А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Деньги были частью в звонкой монете, частью в банкнотах, частью же в
чеках на имя некоего Джеймса Грегори. Мы достали все, пересчитали, вло-
жили снова в сундучок Норсмора и заготовили письмо итальянцам, которое
прикрепили к ручке. В нем было клятвенное заявление за подписью нас обо-
их, что здесь все деньги, спасенные от банкротства Хеддлстона. Быть мо-
жет, это был безумнейший из поступков, на который способны были два, по
их собственному мнению, здравомыслящих человека. Если бы сундучок попал
не в те руки, для которых он предназначался, выходило, что мы письменно
сознавались в преступлении, совершенном не нами. Но, как я уже говорил,
тогда мы не способны были здраво судить о вещах и страстно желали хоть
чем-нибудь - все равно, дурным или хорошим - нарушить нестерпимое ожида-
ние беды. Более того, так как мы оба были уверены, что впадины между дю-
нами полны лазутчиков, наблюдающих за каждым нашим шагом, то мы надея-
лись, что наше появление с сундучком может привести к переговорам и, как
знать, даже к соглашению.
Было около трех часов дня, когда мы вышли из павильона. Дождь прекра-
тился, светило солнце. Я никогда не видел, чтобы чайки летали так низко
над домом и так безбоязненно приближались к людям. Одна из них тяжело
захлопала крыльями над моей головой и пронзительно прокричала мне в са-
мое ухо.
- Вот вам и знамение, - сказал Норсмор, который, как все вольнодумцы,
был во власти всяческих суеверий. - Они думают, что мы уже мертвы.
Я ответил на это шуткой, но довольно натянутой, потому что обстановка
действовала и на меня.
Мы поставили наш сундучок за два или три шага от калитки на лужайку
мягкого дерна, и Норсмор помахал в воздухе белым платком. Никто не отоз-
вался. Мы громко кричали по-итальянски, что посланы, чтобы уладить дело,
но тишина нарушалась только чайками и шумом прибоя. У меня было тяжело
на душе, когда мы прекратили наши попытки, и я увидел, что даже Норсмор
был необычно бледен. Он нервно озирался через плечо, как будто опасаясь,
что кто-то сидит в засаде на пути к двери.
- Бог мой! - прошептал он. - Я, кажется, этого не вынесу!
Я отвечал ему тоже шепотом:
- А что, если их вовсе и нет?
- Смотрите, - возразил он, слегка кивнув, как будто боялся указать
рукой.
Я посмотрел в том направлении и над северной частью леса увидел то-
ненький синий дымок, упрямо подымавшийся в безоблачное теперь небо.
- Норсмор, - сказал я (мы все еще разговаривали шепотом), - это ожи-
дание невыносимо. Смерть и то лучше. Оставайтесь здесь охранять па-
вильон, а я пойду и удостоверюсь, хотя бы пришлось дойти до самого их
лагеря.
Он еще раз огляделся, прищурив глаза, и потом утвердительно кивнул
головой.
Сердце у меня стучало, словно молот в кузнице, когда я быстро шел по
направлению к дымку, и хотя до сих пор меня бросало в озноб, теперь я
почувствовал, что весь горю. Местность в этом направлении была очень из-
резана, в ее складках на моем пути могли бы укрыться сотни людей. Но я
недаром исходил эти места и выбирал дорогу по гребням так, чтобы сразу
обозревать несколько ложбин между дюнами. И вскоре я был вознагражден за
эту уловку. Быстро взбежав на бугор, возвышавшийся над окружающими дюна-
ми, я увидел шагах в тридцати согнутую фигуру человека, со всей ему дос-
тупной быстротой пробиравшегося по дну ложбины. Это явно был один из ла-
зутчиков, которого я поднял из засады, громко окликнув его по-английски
и по-итальянски. Он, видя, что прятаться теперь бессмысленно, выпрямил-
ся, выпрыгнул из ложбины и, как стрела, понесся к опушке леса.
Преследовать его не входило в мою задачу. Я удостоверился в своих до-
гадках: мы в осаде и под наблюдением - и, сейчас же повернув назад, по-
шел по своим следам к тому месту, где Норсмор ожидал меня у сундучка. Он
был еще бледнее, чем когда я его оставил, и голос его слегка дрожал.
- Видели вы его лицо? - спросил он.
- Только спину, - ответил я.
- Пойдемте в дом, Фрэнк. Я не считаю себя трусом, но больше я так не
могу, - прошептал он.
Все вокруг было солнечно и спокойно, когда мы вошли в дом; даже чайки
пустились в дальний облет, и видно было, как они мелькали над бухтой и
над дюнами. Эта пустота ужасала меня больше целого полчища врагов.
