Тень падала на его лицо от крыши машины и я ег
о плохо рассмотрел.
Они принесли мне пива, но не предложили мне отстегнуть одну руку из наруч
ника, и я пил, взявши бутылку двумя руками. В любом случае, тесно зажатый в м
оём тулупе между капитаном Кондратьевым и барнаульцем, я не мог ни покач
нуться, ни упасть. Я пил и думал. Я думал о том, что долговязый Кузнецов явно
происходит из семьи, каковую можно определить как советское дворянство,
скорее всего его отец был доктором, дипломатом или учёным. И порода (то ест
ь высокий рост), и словарь, вполне развитой, и манеры, ни ментовскими, ни лох
овскими не назовёшь, всё указывало на то, что он не из простых. Такой себе р
ыцарь ствола и кинжала, Кузнецов незримо бродил в моей жизни по крайней м
ере с февраля 1999 года и вот теперь везёт меня в тюрьму. Хотя между ним и мной
куда больше общего, чем между ним и остальными пассажирами машины Ц его
подчинёнными.
«Поедем или полетим?», Ц спросил я.
«Ну, шутите, Эдуард Вениаминович, конечно, полетите. Вы ещё спросите: По эт
апу поведут? Такой важный преступник как Вы может быть доставлен только
самолётом».
Когда мы приехали в аэропорт, оказалось, что вылет нашего самолёта оттяг
ивается на три часа. Комитетчики по инициативе Кузнецова стали пить водк
у из литровых бутылей. Занося водку и закуску в машину, где мы сидели с под
полковником, разговаривая. Они были как наши слуги. Я сказал, что хорошо бы
передать водки Сергею Аксёнову в другую машину, запаркованную рядом.
«А вот хуя ему, он высокомерный», Ц сказал Кузнецов.
«Потому что не сдал меня вам?»
«Да», Ц односложно ответил Кузнецов. «Не сдал».
Он приказал всем выйти подышать, вынул пистолет и стал опять играться им.
И начал меня вербовать. «Никак ты меня вербуешь, Михаил?», Ц обратился я к
нему впервые на «ты». «Смотри сюда», Ц к тому времени одну мою руку прист
егнули к дверце машины, а другой я пил и закусывал. Я изобразил всем извест
ный жест: положил одну руку на другую в месте сгиба локтевого сустава. Жес
т этот означает только одно. «И можешь меня на хуй застрелить тут при попы
тке к бегству», Ц добавил я спокойно.
Он разозлился, но потом злиться раздумал. Мы пошли в столовую, где пообеда
ли и выпили ещё водки. Со стороны могло бы показаться, что сидят хорошие др
узья и выпивают, и весело беседуют. Между тем Кузнецов говорил, что мне дад
ут лет 10 или даже 15 и когда я выйду, если выйду, а не загнусь в зоне, то уже и сле
дов не останется от Национал-Большевистской Партии. «И никакой твой Бел
як тебе против нас не поможет, если ты сидишь и думаешь, что сможешь отмаза
ться в суде, Ц сказал он. Ц У нас там такие спецы сидят, что только перья о
т твоего Беляка посыпятся», Ц сказал Кузнецов, имея в виду моего адвокат
а.
Эдуард Вадимович, Ц пухлый капитан, всю дорогу в Барнаул то блевал, то сп
ал на переднем сидении второй «Волги». То есть у него было не мужское здор
овье, водку он держать не умел. В самолёте его определили сесть со мною ряд
ом, он ограждал меня от прохода. Сзади последними поместились Юсуфов и Ку
знецов со своими пистолетами. Кондратьев сел на другом ряду, зажав в угол
Сергея Аксёнова. Вежливый со мной, он буквально каждую минуту шпынял, нае
зжал, запугивал и толкал Сергея. Я сказал Кузнецову: «Михаил Анатольевич,
скажите своему сатрапу Ц капитану, пусть слезет с Сергея. Хули ему надо, в
едь всё равно везёте нас в тюрьму? Чего он измывается над человеком, на кот
ором наручники?» Из поведения Кондратьева стало понятно, что он Ц говно-
человек по натуре и не трогает меня потому, что я высоко стою в глазах его
босса. Только поэтому. Сонный от выпитой водки Кузнецов взял Кондратьева
за штанину, дотянувшись через проход: «Отставить, Дима, не измывайся…»
Кондратьев молча отстегнул с себя наручник и соединил обе руки Аксёнова
спереди. До этого он, выёбываясь, таскал за собою Сергея на наручнике, очев
идно воображая себя копом из американских фильмов. Ну и дрянь же он, думал
я, поглядывая через проход. И Кузнецов дрянь, только что долговязый, тольк
о что из семейства доктора или учёного, только что тёмные очки. Говорит: че
рез 10-15 лет выйдешь, добряк, если выйдешь… Добрячок…
Эдуард Вадимович отказался от ростбифа, который, о чудо, о невероятность,
оказался в обеденном меню рейса «Барнаул Ц Москва». Эдуард Вадимович сж
евал какие-то печеньица и позволил мне съесть его ростбиф. Я съел свой, ег
о и Кузнецова ростбифы (ну, ясно, они нажрались маралятины, и вообще советс
кие сырого мыса не любят, козлы!), выпил свою и его банку джина с тоником (бан
ки заказал Кузнецов, но перестарался), и закончил тем, что выпил джин спорт
смена-следователя майора Юсуфова. Эдуард Вадимович сидел расхлябанный.
