Вы, таким об
разом, будете продолжать оставаться хозяевами того прекрасного предпр
иятия, которое было организовано вами на заре освоения штата.
Если такого рода предложение вас почему-либо не устроит, я готов обсудит
ь с вами, вполне конфиденциально, те предложения, которые вам представля
ются приемлемыми.
Остаюсь милостивые государи, вашим покорнейшим слугою,
Филипп Тимоти-Аустин, директор «Скотопромышленного банка», дипломиров
анный экономист".
2
"Уважаемый мистер Кинг!
Памятуя ваш первый урок, я вынужден обратиться к вам без посредничества
мистера Камингса, ибо дело того заслуживает.
Акции «Силвер филдз», приобретенные вами на сумму в сорок семь тысяч дол
ларов, дали прибыль из расчета один к семи.
Однако ныне ситуация резко изменилась в связи с тем, что я получил соглас
ие Совета директоров «Первого Национального банка» в Остине на то, что м
не отходит сорок восемь процентов контрольных акций и я становлюсь совл
адельцем этого предприятия.
С тем, чтобы мои люди смогли получить еще три процента из контрольного па
кета и я, таким образом, превратился бы в единоначального руководителя и
этого финансового института Техаса, необходимо, чтобы вы добились согла
сия отсрочки моих налоговых платежей Вашингтону на один год. Прецедент т
акого рода был, следовательно, вам это не составит особого труда.
Остаюсь и пр.
Филипп Тимоти-Аустин".
3
"Дорогой Филипп!
Меня удивил тон твоего обращения к мистеру Кингу. Неблагодарность никог
о еще к добру не приводила. Ты мог и обязан был написать мне, и я бы нашел воз
можность помочь твоей просьбе, сделав это тактично и тонко. Ты очень огор
чил меня. Прошу тебя, напиши мистеру Кингу письмо с извинениями, в противн
ом случае я перестану оказывать тебе то дружеское покровительство, кото
рое помогло тебе стать тем, кто ты есть.
Твой друг Камингс".
4
"Уважаемый мистер Кинг!
Я не заинтересован в посредниках типа м-ра Камингса. Жду от вас телеграмм
ы с одним лишь словом «да». Срок Ц семьдесят два часа. Если в течение этог
о периода я не получу от вас такого рода телеграммы, мне придется предпри
нять свои шаги.
Филипп Тимоти".
5
"Директору «Скотопромышленного банка»
Филиппу С. Тимоти-Аустину.
Ну что ж «да» так «да».
Кинг".
6
"Моя любимая!
Понятие «Рубикон», столь знакомое школьникам по урокам истории, обрело д
ля меня смысл явственный и страшный, когда я сошел с поезда на Ривер плэйс
, заглянул в буфет, сел за стойку бара, заказал себе стакан оранжада (я не пр
икоснулся к рюмке, как обещал тебе, ни разу) и, похолодев, ощущая, как уменьш
ился в росте, ожидал того момента, когда поезд тронется дальше, в Остин, бе
з меня.
И он тронулся. А я пошел в туалет, открыл свой баул, достал старый ковбойск
ий костюм, аккуратно сложил свою английскую пару, спрятал ее, сунув в карм
аны лайковые перчатки, и отправился в город, где продал твои золотые часы
за пятьдесят девять баков. Таким образом, мой капитал на первых порах сос
тавлял триста девятнадцать долларов.
До сих пор я краснею, когда вспоминаю моего доверчивого редактора Джонст
она, который легко одолжил мне двести шестьдесят долларов в счет оклада
содержания за два с половиной месяца.
