Высокий мужчина словно исчез. Он не только не переступал порога па-
вильона, но даже и не показывался в окнах, насколько я мог судить из
своей засады. Близко к дому я днем не подходил, потому что из верхних
окон видны были все подступы, а ночью, когда я подходил ближе, все окна
нижнего этажа были забаррикадированы, как при осаде. Иногда, вспоминая
неуверенную походку высокого мужчины, я думал, что он не поднимается с
постели, иногда мне казалось, что он вовсе покинул дом и что Норсмор ос-
тался там вдвоем с молодой леди. Эта мысль мне уже и тогда не нравилась.
Даже если они были мужем и женой, я имел достаточно оснований сомне-
ваться в их взаимной приязни. Хотя я и не слышал ни слова из их разгово-
ра и редко мог различить выражение их лиц, но были в их поведении отчуж-
денность и натянутость, которые указывали на холодные, а может быть, и
враждебные отношения. Гуляя с Норсмором, девушка шла быстрее обычного, а
я знал, что нежные отношения скорее замедляют, чем ускоряют походку гу-
ляющих. Кроме того, она все время держалась на несколько шагов впереди
и, как бы отгораживаясь от него, тянула за собой по песку свой зонтик.
Норсмор все старался приблизиться, и так как девушка неизменно уклоня-
лась, они двигались по диагонали через всю отмель. Когда девушке наконец
угрожала опасность быть прижатой к линии прибоя, она незаметно поворачи-
вала, оставляя своего спутника между собой и морем. Я наблюдал за этими
ее маневрами с величайшим удовольствием и одобрением и про себя Посмеи-
вался при каждом таком повороте.
На третий день утром она некоторое время гуляла одна, и, к моему
огорчению, я убедился, что она не раз принималась плакать. Вы можете по
этому судить, что сердце мое было затронуто ею сильнее, чем я сам созна-
вал. Все ее движения были уверенны и воздушны, голову она держала с гор-
деливой грацией. Каждым шагом ее можно было залюбоваться, и уже тогда
она мне казалась обаятельной и неповторимой.
День был чудесный, тихий и солнечный, море спокойное, воздух свежий и
остро пахнувший солью и вереском, так что против обыкновения она вышла
на вторую прогулку. На этот раз ее сопровождал Норсмор, и едва они вышли
на берег, как я увидел, что он насильно взял ее руку. Она вырывалась, и
я услышал ее крик, или, вернее, стон. Не думая о своем странном положе-
нии, я вскочил на ноги, но не успел сделать и шага, как увидел, что
Норсмор, обнажив голову, склонился в поклоне, как бы прося прощения. Я
тотчас же снова залег в засаду. Они обменялись несколькими словами, по-
том, еще раз поклонившись, он покинул берег и направился к павильону. Он
прошел совсем близко от меня, и я видел, что лицо у него было красное и
хмурое и палкой он свирепо сшибал на ходу верхушки травы. Не без удо-
вольствия я увидел на его лице следы своего удара - большую царапину на
скуле и синяк вокруг запухшего правого глаза.
Некоторое время девушка стояла на месте, глядя на остров и на яркое
море. Затем внезапно, как человек, отбросивший все тягостные мысли, она
двинулась вперед быстро и решительно. Очевидно, она тоже была сильно
взволнована тем, что произошло. Она совсем забыла, где находится. И я
увидел, что она идет прямо к краю зыбучих песков, как раз в самое опас-
ное место. Еще два или три шага, и жизнь ее была бы в серьезной опаснос-
ти, но тут я кубарем скатился с дюны, которая обрывалась здесь очень
круто, и на бегу предостерегающе закричал.
Она остановилась и обернулась ко мне. В ее поведении не было ни тени
страха, и она пошла прямо на меня с осанкой королевы. Я был босиком и
одет как простой матрос, если не считать египетского шарфа, заменявшего
мне пояс, и она, должно быть, приняла меня за рыбака из соседней дере-
вушки, вышедшего собирать наживку. А я, когда увидел ее так близко и
когда она пристально и властно посмотрела мне в глаза, я пришел в неопи-
суемый восторг и убедился, что красота ее превосходит все мои ожидания.
Она восхищала меня и тем, что при всей своей отваге не теряла женствен-
ности, своеобразной и обаятельной. В самом деле, жена моя всю жизнь сох-
раняла чинную вежливость прежних лет, - превосходная черта в женщине,
заставляющая еще больше ценить ее милую непринужденность.
- Что это значит? - спросила она.
- Вы направлялись прямо к Грэденской топи! - сказал я.
