.. веду себя в
постели так, что покраснели бы обложки французских романов, которые любил
почитывать мой бывший супруг. Я изменилась! Почему же не можешь измениться
ты? Сказать по правде, Дик, я устала от бесконечных странствий, от вечной
тесноты на маленьких судах, от неуверенности в завтрашнем дне. Ты же
знаешь, я - не трусиха. Все, что мне нужно, - найти место, где говорят
по-английски, где собрались подобные мне люди, где царит мир; место, где
мы могли бы осесть и иметь крышу над головой. Я так устала вечно
скитаться!
Бартона тронули ее слезы. Он положил ей руки на плечи.
- Но что же делать? Я должен продолжать свой путь. Вот моя...
- Изабелла? Но я-то - не она! Я - Алиса, и я люблю тебя, Дик, но не
могу быть вечной твоей тенью, что волочится следом при свете дня и
исчезает ночью.
Она отшвырнула наполовину выкуренную сигарету и повернулась к нему.
- Но это еще не все! Есть одна вещь, которая волнует значительно
больше. Ты не доверяешь мне! У тебя есть тайна, Дик... по-моему, страшная
тайна...
- Может быть, ты скажешь - какая? Лично мне ничего не известно.
- Не лги! Я же слышу, как ты разговариваешь во сне! Это связано с
этиками, да? С тобой что-то произошло, о чем ты молчал все годы. Я слышу,
как ты бормочешь о коконе, о своих семистах семидесяти семи смертях. Я
слышу имена, о которых ты не упоминаешь наяву, - Лога, Танабар. Ты
говоришь о каком-то таинственном пришельце... Кто они, эти люди?
- Да, секреты могут хранить лишь мужчины, спящие в одинокой постели,
- улыбнулся Бартон.
- Почему ты не хочешь рассказать мне? Неужели после стольких лет ты
не можешь быть со мной откровенным?
- Если бы я только рискнул... я рассказал бы обо всем, но это слишком
опасно. Поверь мне, Алиса, я молчу, потому что ничего не смею сказать.
Ради нашего общего блага не требуй никаких объяснений. Ты только разозлишь
меня.
- Ну, ладно. Но ночью руки, пожалуйста, не распускай.
Он долго не мог заснуть, а перед рассветом, внезапно пробудившись, в
страхе спрашивал себя: не разговаривал ли он вслух?
Алиса сидела на постели, пристально вглядываясь в него.

22
Во время завтрака к Бартону явился Оскас, изрядно под хмельком. Он
вручил ему мех, в котором плескалось с полгаллона спиртного.
- Слышал ли ты о большой белой лодке, плывущей с низовий Реки? -
спросил вождь.
- Ну, об этом не слышал только глухой, - Бартон отхлебнул добрый
глоток. У вина был прекрасный аромат - грейлстоуны никогда не выдавали
второсортную продукцию. - А-а-ах! - Помолчав он добавил: - Мне трудно
поверить всем этим россказням. Говорят, что корабль приводится в движение
гребными колесами; значит, у них двигатели из металла. Но где удалось его
добыть? Кроме того, я слышал, что и корпус металлический. Столько металла
не собрать на всей планете - а судно не маленькое.
- Ты полон сомнений, - важно сказал Оскас, - и это очень вредно для
печени. Если слухи правдивы, то большая лодка прибудет к нам через
несколько дней. Мне бы очень хотелось иметь такую лодку.
- Не только тебе. Но если кто-то соорудил такое судно, то он имеет и
подходящее оружие для его защиты - конечно, огнестрельное. Ты никогда не
видел такого. Оно похоже на трубки из железа, выбрасывающие кусочки
металла - их называют пули. Некоторые трубки могут выпустить десяток пуль,
пока воин натягивает лук... И бьют они дальше тех холмов.
Бартон сделал еще глоток и скользнул взглядом по красному
возбужденному лицу Оскаса.
- Будь уверен, многие хотели захватить эту лодку и поплатились
жизнью, не успев даже выпустить своих стрел. Ну, а если ты ее даже
получишь, то что станешь с ней делать? Управлять таким судном могут только
умелые люди.
- Это можно устроить. Вот ты, например, мог бы с ней справиться?
- Возможно.
- Ты согласен помочь мне ее захватить? Я был бы благодарен и сделал
тебя своим первым помощником.