"Дорогой Билл, Ц сказал он мне на прощание, Ц я не сомневаюсь, что пригово
р будет оправдательным; в крайнем случае тебя захомутают штрафом в тысяч
у долларов, но я поддержу тебя еще двумястами сорока долларами, а остальн
ые соберем по подписке: «Великий юморист угодит за решетку, если благода
рные читатели и ценители его карикатур не внесут по пятьдесят центов! Уп
латите, или Америка потеряет духовного сына Марка Твена!» Знаешь, любима
я, я пребывал в смятенном колебании: а может быть, открыться ему?! Сказать е
му всю правду? Ведь он был так добр к нам с тобою все это время! Такой на перв
ый взгляд грубый и неотесанный человек, а как доверчив и раним… Впрочем, в
идимо, все настоящие люди не бывают однозначными, похожими на лубочных г
ероев из школьных хрестоматий. Истинное добро прячет себя в этом мире зл
а, иначе его распнут и не дадут ему реализовать себя, а ведь реализация доб
ра Ц это деяние. Однако же моим деянием является Слово, а его надо творить
в состоянии хотя бы относительного покоя. Ждать можно чего угодно: очере
дного отказа литературного агентства, денежного перевода, приезда друг
а, только нельзя ждать того, что неподвластно тебе, то есть слов двенадцат
и присяжных «виновен» или «оправдан». Ведь судья и прокурор будут вдалбл
ивать им в головы про мою вину, а я Ц по закону человеческой порядочности
(может быть, ты права, я ее слишком гипертрофированно понимаю) Ц не решус
ь им возразить и буду ждать месяц, два, полгода, год решения судьбы в таинс
твенной и закрытой Второй инстанции, и невольно рука потянется к рюмке, и
тогда мое Слово кончится, а значит, и я кончусь…
За те дни, недели, месяцы, может быть, и годы свободы, которую я теперь получ
ил, перейдя мой рубикон, можно собрать темы, обдумать их и начать писать то
, к чему меня чем дальше, тем неудержимее тянет: к Энциклопедии Надежды Мал
енького Человека. Я так надеялся все эти страшные месяцы на то, что кошмар
пройдет, что в суд придет тот, кто должен прийти, и скажет то, что обязан ска
зать, и ужас кончится, но никто не пришел и не сказал… Либо надо было продо
лжать ждать слова присяжных и в этом страшном ожидании потерять себя, по
терять свою мечту, сделаться тихим пьяницей, который ждет избавления на
донышке рюмки, либо надо было предпринять тот шаг, на который мы с тобою ре
шились, любовь моя…
Как всегда, я ищу утешения в книгах древних: «Если божественное обладает
всеми добродетелями, то оно обладает и мужеством. Если же оно имеет мужес
тво, то имеет знание страшного, нестрашного и того, что посредине между те
м и другим; и если так, то для бога существует нечто страшное. Ведь мужеств
енный не потому мужествен, что знает, в чем состоит опасность для соседа, н
о потому, что знает, в чем состоит опасность для него самого. Поэтому, если
бог мужествен, для него существует нечто страшное. Если же есть нечто стр
ашное для бога, то, значит, существует и то, что может его тяготить. А если эт
о так, то он доступен гибели. Отсюда вытекает: если существует божественн
ое, то оно тленно». Но более всего меня обнадеживает вывод из этого дерзко
го постулата Секста Эмпирика: «Но ведь оно нетленно, следовательно, его н
е существует».
Будем же считать, что разлуки, на которую нас обрекла жизнь, не существует
. Будем жить друг в друге постоянно.
Через десять минут подойдет мой поезд. Я купил билет третьего класса. Сей
час нарисую смешную картинку для Маргарет. Скажи ей, что я привезу из моей
дальней поездки дрессированного жирафа и много цветных ракушек, в котор
ых постоянно шумит море.
Я стану писать тебе на имя Долли Вильсон, думаю, она сможет достойно храни
ть нашу тайну.
Я молю бога за тебя и за девочку.
Любящий тебя Билл Портер".
7
"Дорогой Ли!
Ты себе и представить не можешь мое нынешнее житье в Новом Орлеане!
Во-первых, я легко устроился в газету, взяв себе псевдоним Остина Брайта.
Во-вторых, мне положили пятьдесят долларов в месяц, что по здешним ценам о
чень мало, однако мы Ц восемь репортеров Ц сняли старый сарай во францу
зском квартале, поставили там семь скрипучих кроватей, четыре стола (по п
оловине на брата), это стоило каждому восемь долларов, и в довершение ко вс
ему нашли в порту «бича», великолепного судового кока; он креол, хорошо по
ет (мы иногда с ним делаем это на два голоса) и совершенно замечательно гот
овит нам ленч Ц дешево и изобретательно. Стоит это каждому семнадцать ц
ентов. Я довольно скрупулезно подсчитывал мои финансы и пришел к выводу,
что смогу посылать Этол по меньшей мере двенадцать долларов в месяц.
К счастью, в этом портовом городе, привыкшем к тому, что люди текут
Ц сегодня он здесь, а завтра ушел в Европу или же в Латинскую Америк
у, Ц нет паспортных формальностей; никто ни к кому особо не присматривае
тся, каждый живет сам по себе.