- А вы не здешний, - сказала она. - У вас выговор образованного чело-
века.
- Мне было бы трудно это скрывать даже в этом костюме, - сказал я.
Но ее женский глаз уже заметил мой шарф.
- Да! - сказала она. - И вас выдает ваш пояс.
- Вы сказали слово "выдает", - подхватил я. - Но могу ли я просить
вас не выдавать меня? Ради вашей безопасности я должен был обнаружить
свое присутствие, но, если Норсмор узнает, что я здесь, это грозит мне
больше, чем простыми неприятностями.
- А вы знаете, с кем вы говорите? - спросила она.
- Не с женой мистера Норсмора? - сказал я вместо ответа.
Она покачала головой. Все это время она с откровенным интересом изу-
чала мое лицо. Наконец она сказала:
- У вас лицо честного человека. Будьте так же честны, как ваше лицо,
сэр, и скажите, что вам здесь надо и чего вы боитесь. Не думаете ли вы,
что я могу повредить вам? Мне кажется, что скорее в вашей власти обидеть
меня. Но нет, вы не похожи на злодея. Так что же заставило вас,
джентльмена, шпионить здесь в этой пустынной местности? Скажите мне, ко-
го вы преследуете и ненавидите?
- Я ни к кому не питаю ненависти, - отвечал я, - и никого я не боюсь.
Зовут меня Кессилис, Фрэнк Кессилис. По собственному желанию я веду
жизнь бродяги. Я очень давно знаком с Норсмором, но когда три дня назад
я окликнул его, тут на отмелях, он ударил меня кинжалом в плечо.
- Так это были вы! - сказала она.
- Почему он это сделал, - продолжал я, не обращая внимания на ее сло-
ва, - я не могу понять, да и понимать не хочу. У меня немного друзей, и
я нелегко их завожу, но запугивать себя я никому не позволю. Я разбил
свою палатку в Грэденском лесу еще до приезда Норсмора сюда, и я живу
там и сейчас. Если вы думаете, что я опасен вам или вашим близким, то
вам легко избавиться от меня. Вам достаточно сказать Норсмору, что я но-
чую в Гемлокской лощине, и сегодня же ночью он может заколоть меня во
сне.
С этими словами я откланялся и снова взобрался на дюны. Не знаю поче-
му, но я чувствовал себя героем, мучеником, с которым поступили неспра-
ведливо, хотя, в сущности, мне нечего было сказать в свою защиту, у меня
не было резонного объяснения моим поступкам. Я остался в Грэдене из лю-
бопытства, естественного, но едва ли похвального, и хотя рядом с этой
уже возникала другая причина, в то время я не смог бы объяснить ее даме
моего сердца.
Как бы то ни было, в эту ночь я не мог думать ни о ком другом, и хотя
положение, в котором очутилась девушка, и ее поведение казались подозри-
тельными, я все же в глубине души не сомневался в чистоте ее намерений.
Хотя сейчас все для меня было темно и непонятно, но я готов был пору-
читься своей жизнью, что, когда все разъяснится, она окажется правой и
ее участие в этом деле - неизбежным. Правда, как я ни напрягал свою фан-
тазию, я не мог придумать никакого объяснения ее близости с Норсмором,
но уверенность моя, основанная на инстинкте, а не на доводах разума, бы-
ла от этого не менее крепка, и в эту ночь я уснул с мыслью о ней.
На следующий день она вышла примерно в то же время одна, и как только
дюны скрыли ее от павильона, она подошла к опушке и вполголоса позвала
меня, называя по имени. Меня удивило, что она была смертельно бледна и в
необычайном волнении.
- Мистер Кессилис! - звала она. - Мистер Кессилис!
Я сейчас же выскочил из-за кустов и спрыгнул на отмель. Как только
она увидела меня, на ее лице выразилось чувство облегчения.
- Ох! - перевела она дух, будто у нее отлегло от сердца. - Слава бо-
гу, вы целы и невредимы! Я знала, что, если вы живы, вы придете, - доба-
вила она.
Не странно ли это? Природа так быстро и мудро подготовляет наши серд-
ца к большому, неумирающему чувству, что оба мы - и я и моя жена - по-
чувствовали неотвратимость его уже на второй день нашей встречи. Уже
тогда я надеялся, что она будет искать меня; она же была уверена, что
меня найдет.
- Вам нельзя, - говорила она быстро, - вам нельзя оставаться здесь.
Дайте мне слово, что вы не останетесь на ночь в этом лесу. Вы предста-
вить себе не можете, как я страдаю! Всю эту ночь я не могла уснуть, ду-
мая об опасности, которая вам угрожает.
