Позже Питер с ужасом представил
себе, что старуха могла вызвать полицию; его ожидали публичный позор,
потеря места в "Дженерал Электрик", скандалы в семье... А если у пожилой
леди случился сердечный приступ? Он начал судорожно просматривать колонку
некрологов, но не обнаружил никого, кто умер бы ночью на этой улице.
Странно! Сарра, жившая напротив, говорила, что стоит ей выглянуть в окно,
она обязательно увидит похоронную процессию.
Он твердо сказал себе, что тридцатишестилетнему мужчине не подобает
пускаться в такие авантюры. Все, баста! Шалостям конец! Прошли годы, и
теперь он лишь посмеивался, вспоминая этот случай.
Став в юности атеистом, Фригейт, однако, не избавился от разъедающих
душу сомнений. В девятнадцать лет он повстречал Боба Олвуда, парня из
религиозной семьи, тоже пришедшего к безбожию. Родители Боба умерли от
рака. Потрясение, вызванное их смертью, склонило его к мыслям о
бессмертии. Он не мог представить, что отец и мать ушли навсегда, что он
больше их не увидит. Боб стал посещать религиозные собрания и вновь
обратился к вере.
В те годы Питер и Боб встречались довольно часто и не раз беседовали
о религии, обсуждая достоверность библейских событий. Однажды Боб уговорил
Пита пойти на собрание, где выступал с проповедью преподобный Роберт
Рэнсом. Там, к своему собственному изумлению, молодой Фригейт ощутил
глубокое волнение; он даже опустился перед пастором на колени, признавая
Христа своим Господом.
Правда, через месяц от его благочестия ничего не осталось. По
выражению Олвуда он "впал в ересь" и "лишился благодати". Питер уверял
Боба, что от неистовства веры его оттолкнула детская религиозная
раздвоенность и излишняя эмоциональность новообращенных. Олвуд же
продолжал убеждать его "бороться за спасение своей души".
Когда Питеру исполнилось шестьдесят, никого из его соучеников и
друзей юности уже не было в живых, да он и сам прихварывал. Смерть была не
за горами. В юности он часто обращался мыслью к судьбам миллиардов людей,
живших до него, - они рождались, страдали, любили, смеялись, плакали,
умирали. И те, что будут жить потом, тоже уйдут в небытие - вместе со
своей скорбью, ненавистью, любовью... А с гибелью Земли все станут прахом
- да, собственно, и праха не останется.
Тогда к чему все, что было, есть и будет? Если нет бессмертия, жизнь
лишена смысла. Существовали люди, утверждавшие, что сама жизнь является
оправданием жизни - в этом ее единственный смысл. Питеру подобные мысли
казались глупым самообманом.
Неужели у человечества нет другой альтернативы, кроме загробного
мира? Неужели люди - только безвольные, лицемерные, себялюбивые бедолаги?
Впрочем, и звери тоже... Он не встретил ни одного человека, прожившего без
греха, хотя и допускал их существование; несомненно, им надлежит получить
бессмертие. Но Питер не верил тем, кого традиция и общество увенчали
нимбом святости.
К примеру, святой Августин. Все, что он сделал - это выдавил из себя
одно-единственное: "Покайтесь мне!" Вопиющее себялюбие и самообман!
Святой Франциск, по-видимому, прожил действительно безгрешную жизнь,
но был явным психопатом - целовал прокаженных лишь для того, чтобы
продемонстрировать самоуничижение.
Значит, как говаривала жена Питера, нет на Земле совершенства.
Да, был еще Иисус. Но его безгрешность тоже сомнительна. Из Нового
Завета следует, что именно он положил конец спасению евреев, за что они и
предали его. Поэтому святой Павел счел израильтян недостойными религии,
прошедшей сквозь муки и страдания, и обратил свою проповедь к другим
народам. Христианство, которое следовало бы назвать "павелизмом",
распространилось по всему миру. Но в те времена половое воздержание
считалось извращением; значит, и Иисус, и Павел стали по законам своего
века сексуальными извращенцами, ренегатами.
Правда, всегда существовали люди, не обладающие достаточной
сексуальной энергией. Может быть, к ним относились Иисус и Павел? Или же
они сублимировали свою половую потенцию в нечто более значительное - в
стремление обратить души людей к Истине?