Перед тем как поселиться в нашем репортерском сарае, я прожил пять дней в
дешевеньком пансионате, но с претензией на семейность, то есть порядочно
сть. Здесь разыгралась настоящая драма: моим соседом был старый майор, юж
анин, снимавший комнату вместе с прелестной дочерью. Она посвятила себя
отцу, ей уже тридцать, но она не выходит замуж, потому что трепетно предана
родителю, оставшемуся вдовцом. Вторым соседом на этаже был нищий артист
Джон Грин. По вечерам мы собирались на чай, и майор рассказывал истории о с
ражениях против северян, изображая всех людей на разные голоса, причем ю
жанам были Ц в его интерпретации Ц свойственны порядочность, мужество
и доброта, а северянам Ц напористое высокомерие, пренебрежительное отн
ошение к традициям и сюсюканье с «ниггерами».
Смешно, точно так же копировал «ниггеров» и Филипп С. Тимоти-Аустин, молод
ой парнишка в Гринсборо. Я однажды изобразил его на сцене нашего любител
ьского театра; ему стало трудно ходить по городу, так над ним все потешали
сь; перед отъездом он встретил меня возле аптеки и сказал: «Я отомщу тебе т
ак, что ты будешь кусать локти за то, что публично оскорбил меня». Я с болью
душевной вспомнил этого юношу; мне горько, что он так отнесся к шутке, но с
цена, свидетелем которой я оказался в пансионате, несколько меня утешила
.
Дело в том, что актер Джон Грин постоянно просил майора рассказывать сво
и истории, а никто так не алчет аудитории, как старые военные. Майор занима
л нас целыми вечерами, а потом он случайно пошел в театр и увидел себя на с
цене; гневу его не было предела Ц Грин скопировал его абсолютно. Этой рол
ью Грин добился огромного успеха, дела его пошли очень хорошо, а майор вко
нец обанкротился, ему даже нечем было платить за жилье, ситуация соверше
нно страшная. Грин, переехавший в хороший отель, узнал об этом, но не решил
ся прийти к майору, потому что тот отказал ему, после спектакля, в знакомст
ве и даже хотел вызвать на дуэль. Знаешь, что он сделал? Загримировался нег
ром, придумал себе роль, что, мол, он был рабом майора (а тот рассказывал, что
у него было сорок рабов и все его боготворили за доброту), и принес ему две
сти баков, чтобы старик мог расплатиться за комнату. Поскольку никто не п
омнит ни имен своих рабов, ни их лиц, только все твердо убеждены, что бедня
ги их до сих пор обожают, считая эпоху рабства самой светлой порой жизни, м
айор легко принял деньги. Прекрасный сюжет, не правда ли?
Я не знаю, чем занимается сейчас бедный Филипп Тимоти-Аустин, по-моему, он
ехал учиться банковскому делу, но я бы с радостью загримировался негром (
ковбоем гримироваться не надо, я одеваюсь теперь так, как у тебя на ранчо,
и даже в целях конспирации отрастил бороду) и доставил бы ему какую-нибуд
ь радость. Только денег не смог бы принести: последнюю неделю перед выпла
той оклада содержания (здесь платят не по неделям, а по десятидневкам) я уж
инаю прекрасной холодной водой, успокаивая себя тем, что это промывает п
очки, а именно от них зависит человеческое долголетие.
…В бедной моей голове что ни день, то рождается рассказ, я вижу его от нача
ла и до конца, я даже слышу голос, который его читает, но для того, чтобы писа
ть, надо иметь время и хлеб, а также стол, книжную полку и право спать в комн
ате, где больше никто не храпит. Иногда мне кажется, что бедная моя черепуш
ка взорвется от тем и сюжетов, образов, фраз, пейзажей, и тогда, чтобы не нач
ать петь дурным голосом в публичном месте арию из оперы Джозефа Ве-ер-ди,
приходится идти в салун дяди Дэниса, где собираются игроки в покер, садит
ься к столу и, зажав в потном кулаке сэкономленные за неделю семь долларо
в, включиться в игру. Я понимаю, что разбогатеть на картежной игре нельзя,
но отвлечься, наблюдая за накальностью страстей, вполне можно. И еще важн
о то, что здесь я прохожу уроки сюжетологии: только-только сидел человек с
двумя мешочками золота, крепкий и уверенный в себе, вальяжно заказывал в
иски, и бармен подпархивал к нему и ставки его были ухватистыми, пока нект
о, наблюдавший за ним из угла весь вечер, не подходил к столу, брал карту, да
вяще, но при этом раздражающе-небрежно блефовал, забирал пару мешочков з
олота себе, и на твоих глазах происходила метаморфоза, описывать которую
хоть и больно, но необходимо, ибо нигде так не обнажается человек, как за к
арточным столом. Он подобен здесь рисковому политику или банковскому во
ротиле: пока на коне Ц он силен и уверен в себе, но стоит ему проиграться
Ц делается таким жалким, что глядеть на него тошно, будто побитый пес под
дождем накануне землетрясения.