Он явно ещё не отошёл от мяса и водки предыдущего вечера.
«Ну и что, Вы тоже думаете, мне дадут десять, а то и пятнадцать лет, как проро
чит подполковник Кузнецов, а, Эдуард Вадимович?» Ц спросил я его.
Страдальчески откинув голову на спинку кресла, он поёрзал головой и пото
м трудно проговорил: «Именно столько и дадут, если Ваш Аксёнов сломается.
Ваша единственная надежда Ц Аксёнов». Затем он ласково посмотрел на мен
я и сказал вдруг: «У меня есть все Ваши книги. Моя самая любимая Ц „Анатом
ия Героя“, кроме шуток Ц Вы мой самый любимый писатель… Сегодня я счастл
ив, сегодня самый счастливый день моей жизни!» Ц продолжал он. Его полная
нездоровая физиономия отразила мечтательность.
«Почему?», Ц спросил я глупо, хотя следовало бы уже догадаться.
«Потому что сегодня я сдам Вас в тюрьму», Ц сказал он просто.
«Своего любимого писателя?»
«Угу, Ц подтвердил он, Ц своего любимого писателя…» И он закрыл глаза. В
это мгновение, глядя на нездоровую похмельную физиономию нездорового м
олодого толстяка-капитана ФСБ, я поверил в существование обычного зла. З
ло, подумал я, Ц можно исчислять в килограммах. Затем я встал, и сказал гро
мко, на весь салон.
«Сергей Аксёнов, капитан сообщил мне, что ты Ц моя единственная надежда,
что если ты сломаешься, то меня вынесут через лет пятнадцать с зоны ногам
и вперёд. Ты меня понял?»
«Я не сломаюсь, Эдуард», Ц сказал Сергей. И улыбнулся.
«Ну на хуя, Вениаминыч, Ц прошипел Кузнецов сзади, Ц митинг устраивать?
»
«Давай, подполковник, угоним самолёт на Кубу?» Ц предложил я.
«Ну да я сам об этом думаю весь полёт», Ц пробормотал Кузнецов. Это были е
го последние слова. Он погрузился в дремоту.
Самый гнусный из личного состава королевской рати, впрочем, остался в Ал
тайском крае: мрачный, долговязый лейтенант по имени Олег. В горах на пасе
ке нас всех загнали в старую баню как Зою Космодемьянскую, он демонстрат
ивно стал избивать прикладом Димку Бахура. Я сказал: «Лейтенант, не бей ег
о в голову, у него пол черепной кости отсутствует, убьёшь!» Мрачный, он вня
л всё же голосу рассудка и прекратил избиение. Позднее он вёз нас с гор в у
азике под дулом карабина, патрон в стволе, перенаправляя карабин с голов
ы на голову, при этом чтоб мы держали руки на затылке и глядели в пол. Когда
его два часа кончились, мы облегчённо радовались, потому что другие конв
оиры были нормальнее. Этот был зверь, Олег ёбаный. Уже на базе ФСБ на окраи
не Горно-Алтайска Олег предстал передо мной без камуфляжа и чёрной шапо
чки, Ц сидел в хорошем костюме за компьютером. Случилось, что Юсуфов поса
дил меня в одно помещение со зверем-лейтенантом, мне дали поесть, принесл
и холодные пельмени с хлебом на картонной тарелке. Лейтенант неодобрите
льно и нервно цокал мышью и стучал клавишами. Тупой, жестокий и недалёкий
он вряд ли выдвинется далеко вверх. В королевской рати одной жестокости
недостаточно. Необходимым качеством служит коварство.
Прямо с трапа самолёта (меня выводили последним), меня передали в руки вое
нных. Я их даже рассмотреть не успел, как меня втолкнули в «стакан» ожидав
шего на взлётной полосе УАЗика. В пути какой-то человекообразный голова
стик открыл мой стакан и заглянул на меня снизу. Рожа его прибыла прямико
м с картины Питера Брейгеля-Старшего или Иеронимуса Босха. Птицеклюв та
кой себе сидел почему-то на корточках, клюв набок… «К нам значит едете?»
