Джил пребывала в сомнении. Она гребла день и ночь, с нее сошло семь
потов, и Река манила к себе обещанием свежести. Что ж, рано или поздно ей
придется разоблачиться у всех на глазах. Решившись, она сбросила кильт и
повязку, стремглав помчалась к берегу и нырнула в воду. Когда
стремительное движение помогло преодолеть первый озноб, она попросила у
одной из купальщиц кусок мыла и принялась за дело всерьез. Несколько раз
смыв пену, она вышла на берег, отряхнулась и энергично растерла тело.
Мужчины откровенно разглядывали высокую длинноногую смуглую женщину с
маленькой грудью и широкими бедрами. У нее были короткие рыжеватые волосы
и карие глаза. Она знала, что не блистает красотой: слишком длинный нос,
чуть загнутый, как клюв ястреба, крупные, выступающие вперед зубы,
доставшиеся ей, по-видимому, в наследство от темнокожей бабки. Но что тут
поделаешь - да и стоит ли об этом задумываться?
Харди устремил взгляд на ее лобок с густыми золотистыми волосками.
Кажется, он намерен ее добиваться; вид у шкипера был такой, словно он
готов приступить к немедленной атаке.
Файбрас обошел грейлстоун и вернулся с копьем в руках. У рукоятки
торчала огромная кость меч-рыбы. Он метнул копье, вонзившееся в почву
рядом с каноэ, и пояснил:
- Знак для береговой охраны - теперь вы можете не беспокоиться о
своей лодке. Ну, а сейчас Шварц подберет вам подходящее жилище и покажет
окрестности. Встретимся в полдень вон у того железного дерева.
До него была сотня ярдов. Ствол, покрытый толстой корой с грубыми
наростами, возносился к небесам на тысячефутовую высоту, мощные ветви
тянулись на три сотни футов, огромные листья с красными и серыми
прожилками походили на слоновьи уши. Корни пронизывали почву до скального
основания равнины. Против этого гиганта были бессильны бури, огонь и
стальные пилы.
- Мы зовем его Хозяином. Ждите меня там.
Вновь зазвучал горн. Файбрас кивнул головой и направился к людям,
которые строились ровными шеренгами под присмотром командиров. Джил
изумленно подняла брови - кажется, в этой стране дисциплину ценили превыше
всего. Ее плеча коснулась тонкая рука Шварца:
- Дайте-ка мне свою чашу, Галбира.
Джил вынула из каноэ и протянула австрийцу серый металлический
цилиндр. Он весил около полукилограмма; в метрической системе мер его
высота составляла ровно 76 сантиметров, диаметр - 45,72. Закрытую крышку
мог снять только его владелец. К ней крепилась ручка, к которой Джил
привязала крошечный глиняный дирижабль со своими инициалами.
Шварц передал цилиндр одному из толпившихся вокруг грейлстоуна
мужчин. Тот поспешно забрался наверх и тотчас спрыгнул обратно, с опаской
поглядывая на вершины восточных гор; в запасе у него оставалось лишь две
минуты. Над грядой показалось солнце, и сразу же поверх каменного гриба
взметнулось футов на тридцать голубое пламя. Оглушительный треск
электрического разряда смешался с грохотом других граалей по обоим берегам
Реки. За многие годы Джил так и не привыкла к этим ежедневным взрывам -
она вздрогнула и зажала уши ладонями. Отраженный от горного хребта гром
раскатился гулким эхом. Еще несколько глухих раскатов - и все затихло.
Люди уселись завтракать.

9
Низко скошенная трава колола ноги. Здесь, у подножья холма, в
прохладной тени железного дерева, расположилась маленькая деревушка с
квадратными и круглыми хижинами. С нижней ветки колосса спускалась
веревочная лестница. Она вела к домику-гнезду, торчавшему, словно елочная
игрушка, на подмостье меж двух огромных сучьев. В темно-зеленой кроне
виднелось множество таких же воздушных жилищ; каждое - со своей лесенкой.
- После испытательного срока вы можете выбрать что-нибудь подходящее
на втором этаже, - Шварц кивнул в сторону дерева. - А пока - вот ваш дом.
Джил перешагнула порог. Наконец-то ей не нужно кланяться каждый раз
дверной притолоке! Большинство людей делают в своих жилищах слишком низкие
двери - по росту. Она положила на пол свой узел и цилиндр. Шварц вошел
следом.