Должен тебе признаться, что мне ужасно не хочется описывать, как люди про
игрывают, Ц так мне их жаль! Но ведь если бы не было проигрыша, не существо
вало б и выигрыша, разве нет?
Кстати, я ни разу в жизни не выиграл в карты. Садясь к столу, я заранее знаю,
что вернусь в наш репортерский сарай без цента в кармане, но, боже, каким я
чувствую себя богатеем ночью, перед тем как уснуть! Сколько я услышал нов
ых слов! Сколько поразительных коллизий прошло перед моими глазами! Скол
ько историй я узнал, когда, почувствовав облегчение в карманах, попивал с
вое пиво, оплаченное загодя, и внимал тем бедолагам, которые пришли испыт
ать судьбу, потеряв всяческую надежду добиться счастья где-либо в друго
м месте.
Дорогой Ли, я подбираю верного человека, на чье имя ты бы мог мне писать. Ка
к понимаешь, оказаться арестованным в течение тех трех лет, что мне предс
тоит скрываться, Ц дело далеко не веселое. Я должен лежать затаившись, ка
к аллигатор, чтобы вернуться к Этол и Маргарет ровно через два года, одинн
адцать месяцев и три дня. И вернуться не как побежденный, тихо, ночью, тайк
ом от любопытствующих соседских глаз, но днем, весело и шумно, а в руке у ме
ня будет саквояж, в котором я принесу не семь самородков весом пять килог
раммов каждый, не голову Малыша, заспиртованную в прозекторской, но штук
сорок-пятьдесят рассказов, которые позволят мне писать еще больше Ц об
о всем том, о чем нельзя не сказать людям.
Остаюсь твоим другом
Биллом, Рыжей Бородой".
8
"Дорогой мистер Врук!
Я был бы бесконечно вам признателен, если бы вы поручили кому-нибудь в ваш
ей адвокатской конторе выяснить Ц только весьма деликатно Ц один вопр
ос, весьма меня интересующий: не жил когда-либо директор «Скотопромышле
нного банка» Филипп С. Тимоти-Аустин в Гринсборо?
Примите уверения в моем совершенном почтении Ли Холл, фермер".
9
"Дорогой мистер Холл!
Мои сотрудники предприняли немало усилий, чтобы выполнить вашу просьбу.
Да, действительно, Филипп Самуэль Тимоти-Аустин жил в Гринсборо пятнадц
ать лет назад, то есть до февраля 1882 года. Именно оттуда он уехал в Нью-Йорк,
где поступил в колледж, на экономический семинар.
В настоящее время мистер Филипп С. Тимоти-Аустин является не только през
идентом и директором «Скотопромышленного банка», но также членом Наблю
дательного совета компании «Силвер филдз» и одним из членов Совета дире
кторов банков в Хьюстоне и «Первого Национального» в Остине.
Гонорар за наведенную справку в размере семи долларов переведите на при
лагаемый текущий счет.
Примите уверения в самом глубоком уважении, готовый к услугам Саймон Вру
к".
10
"Уважаемый мистер Врук!
Высылая ваш гонорар за наведенную справку, хочу принести глубокую благо
дарность за то, что вы столь тактично и быстро выполнили мою просьбу. Имен
но это позволяет мне сделать следующий шаг и предложить вам провести исс
ледование вопроса, весьма меня занимающего: как в банковских кругах, в пе
рвую очередь в «Первом Национальном», относятся к исчезновению из-под с
уда Билла С. Портера? Считают ли его в этих кругах растратчиком, и если да, т
о кто именно? Или же есть люди, которые верят в его невиновность? Кто они, ка
кова мера их весомости?
Поскольку м-р Портер исчез при таинственных обстоятельствах накануне с
уда и никто не знает, жив ли он, мне бы хотелось предпринять все возможное,
чтобы понять правду, ибо этот мистер работал у меня на ранчо и зарекоменд
овал себя с весьма неплохой стороны. Убежденный в том, что добро подобно б
умерангу; никак не связанный с Портером; движимый лишь интересом и справ
едливостью, хочу просить вас принять от меня такого рода заказ и подгото
вить подробную справку. Гонорар будет выслан по первому требованию.
С уважением
Ли Холл, фермер".