Ц спросил он. Не так чтобы и спрашивая, скорее утверждая. «Будет значит вр
емя познакомиться поближе…», Ц добавил он и закрыл дверь, улыбаясь пога
ной птицеклювой улыбкой. Больше я его никогда не видел. Так что фраза его о
казалась для меня загадкой. Теперь я вот думаю, может это заглядывал ко мн
е в стакан Дьявол? Почему снизу заглядывал?
Принимали меня и вписывали меня в Лефортово вполне нормальные, не деформ
ированные ундер-официрен, двое молодых, в зелёных рубашках, надзирателя.
Ну, возможно, несколько деревенские. Дышать в тюрьме было нечем. И хотелос
ь воды. Пришла баба в белом халате. Приказала залупить член.
На третий день меня впервые повели по трапам буквы "К", блистательной жемч
ужины тюремной архитектуры, к следователю. Старший следователь Шишкин м
еня немедленно испугал. По типу лица ему более пристал бы 15-й век. Он был по
хож одновременно на королевского прокурора, на монаха-изувера и на Вели
кого Инквизитора из французских фильмов. Крупная голова, тонкая шея, тще
душное тело, въедливый нос буравом и улыбка Джоконды. Редкие чёрные воло
сы зачёсаны вперёд и острижены надо лбом чёрной чёлкой. А под этим зачёсо
м сквозил ярко-жёлтый череп. «Может быть он долечивается от рака при помо
щи химиотерапии?» Ц подумал я. Грудь в раструбе пиджака была слабой. Таки
ми же квёлыми были руки майора. Б-р-р-р-р! Он был явным родственником того с
ущества, что заглядывало ко мне в стакан. От него несло извращённой могил
ой, Румынией, Трасильванией, графом Дракулой. Ну и маньяк! подумал я испуга
нно. В сравнении с ним взявшие меня оперативники, Ц подполковник Кузнец
ов со товарищи показались мне теперь весёлыми, простыми романтиками пла
ща и кинжала. Шумными убийцами в тёмных очках и только. Напоследок они бла
городно напоили меня водкой, скорее всего поили же на мои деньги, так как в
протоколе изъятия отсутствовали 15 тысяч рублей, но всё равно, хер с ними с
деньгами. Я хотел обратно в «Волгу» к Кузнецову, плейбой ФСБ тот был мне по
нятней. У того были слабости, у Шишкина Ц никаких слабостей, кроме телесн
ой немощи, он был до зубов вооружён пороками.
К Шишкину присоединился подполковник Баранов. На Баранове была коричне
вая рубашка, светлый галстук и улыбка. Баранов был высок. Оба они поулыбал
ись друг другу как два египетских жреца и задали мне несколько вопросов.
На мои ответы они только кивали, переглядывались, улыбались друг другу и
повторяли: «Мы так и думали!» У Баранова была тёмная кожа обитателей Ада, Ш
ишкин был бледен и похож на тех ребят, кто пытал магистра Ордена Тамплиер
ов для Короля Филиппа Красивого. Романтику в сторону, но у них были, блин, с
редневековые лица, вот что! Я понял, что дела мои плохи, ой, как плохи!
Позднее, в ходе расследования, появлялись в порядке очерёдности иные лиц
а из состава всей королевской рати следователей. Здоровенный, свыше двух
метров «багатур»-калмык Ц сын Генерального Прокурора Калмыкии. Здесь
в святая святых он гордо трудился уже второй раз, этакая гора мяса. Вначал
е я принял этого жёлтого за казаха, калмыки для меня должны быть маленьки
е как Кирсан Илюмжинов. Богатур Ц гора мяса, очевидно пересказывая взгл
яды отца, порицал Илюмжинова, намекая на перегибы слишком авторитарного
правления (по мнению семьи ГенПрокурора) Илюмжинова. Когда я сказал, что л
ично знаком с Илюмжиновым, богатур свернул свою критику президента Калм
ыкии. И занялся моей очной ставкой с подсудимым Карягиным.
Ещё один нацмен Ц сын татарского народа Ярулин допросил меня также один
раз, как и калмык, вторично задав мне вопросы, уже однажды заданные Шишкин
ым. Я застрял в его жарком кабинете во время обеденного перерыва, Ц надзи
ратели, якобы, не могли меня забрать Ц на целый час. Татарин тупо играл в к
омпьютерную игру на большом казённом цветном компьютере, и все мои крючк
и, заброшенные от жары и скуки в него, не зацепили его. Я даже сообщил ему, чт
о мама моя татарка и родилась в татарском городе Сергач Нижегородской гу
бернии. Но Ярулин приник к своему компьютеру как к мамке и так и не оторвал
ся от него. Бородатому злодею с букетом страшных статей (222, 205, 208, а ещё одну Ц
захват власти Ц 278 всё же сняли) не удалась его схема. Я был посрамлён.