Только когда мы забаррикадировали дверь, у меня немного отлегло от серд-
ца, и я перевел дух. Норсмор и я обменялись взглядами, и, должно быть,
каждый из нас отметил бледность и растерянность другого.
- Вы были правы, - сказал я. - Все кончено. Пожмем руки в память ста-
рого и в последний раз.
- Хорошо, - ответил он. - Вот моя рука, и поверьте, что я протянул
вам ее без задней мысли. Но помните: если каким-нибудь чудом мы ус-
кользнем из рук этих злодеев, я всеми правдами и неправдами одолею вас.
- Вы надоели мне! - сказал я.
Его это, казалось, задело; он молча дошел до лестницы и остановился.
- Вы меня не понимаете, - сказал он. - Я веду честную игру и только
защищаюсь, вот и все. Надоело это вам или нет, мистер Кессилис, мне ре-
шительно все равно. Я говорю, как мне вздумается, а не для вашего удо-
вольствия. Вы бы шли наверх ухаживать за девушкой. Я останусь здесь.
- И я останусь с вами, - сказал я. - Вы что же, думаете, что я спосо-
бен на нечестный удар, хотя бы и с вашего соизволения?
- Фрэнк, - сказал он с улыбкой, - как жаль, что вы такой осел! У вас
задатки мужчины. И, должно быть, это уже веяние смерти: как вы ни стара-
етесь разозлить меня, вам это не удается. Знаете что? - продолжал он. -
Мне кажется, что мы с вами несчастнейшие люди во всей Англии. Мы дожили
до тридцати лет без жены, без детей, без любимого дела - жалкие горемыки
оба. И надо же было нам столкнуться из-за девушки! Да их миллионы в Сое-
диненном королевстве! Ах, Фрэнк, Фрэнк, жаль мне того, кто проиграет
свой заклад! Все равно, вы или я. Лучше бы ему... - как это говорится в
Библии? - лучше, если бы мельничный жернов повесить ему на шею и бросить
его в море... Давайте-ка выпьем! - предложил он вдруг очень серьезно.
Я был тронут его словами и согласился. Он присел за стол и поднял к
глазам стакан хереса.
- Если вы одолеете меня, Фрэнк, - сказал он, - я запью. А вы что сде-
лаете, если я возьму верх?
- Право, не знаю, - оказал я.
- Ну, - сказал он, - а пока вот вам тост: "Italia irridenta!" [5].
Остаток дня прошел все в том же томительном ожидании. Я накрывал на
стол, в то время как Норсмор и Клара приготовляли обед на кухне. Расха-
живая взад и вперед, я слышал, о чем они говорили, и меня удивило, что
разговор шел все время обо мне. Норсмор опять включил нас в одну скобку
и называл Клару разборчивой невестой; но обо мне он продолжал говорить с
уважением, а если в чем и порицал, то при этом не щадил и себя. Это выз-
вало у меня благодарное чувство, которое в соединении с ожиданием неотв-
ратимой нашей гибели наполнило глаза мои слезами. "Вот ведь, - думал я,
и самому мне смешна была эта тщеславная мысль, - вот здесь нас три бла-
городных человека, гибнущих, чтобы спасти грабителя-банкира!"
Прежде чем сесть за стол, я поглядел в одно из верхних окон. День
клонился к закату. Отмель была до жути пустынна. Сундучок все стоял на
том же месте, где мы его оставили.
Мистер Хеддлстон в длинном желтом халате сел на одном конце стола,
Клара - на другом, тогда - как Норсмор и я сидели друг против друга.
Лампа была хорошо заправлена, вино - отличное, мясо, хотя и холодное,
тоже первого сорта. Мы как бы молча уговорились тщательно избегать вся-
кого упоминания о нависшей катастрофе, и, принимая во внимание трагичес-
кие обстоятельства, обед прошел веселее, чем можно было ожидать. Правда,
время от времени Норсмор или я поднимались из-за стола, чтобы осмотреть
наши запоры, и каждый раз мистер Хеддлстон, как бы вспоминая о своем по-
ложении, озирался вокруг. Глаза его, казалось, стекленели, а лицо выра-
жало ужас. Но потом он поспешно осушал свой стакан, вытирал лоб платком
и снова вступал в разговор.
Я был поражен умом и образованностью, которые он при этом обнаружи-
вал. Мистер Хеддлстон был, несомненно, незаурядный человек, он много чи-
тал, много видел и здраво судил о вещах. Хоть я никогда бы не мог заста-
вить себя полюбить этого человека, но теперь я начинал понимать причины
его успеха в жизни и того почета, который его окружал до банкротства. К
тому же он был светский человек, и хотя я единственный раз слышал его и
при таких неблагоприятных обстоятельствах, но и сейчас считаю его одним
из самых блестящих собеседников, каких мне приходилось встречать.
