"Здесь никогда не забудут день моего срама!"
И вновь он долго странствовал, вернулся в Индию и жил там как
изгнанник, пока не умер, и была с ним милость Аллаха.
Эта сказка имела грандиозный успех. Бартон, однако, был вынужден
предварить свой рассказ объяснением, почему бедуины считают позором вполне
естественную физиологическую реакцию. По их обычаям все, кто слышал этот
звук, должны притвориться, что ничего не произошло - иначе обесчещенный
убьет любого из насмешников.
Поглядывая на Алису, Бартон заметил, что рассказ понравился и ей. Она
выросла в консервативной и глубоко религиозной семье викторианской эпохи,
ее отец был епископом, брат - бароном. По мужской линии Лидделы вели свой
род от Иоанна Долговязого, сына короля Эдуарда; мать Алисы была правнучкой
эрла. Но жизнь в Мире Реки и долгая связь с Бартоном заставили ее
отказаться от многих предрассудков.
Затем он пересказал историю о Синдбаде-Мореходе, хотя и здесь
пришлось приспосабливаться к жизненному опыту ганопо: они никогда не
видели моря, поэтому Бартон превратил его в реку, а птица Рух, унесшая
Синдбада, стала огромным золотым орлом.
Ганопо не остались в долгу, выложив легенды о совершенно непристойных
приключениях своего героя - старого пройдохи Койота.
Бартон расспрашивал туземцев, пытаясь понять, как они связывают свою
религию с реальностями здешнего мира.
- О, Бартон, - отвечал предводитель, - это вовсе не тот мир, в
котором мы должны были очутиться после смерти. Это не та страна, где маис
вырастает за день выше головы мужчины, где есть хорошая охота на кроликов,
которых всегда настигают стрелы. Здесь мы не соединились ни с нашими
женами, ни с детьми, ни с предками. Здесь нет духов гор и рек, скал и
кустарников, они не бродят тут и не говорят с нами.
- Но мы не жалуемся. Здесь мы счастливее, чем в мире, из которого
ушли. У нас много еды - еды лучшей, чем была там, и мы не должны тяжко
трудиться, чтобы добыть ее. А ведь в прежние времена нам приходилось не
раз вступать в бой, чтобы защитить свои поля. Нам хватает воды, мы ловим
рыбу, не знаем лихорадки, убивавшей нас прежде. И потом, здесь нет
болезней и старости, от которых мы теряли силы.

5
Тут предводитель островитян нахмурился, с его лица сошла улыбка и
голос дрогнул от беспокойства.
- Скажи мне, странник, слышал ли ты о возврате смерти? Я говорю о
вечной смерти. Мы живем на маленьком острове, и сюда приходит мало людей.
Но от тех, кто здесь бывает, и от тех, с кем мы беседуем на берегу, мы
слышим странные и тревожные вести. Люди говорят, что вот уже некоторое
время ни один из умерших не поднимается вновь. Если человек убит, то он
больше не проснется на далеком берегу рядом со своей чашей. Скажи, это
правда или одна из сказок, которыми люди любят пугать других?
- Не знаю, - честно ответил Бартон. - Мы проплыли сотни миль, видели
на своем пути несчетное число граалей и заметили то, о чем ты ведешь речь.
Бартон замолк, размышляя. Буквально на второй день после Великого
Воскрешения начались воскрешения малые - или перемещения, как их обычно
называли. Если человека убивали, если он кончал самоубийством или погибал
от несчастном случая, то неизбежно на следующий день вновь оказывался
живым - всегда в другом месте, не там, где обитал раньше, часто очень
далеко, даже в другой климатической зоне.
Многие приписывали воскрешения вмешательству сверхъестественных сил,
но большинство, в том числе и сам Бартон, жаждали более рациональных
объяснений. Все разговоры о чудесах следовало отбросить. "Не к духам нужно
обращаться!" - говаривал бессмертный Шерлок Холмс. Достаточно обратиться к
законам физики.
По своему собственному опыту, вероятно - уникальному, Бартон знал,
что тело умершего человека воспроизводилось со скрупулезной точностью. Оно
воссоздавалось по проведенным ранее записям; раны исцелялись, пораженные
ткани возрождались, утраченные конечности восстанавливались.