Всего у меня 12 следователей. Был ещё капитан Бобров. Этот в начале допроса
расположил меня к себе тем, что оказался (или выдал себя за) моим земляком
из Харькова. Размягчив меня, земляк составил под шумок чудовищный проток
ол. Создание газеты «Лимонка» описывалось в протоколе в следующем стиле
: "Затем группа лиц, включающая в себя гражданина Дугина Александра Гелье
вича, родившегося…, проживающего…, Рабко Тараса Адамовича, родившегося…
, проживающего…, и меня, Савенко Эдуарда Вениаминовича, подследственно-о
бвиняемого по делу № 171, образовала группировку с целью создания организа
ции под названием «Газета прямого действия „Лимонка“ она же граната Ф-1».
В присутствии моих адвокатов я сказал Боброву, что так дело не пойдёт. Что
философ Дугин, писатель Лимонов, студент-юрист Рабко и музыкант Летов со
брались, чтобы создать художественно-политический и культурный рупор, а
не организованную преступную группировку. Посему, да будет он любезен п
ридерживаться моего словаря, а не навязывать мне свой, ментовский. Ведь э
тот протокол станет читать судья?!
Я не совсем понял, почему эти вспомогательные следователи, папины сынки
из Калмыкии и Татарстана, оказались замешаны в моё дело, включены ли они б
ыли в качестве стажёров, но то что они являются начинающими маньяками, я п
онял. Вся королевская рать следователей, возглавляемая закоренелыми ма
ньяками по жизни Шишкиным и Барановым стала терпеливо лепить моё дело. А
мне пришлось ждать, пока они дело слепят.
ГРОЗЯЩАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ СОИТИ
Я
Подумал на прогулке сегодня: "Я всегда брал себе женщину Ц лучшую из возм
ожных, потому что родился с ментальностью средневекового короля, рыцаря
-воина, наивно верящего, что всё лучшее принадлежит ему. Когда впоследств
ии женщины вдруг двигались от меня, побуждаемые всего просто-напросто с
воей женской природой, я воспринимал это как страшное предательство. Я н
икак не мог понять, почему лучшее тело, принадлежащее мне по праву талант
а и гения (и таким образом силы, ибо талант и гений Ц могучие силы), может бы
ть отторгнуто от меня, да ещё по воле самой обладательницы тела! Я восприн
имал уход женщины как предательство, самое злобное из предательств. О пр
едательстве женщины я написал может быть лучшие свои книги: «Это я, Эдичк
а!», главу «Предательство женщины» в «Анатомии героя».
Женщины долгое время занимали в моей жизни центральное место. Только в 1976
году я их детронировал вместе с Еленой. Уже Наташа Медведева делила свой
подиум с Судьбой и Литературой, а в последние годы совместной жизни и с Во
йной и Политикой. Начиная с конца 80-х годов женщина стремительно падает д
аже с того жалкого подиума, куда я её сам поставил в 1976 году, когда сверг с пь
едестала.
В тюрьме женщин нет. Есть штуки четыре баландёрши., одна другой баланднее.
Есть пара-тройка надзирательниц с толстыми ногами, есть пожилые тётки и
з медпункта и ларька. Есть на прогулке голоса таджички Лолиты и двух её по
дружек, они перекрикивают даже радио. У Лолиты смешливый манящий голос и
ностранки, я слышал от Шамса, таджика, сидевшего со мною четыре дня в камер
е № 46, что Лолита молодая красивая девочка Ц жена проходящего с ним по одн
ому делу Сиртака (так, кажется, звучит имя?). Да будет ей хорошо. Если судить
по голосу Ц она весёлая. Формула тюрьмы это: мужчины без женщин. Потому тю
рьма похожа по своим нравам на казарму. Тюрьма Ц это казарма, доведённая
до крайности. Экстремальная казарма, скрещённая с больничкой и обществе
нным туалетом.
Парадоксально, что в то время, как мечтой о женщине проникнут сам воздух т
юрьмы Ц одновременно в тюрьме культивируется отвращение к женщине. Точ
нее, в тюрьме женщина занимает подобающее ей место, она сама себе его опре
делила: место зверя, твари. Ведь все или почти все жёны и девочки зэков отк
азались от своих мужчин, после того как мужчины попали в тюрьму. Поскольк
у женщина отвратительно жестока к зэка, зэки жестоки к женщине. Женщины р
епродуктивного возраста для зэка все бляди, проститутки, нечистые загаж
енные создания, звери, твари. По всей вероятности отвращение к женщине ча
стично вышло из тюрьмы и бродит в русском мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
о плохо рассмотрел.
