного в самые недра советского общества, я накопил
достаточно материала, чтобы сделать для себя вывод: если я хочу понять
сущность, внутренние механизмы, объективные закономерности грандиозного
жизненного потока, я должен снова начать учиться.
ЗНАТЬ И ПОНИМАТЬ
Невозможно в деталях проследить, какими путями формируется мировоззрение
и характер человека. Хотя я себя в этом отношении делал сам и постоянно
занимался самоанализом, все равно многое из того, что когда-то играло роль,
испарилось бесследно. Иногда серьезные, казалось бы, события и явления не
оказывают никакого влияния на этот процесс. А иногда пустяки производят
перевороты в сознании. Еще до войны, работая в секретном отделе полка,
дивизии и корпуса, я просматривал немецкие карты и схемы расположения наших
войск, составленные немецкой разведкой. Эти материалы наша разведка, в свою
очередь, как-то раздобыла у немцев. Эти карты и схемы были сделаны лучше,
чем наши собственные. Офицеры отдела подшучивали в связи с этим над немецкой
аккуратностью. Меня особенно сильно поразил такой факт На одной схеме
расположения нашего полка была точно обозначена уборная. Уборная эта
переполнилась, ее закрыли и засыпали, и на новом месте построили новую.
Через какое-то время мне попалась на глаза новая немецкая схема, и на ней
было отмечено, куда переместилась уборная. Прислушиваясь к разговорам
офицеров отдела, я узнал, что немцы знали о поло[235] жении в нашей стране и
в армии лучше, чем само наше руководство и командование Немцы педантично
изучали жизнь нашей страны и фиксировали все до мельчайших деталей вроде
той, о которой я упомянул выше И, несмотря на это, они ровным счетом ничего
не поняли в сущности советского строя, допустили грубейшие ошибки в оценке
жизненного и военного потенциала страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63