- Я человек не воинственный и не жадный, - ответил Бартон. Однако
твоя идея мне нравится. Я готов. А сделать нужно вот что.
Оскас с увлечением выслушал фантастические планы Бартона, потом
заявил, что пришлет еще вина. Они потолковали с полчаса, и Оскас, широко
улыбаясь и сильно пошатываясь, удалился.
Бартон смотрел вслед доверчивому индейцу. Он не собирался участвовать
в его игре; насчет судна у него имелись свои планы.
По слухам, этот корабль двигался быстрее парусников. Он должен
попасть на него. Он еще не знал, каким образом, но понимал, что здесь
нужна не сила, а хитрость.
Прежде всего, путешественники могли здесь не остановиться. Да и есть
ли у них место, чтобы принять новых людей? Захочет ли капитан взять его на
борт со всей командой?
Целый день он молчал, погруженный в свои мысли. Даже лежа в постели,
Бартон продолжал обдумывать самые различные варианты. В какой-то момент он
было решил действовать совместно с Оскасом. В конце концов, можно выдать
планы вождя и этим заслужить расположение капитана. Но он тут же отказался
от подобных замыслов. Пусть Оскас жаден и вероломен, но он, Бартон, предав
его, станет бесчестным подлецом. Кроме того, погибнут и люди Оскаса, а ему
не хотелось бы отягощать свою совесть подобной ношей.
Нет, надо искать другой путь.
В конце концов, он его нашел. Успех зависел от того, остановится ли
здесь судно. Как это устроить? К утру план был готов, и Бартон,
успокоившись, заснул.
Прошло два месяца и появились первые признаки приближения большого
корабля - сигналы, которые подавали соседи вспышками слюдяных зеркал,
дымом, огнями и барабанным боем. Бартон пытался представить, как выглядит
плывущий к ним левиафан. Конечно, он больше любого колесного судна,
плававшего по Миссисипи в его времена. У корабля металлический корпус,
скорость - около пятнадцати миль в час. Бартон полагал, что у нет паровые
двигатели, но, по слухам экипаж редко брал на борт дрова - по-видимому,
лишь для подогрева воды в душах и подачи пара на орудия. Ему трудно было
представить, как пар выталкивает пули и снаряды, но Монат утверждал, что
это вполне возможно.
Вскоре информация стала более определенной. Двигатели судна питало
электричество, получаемое при разряде грейлстоунов.
- Значит, у них есть не только сталь, но и медь для обмоток
электромоторов, - заключил Бартон. - Но где они добыли столько металла?
- Возможно, они использовали алюминий, - предположил Фригейт. - Он
вполне годится для обмоток, хотя медь, конечно, эффективней.
Поступали все новые и новые сведения. На борту корабля красовалось
латинское название "Рекс Грандиссимус", что в переводе означало
"Величайший король". Называли и имя его капитана, короля Джона Ланкастера,
сына Генриха II и Элеоноры, дочери герцога Аквитанского. После смерти
своего знаменитого брата, Ричарда Львиное Сердце, Джон стал Иоанном,
королем Англии, владыкой Ирландии и сопредельных земель. За время своего
правления он заработал столь скверную репутацию, что ни один повелитель
Британского королевства больше не называл своего наследника презренным
именем Джон.
Услышав эти новости, Бартон обратился к Алисе.
- Один из твоих предков командует колесным судном. Может, стоит
воззвать к родственным чувствам, чтобы попасть на борт? Правда, как
следует из истории, он не обращал внимания на такие мелочи. Он поднял
мятеж против отца и прикончил своего племянника Артура, которого Ричард
провозгласил наследником короны.
- Джон не хуже и не лучше любого короля тех времен, - возразила
Алиса. - И, несмотря на людские толки, он сделал много полезного:
реформировал денежную систему, развивал мореплавание, покровительствовал
торговле, помог достроить Лондонский мост. Джон был образованным и
неглупым человеком, читал книги на латинском и французском языках и
никогда не расставался со своей библиотекой.
- Ничего себе! - воскликнул Бартон. - У тебя он выглядит просто
святым.
- Ну, до этого ему далеко. Джона мало трогали интересы Англии и
благополучие ее народа - впрочем, как и остальных Ланкастеров. Он...
- Ладно, бог с ним! Сейчас мы стоим перед фактом - средневековый
монарх каким-то образом получил власть над грандиознейшим сооружением,
самым мощным механизмом в этом мире. Мне нужно попасть на судно. Каким
образом это сделать?