Они принесли мне пива, но не предложили мне отстегнуть одну руку из наруч
ника, и я пил, взявши бутылку двумя руками. В любом случае, тесно зажатый в м
оём тулупе между капитаном Кондратьевым и барнаульцем, я не мог ни покач
нуться, ни упасть. Я пил и думал. Я думал о том, что долговязый Кузнецов явно
происходит из семьи, каковую можно определить как советское дворянство,
скорее всего его отец был доктором, дипломатом или учёным. И порода (то ест
ь высокий рост), и словарь, вполне развитой, и манеры, ни ментовскими, ни лох
овскими не назовёшь, всё указывало на то, что он не из простых. Такой себе р
ыцарь ствола и кинжала, Кузнецов незримо бродил в моей жизни по крайней м
ере с февраля 1999 года и вот теперь везёт меня в тюрьму. Хотя между ним и мной
куда больше общего, чем между ним и остальными пассажирами машины Ц его
подчинёнными.
«Поедем или полетим?», Ц спросил я.
«Ну, шутите, Эдуард Вениаминович, конечно, полетите. Вы ещё спросите: По эт
апу поведут? Такой важный преступник как Вы может быть доставлен только
самолётом».
Когда мы приехали в аэропорт, оказалось, что вылет нашего самолёта оттяг
ивается на три часа. Комитетчики по инициативе Кузнецова стали пить водк
у из литровых бутылей. Занося водку и закуску в машину, где мы сидели с под
полковником, разговаривая. Они были как наши слуги. Я сказал, что хорошо бы
передать водки Сергею Аксёнову в другую машину, запаркованную рядом.
«А вот хуя ему, он высокомерный», Ц сказал Кузнецов.
«Потому что не сдал меня вам?»
«Да», Ц односложно ответил Кузнецов. «Не сдал».
Он приказал всем выйти подышать, вынул пистолет и стал опять играться им.
И начал меня вербовать. «Никак ты меня вербуешь, Михаил?», Ц обратился я к
нему впервые на «ты». «Смотри сюда», Ц к тому времени одну мою руку прист
егнули к дверце машины, а другой я пил и закусывал. Я изобразил всем извест
ный жест: положил одну руку на другую в месте сгиба локтевого сустава. Жес
т этот означает только одно. «И можешь меня на хуй застрелить тут при попы
тке к бегству», Ц добавил я спокойно.
Он разозлился, но потом злиться раздумал. Мы пошли в столовую, где пообеда
ли и выпили ещё водки. Со стороны могло бы показаться, что сидят хорошие др
узья и выпивают, и весело беседуют. Между тем Кузнецов говорил, что мне дад
ут лет 10 или даже 15 и когда я выйду, если выйду, а не загнусь в зоне, то уже и сле
дов не останется от Национал-Большевистской Партии. «И никакой твой Бел
як тебе против нас не поможет, если ты сидишь и думаешь, что сможешь отмаза
ться в суде, Ц сказал он. Ц У нас там такие спецы сидят, что только перья о
т твоего Беляка посыпятся», Ц сказал Кузнецов, имея в виду моего адвокат
а.
Эдуард Вадимович, Ц пухлый капитан, всю дорогу в Барнаул то блевал, то сп
ал на переднем сидении второй «Волги». То есть у него было не мужское здор
овье, водку он держать не умел. В самолёте его определили сесть со мною ряд
ом, он ограждал меня от прохода. Сзади последними поместились Юсуфов и Ку
знецов со своими пистолетами. Кондратьев сел на другом ряду, зажав в угол
Сергея Аксёнова. Вежливый со мной, он буквально каждую минуту шпынял, нае
зжал, запугивал и толкал Сергея. Я сказал Кузнецову: «Михаил Анатольевич,
скажите своему сатрапу Ц капитану, пусть слезет с Сергея. Хули ему надо, в
едь всё равно везёте нас в тюрьму? Чего он измывается над человеком, на кот
ором наручники?» Из поведения Кондратьева стало понятно, что он Ц говно-
человек по натуре и не трогает меня потому, что я высоко стою в глазах его
босса. Только поэтому. Сонный от выпитой водки Кузнецов взял Кондратьева
за штанину, дотянувшись через проход: «Отставить, Дима, не измывайся…»
Кондратьев молча отстегнул с себя наручник и соединил обе руки Аксёнова
спереди. До этого он, выёбываясь, таскал за собою Сергея на наручнике, очев
идно воображая себя копом из американских фильмов. Ну и дрянь же он, думал
я, поглядывая через проход. И Кузнецов дрянь, только что долговязый, тольк
о что из семейства доктора или учёного, только что тёмные очки. Говорит: че
рез 10-15 лет выйдешь, добряк, если выйдешь… Добрячок…
Эдуард Вадимович отказался от ростбифа, который, о чудо, о невероятность,
оказался в обеденном меню рейса «Барнаул Ц Москва». Эдуард Вадимович сж
евал какие-то печеньица и позволил мне съесть его ростбиф. Я съел свой, ег
о и Кузнецова ростбифы (ну, ясно, они нажрались маралятины, и вообще советс
кие сырого мыса не любят, козлы!), выпил свою и его банку джина с тоником (бан
ки заказал Кузнецов, но перестарался), и закончил тем, что выпил джин спорт
смена-следователя майора Юсуфова. Эдуард Вадимович сидел расхлябанный.