- Какой опасности? - спросил я. - И кто может мне угрожать? Норсмор?
- Нет, не он. Неужели вы думаете, что после ваших слов я что-нибудь
сказала ему?
- А если не Норсмор, то кто же? - повторил я. - Мне бояться некого.
- Не спрашивайте меня, - отвечала она. - Я не вправе открыть это вам,
но поверьте мне и уезжайте отсюда! Поверьте и уезжайте скорее, сейчас
же, если дорожите жизнью!
Запугивание - плохой способ избавиться от молодого человека с харак-
тером. Ее слова только подстрекнули мое упорство, и я счел долгом чести
остаться. А то, что она так заботилась о моей безопасности, только укре-
пило меня в моем решении.
- Не сочтите меня назойливым, сударыня, - ответил я. - Но если Грэден
такое опасное место, вы тоже, должно быть, рискуете, оставаясь здесь?
Она с упреком поглядела на меня.
- Вы и ваш батюшка... - продолжал я, но она тотчас прервала меня:
- Мой отец? А почему вы о нем знаете?
- Я видел вас вместе, когда вы шли от лодки, - ответил я, и, не знаю
почему, ответ этот показался достаточным для нас обоих, тем более что он
был правдив. - Но, - продолжал я, - меня вам бояться нечего. Я вижу, у
вас есть причины хранить тайну, но поверьте, что я сохраню ее так же на-
дежно, как если бы она была погребена со мною в Грэденской топи. Уж мно-
го лет, как я почти ни с кем не разговариваю; мой единственный товарищ -
моя лошадь, но и она, бедняга, сейчас не со мной. Вы видите, что вы мо-
жете рассчитывать на мое молчание. Скажите мне всю правду, дорогой мой
друг, вам угрожает опасность?
- Мистер Норсмор говорит, что вы порядочный человек, - ответила она,
- и я поверила этому, когда увидела вас. Я скажу вам только: вы правы.
Нам грозит страшная, страшная опасность, и вы сами подвергаетесь ей, ос-
таваясь здесь.
- Вот как! - сказал я. - Вы слышали обо мне от Норсмора? И он хорошо
отозвался обо мне?
- Я спросила его относительно вас вчера вечером, - ответила она. - Я
сказала... - запнулась она, - что встречала вас когда-то и упоминала вам
о нем. Это была неправда, но я не могла сказать иначе, не выдав вас,
ведь вы своей просьбой поставили меня в трудное положение. Он вас очень
хвалил.
- А скажите, если позволите задать вам вопрос: эта опасность исходит
от Норсмора?
- От мистера Норсмора? - вскричала она. - О, что вы! Он сам разделяет
ее с нами.
- А мне вы предлагаете бежать? - сказал я. - Хорошее же у вас мнение
обо мне!
- А зачем вам оставаться? - спросила она. - Мы вам не друзья.
Не знаю, что со мной случилось, - такого не бывало у меня с самого
детства, - но только я был так обижен, что глаза мои защипало, и все-та-
ки я, не отрываясь, глядел сквозь слезы на ее лицо.
- Нет, нет! - сказала она изменившимся голосом. - Я не хотела вас
обидеть.
- Это я вас обидел, - сказал я и протянул ей руку, взглянув на нее с
такой мольбой, что она была тронута, потому что сейчас же порывисто про-
тянула мне свою.
Я не отпускал ее руку и смотрел ей в глаза. Она первая высвободилась
и, забыв о своей просьбе и о том обещании, которое хотела от меня полу-
чить, стремглав бросилась прочь и скоро скрылась из виду. И тогда я по-
нял, что люблю ее, и радостно забившимся сердцем почувствовал, что и она
уже неравнодушна ко мне. Много раз впоследствии она отрицала это, но с
улыбкой, а не всерьез. Со своей стороны, я уверен, что руки наши не за-
держались бы так долго в пожатии, если бы сердце ее уже не дрогнуло. Да,
в сущности не так уж я был далек от истины, потому что, по собственному
ее признанию, она уже на следующий день поняла, что любит меня.
А между тем на другой день как будто бы не произошло ничего важного.