Весьма вероятно, что святую жизнь прожил Будда. Судьба даровала ему
все - трон, богатство, могущество, любимую женщину, детей. Но в
странствиях по Индии ему открылись несчастье и бесправие бедноты,
неизбежность голодной смерти. Так он достиг Истины. Он основал буддизм, но
индусы, народ, которому он хотел помочь, отвергли его. Подобно Павлу,
который понес учение Иисуса в чужие земли и насаждал его среди чужих
племен, последователи Будды тоже ушли к другим, покинув свой
народ-страдалец.
Учения Иисуса и Будды начали вырождаться, когда тела их основателей
еще не остыли в могилах. Орден святого Франциска стал разлагаться до того,
как разложилось его тело.

48
В один из дней плавания Фригейт поведал свои сомнения Нур
эль-Музафиру. Они сидели на палубе, покуривая сигары и лениво разглядывая
людей на берегу. У руля стоял Фриско Кид, остальные болтали или играли в
шахматы.
- То, что мучает вас, Пит, волнует и других людей. Дело в том, что,
исповедуя высокие идеалы, вы даже не пытаетесь жить в соответствии с ними.
- Я не знаю, как приняться за это, а потому и не пытаюсь. Но есть
люди, провозглашающие подобные истины, которые уверены, что живут в полном
соответствии с ними. Когда я говорю им, что это - заблуждение, они
приходят в ярость.
- Естественно, - хмыкнул мавр. - Ваш скептицизм угрожает разрушить
созданный ими образ праведника. Они полагают, что стоит ему рухнуть, как
их души тоже погибнут.
- Это я понимаю, - ответил Фригейт, - и всегда в спорах стараюсь
сохранять спокойствие. Тем не менее, праведники приходят в бешенство и
даже готовы к насилию. Я же не могу быть сторонником насилия и зла.
- Однако по характеру вы весьма вспыльчивы. Мне кажется, ваше
отвращение к насилию вызвано только страхом перед вспышкой страстей. Вы
боитесь нанести этим кому-нибудь вред, обиду, а потому всячески подавляете
их в душе... Но вы - писатель, Пит, и вы могли бы выплеснуть все это... по
крайней мере - на бумагу.
- Да, я знаю.
- Но почему вы не поможете себе?
- Я пытался... Я прибегал к различным видам духовной терапии... ко
многим учениям и религиям: психоанализу, оккультным наукам, учению Дзен,
трансцендентальной медитации, Христианской науке и традиционному
христианству... Одно время меня весьма привлекал католицизм...
- О некоторых из этих учений я даже не слышал, - прервал его Нур. -
Однако, сколь ни были бы они основательны, им не исцелить вашей болезни.
Она заложена в вас самом, в основе вашей натуры. Вы признались сейчас, что
не смогли ничего выбрать - а потому не сумели и помочь себе.
- Увы! В каждом учении я видел его уязвимое место. Мне пришлось
наблюдать людей, верящих, что они живут в мире с исповедуемыми ими
истинами. Да, большинство учений и религий оказывает благотворное
воздействие на души своих последователей, но весьма незначительное. Люди
просто обманывают себя, прячась в раковину догм.
- И все-таки вы непоследовательны. Вы желаете перемен, даже мечтаете
о них, но боитесь при этом лишиться своего "я".
- И это я понимаю, - печально признался Фригейт.
- Тогда почему же вы не пытаетесь преодолеть эту боязнь?
- Ну, я все-таки пытаюсь...
- Ваших усилий недостаточно.
- Не сомневаюсь. Но с возрастом я сделал некоторые успехи, а здесь
продвинулся еще дальше.
- И все-таки недостаточно?
- Несомненно, так.
- Тогда - что пользы в самопознании, если нет желания действовать?
- Вы правы - немного.
- Вам нужно найти путь к действию, преодолев свой страх и внутреннее
сопротивление, - Нур помолчал, улыбнулся, его темные глаза блеснули. -
Конечно, вы скажете, что все это вам известно, а затем попросите меня
указать путь. И я отвечу, что вы еще не готовы вступить на него... Хотя,
возможно, вы полагаете обратное. Может случиться так, что вы никогда не
будете готовы - вот в чем беда. В вас заложена лишь потенция к действию.
- Все люди в мире обладают этой потенцией.