Он явно ещё не отошёл от мяса и водки предыдущего вечера.
«Ну и что, Вы тоже думаете, мне дадут десять, а то и пятнадцать лет, как проро
чит подполковник Кузнецов, а, Эдуард Вадимович?» Ц спросил я его.
Страдальчески откинув голову на спинку кресла, он поёрзал головой и пото
м трудно проговорил: «Именно столько и дадут, если Ваш Аксёнов сломается.
Ваша единственная надежда Ц Аксёнов». Затем он ласково посмотрел на мен
я и сказал вдруг: «У меня есть все Ваши книги. Моя самая любимая Ц „Анатом
ия Героя“, кроме шуток Ц Вы мой самый любимый писатель… Сегодня я счастл
ив, сегодня самый счастливый день моей жизни!» Ц продолжал он. Его полная
нездоровая физиономия отразила мечтательность.
«Почему?», Ц спросил я глупо, хотя следовало бы уже догадаться.
«Потому что сегодня я сдам Вас в тюрьму», Ц сказал он просто.
«Своего любимого писателя?»
«Угу, Ц подтвердил он, Ц своего любимого писателя…» И он закрыл глаза. В
это мгновение, глядя на нездоровую похмельную физиономию нездорового м
олодого толстяка-капитана ФСБ, я поверил в существование обычного зла. З
ло, подумал я, Ц можно исчислять в килограммах. Затем я встал, и сказал гро
мко, на весь салон.
«Сергей Аксёнов, капитан сообщил мне, что ты Ц моя единственная надежда,
что если ты сломаешься, то меня вынесут через лет пятнадцать с зоны ногам
и вперёд. Ты меня понял?»
«Я не сломаюсь, Эдуард», Ц сказал Сергей. И улыбнулся.
«Ну на хуя, Вениаминыч, Ц прошипел Кузнецов сзади, Ц митинг устраивать?
»
«Давай, подполковник, угоним самолёт на Кубу?» Ц предложил я.
«Ну да я сам об этом думаю весь полёт», Ц пробормотал Кузнецов. Это были е
го последние слова. Он погрузился в дремоту.
Самый гнусный из личного состава королевской рати, впрочем, остался в Ал
тайском крае: мрачный, долговязый лейтенант по имени Олег. В горах на пасе
ке нас всех загнали в старую баню как Зою Космодемьянскую, он демонстрат
ивно стал избивать прикладом Димку Бахура. Я сказал: «Лейтенант, не бей ег
о в голову, у него пол черепной кости отсутствует, убьёшь!» Мрачный, он вня
л всё же голосу рассудка и прекратил избиение. Позднее он вёз нас с гор в у
азике под дулом карабина, патрон в стволе, перенаправляя карабин с голов
ы на голову, при этом чтоб мы держали руки на затылке и глядели в пол. Когда
его два часа кончились, мы облегчённо радовались, потому что другие конв
оиры были нормальнее. Этот был зверь, Олег ёбаный. Уже на базе ФСБ на окраи
не Горно-Алтайска Олег предстал передо мной без камуфляжа и чёрной шапо
чки, Ц сидел в хорошем костюме за компьютером. Случилось, что Юсуфов поса
дил меня в одно помещение со зверем-лейтенантом, мне дали поесть, принесл
и холодные пельмени с хлебом на картонной тарелке. Лейтенант неодобрите
льно и нервно цокал мышью и стучал клавишами. Тупой, жестокий и недалёкий
он вряд ли выдвинется далеко вверх. В королевской рати одной жестокости
недостаточно. Необходимым качеством служит коварство.
Прямо с трапа самолёта (меня выводили последним), меня передали в руки вое
нных. Я их даже рассмотреть не успел, как меня втолкнули в «стакан» ожидав
шего на взлётной полосе УАЗика. В пути какой-то человекообразный голова
стик открыл мой стакан и заглянул на меня снизу. Рожа его прибыла прямико
м с картины Питера Брейгеля-Старшего или Иеронимуса Босха. Птицеклюв та
кой себе сидел почему-то на корточках, клюв набок… «К нам значит едете?»