11
"Дорогая мамочка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
разом, будете продолжать оставаться хозяевами того прекрасного предпр
иятия, которое было организовано вами на заре освоения штата.
Если такого рода предложение вас почему-либо не устроит, я готов обсудит
ь с вами, вполне конфиденциально, те предложения, которые вам представля
ются приемлемыми.
Остаюсь милостивые государи, вашим покорнейшим слугою,
Филипп Тимоти-Аустин, директор «Скотопромышленного банка», дипломиров
анный экономист".
2
"Уважаемый мистер Кинг!
Памятуя ваш первый урок, я вынужден обратиться к вам без посредничества
мистера Камингса, ибо дело того заслуживает.
Акции «Силвер филдз», приобретенные вами на сумму в сорок семь тысяч дол
ларов, дали прибыль из расчета один к семи.
Однако ныне ситуация резко изменилась в связи с тем, что я получил соглас
ие Совета директоров «Первого Национального банка» в Остине на то, что м
не отходит сорок восемь процентов контрольных акций и я становлюсь совл
адельцем этого предприятия.
С тем, чтобы мои люди смогли получить еще три процента из контрольного па
кета и я, таким образом, превратился бы в единоначального руководителя и
этого финансового института Техаса, необходимо, чтобы вы добились согла
сия отсрочки моих налоговых платежей Вашингтону на один год. Прецедент т
акого рода был, следовательно, вам это не составит особого труда.
Остаюсь и пр.
Филипп Тимоти-Аустин".
3
"Дорогой Филипп!
Меня удивил тон твоего обращения к мистеру Кингу. Неблагодарность никог
о еще к добру не приводила. Ты мог и обязан был написать мне, и я бы нашел воз
можность помочь твоей просьбе, сделав это тактично и тонко. Ты очень огор
чил меня. Прошу тебя, напиши мистеру Кингу письмо с извинениями, в противн
ом случае я перестану оказывать тебе то дружеское покровительство, кото
рое помогло тебе стать тем, кто ты есть.
Твой друг Камингс".
4
"Уважаемый мистер Кинг!
Я не заинтересован в посредниках типа м-ра Камингса. Жду от вас телеграмм
ы с одним лишь словом «да». Срок Ц семьдесят два часа. Если в течение этог
о периода я не получу от вас такого рода телеграммы, мне придется предпри
нять свои шаги.
Филипп Тимоти".
5
"Директору «Скотопромышленного банка»
Филиппу С. Тимоти-Аустину.
Ну что ж «да» так «да».
Кинг".
6
"Моя любимая!
Понятие «Рубикон», столь знакомое школьникам по урокам истории, обрело д
ля меня смысл явственный и страшный, когда я сошел с поезда на Ривер плэйс
, заглянул в буфет, сел за стойку бара, заказал себе стакан оранжада (я не пр
икоснулся к рюмке, как обещал тебе, ни разу) и, похолодев, ощущая, как уменьш
ился в росте, ожидал того момента, когда поезд тронется дальше, в Остин, бе
з меня.
И он тронулся. А я пошел в туалет, открыл свой баул, достал старый ковбойск
ий костюм, аккуратно сложил свою английскую пару, спрятал ее, сунув в карм
аны лайковые перчатки, и отправился в город, где продал твои золотые часы
за пятьдесят девять баков. Таким образом, мой капитал на первых порах сос
тавлял триста девятнадцать долларов.
До сих пор я краснею, когда вспоминаю моего доверчивого редактора Джонст
она, который легко одолжил мне двести шестьдесят долларов в счет оклада
содержания за два с половиной месяца.