- Дом принадлежал чете, погибшей в пасти речного дракона, - сказал
он. - Эта тварь выскочила из воды так, будто ею выстрелили из пушки, и
пробила головой корму рыболовного судна. К несчастью, там стояла эта пара.
Дракон проглотил их вместе с лаем. Это случилось уже после прекращения
воскрешений, - он сделал паузу, подняв глаза к потолку, и задумчиво
закончил: - По-моему, они прекратились всюду. А вы ничего не слышали о
новых воскрешениях за последнее время?
- Нет, не слышала.
- Как вы думаете, почему они прекратились после стольких лет?
- Не имею ни малейшего представления, - она страшилась говорить на
эту тему. Действительно, почему их лишили дара бессмертия? - Да и черт с
ними, - добавила она вслух.
Джил огляделась. Пол в доме зарос жесткой травой, доходившей ей до
бедер и нещадно коловшей ноги. Надо будет скосить ее до основания, а потом
засыпать пол песком. Впрочем, все равно с одном раза не удастся с ней
покончить. Корни уходили в глубину, переплетаясь между собой, и трава
лезла вверх даже без солнечного света. Ее придется выдирать вместе с
корнями.
На стене висел металлический серп. Здесь, в Пароландо, к металлу уже
привыкли, и никто не позаимствовал орудие, столь нужное в каждом доме.
Она двигалась медленно, стараясь не оцарапать ноги острыми стеблями.
На бамбуковом столе стояла кружка; рядом - пара позеленевших глиняных
кувшинов, большой и поменьше. На крючке висело ожерелье из рыбьей кости.
Две бамбуковые койки с подушками и матрасами из полотнищ, скрепленных
магнитными кнопками и набитых сухой листвой, едва виднелись в густой
траве. К стене была прислонена арфа, своеобразный инструмент из панциря
черепахи и рыбьих кишок.
- Все это выглядит не очень заманчиво, - заметила Джил. - Надеюсь,
что мне не придется тут долго жить.
- Зато здесь просторно, - улыбнулся Шварц. - Места хватит и для вас,
и для вашего будущего друга.
Джил схватила серп и обрушила его на траву. Стебли сыпались как
головы - "вжик - ааах, вжик - ааах!"
Шварц смотрел на нее, словно опасаясь, что тоже падет жертвой ее
атаки.
- Почему вы так уверены, что мне нужен любовник?
- Почему, почему? Да потому, что это всем нужно.
- Не всем! - она повесила серп на крюк и огляделась. Кому еще грозит
участь капитана Кука?
Она полагала, что Шварц потянет ее в постель - все мужчины одинаковы.
Но, видно, этому не хватало смелости. Джил облегченно вздохнула, но чуть
заметная презрительная улыбка появилась на ее губах. Эта двойственность ей
показалась странной: стоило ли презирать человека, который ведет себя
пристойно и в соответствии с ее желаниями?
Но досада осталась. Обычно, если поклонник становился слишком
агрессивным, Джил не задумывалась. Жестокий удар в пах, в живот или ребром
ладони по шее отрезвлял многих. Кое-кто потом пытался ее убить, но она
искусно владела ножом - да и любым другим оружием. Нет, врасплох ее не
застанешь!
Давид Шварц даже не подозревал, что находился так близко к инвалидной
коляске или к полной утрате мужском естества.
- Вы можете спокойно оставить тут свои вещи. У нас никогда не бывает
краж.
- Все-таки я прихвачу чашу. Когда она не на глазах, чувствуешь себя
как-то неуютно.
Он пожал плечами и достал из висевшей на плече кожаной сумки сигару.
- Не здесь, - предупредила она. - Это мой дом, и я не желаю, чтобы
тут дымили.
Австриец удивленно взглянул на Джил и вновь пожал плечами. Выйдя из
хижины, он тут же закурил и всю дорогу энергично пускал дым в ее сторону.
Джил решила воздержаться от резких замечаний. Не стоило его
беспрестанно одергивать и раздражать. Она здесь на испытании, и она -
женщина; к тому же, Шварц занимает высокое положение и близок с Файбрасом.
Нужно смириться, спрятать гордость в карман.
Стоит ли? На Земле, стремясь к своей единственной цели - стать
командиром дирижабля, - она получала достаточно оплеух. Потом, вернувшись
домой, в ярости била посуду и размалевывала стены ругательствами. Конечно,
все это ребячество, но после дюжины тарелок спокойствие возвращалось к
ней. Однако здесь будет еще хуже. Уйти отсюда невозможно - другого места
для нее нет. Только в Пароландо будет построен дирижабль, уникальный
аппарат, единственная ее надежда.