Ц спросил он. Не так чтобы и спрашивая, скорее утверждая. «Будет значит вр
емя познакомиться поближе…», Ц добавил он и закрыл дверь, улыбаясь пога
ной птицеклювой улыбкой. Больше я его никогда не видел. Так что фраза его о
казалась для меня загадкой. Теперь я вот думаю, может это заглядывал ко мн
е в стакан Дьявол? Почему снизу заглядывал?
Принимали меня и вписывали меня в Лефортово вполне нормальные, не деформ
ированные ундер-официрен, двое молодых, в зелёных рубашках, надзирателя.
Ну, возможно, несколько деревенские. Дышать в тюрьме было нечем. И хотелос
ь воды. Пришла баба в белом халате. Приказала залупить член.
На третий день меня впервые повели по трапам буквы "К", блистательной жемч
ужины тюремной архитектуры, к следователю. Старший следователь Шишкин м
еня немедленно испугал. По типу лица ему более пристал бы 15-й век. Он был по
хож одновременно на королевского прокурора, на монаха-изувера и на Вели
кого Инквизитора из французских фильмов. Крупная голова, тонкая шея, тще
душное тело, въедливый нос буравом и улыбка Джоконды. Редкие чёрные воло
сы зачёсаны вперёд и острижены надо лбом чёрной чёлкой. А под этим зачёсо
м сквозил ярко-жёлтый череп. «Может быть он долечивается от рака при помо
щи химиотерапии?» Ц подумал я. Грудь в раструбе пиджака была слабой. Таки
ми же квёлыми были руки майора. Б-р-р-р-р! Он был явным родственником того с
ущества, что заглядывало ко мне в стакан. От него несло извращённой могил
ой, Румынией, Трасильванией, графом Дракулой. Ну и маньяк! подумал я испуга
нно. В сравнении с ним взявшие меня оперативники, Ц подполковник Кузнец
ов со товарищи показались мне теперь весёлыми, простыми романтиками пла
ща и кинжала. Шумными убийцами в тёмных очках и только. Напоследок они бла
городно напоили меня водкой, скорее всего поили же на мои деньги, так как в
протоколе изъятия отсутствовали 15 тысяч рублей, но всё равно, хер с ними с
деньгами. Я хотел обратно в «Волгу» к Кузнецову, плейбой ФСБ тот был мне по
нятней. У того были слабости, у Шишкина Ц никаких слабостей, кроме телесн
ой немощи, он был до зубов вооружён пороками.
К Шишкину присоединился подполковник Баранов. На Баранове была коричне
вая рубашка, светлый галстук и улыбка. Баранов был высок. Оба они поулыбал
ись друг другу как два египетских жреца и задали мне несколько вопросов.
На мои ответы они только кивали, переглядывались, улыбались друг другу и
повторяли: «Мы так и думали!» У Баранова была тёмная кожа обитателей Ада, Ш
ишкин был бледен и похож на тех ребят, кто пытал магистра Ордена Тамплиер
ов для Короля Филиппа Красивого. Романтику в сторону, но у них были, блин, с
редневековые лица, вот что! Я понял, что дела мои плохи, ой, как плохи!
Позднее, в ходе расследования, появлялись в порядке очерёдности иные лиц
а из состава всей королевской рати следователей. Здоровенный, свыше двух
метров «багатур»-калмык Ц сын Генерального Прокурора Калмыкии. Здесь
в святая святых он гордо трудился уже второй раз, этакая гора мяса. Вначал
е я принял этого жёлтого за казаха, калмыки для меня должны быть маленьки
е как Кирсан Илюмжинов. Богатур Ц гора мяса, очевидно пересказывая взгл
яды отца, порицал Илюмжинова, намекая на перегибы слишком авторитарного
правления (по мнению семьи ГенПрокурора) Илюмжинова. Когда я сказал, что л
ично знаком с Илюмжиновым, богатур свернул свою критику президента Калм
ыкии. И занялся моей очной ставкой с подсудимым Карягиным.
Ещё один нацмен Ц сын татарского народа Ярулин допросил меня также один
раз, как и калмык, вторично задав мне вопросы, уже однажды заданные Шишкин
ым. Я застрял в его жарком кабинете во время обеденного перерыва, Ц надзи
ратели, якобы, не могли меня забрать Ц на целый час. Татарин тупо играл в к
омпьютерную игру на большом казённом цветном компьютере, и все мои крючк
и, заброшенные от жары и скуки в него, не зацепили его. Я даже сообщил ему, чт
о мама моя татарка и родилась в татарском городе Сергач Нижегородской гу
бернии. Но Ярулин приник к своему компьютеру как к мамке и так и не оторвал
ся от него. Бородатому злодею с букетом страшных статей (222, 205, 208, а ещё одну Ц
захват власти Ц 278 всё же сняли) не удалась его схема. Я был посрамлён.