Где-то под поверхностью этого мира находился огромный термоионный
конвертер, преобразующий энергию в материю. Очевидно, он использовал тепло
железо-никелевого ядра планеты. Миллионы грейлстоунов, основание которых
уходило в глубину, являлись терминалами этого механизма. Они образовывали
сложнейшую систему, при мысли о которой у человека начинала кружиться
голова.
Связаны ли с ней устройства для записи на клеточном уровне структуры
мозга? Или, как полагал Фригейт, она осуществляется с невидимых
орбитальных спутников, наблюдавших, подобно Богу, за каждым живым
существом, видевших все и вся, даже гибель ничтожного червя в земле?
Никто ничего не знал; а если и знал, то хранил эту тайну в себе.
Преобразование энергии в материю системой грейлстоунов объясняло
ежедневную трехразовую выдачу пищи для всех жителей речной долины.
По-видимому, в днище металлических цилиндров был скрыт миниатюрный
конвертер с электронным меню. Энергия передавалась цилиндру через
камень-грааль и преобразовывалась в сложные вещества: так на свет
появлялись мясо, хлеб, салат, табак, марихуана, виски, ножницы, гребни,
зажигалки, губная помада и Жвачка Сновидений.
Одежду из полотнищ ткани также создавала система грейлстоунов. Рядом
с возродившимся телом всегда появлялись стопка покрывал и цилиндр. В
глубине, под каменными грибами, было скрыто устройство, способное каким-то
образом переносить с необыкновенной точностью сквозь многокилометровую
толщу почвы сложнейшую конфигурацию человеческой плоти, цилиндры и одежду.
Люди и вещи возникали из воздуха - в буквальном смысле слова.
Бартон иногда задумывался: может ли случиться так, что перемещенное
после смерти тело окажется в месте, занятом другим человеком? Фригейт
утверждал, что это вызвало бы мощный взрыв. Но подобного не случалось - во
всяком случае на памяти Бартона. Видимо, механизм переноса исключал
возможность взаимопроникновения молекулярных структур. Однако Фригейт
настаивал, что ту часть атмосферной среды, в которой формируется тело,
необходимо удалить. Каким же образом предотвращалось неизбежное
перемешивание молекул воздуха и плоти?
Кто знает? Значит, наука этиков располагала способами отвода воздуха
и создания локального вакуума именно там, где появлялись тело, цилиндр,
ткани - причем вакуума идеального, какого наука Земли за последнее
столетие достичь не смогла. И при этом все происходило в полной тишине,
без взрыва внезапно вытесняемых воздушных масс.
Загадкой оставался и вопрос о сканировании тел. Много лет назад
захваченный в плен агент этиков по имени Спрюс рассказал о хроноскопе,
приборе, позволяющем заглянуть в прошлое. С его помощью проводились
исследования и запись всех человеческих существ, обитавших на Земле в
период с 2 000 000 года до н.э. и до 2008 года н.э.
Для Бартона это было непостижимо. Он не мог представить себе телесный
или визуальный возврат в прошлое. Фригейт разделял его сомнения,
предположив, что слово "хроноскоп" Спрюс употребил иносказательно.
Возможно, агент лгал.
Но, как бы то ни было, истину о воскрешении и сотворении пищи в
грейлстоунах можно познать, обратившись к разумному толкованию физических
законов; тут не требовалась магия и прочие чудеса.
- Что с тобой, Бартон? - осторожно прервал его молчание вождь
островитян. - Тебя захватили духи?
- Нет, - Бартон очнулся. - Я просто вспоминал. Многие люди
рассказывали нам, что в течение года никого не переносили в места, далекие
от их прежнего обитания. Возможно, мы странствовали там, где этого просто
не случалось. В конце концов, Река так...
Он замолчал. Сумеет ли он объяснить людям, не знающим числа больше
двадцати, что такое десять миллионов миль?
- Река может оказаться такой длинной, что для путешествия по ней из
конца в конец понадобится время, прожитое на Земле твоим дедом, отцом и
тобой. Поэтому, если смертей даже будет больше, чем травинок между двумя
грейлстоунами, все равно это несравнимо с числом живущих в долине.
Возможно, еще есть места, где погибшие восстают опять.