- В каком-то смысле да, в другом - нет.
- Этому есть разумное объяснение?
Маленькой крепкой рукой Нур потер нос, потушил сигару о палубу и
бросил в воду. Он поднял лежащую рядом бамбуковую флейту, осмотрел ее, но
положил обратно.
- Всему свое время, - он взглянул на Фригейта. - Вы чувствуете себя
отвергнутым? Я знаю, вас это всегда серьезно ранит, и вы стараетесь
избегать подобных ситуаций. Разве не так? Скажем, когда вы стремились
попасть на наше судно и встретили отказ... - он погладил флейту и
задумчиво продолжал: - Пусть все идет своим чередом. Сегодня вам трудно
смириться с моими словами. Но попытайтесь еще раз. Вы сами поймете, когда
наступит час.
Фригейт отмолчался. Нур приложил к губам флейту, и в воздухе
задрожали печальные звуки, изменчивые, как взлеты и падения судьбы.
Отдыхая, Нур никогда не расставался с инструментом. Случалось, он
довольствовался короткими лирическими мелодиями. Иногда он часами не
прикасался к флейте; сидел, скрестив ноги и закрыв глаза. Никто не решался
обеспокоить его. Фригейт понимал, что маленький араб пребывает в некоем
трансе, но лишь однажды осмелился спросить его об этом.
- Вы не поймете... во всяком случае - пока.
Нур-эд-дин ибн Али эль-Халлаг (Свет веры, сын Али-цирюльника)
совершенно очаровал Фригейта. Он родился в 1164 году в Кордове,
принадлежавшей мусульманам с 711 года. В мавританской Иберии арабская
культура достигла невиданного расцвета. По сравнению с мусульманской
цивилизацией христианская Европа прозябала во мраке средневековья.
Расцветали искусство, наука, философия, медицина. Западные центры арабской
диаспоры - Кордова, Севилья, Гренада, как восточные - Багдад и Александрия
- не знали соперников в христианском мире; лишь в далекой Азии с ними
могли сравниться города Китая.
Богатые христиане посылали своих отпрысков получать образование в
иберийских университетах, а не в Лондон, Париж или Рим. Сыновья бедняков
тоже отправлялись туда и учились, перебиваясь милостыней.
Мавританская Иберия, великолепная страна, чуждая Европе, управлялась
различными людьми. Одни славились фанатизмом и жестокой непримиримостью к
иноверцам, других отличала определенная широта взглядов; эти эмиры были
достаточно терпимы к христианам и евреям, назначали их своими визирями.
Они приветливо встречали чужестранцев, приезжавших к ним в поисках
мудрости.
Отец Нура занимался своим ремеслом в громадном дворце городка
Медина-аз-Захра, неподалеку от Кордовы. В те времена дворец славился по
всей Европе; позже от него не осталось и следа. Нур родился там и
подростком постигал под наблюдением отца искусство цирюльника. Юноша был
очень смышлен, отличался склонностью к литературе, математике, алхимии,
теологии. Отец решил обратиться за помощью к своим богатым хозяевам. Нура
отправили в лучшую школу Кордовы. Здесь он общался с богатыми и бедными,
знатными и безродными, с христианами и черными нубийцами.
Среди других он встретил Мюида-эд-дина аль-Араби, молодого человека,
которому предстояло стать величайшим лирическим поэтом своего времени.
Отголоски его стихов обнаружат в поэзии трубадуров Прованса и
миннезингеров Германии. Богатому и красивому юноше пришелся по душе бедный
и некрасивый сын цирюльника, и в 1202 году он пригласил его в странствие к
Мекке. При переходе через северную Африку они повстречались с группой
персидских беженцев-суфиев. Нур уже кое-что знал о суфизме и, поговорив с
персами, решил стать их учеником. Но среди них он не нашел себе
наставника. Вместе с эль-Араби он продолжал путь до Египта. Там местные
фанатики обвинили их в ереси, и иберийцы едва не погибли.
После завершения хаджжа они отправились в Палестину, Сирию, Персию и
Индию; они странствовали четыре года, затем еще год добирались в родной
город. Какое-то время они провели в обители женщины-суфии Фатимы Валейи.
Суфизм полагал мужчин и женщин равными. Это возмущало правоверных
мусульман, считавших, что неравенство полов закреплено в Коране, и женщина
создана лишь для ублаготворения плоти.