Шварц остановился у подножья холма. Он показал на аллею раскидистых
сосен, в конце которой маячил длинный сарай.
- Ближайшее к вам отхожее место. Здесь будете по утрам опоражнивать
свой ночной горшок. В одно отверстие - мочу, в другое - экскременты.
Он помолчал и добавил:
- Обычно нужники чистят те, у кого не кончился испытательный срок.
Содержимое доставляется на пороховой завод для переработки и подается на
шнек. Конечный продукт пищеварения - калиевая селитра и...
- Да знаю я, - процедила она сквозь зубы, - не дурочка же. Всюду, где
производят серу, используют такой же процесс.
Шварц приподнялся на носках, с удовольствием пыхнул сигарой,
потянулся. Будь у него подтяжки, он бы щелкнул ими.
- Большинство испытуемых работает на этом заводе не меньше месяца.
Малоприятное занятие, но прекрасно дисциплинирует. Кроме того, отсеиваются
непригодные.
- Нон карборундум иллегитиматус, - произнесла Джил.
- Что такое? - небрежно переспросил он.
- Это латынь. Правда, несколько вульгарная. А переводится так: "Не
позволяй невеждам поучать себя". Зарубите себе на носу - ради серьезного
дела я могу собирать любое дерьмо.
- Да вы грубиянка!
- Конечно. Но если вы - мужчина, а не одуванчик, то должны быть таким
же. Впрочем, в этой стране могут быть другие порядки. Слишком много
цивилизации...
- Как мы здесь изменились, - он говорил медленно и горько. - Не
всегда, правда, к лучшему. Если бы мне в 1893 году сказали, что я буду
выслушивать от женщины, - не проститутки или фабричной девчонки, а от
женщины из общества - грубые непристойности и мятежный...
- А вы чего хотели? Восхищенного сюсюканья? - резко бросила она.
- Позвольте, я закончу: и мятежный суфражистский вздор.
Если бы мне сказали, что это нисколько не поразит и не оскорбит меня,
я бы назвал того человека лжецом. Но век живи, век учись... вернее, - умри
и учись.
Он замолчал и посмотрел на нее. У Джил дернулся уголок рта, глаза
сузились.
- Стоило бы как следует отделать вас... но мне тут жить. Что ж,
перетерплю.
- Вы совершенно не поняли меня. Я сказал: век живи, век учись. Я уже
не Давид Шварц образца 1893 года. Думаю, что и вы не та Джил Галбира...
когда вы умерли?
- В тысяча девятьсот восемьдесят третьем.
Они продолжали путь в молчании. У Джил на плече лежал бамбуковый
посох, к которому она подвесила чашу. Шварц показал на ручей, бравший
начало от горного водопада. Меж двух холмов он разливался в крошечное
озерцо. Посередине в лодке застыл человек с бамбуковой удочкой в руках. Ей
показалось, что рыбак похож на японца.
- Ваш сосед, - произнес Шварц. - Его настоящее имя - Охара, но он
называет себя Пискатором. Слегка помешан на Исааке Уолтоне, которого может
цитировать страницами. Утверждает, что каждому человеку нужно лишь одно
имя, поэтому и выбрал себе - Пискатор... Рыбарь... Впрочем, латынь вы,
кажется, знаете. Рыбак он действительно страстный, и потому в Пароландо
его обязанность - охота на речных драконов. Но сегодня он свободен.
- Очень интересно, - отозвалась Джил. Похоже, сейчас ей сообщат нечто
малоприятное - уж очень саркастической была усмешка Шварца.
- Возможно, он станет первым членом экипажа дирижабля. В Японии он
был морским офицером, а во время первой мировой войны служил в британском
флоте наблюдателем и инструктором по подготовке пилотов дирижаблей. Затем
- в том же качестве - работал в морской авиации Италии, бомбившей
австрийские базы. Как видите, у него достаточно опыта, чтобы занять
высокий пост.
- К тому же, он - мужчина, - Джил улыбалась, скрывая кипевшую внутри
ярость. - И хотя опыта у меня намного больше, его пол - изрядное
преимущество.
Шварц отвернулся.
- Я уверен, что Файбрас будет отбирать людей в команду,
руководствуясь лишь их квалификацией.