Он с большим юмором и, по-видимому, без всякого осуждения рассказывал
о проделках одного мошенникакупца, которого он знавал и наблюдал в дни
своей юности, и все мы слушали его со смешанным чувством веселого удив-
ления и неловкости, как вдруг наша беседа была внезапно оборвана самым
ошеломляющим образом.
Рассказ мистера Хеддлстона был прерван таким звуком, словно кто-то
провел мокрым пальцем по стеклу. Все мы сразу побледнели, как полотно, и
замерли на месте.
- Улитка, - сказал я наконец; я слышал, что эти твари издают звук
вроде этого.
- Какая там к черту улитка! - сказал Норсмор. - Тише!
Тот же самый звук повторился дважды, с правильными интервалами, а по-
том сквозь ставни раздался громовой голос, произнесший итальянское сло-
во: "Iraditore" [6].
У мистера Хеддлстона откинулась назад голова, его веки задрожали, и
он без сознания повалился на стол. Норсмор и я подбежали к стойке и воо-
ружились. Клара вскочила и схватилась за горло.
Так мы стояли в ожидании, полагая, что сейчас последует атака; мгно-
вение проходило за мгновением, но все вокруг павильона было безмолвно,
слышался только звук прибоя.
- Скорее, - сказал Норсмор, - отнесем его наверх, пока они не пришли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О КОНЦЕ ХЕДДЛСТОНА
Кое-как нам удалось соединенными усилиями дотащить Хеддлстона наверх
и уложить его в постель в "дядюшкиной спальне". При этом ему сильно дос-
талось, но он не подавал признаков жизни и остался лежать, как мы его
положили, не шевельнув пальцем. Дочь расстегнула ему ворот и стала сма-
чивать его грудь и голову, а мы с Норсмором побежали к окну. Было
"по-прежнему ясно, поднялась полная луна и ярко освещала отмель, но как
мы ни напрягали глаза, не могли обнаружить никакого движения. А относи-
тельно нескольких темных пятен среди бугров нельзя было сказать ничего
определенного: это могли быть и притаившиеся люди и просто тени.
- Слава богу, - сказал Норсмор, - что Эгги не собиралась к нам сегод-
ня.
Это было имя его старой няни; до сих пор он о ней не вспоминал, и то,
что он мог думать о ней сейчас, изумило меня в этом человеке.
Опять нам оставалось только ждать. Норсмор подошел к камину и стал
греть руки у огня, словно ему было холодно. Я невольно следил за ним и
при этом повернулся спиной к окну. Вдруг снаружи раздался слабый звук
выстрела, пуля пробила одно из стекол и впилась в ставню дюймах в двух
от моей головы. Я слышал, как вскрикнула Клара, и хотя я сейчас же отс-
кочил от окна и укрылся в углу, она была уже возле меня, стараясь убе-
диться, что я невредим. Я почувствовал, что за такую награду готов подс-
тавлять себя под выстрелы каждый день и целыми днями. Я старался успоко-
ить ее как можно ласковее, совершенно забыв обо всем происходящем, но
голос Норсмора вернул меня к действительности.
- Духовое ружье, - сказал он. - Они хотят расправиться с нами без шу-
ма.
Я отстранил Клару и посмотрел на него. Он стоял спиной к огню, зало-
жив руки назад, и по мрачному выражению его лица я понял, какие страсти
кипели в нем. Точно такое же выражение было у него в тот мартовский ве-
чер, когда он напал на меня вот тут, в соседней комнате, и хотя я готов
был всячески извинить его гнев, признаюсь: мысль о последствиях приводи-
ла меня в трепет. Он смотрел прямо перед собой, но краешком глаза мог
видеть нас, и ярость его вздымалась, как нараставший шквал. Ожидая бит-
вы, которая предстояла нам с внешним врагом, я начал бояться этой внут-
ренней распри.
Не отрываясь, я следил за выражением его лица, готовясь к худшему,
как вдруг увидел в нем перемену - мгновенное просветление. Он взял лам-
пу, возбужденно обратился к нам.
- Необходимо выяснить одно обстоятельство, - сказал он. - Намеревают-
ся ли они прикончить всех нас или только Хеддлстона? Интересно, приняли
они вас за него или этот знак внимания был предназначен именно вам?
- Они меня приняли за него, - сказал я. - В этом нет сомнения. Я поч-
ти такого же роста, и волосы у меня светлые.