- Ты хочешь сказать - _н_а_м_ нужно попасть на борт?
- Ты права. Тысяча извинений, именно - _н_а_м_.
Спуск "Снарка" на воду сопровождался множеством поздравлений и
возлияний. Но Бартон не чувствовал радости. Он потерял к суденышку всякий
интерес.
На пиршестве Оскас обратился к нему:
- Надеюсь, ты не собираешься уехать отсюда? Я рассчитываю на твою
помощь в том деле с большой лодкой.
Бартон жаждал послать индейца ко всем чертям, но был вынужден вести
себя дипломатично. Вождь мог отнять у них "Снарк" или, что еще хуже, силой
увести Логу. В течение года он доставлял ей немало хлопот, но до прямого
насилия дело не дошло. Когда он напивался - а это происходило часто - то
открыто спрашивал Логу, когда она пойдет с ним в постель.
Фригейт, не лишенный по натуре воинственности, даже хотел вызвать его
на дуэль, хотя и понимал всю абсурдность своего намерения. Нередко ночами
им с Логу приходилось скрываться, и его мужское достоинство взывало к
отмщению. Однако он не допускал и мысли, чтобы сбежать отсюда и бросить
людей, с которыми он был близок много лет.
Однажды Логу заявила:
- Ты не коснешься этого дикаря даже пальцем. Если ты это сделаешь,
его люди убьют тебя. Предоставь мне самой с ним разобраться.
Затем она потрясла всех, а больше всего - Оскаса, вызвав его на
смертельный поединок.
Оправившись от изумления, вождь загоготал:
- Что? Мне драться с женщиной? Я луплю своих жен, когда они меня
рассердят, но не дерусь с ними. Если я на это пойду и убью тебя, мне плохо
придется. Надо мной станут смеяться, я перестану быть Оскасом Медвежьей
Лапой, и меня назовут Мужчиной-Который-Боролся-с-Женщиной.
- Ну, как же мы будем сражаться? - не отступала Логу. - На
томагавках? На ножах? Или голыми руками? Ты уже видел в состязаниях, что я
владею любым оружием. Правда, ты выше и сильней, зато я знаю много боевых
приемов.
Она не добавила, что он пьян, тучен и явно пережил свою славу
непобедимого бойца.
Если бы с Оскасом так разговаривал мужчина, он знал, как ответить. Но
сейчас, в пьяном дурмане, вождь никак не мог найти достойного выхода. Если
он убьет эту женщину, то станет всеобщим посмешищем, а если не примет ее
вызова, его сочтут трусом.
Вперед выступил улыбающийся Монат.
- О вождь! Логу - мой лучший друг; ты - мой друг тоже. Почему бы вам
не оставить эту затею? В тебе сейчас говорит вино, а не твой собственный
разум. Оскас - вождь и могучий воин. Разве может унизить его отказ от
борьбы с женщиной? - Монат пристально уставился в непроницаемые глаза
индейца и продолжал: - Тебя больше не волнует эта женщина. Тебе это только
кажется сейчас, потому что ты полон виски. С сегодняшнего дня ты будешь
обходится с Логу, как с женой другого мужчины.
- Думаю, Бартон тебе рассказывал, что когда-то я был великим
волшебником. Я еще сохранил былое могущество и мне придется пустить в ход
чары, если ты оскорбишь Логу. Я сделаю это без желания, так как весьма
почитаю тебя. Но если что-то произойдет, то пеняй на себя.
Лицо Оскаса, смуглое, с багровым румянцем на щеках, побледнело. Он
кивнул головой.
- Да, во всем виновато виски. Забудем о том, что случилось.
Больше Оскас не произнес ни слова, но на следующий день заявил, что
был накануне сильно пьян и ничего не помнит.
Несколько месяцев он проявлял к Логу лишь вежливую холодность, потом
опять вернулся к старым разговорам. Сейчас, когда близилось время отъезда,
он неотступно преследовал ее.
Беседуя с Оскасом, Бартон учитывал деликатность ситуации и старался
внушить вождю, что теперь у него должны быть другие заботы.