Она, как и накануне, вышла к опушке и позвала меня, укоряя, что я еще не
покинул Грэден, и, увидев, что я упорствую, начала подробно расспраши-
вать, как я сюда попал. Я рассказал ей, какая цепь случайностей привела
меня на берег во время их высадки и как я решил остаться - отчасти пото-
му, что меня заинтересовали гости Норсмора, отчасти же из-за его попытки
меня убить. Боюсь, что по первому пункту я был неискренен, потому что
заставил ее предположить, что именно она с первого же момента, как я
увидел ее на отмели, стала для меня главным магнитом. Мне доставляет об-
легчение признаться в этом хотя бы сейчас, когда жена моя уже призвана
всевышним и видит все и знает, что я тогда умолчал из лучших побуждений,
потому что при ее жизни, как это ни тревожило мою совесть, у меня не
хватало духу разуверить ее. Даже ничтожная тайна в таком супружестве,
каким было наше, похожа на розовый лепесток, который мешал спать прин-
цессе.
Скоро разговор перешел на другие темы, и я долго рассказывал ей о
своей одинокой, бродячей жизни, а она говорила мало и больше слушала.
Хотя оба мы говорили очень непринужденно и о предметах как будто бы без-
различных, мы испытывали сладкое волнение. Скоро, слишком скоро пришло
время ей уходить, и мы расстались, как бы по молчаливому уговору, даже
без рукопожатия, потому что каждый знал, что для нас это не пустая веж-
ливость.
На следующий, четвертый день нашего знакомства мы встретились на том
же месте рано утром, как хорошие знакомые, но со смущением, нараставшим
в каждом из нас. Когда она еще раз заговорила о грозящей мне опасности -
а это, как я понял, было для нее оправданием наших встреч, - я, пригото-
вив за ночь целую речь, начал - говорить ей, как высоко я ценю ее доброе
внимание, и как до сих пор никто еще не интересовался моей жизнью, и как
я до вчерашнего дня не подумал бы никому рассказывать о себе. Внезапно
она прервала меня пылким восклицанием:
- И все же, если бы вы знали, кто я, вы даже говорить со мной не ста-
ли бы!
Я сказал, что самая мысль об этом - безумие и что, как ни кратковре-
менно наше знакомство, я считаю ее своим дорогим другом; но мои протес-
ты, казалось, только усиливали ее отчаяние.
- Ведь мой отец принужден скрываться!
- Дорогая, - сказал я, в первый раз забыв прибавить к этому обращению
слово "леди", - что мне за дело до этого! Будь он хоть двадцать раз вы-
нужден скрываться, - вас-то это не изменит!
- Да, но причина этого, - вскричала она, - причина! Ведь... - она
запнулась на мгновение, - ведь она позорна.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О ТОМ, КАКИМ НЕОБЫЧНЫМ ОБРАЗОМ Я ОБНАРУЖИЛ, ЧТО Я НЕ ОДИН В ГРЭДЕНС-
КОМ ЛЕСУ
Вот что сквозь рыдания рассказала девушка о себе в ответ на мои
расспросы.
Ее звали Клара Хеддлстон. Это, конечно, звучная фамилия, но еще лучше
звучало для меня имя Клара Кессилис, которое она носила долгие и, наде-
юсь, более счастливые годы своей жизни. Ее отец Бернард Хеддлстон стоял
во главе крупного банковского дела. Много лет назад, когда дела его
пришли в расстройство, ему осталось лишь прибегнуть к рискованным, а за-
тем и преступным комбинациям, чтобы спастись от краха. Однако все было
тщетно; дела его все более запутывались, и доброе имя было потеряно
вместе с богатством. В то время Норсмор упорно, хотя и безуспешно, уха-
живал за его дочерью, и, зная это, к нему-то и обратился Бернард
Хеддлстон в час крайней нужды. Несчастный навлек на свою голову не
только разорение и позор, не только преследование закона. Вероятно, он с
легким сердцем пошел бы в тюрьму. Чего он боялся, что не давало ему
спать по ночам и что обращало в кошмар самое забытье, был тайный, неотв-
ратимый и постоянный страх покушения на его жизнь. Поэтому он хотел по-
хоронить себя на одном из островов южных морей и рассчитывал добраться
туда на яхте Норсмора. Тот тайно принял его с дочерью на борт своего ко-
рабля на пустынном берегу Уэльса и доставил их в Грэден, где они должны
были пробыть до тех пор, пока судно не снарядится в долгое плавание.
Клара не сомневалась, что за это Норсмору была обещана ее рука. Это
подтверждалось и тем, что всегда выдержанный и вежливый Норсмор нес-
колько раз позволил себе необычную смелость в словах и поступках.
Надо ли говорить, с каким напряженным вниманием слушал я этот рассказ
и своими расспросами старался выяснить то, что в нем оставалось тайной!
Все было напрасно. Она сама не представляла себе, откуда и какая именно
грозит опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38