Туда сбежались все спецслужбы Москвы, на этот
взрыв. Когда я туда приехал, они распоряжались там, как у себя дома. Помню, ч
то менты стали наезжать на меня, едва не обвиняя во взрыве нас самих. Кондр
атьев с сослуживцем подошли последними. И в стиле конторы, за закрытой дв
ерью, поговорили со мной. Я обещал им, если что узнаю, немедленно их информ
ировать. В течение последующих полутора лет Кондратьев, кажется, появлял
ся в штабе два, три или, может быть, четыре раза без особенных последствий
для нас. Я уже стал забывать о нём, когда в самом начале января 1999 года он поз
вонил крайне возбуждённый и попросил встречи, сказал что одно важное лиц
о желает со мною встретиться. Но до этого мне нужно встретиться с ним. При
встрече он сообщил, что на Лубянке организовалось новое Управление по бо
рьбе с политическим экстремизмом и терроризмом, и что его начальник гене
рал Зотов хотел бы со мною побеседовать. Что генерал на новой должности х
очет лично поглядеть на лидеров радикальных партий. Я сказал Кондратьев
у, что готов встретиться, мне интересно, я человек живой. Через некоторое в
ремя Кондратьев позвонил и назначил день встречи. Договорились, что он б
удет дожидаться меня на улице там, где у эфесбешников вход с Фуркасова пе
реулка. В назначенный день, это было 29 января, странно, но почему-то предпоч
итаемый ФСБ день, далее будет понятно, почему. Я в рваной кожанке и Костян
Локотков, мой охранник, отправились на Фуркасов. Там нас уже ждал по-празд
ничному оживлённый капитан Кондратьев. Костян остался дожидаться меня,
а я поднялся в здание на Лубянке. Точнее тогда я ещё не знал фамилии Кондра
тьева, только имя-отчество своё он оставил мне в день взрыва и номер телеф
она Ц Дмитрий Евгеньевич. В другой книге я уже имел удовольствие описат
ь сцену визита: запущенные коридоры Лубянки, с облупившимся островками л
инолеумом пола, толстого генерала лет пятидесяти в буклированном пиджа
ке, бегавшего от стола заседаний к рабочему столу, чтобы процитировать т
у или иную сентенцию из газеты «Лимонка». Кондратьев сидел за столом ряд
ом со мной. Сведения о нас они черпали из нашей газеты, к такому выводу я пр
ишёл. Среди прочего генерал просил меня признаться, что мы готовим совме
стную акцию с шахтёрами. На что я ответил, что нет, не готовим. Вообще, сказа
л я генералу, хотите, чтоб мы сидели тихо, помогите нам зарегистрировать Н
БП, окажите влияние на Министра Юстиции Крашенинникова. Ведь это он толк
ает нашу организацию к радикализму! Генерал сказал, что не может влиять н
а МинЮст.
На следующий день, так случилось, команда НБП устроила скандал на съезде
Демократического Выбора России. Ребята встали во время речи Гайдара и пр
оскандировали «Сталин! Берия! Гулаг!» После некоторого замешательства о
храна комплекса Измайлово, где проходил съезд, стала выводить национал-
большевиков из зала, под взглядами телекамер и фотообъективов. Вечером г
лядя на телеэкран, тщеславный Акопян воскликнет радостно: «Вот она, наст
оящая слава!»
Числа 18-го или 19-го февраля Кондратьев явился на Фрунзенскую с претензиям
и. «Вот Вы сказали генералу, что ничего не готовите! А сами на следующий де
нь провели провокационную акцию на съезде ДВР. Вы солгали генералу. Мы ду
мали о Вас лучше…» Это конечно не дословный пересказ необычайно возбужд
ённой для гебешника речи капитана Кондратьева, но смысл был именно такой
. На эти обвинения я резонно возразил следующее: «Позвольте, Дмитрий, я не
работаю у генерала Зотова, это Вы там работаете. Он спросил меня, готовим л
и мы акцию совместно с шахтёрами, я сказал „нет“, и это правда. А вообще-то м
ы легальная политическая организация и никому докладывать о нашей деят
ельности не обязаны. Я же не ваш информатор».
Кондратьев ушёл обиженным. По всей вероятности они приняли проявленный
мною в январе интерес к встрече с генералом, за форму сотрудничества с ни
ми, за обещающее начало.