- К тому же, сейчас умирает гораздо меньше людей, чем в первые
двадцать лет. Мало осталось стран, где еще есть рабство. Люди создают
государства, в которых охраняется порядок и покой их граждан, где их
защищают от врагов. Убивают только жестоких людей, стремящихся захватить
власть, женщин, еду. Правда, такие еще есть, но им трудно найти
сторонников. Сейчас на Реке водворился порядок. Конечно, случаются
раздоры, по большей части из-за рыбной ловли. Убийства тоже бывают - гнев
и зависть не покинули человеческую душу. Однако смерть превратилась в
редкого гостя... Может быть, там, где мы проплывали, не случалось ни
убийств, ни перемещений.
- Ты действительно в это веришь? - спросил островитянин. - Или
говоришь так, чтобы мы чувствовали себя счастливыми?
Бартон улыбнулся.
- Не знаю.
- Возможно, ты прав, - предводитель покачал головой. - Шаманы Второго
Шанса утверждали то же самое. Еще они сказали, что этот мир - лишь
ступенька, остановка для перехода в другой, лучший. Шаманы говорят, что
если человек здесь становится лучше, чем он был на Земле, он уходит туда,
где обитают великие духи. Правда, они считают, что есть только один
великий дух. Я в это не могу поверить. Каждый знает - есть много разных
духов, и высших, и, низших.
- Да, они так говорят, - согласился Бартон, - хотя могут ли они знать
больше, чем ты или я?
- Они еще говорят, что один из духов, создавших этот мир, предстал
перед человеком, пророком их церкви. И дух повелел ему нести истину людям.
- Я скорее поверю, что он был сумасшедшим или лжецом. Хотелось бы мне
потолковать с этим духом... и ознакомиться с доказательствами его
потустороннего происхождения.
- Сам я не слишком много думаю о подобных вещах. Лучше оставить духов
в покое. Надо принимать жизнь такой, какова она есть; стараться, чтобы
племя считало тебя разумным и добрым человеком.
- Возможно, это самый мудрый путь, - признал Бартон.
Сам он, однако, не был в этом убежден. Иначе зачем так стремиться к
истокам Реки и далекому морю у северного полюса, где высилась Башня,
обитель создателей и вершителей судеб этого мира?
- Не хочу обидеть тебя, Бартон, - вновь заговорил вождь, - но мне
дано видеть души людей. Ты смеешься и рассказываешь веселые истории, но
внутри нетерпелив и сердит. Почему ты не можешь спокойно поплавать на
своей лодке, а потом где-нибудь обосноваться? У тебя добрая жена, а это -
все, что нужно мужчине. Здесь хорошее место. У нас мир, тут нет воровства,
если только не придут с Реки плохие люди. Иногда кто-нибудь из мужчин
захочет показать, что он сильней других. Иногда повздорят мужчина с
женщиной. Других бед мы не знаем. - Он помолчал, неторопливо затянулся
сигарой, и задумчиво произнес: - Любому разумному человеку здесь
понравилось бы.
- Нет, ты меня не обидел, - тихо ответил Бартон. - Но можно ли судить
обо мне, не зная истории моей жизни - тут и на Земле? И все равно тебе бы
это не удалось. Сумеешь ли ты понять меня, когда я сам себя не понимаю?
Он замолк, вспомнив другого вождя первобытного племени, сказавшего
ему то же самое. Это было в 1863 году, когда Бартон, консул Ее Величества
на западных африканских островах Фернандо По и Биафра Байт, посетил короля
Дагомеи Желеле. Целью его миссии были переговоры о прекращении в стране
человеческих жертвоприношений и торговли рабами. Он потерпел неудачу, зато
собрал материалов на две книги.
Пьяный, кровожадный, распутный король держался с ним весьма
высокомерно, в отличие от владыки Бенина, окрестившем в его честь одного
из своих подданных. В те времена бенинцы относились к белым очень
дружелюбно. В свой предыдущий визит Бартон даже получил звание почетного
капитана королевской гвардии.
Что касается Желеле, то король как-то заявил Бартону, что он -
хороший человек, но слишком сердитый и неспокойный.
Да, первобытные люди умели читать в душах. По-видимому, чтобы уцелеть
среди них, нужно самому быть провидцем.