- Нет, пока мы не уезжаем, и я собираюсь действовать, как мы
договорились - вместе с тобой захватить лодку. Но вот что важно: она
должна остановиться у одного из кормящих камней на твоем берегу, чтобы
получить силу для дальнейшего путешествия. Если она пройдет мимо - все
пропало. Я примерно рассчитал место, где она может причалить - где-то у
четвертого или пятого грейлстоуна. Завтра наш парусник должен сделать
первый рейс. Мы отправимся туда, где остановится большое судно, и осмотрим
местность. Надо все предусмотреть для успеха дела. Не хочешь ли поплыть с
нами?
Оскас посмотрел на него прищуренными глазами и засмеялся.
- Конечно, хочу. Нельзя в битву вступать слепым.
Вождь ни словом не обмолвился о своих подозрениях насчет того, что
"Снарк" может не вернуться, но они были очевидны. Этим вечером он оставил
четырех воинов присматривать за суденышком и его экипажем, но Бартон спал
сном младенца - вместе с остальными подозреваемыми.
На следующее утро вождь появился на борту вместе с семью лучшими
бойцами племени. На палубе негде было повернуться, но Бартон, казалось,
ничего не имел против. Он стал потчевать гостей настойкой из лишайника и
листьев железного дерева; его команда благоразумно воздерживалась от
алкоголя. К полудню и Оскас, и воины начали громко хохотать и вести
бессвязную беседу; их не отрезвил даже плотный обед. Бартон удвоил порции
спиртного, и через час индейцы, шатаясь, бродили по палубе или валялись
мертвецки пьяными.
Теперь справиться с ними не составляло труда. Тех, кто еще стоял на
ногах, столкнули в Реку, остальных побросали следом. Холодная вода мигом
привела их в чувство. Барахтаясь у берега, Оскас грозил кулаком и ругался
сразу на двух языках - своем родном и эсперанто. Бартон расхохотался и
приложил ко лбу расставленные на манер рогов пальцы. Оскас впал в
неистовство; еще больше изощряясь в ругани, он в самых сильных выражениях
расписывал будущую месть.
Прицелившись, Казз метнул в вождя его собственный цилиндр и угодил в
голову. Два индейца нырнули за погрузившимся под воду Оскасом и
придерживали его, пока тот приходил в чувство. Неандертальцу эта шутка
показалась очень забавной; было бы еще интересней, если бы вождь утонул.
Казз не был жесток и за долгие годы скитаний перенял у своих спутников и
компаньонов пристойные манеры. Но в душе он оставался первобытным дикарем,
а потому обладал сильным чувством причастности к племени, к своему роду.
Только члены его рода расценивались как человеческие существа; все
остальные - и друзья, и враги - не были для него настоящими людьми. Он
утратил своих соплеменников на Земле, но обрел новых среди команды
"Снарка". Они стали его семьей, его родом.

23
"Снарк" не причалил в том месте, которое Бартон назвал Оскасу. Он
обманул вождя - тот мог вернуться с воинами, чтобы отомстить за свой
позор.
Два дня они плыли вниз по Реке до предполагаемой стоянки большого
судна, непрерывно наблюдая сигналы Оскаса, посылаемые то с помощью
гелиографа, то вспышками огня и клубами дыма, то стуком барабанов. Вождь
объявлял всем и вся, что Бартон украл у него табак и спиртное, а также
пытался похитить его самого. Он обещал награду любому, кто схватит
"преступников".
Бартону пришлось обдумать ответные меры, хотя он сомневался, что
правители мелких государств рискнут остановить "Снарк". Оскаса не жаловали
в тех краях. Все эти годы он слишком досаждал соседям своей
воинственностью. Но кто мог гарантировать, что не найдется желающих
поживиться за их счет?
Бартон сошел на берег с большим ящиком табака и вина, и целым набором
дубовых колец. Все это он уплатил местным властям за передачу его
послания. В нем утверждалось, что Оскас - лжец, что на самом деле он хотел
силой овладеть женщиной из их команды, поэтому ей со спутниками пришлось
спасаться бегством. Их преследовали на боевом каноэ, которое перевернулось
при нападении на "Снарк". Еще он добавил, что у вождя и его сподвижников -
огромные богатства: чуть ли не сотня свободных цилиндров.
Конечно, все это было чистой воды враньем. Как-то в подпитии Оскас
проговорился Бартону о припрятанных двадцати цилиндрах. Но сейчас важно
было отвлечь от себя внимание и переключить его на вождя. Услышав о лишних
чашах, племя, несомненно, ополчится на него и потребует отдавать излишки в
общий котел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50