- Ну что ж, проверим, - возразил Норсмор и шагнул к окну, держа лампу
на уровне головы. Так он простоял, играя со смертью, с полминуты.
Клара пыталась броситься к нему и оттащить его от опасного места, но
я с простительным эгоизмом удержал ее силой.
- Да, - сказал Норсмор невозмутимо, отходя от окна. - Да, им нужен
только Хеддлстон.
- О мистер Норсмор! - воскликнула Клара и не нашлась, что прибавить:
действительно, бесстрашие, им проявленное, было выше всяких слов.
А он посмотрел на меня, торжествующе закинув голову, и я сразу понял,
что он так рисковал своей жизнью только затем, чтобы привлечь внимание
Клары и свести меня с пьедестала героя дня. Он щелкнул пальцами.
- Ну, огонь еще только разгорается, - сказал он. - Когда они разгоря-
чатся за работой, они не будут так щепетильны.
Вдруг послышался голос, окликавший нас у калитки. В окно нам видна
была при лунном свете фигура мужчины. Он стоял неподвижно, подняв голо-
ву, и в протянутой руке у него был какой-то белый лоскут. И хотя он сто-
ял далеко от нас, видно было, что глаза его отражают лунный блеск. Он
снова открыл рот и несколько минут говорил так громко, что его слышно
было не только в любом закоулке нашего павильона, но, вероятно, и на
опушке леса. Это был тот самый голос, который прокричал слово "преда-
тель" сквозь ставни столовой. На этот раз он объяснил очень внятно: если
предатель "Оддлстон" будет выдан, всех остальных пощадят, в противном
случае ни один не уцелеет, во избежание огласки.
- Ну, Хеддлстон, что вы на это скажете? - спросил Норсмор, обернув-
шись к постели.
До этого момента банкир не подавал признаков жизни; я по крайней мере
предполагал, что он по-прежнему лежит без сознания, но он тотчас отоз-
вался и с исступлением горячечного больного умолял, заклинал нас не по-
кидать его. Я никогда не был свидетелем зрелища отвратительнее и позор-
нее этого.
- Довольно! - крикнул Норсмор.
Он распахнул окно, высунулся по пояс и, разъяренный, словно позабыв,
что здесь присутствует женщина, обрушил на голову парламентера поток са-
мой отборной брани, как английской, так и итальянской, и посоветовал ему
убираться туда, откуда он пришел. Я думаю, что в эту минуту Норсмор
просто упивался мыслью, что еще до окончания ночи мы все неминуемо по-
гибнем.
Тем временем итальянец сунул свой белый флаг в карман и не спеша уда-
лился.
- Они ведут войну по всем правилам, - сказал Норсмор. - Они все
джентльмены и солдаты. По правде сказать, мне бы очень хотелось быть на
их стороне, мне и вам, Фрэнк, и вам тоже, милая моя барышня, и предоста-
вить защиту вот этого создания, - он указал на постель, - кому-нибудь
другому. Да-да, не прикидывайтесь возмущенными! Все мы на пороге того,
что называется вечностью, так уж не стоит лукавить хоть в последние ми-
нуты. Что касается меня, то если бы я мог сначала задушить Хеддлстона, а
потом обнять Клару, я с радостью, гордясь собой, пошел бы на смерть. От
поцелуя-то я и сейчас не откажусь, черт побери!
Не дав мне времени вмешаться, он грубо схватил девушку в объятия и,
несмотря на ее сопротивление, несколько раз поцеловал ее. В последующее
мгновение я оттащил его от Клары и яростно отшвырнул к стене.
Он захохотал громко и продолжительно, и я испугался, что рассудок его
не выдержал напряжения, потому что даже в лучшие дни он смеялся редко и
сдержанно.
- Ну, Фрэнк, - сказал он, когда веселье его слегка улеглось, - теперь
ваш черед. Вот вам моя рука. Прощайте, счастливого пути!
Потом, видя, что я возмущен его поведением и стою, словно оцепенелый,
загораживая от него Клару, он продолжал:
- Да не злитесь, дружище! Что же, вы собираетесь и умирать со всеми
вашими церемониями и ужимками светского человека? Я сорвал поцелуй и
очень этому рад. Следуйте моему примеру, и будем квиты.
Я отвернулся, охваченный презрением, которого и не думал скрывать.
- Ну, как вам угодно, - сказал он. - Ханжой вы жили, ханжой и умрете.
С этими словами он уселся в кресло, положив ружье на колени, и для
развлечения стал щелкать затвором, но я видел, что этот взрыв легкомыс-
лия - единственный у него на моей памяти - уже окончился и его сменило
угрюмое и злобное настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38