Затем случилась провокация 20 февраля. Я уже писал об этом эпизоде истории
НБП в нескольких местах, потому ограничусь здесь лишь кратким пересказо
м. Узнав об участии российских «деятелей культуры» в избирательной камп
ании Президента Казахстана Назарбаева, мы возмутились тем, что русские п
омогли переизбраться антирусскому сукину сыну на престол. И решили удар
ить по «деятелям». Выбран был Никита Михалков, как самый известный да ещё
и подламывающийся под русского националиста. 20 февраля должна была сост
ояться в 12 часов презентация для журналистов фильма «Сибирский цирюльни
к» в гостинице «Рэдисон-Славянская», а вечером того же дня Ц показ фильм
а «общественности» в Кремлёвском Дворце Съездов. Около 12 часов национал-
большевики разбросали антимихалковские листовки в «Рэдисон-Славянско
й» на месте презентации. Двоих нацболов схватили. Около 14 часов национал-
большевики обнаружили ящик с «Коктейлями Молотова» на ступеньках, веду
щих в штаб на 2-ой Фрунзенской. В 14 с копейками в штаб ворвались вооружённые
люди… Мы считали до сих пор, что это были МУРовцы. Правда, в тот же день, при
быв к дверям нашего штаба вместе с адвокатом Беляком, я сказал журналист
ам, что допускаю (помимо основной версии: а именно, что Михалков «заказал»
нас Степашину, что «коктейли Молотова» подбросили казахи; а налёт соверш
или МУРовцы), что провокацию против нас осуществила Федеральная Служба Б
езопасности. И я сослался на визит в штаб накануне капитана Кондратьева,
назвав его по фамилии.
Через пару дней мне позвонил задыхающийся от возмущения Кондратьев. «Я б
ыл в командировке, вернувшись я обнаружил свою фамилию в газете „Сегодня
“, да как Вы смели, да как Вы могли, да я мог Вас посадить ещё тогда в 1997-ом, ког
да вас взорвали!» Короче, он хотел встретиться. Я встретился с ним на Лубян
ке. Больше было негде, в штаб он уже не захотел придти, в здание на Лубянке о
н по каким-то своим причинам не желал меня вести, посему мы встретились на
улице вблизи входа на Лубянку с Фуркасова переулка. И стали расхаживать
по ул. Дзержинского у входа в бывший «Гастроном», под бдительным оком Кос
ти Локоткова. Была оттепель, Кондратьев был в кепке и плаще, усы над губой,
он был ещё обиженный, но уже менее агрессивный. Он примирительно пожалов
ался, какую мизерную зарплату он получает, он назвал цифру 1200 рублей, на что
я сообщил ему, что вообще ничего не получаю, а только отдаю. «Это не мы», Ц
клялся он мне, и сказал, что не знает кто, когда я попытался вытащить из нег
о, кто же устроил нам такую провокацию. И вновь стал сокрушаться, что его д
рагоценная фамилия попала в газету «Сегодня». «Как Вы узнали, кстати гов
оря, Ц мою фамилию?» «Позвонил как-то по оставленному Вами телефону и по
просил позвать „Диму“ „Кондратьева?“ Ц спросил меня Ваш дежурный. „Да“,
Ц ответил я наугад. „Кондратьев!“ Ц заорал Ваш дежурный». Капитан Кондр
атьев скорбно покачал головой. «Узнайте, кто осуществил провокацию», Ц
попросил я его. Он уклончиво обронил «постараюсь», и добавил: «Знаете, ран
ьше у нас были явочные квартиры, где мы встречались с нужными людьми, а сей
час вот на улице приходится…» Его лицо выражало отвращение к подобному п
оложению вещей.
Перенесёмся теперь на два с лишним года вперёд. Две «Волги» с жирофарами
на крышах несутся из Горно-Алтайска в Барнаул. Ночь с 8 на 9 апреля 2001 года. В д
вух «Волгах» государственные преступники: Савенко/Лимонов и Аксёнов, ок
ружённые офицерами ФСБ. Повернувшись ко мне с переднего сиденья, подполк
овник Кузнецов голосом, похожим на голос Сергея Жарикова, солиста группы
ДК, выхваляется передо мной своей осведомленностью. «Извини, но мы знаем
даже, с кем ты спишь. Я присутствовал в вашем помещении ещё в 1999 году, помниш
ь, когда вам подбросили коктейли Молотова в штаб. Так я был там …» При этих
словах Кондратьев, сидящий слева от меня (справа сидит глава ФСБ в Барнау
ле), заворочался. «Вы же мне тогда сказали, что это не вы осуществили прово
кацию?» «Ну в каком-то смысле Дима Вам и не соврал», Ц говорит Кузнецов.