"Дорогой Билл, Ц сказал он мне на прощание, Ц я не сомневаюсь, что пригово
р будет оправдательным; в крайнем случае тебя захомутают штрафом в тысяч
у долларов, но я поддержу тебя еще двумястами сорока долларами, а остальн
ые соберем по подписке: «Великий юморист угодит за решетку, если благода
рные читатели и ценители его карикатур не внесут по пятьдесят центов! Уп
латите, или Америка потеряет духовного сына Марка Твена!» Знаешь, любима
я, я пребывал в смятенном колебании: а может быть, открыться ему?! Сказать е
му всю правду? Ведь он был так добр к нам с тобою все это время! Такой на перв
ый взгляд грубый и неотесанный человек, а как доверчив и раним… Впрочем, в
идимо, все настоящие люди не бывают однозначными, похожими на лубочных г
ероев из школьных хрестоматий. Истинное добро прячет себя в этом мире зл
а, иначе его распнут и не дадут ему реализовать себя, а ведь реализация доб
ра Ц это деяние. Однако же моим деянием является Слово, а его надо творить
в состоянии хотя бы относительного покоя. Ждать можно чего угодно: очере
дного отказа литературного агентства, денежного перевода, приезда друг
а, только нельзя ждать того, что неподвластно тебе, то есть слов двенадцат
и присяжных «виновен» или «оправдан». Ведь судья и прокурор будут вдалбл
ивать им в головы про мою вину, а я Ц по закону человеческой порядочности
(может быть, ты права, я ее слишком гипертрофированно понимаю) Ц не решус
ь им возразить и буду ждать месяц, два, полгода, год решения судьбы в таинс
твенной и закрытой Второй инстанции, и невольно рука потянется к рюмке, и
тогда мое Слово кончится, а значит, и я кончусь…
За те дни, недели, месяцы, может быть, и годы свободы, которую я теперь получ
ил, перейдя мой рубикон, можно собрать темы, обдумать их и начать писать то
, к чему меня чем дальше, тем неудержимее тянет: к Энциклопедии Надежды Мал
енького Человека. Я так надеялся все эти страшные месяцы на то, что кошмар
пройдет, что в суд придет тот, кто должен прийти, и скажет то, что обязан ска
зать, и ужас кончится, но никто не пришел и не сказал… Либо надо было продо
лжать ждать слова присяжных и в этом страшном ожидании потерять себя, по
терять свою мечту, сделаться тихим пьяницей, который ждет избавления на
донышке рюмки, либо надо было предпринять тот шаг, на который мы с тобою ре
шились, любовь моя…
Как всегда, я ищу утешения в книгах древних: «Если божественное обладает
всеми добродетелями, то оно обладает и мужеством. Если же оно имеет мужес
тво, то имеет знание страшного, нестрашного и того, что посредине между те
м и другим; и если так, то для бога существует нечто страшное. Ведь мужеств
енный не потому мужествен, что знает, в чем состоит опасность для соседа, н
о потому, что знает, в чем состоит опасность для него самого. Поэтому, если
бог мужествен, для него существует нечто страшное. Если же есть нечто стр
ашное для бога, то, значит, существует и то, что может его тяготить. А если эт
о так, то он доступен гибели. Отсюда вытекает: если существует божественн
ое, то оно тленно». Но более всего меня обнадеживает вывод из этого дерзко
го постулата Секста Эмпирика: «Но ведь оно нетленно, следовательно, его н
е существует».
Будем же считать, что разлуки, на которую нас обрекла жизнь, не существует
. Будем жить друг в друге постоянно.
Через десять минут подойдет мой поезд. Я купил билет третьего класса. Сей
час нарисую смешную картинку для Маргарет. Скажи ей, что я привезу из моей
дальней поездки дрессированного жирафа и много цветных ракушек, в котор
ых постоянно шумит море.
Я стану писать тебе на имя Долли Вильсон, думаю, она сможет достойно храни
ть нашу тайну.
Я молю бога за тебя и за девочку.
Любящий тебя Билл Портер".
7
"Дорогой Ли!
Ты себе и представить не можешь мое нынешнее житье в Новом Орлеане!
Во-первых, я легко устроился в газету, взяв себе псевдоним Остина Брайта.
Во-вторых, мне положили пятьдесят долларов в месяц, что по здешним ценам о
чень мало, однако мы Ц восемь репортеров Ц сняли старый сарай во францу
зском квартале, поставили там семь скрипучих кроватей, четыре стола (по п
оловине на брата), это стоило каждому восемь долларов, и в довершение ко вс
ему нашли в порту «бича», великолепного судового кока; он креол, хорошо по
ет (мы иногда с ним делаем это на два голоса) и совершенно замечательно гот
овит нам ленч Ц дешево и изобретательно. Стоит это каждому семнадцать ц
ентов. Я довольно скрупулезно подсчитывал мои финансы и пришел к выводу,
что смогу посылать Этол по меньшей мере двенадцать долларов в месяц.
К счастью, в этом портовом городе, привыкшем к тому, что люди текут
Ц сегодня он здесь, а завтра ушел в Европу или же в Латинскую Америк
у, Ц нет паспортных формальностей; никто ни к кому особо не присматривае
тся, каждый живет сам по себе.