Фатима послала Нура в Багдад, к знаменитому духовному наставнику.
Через несколько месяцев тот направил своего ученика в Кордову, к другому
великому суфию. Когда христиане, в результате жестокой войны, захватили
Кордову, Нур вместе с учителем бежал в Гранаду.
Через несколько лет он отправляется в новое странствие и получает
"лакаб" - прозвище эль-Музафир, то есть "Странник". После Рима, куда Нур
прибыл с рекомендательными письмами Фатимы и эль-Араби, он путешествует по
Греции, Персии, Афганистану, Индии, Цейлону, Индонезии, Китаю и Японии.
На несколько лет Нур обосновался в священном Дамаске и зарабатывал
себе на жизнь как музыкант и тазавуф - учитель суфизма. Вскоре он снова
пустился в путь, добрался до Волги, повернул на запад, пересек Финляндию и
Швецию, перебрался через Балтийское море и попал в страну идолопоклонников
- диких пруссов... Там он чуть не погиб, его хотели принести в жертву
деревянному идолу, но, к счастью, ему удалось избежать опасности.
Дальнейший его путь лежал через Германию, северную Францию и Англию в
Ирландию.
В те времена королем Англии был Ричард Львиное Сердце. Когда этот
неистовый рыцарь был убит случайной стрелой во время осады французского
замка Шалю, на престол вступил его брат Джон. Позднее Нур удостоился
аудиенции у нового короля. Он нашел его весьма приятным и остроумным
человеком, живо интересовавшимся исламской культурой и суфизмом. Джона
очаровали рассказы Нура о далеких землях.
- Путешествия в вашу эпоху являлись делом весьма трудным и опасным, -
заметил Фригейт. - Их нельзя было назвать развлечением - повсюду царила
религиозная нетерпимость. Как же удавалось вам, мусульманину, без денег и
защиты пробираться по христианским землям, особенно в те годы крестовых
походов и вспышек религиозного фанатизма?
- Обычно мне оказывали покровительство сами церковные власти, а это
обеспечивало и гражданскую защиту. Князья церкви больше боролись с
собственными еретиками, чем с неверными. В некоторых случаях меня спасала
нищета - грабителям нечем было поживиться. Странствуя по деревням, я
зарабатывал игрой на флейте или представлениями; мне случалось бывать
жонглером, акробатом и заклинателем. У меня хорошие способности к языкам -
я быстро осваивал местный диалект и часто развлекал людей рассказами и
шутками... Чаще всего, меня встречали приветливо. Людей не интересовала
моя вера; главное - я сочувствовал их бедам и приносил им радость.
Вернувшись в Гранаду и обнаружив, что к суфиям там относятся с
предубеждением, Нур отправился в Хоросан, где несколько лет проповедовал,
а затем вновь совершил странствие в Мекку. Из южной Аравии на торговой
шхуне он перебрался к берегам Занзибара, а оттуда - в юго-восточную
Африку. Остаток дней своих он прожил в Багдаде, где и был убит в возрасте
девяноста четырех лет.
В тот год монголы, под предводительством внука Чингисхана Хулагу,
захватили Багдад, разграбили и потопили в крови прекрасный город. За сорок
дней сотни тысяч жителей были истреблены. Так погиб и Нур. Он сидел в
своей крошечной комнатушке и играл на флейте, когда туда ворвались
приземистые, раскосые, выпачканные кровью воины. Нур продолжал играть, и
тогда монгол мечом проткнул ему горло.
- Монголы завоевали весь Средний Восток, - пояснил Фригейт. - Во всей
истории не припомнить подобного молниеносного разорения земель. Они
разрушили все - от оросительных каналов до крестьянских хижин. Даже в мое
время, спустя семь столетий, эти места еще до конца не возродились.
- То было карой Аллаха, - кивнул головой Нур. - Но даже среди них
встречались добрые люди, и мужчины, и женщины.
Сейчас, сидя рядом с маленьким арабом и поглядывая на берег, Фригейт
размышлял о воле случая. Какая сила переплела пути американца из
двадцатого века и испанского мусульманина, родившегося в 1164 году?
Случайность ли это? На Земле подобное событие было бы невероятным; здесь -
стало осуществившейся реальностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50