«Диму» после той встречи в февральскую оттепель на Фуркасовом переулке
и углу улицы Дзержинского я не видел до утра 7 апреля 2001 года. Когда, указыва
я на роющегося в книгах сутулого человека в чёрной вязаной шапке, с видим
ым животом под свитером, подполковник Кузнецов злорадно сказал: «Узнаёт
е Диму, Эдуард Вениаминович?! Он приходил к Вам после взрыва…» Эдуард Вени
аминович только после этого узнал Диму. После операции захвата шёл обыск
в той избушке, где они нас взяли спящими. Помимо Кондратьева и Кузнецова в
обыске участвовали ещё двое москвичей эфесбешников, толстый рыхлый мол
одой капитан Эдуард Вадимович (фамилию его в протоколе обыска я к сожале
нию не запомнил, начинается, кажется на Ш), большой поклонник моего талант
а, в частности книги «Анатомия Героя», и майор Юсуфов. Майора я теперь имею
удовольствие видеть раз в несколько месяцев, он входит в состав бригады
следователей, работающих над сооружением нашего дела № 171. Юсуфов увеличи
лся ныне вдвое, так как занялся спортом и пьёт некие спортивные дрожжи. В к
абинете у него стоит 32-килограммовая гиря. Юсуфов морально дистацируетс
я от следствия при всяком удобном случае.
Но вернёмся в 1999 год. После 23 или 24 февраля Кондратьев исчез. И с ним исчезло Ф
СБ. Мне следовало бы тогда обратить внимание на это обстоятельство, и нас
торожиться, но, неопытный, я не насторожился. Было не до этого. Трагически
погиб в мае Костян Локотков. Осуществив в августе в День Независимости У
краины акцию мирного захвата Клуба Моряков в Севастополе, попали в тюрьм
у шестнадцать национал-большевиков. Мы начали кампанию за их вызволение
. Странным образом мне пришлось вспомнить о ФСБ именно в день освобожден
ия наших ребят. 29 января 2000 года я встречал ребят у здания Третьей Пересыль
ной Тюрьмы. Обнимались, радовались… А в это самое время в моей квартире на
Калошином переулке возились работники Федеральной Службы Безопасност
и, устанавливая подслушивающие устройства. Подслушанные за год данные о
ни сейчас будут использовать против меня на готовящемся процессе. Я узна
л о том, что в квартире у нас побывали чужие люди, вечером того же дня. Кроше
чная Настя, возвращаясь от родителей, обнаружила, что в нашей квартире го
рит свет. Маленькими серыми глазками умная крошка увидела группу мужико
в у подъезда, а затем несколько оперативников с рюкзаками на восьмом эта
же. Они успели покинуть квартиру. Я тотчас же позвонил «нашему» адвокату
Сергею Беляку (он защищал наших ребят в деле против Михалкова, и стал мне б
лизок). «Что делать, Сергей?» Беляк посоветовал написать главам силовых в
едомств: Рушайло, Патрушеву, в Генпрокуратуру.
От себя я решил обратиться непосредственно к генералу Зотову, потому что
был уверен, что это его управление установило у меня свои микрофоны или, к
ак предостерегал меня Беляк, заложило в укромные уголки по паре патронов
, а возможно и «чек» с наркотиками. И оставило их там дожидаться своего час
а. Оказалось, генерал Зотов уже не работает в Управлении, его возглавляет,
как сказала мне секретарша, генерал Пронин, однофамилец генерала из МВД.
Я позвонил Пронину и договорился о встрече.
У них так и не появились к тому времени явочные квартиры. Потому мы встрет
ились у музея Маяковского и разговаривали у служебного входа в музей. Оп
ять-таки, эта сцена уже была воссоздана мною в книге «Моя политическая би
ография» и здесь я хотел бы ограничиться лишь общими штрихами. Генерал П
ронин Ц это умерено животастый мужик пегого цвета с такими седовато-ры
жими перьями на голове Ц лёгкая куртка и широкий галстук видны были в ра
зрез куртки. На нём имелось, если не ошибаюсь целых два мобильных телефон
а, Ц один в руке, другой в кармане. Беседовали мы около сорока минут и всё э
то время как массовик-затейник говорил в основном я, а он недоверчиво вни
мал и оглядывал меня. Мой охранник, красивый блондин Николай стоял поода
ль, покуривая, непокрытая голова, открытая грудь. Я рассказал Пронину о то
м, что в моей квартире побывали неизвестные, и у меня есть все основания по
лагать, что это его люди. Меня даже не очень интересует, поставили ли они в
моей квартире «жучки», Ц сказал я Пронину, дело для меня куда более опасн
ое Ц я не хотел бы, чтобы в один прекрасный день у меня сделали обыск и наш
ли бы компромат. Он солгал, что его управление такими вещами не занимаетс
я, но что он узнает. Тогда я предложил ему использовать НБП в борьбе за рос
сийские интересы в странах с большой концентрацией русскоязычного нас
еления. Он внимал недоверчиво, не особенно возражая, но внутри, должно быт
ь, возмущённый моей «наглостью». Пройдя всю свою службу в рядах КГБ, он дол
жен был теперь выслушивать очкастого чудака, у которого под началом было
несколько тысяч отмороженных панков и несколько сотен умных студентов.