Перед тем как поселиться в нашем репортерском сарае, я прожил пять дней в
дешевеньком пансионате, но с претензией на семейность, то есть порядочно
сть. Здесь разыгралась настоящая драма: моим соседом был старый майор, юж
анин, снимавший комнату вместе с прелестной дочерью. Она посвятила себя
отцу, ей уже тридцать, но она не выходит замуж, потому что трепетно предана
родителю, оставшемуся вдовцом. Вторым соседом на этаже был нищий артист
Джон Грин. По вечерам мы собирались на чай, и майор рассказывал истории о с
ражениях против северян, изображая всех людей на разные голоса, причем ю
жанам были Ц в его интерпретации Ц свойственны порядочность, мужество
и доброта, а северянам Ц напористое высокомерие, пренебрежительное отн
ошение к традициям и сюсюканье с «ниггерами».
Смешно, точно так же копировал «ниггеров» и Филипп С. Тимоти-Аустин, молод
ой парнишка в Гринсборо. Я однажды изобразил его на сцене нашего любител
ьского театра; ему стало трудно ходить по городу, так над ним все потешали
сь; перед отъездом он встретил меня возле аптеки и сказал: «Я отомщу тебе т
ак, что ты будешь кусать локти за то, что публично оскорбил меня». Я с болью
душевной вспомнил этого юношу; мне горько, что он так отнесся к шутке, но с
цена, свидетелем которой я оказался в пансионате, несколько меня утешила
.
Дело в том, что актер Джон Грин постоянно просил майора рассказывать сво
и истории, а никто так не алчет аудитории, как старые военные. Майор занима
л нас целыми вечерами, а потом он случайно пошел в театр и увидел себя на с
цене; гневу его не было предела Ц Грин скопировал его абсолютно. Этой рол
ью Грин добился огромного успеха, дела его пошли очень хорошо, а майор вко
нец обанкротился, ему даже нечем было платить за жилье, ситуация соверше
нно страшная. Грин, переехавший в хороший отель, узнал об этом, но не решил
ся прийти к майору, потому что тот отказал ему, после спектакля, в знакомст
ве и даже хотел вызвать на дуэль. Знаешь, что он сделал? Загримировался нег
ром, придумал себе роль, что, мол, он был рабом майора (а тот рассказывал, что
у него было сорок рабов и все его боготворили за доброту), и принес ему две
сти баков, чтобы старик мог расплатиться за комнату. Поскольку никто не п
омнит ни имен своих рабов, ни их лиц, только все твердо убеждены, что бедня
ги их до сих пор обожают, считая эпоху рабства самой светлой порой жизни, м
айор легко принял деньги. Прекрасный сюжет, не правда ли?
Я не знаю, чем занимается сейчас бедный Филипп Тимоти-Аустин, по-моему, он
ехал учиться банковскому делу, но я бы с радостью загримировался негром (
ковбоем гримироваться не надо, я одеваюсь теперь так, как у тебя на ранчо,
и даже в целях конспирации отрастил бороду) и доставил бы ему какую-нибуд
ь радость. Только денег не смог бы принести: последнюю неделю перед выпла
той оклада содержания (здесь платят не по неделям, а по десятидневкам) я уж
инаю прекрасной холодной водой, успокаивая себя тем, что это промывает п
очки, а именно от них зависит человеческое долголетие.
…В бедной моей голове что ни день, то рождается рассказ, я вижу его от нача
ла и до конца, я даже слышу голос, который его читает, но для того, чтобы писа
ть, надо иметь время и хлеб, а также стол, книжную полку и право спать в комн
ате, где больше никто не храпит. Иногда мне кажется, что бедная моя черепуш
ка взорвется от тем и сюжетов, образов, фраз, пейзажей, и тогда, чтобы не нач
ать петь дурным голосом в публичном месте арию из оперы Джозефа Ве-ер-ди,
приходится идти в салун дяди Дэниса, где собираются игроки в покер, садит
ься к столу и, зажав в потном кулаке сэкономленные за неделю семь долларо
в, включиться в игру. Я понимаю, что разбогатеть на картежной игре нельзя,
но отвлечься, наблюдая за накальностью страстей, вполне можно. И еще важн
о то, что здесь я прохожу уроки сюжетологии: только-только сидел человек с
двумя мешочками золота, крепкий и уверенный в себе, вальяжно заказывал в
иски, и бармен подпархивал к нему и ставки его были ухватистыми, пока нект
о, наблюдавший за ним из угла весь вечер, не подходил к столу, брал карту, да
вяще, но при этом раздражающе-небрежно блефовал, забирал пару мешочков з
олота себе, и на твоих глазах происходила метаморфоза, описывать которую
хоть и больно, но необходимо, ибо нигде так не обнажается человек, как за к
арточным столом. Он подобен здесь рисковому политику или банковскому во
ротиле: пока на коне Ц он силен и уверен в себе, но стоит ему проиграться
Ц делается таким жалким, что глядеть на него тошно, будто побитый пес под
дождем накануне землетрясения.