Всего у меня 12 следователей. Был ещё капитан Бобров. Этот в начале допроса
расположил меня к себе тем, что оказался (или выдал себя за) моим земляком
из Харькова. Размягчив меня, земляк составил под шумок чудовищный проток
ол. Создание газеты «Лимонка» описывалось в протоколе в следующем стиле
: "Затем группа лиц, включающая в себя гражданина Дугина Александра Гелье
вича, родившегося…, проживающего…, Рабко Тараса Адамовича, родившегося…
, проживающего…, и меня, Савенко Эдуарда Вениаминовича, подследственно-о
бвиняемого по делу № 171, образовала группировку с целью создания организа
ции под названием «Газета прямого действия „Лимонка“ она же граната Ф-1».
В присутствии моих адвокатов я сказал Боброву, что так дело не пойдёт. Что
философ Дугин, писатель Лимонов, студент-юрист Рабко и музыкант Летов со
брались, чтобы создать художественно-политический и культурный рупор, а
не организованную преступную группировку. Посему, да будет он любезен п
ридерживаться моего словаря, а не навязывать мне свой, ментовский. Ведь э
тот протокол станет читать судья?!
Я не совсем понял, почему эти вспомогательные следователи, папины сынки
из Калмыкии и Татарстана, оказались замешаны в моё дело, включены ли они б
ыли в качестве стажёров, но то что они являются начинающими маньяками, я п
онял. Вся королевская рать следователей, возглавляемая закоренелыми ма
ньяками по жизни Шишкиным и Барановым стала терпеливо лепить моё дело. А
мне пришлось ждать, пока они дело слепят.
ГРОЗЯЩАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ СОИТИ
Я
Подумал на прогулке сегодня: "Я всегда брал себе женщину Ц лучшую из возм
ожных, потому что родился с ментальностью средневекового короля, рыцаря
-воина, наивно верящего, что всё лучшее принадлежит ему. Когда впоследств
ии женщины вдруг двигались от меня, побуждаемые всего просто-напросто с
воей женской природой, я воспринимал это как страшное предательство. Я н
икак не мог понять, почему лучшее тело, принадлежащее мне по праву талант
а и гения (и таким образом силы, ибо талант и гений Ц могучие силы), может бы
ть отторгнуто от меня, да ещё по воле самой обладательницы тела! Я восприн
имал уход женщины как предательство, самое злобное из предательств. О пр
едательстве женщины я написал может быть лучшие свои книги: «Это я, Эдичк
а!», главу «Предательство женщины» в «Анатомии героя».
Женщины долгое время занимали в моей жизни центральное место. Только в 1976
году я их детронировал вместе с Еленой. Уже Наташа Медведева делила свой
подиум с Судьбой и Литературой, а в последние годы совместной жизни и с Во
йной и Политикой. Начиная с конца 80-х годов женщина стремительно падает д
аже с того жалкого подиума, куда я её сам поставил в 1976 году, когда сверг с пь
едестала.
В тюрьме женщин нет. Есть штуки четыре баландёрши., одна другой баланднее.
Есть пара-тройка надзирательниц с толстыми ногами, есть пожилые тётки и
з медпункта и ларька. Есть на прогулке голоса таджички Лолиты и двух её по
дружек, они перекрикивают даже радио. У Лолиты смешливый манящий голос и
ностранки, я слышал от Шамса, таджика, сидевшего со мною четыре дня в камер
е № 46, что Лолита молодая красивая девочка Ц жена проходящего с ним по одн
ому делу Сиртака (так, кажется, звучит имя?). Да будет ей хорошо. Если судить
по голосу Ц она весёлая. Формула тюрьмы это: мужчины без женщин. Потому тю
рьма похожа по своим нравам на казарму. Тюрьма Ц это казарма, доведённая
до крайности. Экстремальная казарма, скрещённая с больничкой и обществе
нным туалетом.
Парадоксально, что в то время, как мечтой о женщине проникнут сам воздух т
юрьмы Ц одновременно в тюрьме культивируется отвращение к женщине. Точ
нее, в тюрьме женщина занимает подобающее ей место, она сама себе его опре
делила: место зверя, твари. Ведь все или почти все жёны и девочки зэков отк
азались от своих мужчин, после того как мужчины попали в тюрьму. Поскольк
у женщина отвратительно жестока к зэка, зэки жестоки к женщине. Женщины р
епродуктивного возраста для зэка все бляди, проститутки, нечистые загаж
енные создания, звери, твари. По всей вероятности отвращение к женщине ча
стично вышло из тюрьмы и бродит в русском мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39