Заметив отрешенность Бартона, в разговор вмешался Монат, пришелец со
звезды Тау Кита, и начал рассказывать о своей родине. Вначале островитяне
посматривали на инопланетянина со страхом, но он сумел растопить их
недоверие. Он хорошо знал, как расположить к себе людей. В Мире Реки ему
приходилось это делать каждодневно.
Вскоре Бартон поднялся и сказал, что команде пора устраиваться на
ночь. Поблагодарив ганопо за их гостеприимство, он добавил, что утром
судно тронется в путь. Его намерение провести тут несколько дней
изменилось, жгучий интерес, который он поначалу испытывал к этому народу,
пропал.
- Нам бы очень хотелось, чтобы ты остался, - повторил вождь, - хоть
на несколько дней, хоть на годы. Как ты пожелаешь.
- Благодарю тебя, - поклонился Бартон и с невеселой улыбкой повторил
слова Синдбада-морехода: - "Аллах наделил меня страстью к странствиям". -
Затем, задумчиво пробормотав: - Путешественники, как и поэты - племя
безумцев, - он направился к судну, размышляя, верно ли процитировал свою
книгу.
Теплые доски палубы скрипнули под его босыми ногами, и Бартон
почувствовал, как проходит, отлетает прочь мрачное настроение. Прежде чем
отправиться спать, он распорядился выставить охрану. Фригейт возразил:
уединение их стоянки и доброжелательность островитян гарантировали
безопасность. Но возражения приняты не были. Бартон считал стяжательство
главной движущей силой человеческой природы, и Фригейту, в наказание за
легкомыслие, досталась первая смена.

6
Прислонив к мачте копье, Бартон раскурил сигару. Фригейт остался с
ним; они молча смотрели на меркнущие скопления звезд и рассеивающуюся
пелену облаков. Прошло около получаса. Бледный свет - предвестник зари -
размывал очертания небесных светил. Он расплывался все шире и шире, пока
первые лучи солнца не упали на северную гряду гор.
Легкая вуаль тумана покрывала Реку и ее берега, окутывала деревья на
холмах, где все еще виднелись огни. За холмами высились горные склоны;
вначале пологие, они затем круто вздымались вверх, достигая десяти тысяч
футов.
В первые годы Бартон полагал, что их высота по крайней мере вдвое
больше. Потом он изготовил примитивный угломер и выяснил, что ошибался -
крутизна серо-голубых и черных утесов обманывала глаз. Да, вокруг лежал
мир иллюзий - физических, метафизических, психологических; впрочем, так
было и на Земле.
Фригейт тоже закурил. Почти год он не прикасался к сигаретам, но
сейчас "впал во грех из-за царившей вокруг благодати". Ростом американец
почти не уступал Бартону. Зеленоглазый, темноволосый, с выразительным
подвижным лицом, он невольно привлекал взгляд. Хотя его физиономия не
отличалась правильностью черт - резкие складки у рта, полные губы, упрямый
подбородок - она внушала людям доверие.
На Земле Фригейт, перепробовавший множество занятий, увлекался
литературой и пытался написать беллетризированную биографию Бартона,
озаглавленную "Неистовый рыцарь королевы". К сожалению - или к счастью, -
ему не удалось закончить этот труд.
При первой встрече американец озадачил Бартона, отрекомендовавшись
автором научно-фантастических романов. В своей прошлой жизни Бартон не
встречался с подобным термином и только удивленно поднял брови. Теперь они
снова вернулись к разговору, который длился годами.
Попыхивая сигарой, Бартон сказал:
- Помните, мы толковали о научной фантастике? Вы десятилетиями
занимались этой дьявольщиной, Пит, но я до сих пор не понимаю, чем вы
зарабатывали на хлеб насущный.
Фригейт ухмыльнулся.
- Только не пытайтесь выжать из меня точное определение; боюсь, на
это не способен никто. Скажем, так: я работал в области литературного
жанра, описывающего вымышленные события будущего. Этот жанр называется
научно-фантастическим, поскольку наука играет в нем значительную роль.
Вернее, развитие науки в грядущие века. Причем не только физики или химии,
но и социологических, философских и психологических воззрений,
существовавших при жизни автора.
- Фактически, любой рассказ о будущем - уже научная фантастика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50