Должен тебе признаться, что мне ужасно не хочется описывать, как люди про
игрывают, Ц так мне их жаль! Но ведь если бы не было проигрыша, не существо
вало б и выигрыша, разве нет?
Кстати, я ни разу в жизни не выиграл в карты. Садясь к столу, я заранее знаю,
что вернусь в наш репортерский сарай без цента в кармане, но, боже, каким я
чувствую себя богатеем ночью, перед тем как уснуть! Сколько я услышал нов
ых слов! Сколько поразительных коллизий прошло перед моими глазами! Скол
ько историй я узнал, когда, почувствовав облегчение в карманах, попивал с
вое пиво, оплаченное загодя, и внимал тем бедолагам, которые пришли испыт
ать судьбу, потеряв всяческую надежду добиться счастья где-либо в друго
м месте.
Дорогой Ли, я подбираю верного человека, на чье имя ты бы мог мне писать. Ка
к понимаешь, оказаться арестованным в течение тех трех лет, что мне предс
тоит скрываться, Ц дело далеко не веселое. Я должен лежать затаившись, ка
к аллигатор, чтобы вернуться к Этол и Маргарет ровно через два года, одинн
адцать месяцев и три дня. И вернуться не как побежденный, тихо, ночью, тайк
ом от любопытствующих соседских глаз, но днем, весело и шумно, а в руке у ме
ня будет саквояж, в котором я принесу не семь самородков весом пять килог
раммов каждый, не голову Малыша, заспиртованную в прозекторской, но штук
сорок-пятьдесят рассказов, которые позволят мне писать еще больше Ц об
о всем том, о чем нельзя не сказать людям.
Остаюсь твоим другом
Биллом, Рыжей Бородой".
8
"Дорогой мистер Врук!
Я был бы бесконечно вам признателен, если бы вы поручили кому-нибудь в ваш
ей адвокатской конторе выяснить Ц только весьма деликатно Ц один вопр
ос, весьма меня интересующий: не жил когда-либо директор «Скотопромышле
нного банка» Филипп С. Тимоти-Аустин в Гринсборо?
Примите уверения в моем совершенном почтении Ли Холл, фермер".
9
"Дорогой мистер Холл!
Мои сотрудники предприняли немало усилий, чтобы выполнить вашу просьбу.
Да, действительно, Филипп Самуэль Тимоти-Аустин жил в Гринсборо пятнадц
ать лет назад, то есть до февраля 1882 года. Именно оттуда он уехал в Нью-Йорк,
где поступил в колледж, на экономический семинар.
В настоящее время мистер Филипп С. Тимоти-Аустин является не только през
идентом и директором «Скотопромышленного банка», но также членом Наблю
дательного совета компании «Силвер филдз» и одним из членов Совета дире
кторов банков в Хьюстоне и «Первого Национального» в Остине.
Гонорар за наведенную справку в размере семи долларов переведите на при
лагаемый текущий счет.
Примите уверения в самом глубоком уважении, готовый к услугам Саймон Вру
к".
10
"Уважаемый мистер Врук!
Высылая ваш гонорар за наведенную справку, хочу принести глубокую благо
дарность за то, что вы столь тактично и быстро выполнили мою просьбу. Имен
но это позволяет мне сделать следующий шаг и предложить вам провести исс
ледование вопроса, весьма меня занимающего: как в банковских кругах, в пе
рвую очередь в «Первом Национальном», относятся к исчезновению из-под с
уда Билла С. Портера? Считают ли его в этих кругах растратчиком, и если да, т
о кто именно? Или же есть люди, которые верят в его невиновность? Кто они, ка
кова мера их весомости?
Поскольку м-р Портер исчез при таинственных обстоятельствах накануне с
уда и никто не знает, жив ли он, мне бы хотелось предпринять все возможное,
чтобы понять правду, ибо этот мистер работал у меня на ранчо и зарекоменд
овал себя с весьма неплохой стороны. Убежденный в том, что добро подобно б
умерангу; никак не связанный с Портером; движимый лишь интересом и справ
едливостью, хочу просить вас принять от меня такого рода заказ и подгото
вить подробную справку. Гонорар будет выслан по первому требованию.
С уважением
Ли Холл, фермер".
11
"Дорогая мамочка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24