Думаю, я вызвал у него отвращение. Думаю, он изрядно приложил руку к моей с
удьбе, к тому, чтобы меня арестовали, этот человек с анекдотически «чекис
тской» фамилией Пронин. У меня были кое-какие связи, и бывший комитетчик п
оведал, как Пронин помыкает сослуживцами, как с презрением гонял низшего
по званию открывать бутылки, через губу роняя унижающие эпитеты. Его мен
тальность упитанного сотрудника КГБ, сторонника без сомнения, как все он
и, самодержавного деспотизма государства над личностью; и моя ментально
сть свободного во всех своих проявлениях человека, вскормленного контр-
культурой, и прожившего 20 лет вне России, взаимоотталкивались, обильно ис
кря. Если бы не появление Путина, генерал испытывал бы отвращение ко мне в
моменты, когда меня показывали бы по телеящику, но приход к власти их гебе
шного президента сделал возможным и такое проявление отвращения, как ар
ест писателя, который «про негров написал». Такие вот мысли мелькали у ме
ня в тот день, когда я возвращался по обильно текущей Москве домой, сопров
ождаемый Николаем. На следующий день я написал письма: Пронину, его начал
ьнику Патрушеву, письмо Рушайло и письмо прокурору Устинову, где сообщал
одно и то же: у меня в квартире незаконно побывали люди, и, возможно, заложи
ли мне в квартиру вещи, которые возможно будет мне инкриминировать впосл
едствии при обыске, я хочу, чтоб Вы, господа, знали об этом. Рушайло приказа
л расследовать историю и послушный начальник 6-го отделения милиции при
слал мне бумагу по этому поводу. Я сам отказался от расследования, так как
был уверен, что нарушителей неприкосновенности моего жилища всё равно н
е найдут. Все прочие адресаты мне не ответили.
22 февраля 2000 года III Съезд НБП в пансионате «Зорька» начался с того, что поко
йный ныне Саша Бурыгин, майор пограничных войск в запасе, обнаружил в зал
е заседаний съезда подслушивающее устройство. Некая грушеподобная мет
аллическая форма была прикреплена сзади за экраном. Устройство мы отсое
динили и без промедления начали съезд. Часа три ушло у комитетчиков на то,
чтобы сообразить, что устройство отключено нами и, разыскав начальство (
было воскресенье), получить новые директивы. В начале первого часа дня св
одный отряд ментов, топтунов и комитетчиков явился в зал, чтобы заявить, ч
то в зале заложена бомба. Нас попросили эвакуировать зал. Однако их целью
вовсе не являлось закрытие съезда. Они, напротив, желали пылко, чтоб съезд
продолжался. Они лишь поставили новую подслушку или перебазировали ста
рую. На столе президиума мы увидели беззастенчивые следы их сапог, свиде
тельствующие о том, что они установили свой микрофон высоко где-то, ближе
к потолку. Мы спокойно продолжили съезд.
Получалось, что «королевская рать» следила за нами вплотную. Мы, правда, н
е догадывались ещё, что ВСЯ королевская рать уже следит за нами, что мы сде
лались главным внутренним врагом, после чеченцев, предметом охоты. Об эт
ом нам стали сообщать несколько позже различные источники.
В апреле 2000 года я направился в Красноярск, Новосибирск и Барнаул. Как след
ователи теперь представят эту мою поездку в моём уголовном деле, я ещё не
знаю. По всей вероятности, как часть заговора НБП по захвату Южной Сибири
и Средней Азии. Фантазия у них параноидальная, я высмеял параноиков ФСБ в
своей книге «Охота на Быкова», в частности в той её части, где анализирова
л интернетовский текст «Коготь», принадлежащий перу ФСБ. В «Когте» Быков
у приписывались грандиозные цели: расчленить Россию, организовать при п
омощи «Татарина» покушение на президента Ельцина и продать Россию ЦРУ.

На самом деле я просто направился в Красноярск, Новосибирск и Барнаул, чт
обы инспектировать тамошние организации НБП.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39