Она не ответила.
Шварц помахал рукой человеку в лодке. Улыбаясь, тот привстал с
сиденья и поклонился. Затем сел обратно, бросив взгляд на женщину. Джил
показалось, что ее пронзили лучом радара. Она была мгновенно взвешена,
измерена и оценена - от кончиков пальцев до самых тайных закоулков души.
Воображение, конечно, не больше. Но Шварц, добавивший: "Эмт Пискатор
- человек необыкновенный" - был по-видимому, прав.
Она удалялась от озера, чувствуя на своей спине обжигающий взгляд
черных глаз.

10
Темнота поглотила все, внутри царила ночь с бледными змейками -
проблесками света. Затем в пустыне безвременья вспыхнул, словно из
кинопроектора, яркий луч. Вспышка, на самом деле - бесшумная, громом
отозвалась в ее мозгу. На экране, появившемся неведомо откуда, замелькали
обрывки картин и слов - словно символы какого-то нерасшифрованного кода.
Самое страшное, что изображение, кажется, шло вспять, неслось в
прошлое галопом бешеного мустанга. Это был документальный телевизионный
фильм для сонма глупцов - зрителей дурацкого ящика. Но крутившаяся обратно
лента в техническом отношении оставалась великолепной. Яркие кадры
вспыхивали и менялись со сказочной быстротой, взывая к воспоминаниям,
словно картинки иллюстрированной книжки, когда их листают от конца к
началу. Но где же текст? Разве это ее мысли? Нет, она не узнавала ни
прообразов, ни сюжета. Впрочем, сюжет был, но как бы нахватанный из разных
пьес, сведенных воедино. Да, из множества пьес. Она почти уловила смысл -
тут же опять ускользнувший от нее.
Застонав, Джил проснулась, открыла глаза и услышала стук дождя по
тростниковой крыше.
Сейчас она припомнила начало сна. Это был сон во сне, или она
вообразила все сновидением, хотя не испытывала в том уверенности. Тоже шел
дождь, она внезапно очнулась... кажется, так было на самом деле? Та,
другая хижина - далеко, за двадцать тысяч миль отсюда, но все здесь
похоже, и мир за стенами ее домика не сильно отличался от прежнего. Она
перевернулась на бок, протянула руку... Рядом была только пустота.
Вскочив, она в панике огляделась. Яркая вспышка молнии осветила
комнату, и она поняла, что Джека с ней нет. Джил выбежала под дождь, но и
там не было никого. Он ушел, но куда, почему?
Только один человек мог объяснить ей все, но он тоже исчез этой
ночью, бросив свою подругу. Джил поняла, что мужчины, случайные приятели,
бежали вместе.
Почему Джек так безжалостно покинул ее? Чем она провинилась? Тем ли,
что он больше не хотел терпеть женщину, не желавшую быть в их содружестве
на вторых ролях? Или его вновь охватила жажда странствий? Как бы то ни
было, но его нет, он бросил ее, ушел - решительно и бесповоротно, как
истый американец.
С тех пор она жила без мужчины. Джек был лучшим из них; последний -
всегда лучший, но тоже далек от идеала.
В состоянии полной подавленности она встретилась с Фатимой,
молоденькой турчанкой с миндалевидными глазами. Девушка была одной из
многочисленных наложниц Магомета Четвертого (правившего Турцией в 1648-87
годах), но никогда не делила ложа со своим повелителем. В серале было
полно других пленниц, и они предпочитали любить себе подобных. Она стала
фавориткой Касимы, бабушки Магомета, но их отношения оставались
платоническими, без лесбиянства.
Мать правителя - Туркан-хатун - всеми силами стремилась лишить Касиму
власти. Однажды старую владычицу схватили подосланные Туркан убийцы и
задушили в спальне шнурами от занавесей. Фатима разделила участь своей
покровительницы.
Джил подобрала Фатиму и сделала своей подругой после ссоры турчанки с
ее возлюбленным - французским танцовщиком, умершим в 1873 году. Вначале
она относилась к девушке довольно равнодушно, но будучи натурой страстной,
легко возбудимой, со временем увлеклась ею. Фатима, совершенно
невежественная и, что еще хуже, невосприимчивая к любому влиянию, была
особой самовлюбленной и инфантильной. Джил прожила с ней около года.
Однажды девушку схватили три пьяных пенджабца (родившиеся за 1000 лет
до н.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50