О, какой вой раздавался на улицах нашего городка в то утро, слышал бы ты, до
рогой Ли! Так воют львы, попавшие в капканы, или жены, заставшие мужей в объ
ятиях актрис кордебалета с плоскими животами и подведенными ресницами.

Словом, к вечеру было продано восемьдесят четыре пары!
Как гиены, мы ждали ночи, и снова рвали свои тела и руки в зарослях, собирая
колючки, и это принесло свои плоды: через три дня вся партия товара была ре
ализована, барыш составил двести семнадцать долларов. Консул до того воз
ликовал, что отвалил мне семнадцать долларов и предложил принять на себя
бремя представительства интересов Соединенных Штатов в Гондурасе пос
ле того, как прибудет любимая с папой и они возьмут монополию на продажу о
буви во всей Латинской Америке.
Мне пришлось заполнить документы на имя «Билла Самни Уолтера», которые к
онсул предложил мне самому отправить в государственный департамент, а с
ам ушел в подготовку встречи любимой, причем протелеграфировал им, чтобы
они привезли с собою еще две тысячи пар обуви.
Так что пока я консул. Документы, как понимаешь, отправлять не тороплюсь, л
ежу в гамаке, придумываю рассказы, потом сажусь к столу и записываю их.
В седьмом по счету отказе, который я получил от одной из газет, очередная «
эссеистка, поэтесса и романистка» сердечно советовала мне не торопитьс
я, «тщательно отделывать каждую вещь, словно алмаз». Я не удержался и впер
вые в жизни ответил ей, сказав, что зависть Ц плохое качество, и если она в
ымучивает свои произведения, то мне доставляет высшую радость писать их
быстро, ибо я вижу на стене все происходящее с моими героями, слышу их голо
са, сострадаю их слезам, смеюсь, когда они смеются, только не плачу с ними, п
отому что не умею. К сожалению, времени на отделку не остается, потому что
я не «делаю вещь», а просто-напросто живу вместе с моими героями. Они Ц эт
о я, я Ц это все они.
Но я действительно стал бояться сюжетов! Поэтому я не пишу рассказ про то,
как бежавший из-под суда преступник сделался консулом Соединенных Штат
ов. Это же «нереально, искусственно и сделано только для того, чтобы вызва
ть смех у мало читающей, а потому плохо подготовленной публики». Тьфу!
Но ты чувствуешь, как я повеселел, Ли?! Может, ты хочешь вложить деньги в фир
му по продаже в Гондурасе русских соболей? Или калориферов для обогрева
хижин во время зимних холодов, когда ночная температура падает до двадца
ти семи градусов жары, что местным жителям кажется арктическим холодом!
Напиши, я дам тебе полезные советы, со мной не пропадешь!
Жду весточек. Пиши не таясь: Гондурас, Консулу Соединенных Штатов! Достав
ят в опечатанном мешке с дипломатической почтой под расписку!
Твой друг Билл".

46

"Дорогой мистер Холл!
Зная Ваши дружеские отношения с моим зятем, я осмеливаюсь написать Вам э
то письмо.
К обычным отказам и он, и все мы давно привыкли, но этот поставил меня в туп
ик. К сожалению, я не могу посоветоваться с моей дочерью Этол, ибо ее здоро
вье ухудшается с каждым днем. Врачи считают, что туберкулез вступает в св
ою страшную, разрушительную, неизлечимую фазу.
Боюсь, что очередной отказ произведет на нее такое угнетающее впечатлен
ие, что трудно будет предсказать последствия.
Думаю, что Вам, человеку, который его знает с юношества, лучше решить, можн
о ли переслать Биллу этот отзыв.
Примите, милостивый государь, мои дружеские приветы, миссис Роч.
P. S. Приложение: письмо м-ра Уолта Порча на двух страницах.
"Уважаемый мистер Сидней!
Рассказы, переданные мне литературным агентством «Нью Ворд», я прочитал
залпом. Хочу от души поздравить Вас с тем, что труднее всего достижимо в ли
тературе, а именно с прекрасным навыком ремесла.
Но я не могу рекомендовать Ваши рассказы к печати, оттого что не буду поня
т моими работодателями.
Рынок сегодняшней литературы строится по закону аналогов, уважаемый ми
стер Сидней. Все газеты и журналы хотят быть похожими друг на друга в глав
ном: во-первых, конец новеллы должен быть либо благополучным, либо шокиру
юще-кровавым, однако и в первом и во втором случае зло обязано быть наказа
нным, а добродетель, несмотря на все трудности, не может не восторжествов
ать. Во-вторых, читателя не интересует интеллект писателя. Чем проще Вы пи
шете, чем ниже опускаетесь до его уровня, тем он охотнее Вас читает. Вы же о
шеломляете блеском остроумия, горьким юмором и доброй снисходительнос
тью. Критика еще не готова к литературе, подобной Вашей, мистер Сидней, Вас
просто-напросто не поймут, а за это растопчут. Все, что непонятно, обязано
быть унижено и ошельмовано. Если бы Вы были писателем, желательно европе
йским, с именем, то критика (а следом за нею и доверчивый читатель) стала бы
возносить Вас до небес, называя автором «нового стиля». Вас бы исследова
ли, приписывали то, о чем Вы никогда и не думали, ставили бы в пример нашим л
итераторам, всячески расточая похвалы. Вы же, к сожалению, рождены америк
анцем, а и на нашу страну распространяется библейское «нет пророка в оте
честве своем».
Я бы не хотел, чтобы это письмо стало известно кому бы то ни было в нашем ли
тературном агентстве. Увы, наш цех живет по закону пауков в банке. Хозяин н
ашего предприятия привык к известным сюжетам: хорошая девушка (сестра ми
лосердия, учительница, стенографистка) знакомится с сыном банкира, безде
льником и бонвиваном. Ее идеи, рожденные неукоснительным следованием Би
блии, производят в душе молодого человека переворот, он начинает учиться
, работать и делает взнос в пользу бедных. Свадьба. Рождение ребенка. Счаст
ье. Или же: плохой инженер ленив и чурается труда. Его друг, наоборот, прово
дит дни и ночи в библиотеках. Появляется девушка. Оба влюбляются в нее, но
она отдает предпочтение работающему инженеру. Бывший лентяй после этог
о шока погружается в науку и делает изобретение века. Или: пропала старин
ная карта со схемой золотого месторождения. Ее ищут разные люди, но наход
ит самый достойный, обязательно бедняк, который при этом поет в церковно
м хоре. А вы? Пишете про умных оборванцев с чистыми сердцами. Или про банди
тов, которые вынуждены браться за кольт оттого, что общество не позволяе
т им заработать деньги законно. Нет, такое у нас не примут нигде, мистер Си
дней, поверьте волку от литературы, который когда-то печатал свои расска
зы, норовил дотянуться до правды, да только на этом ноги поломал, ибо не ка
ждому дано счастье утвердить Правду в своем творчестве. Для этого нужно
время, похлебка, кровать и фанатическая убежденность в своем призвании.

Иногда мне кажется, что нигде так хорошо не напишется твоя главная книга,
как в госпитале или тюрьме, когда здоровье или же общество лишило тебя же
стокой надобности заботиться о хлебе насущном для матери, сестер, жены и
детей.
Я поймал себя на мысли, мистер Сидней, что мне было бы приятно, начни Вы при
кладываться к бутылке, получив мой отзыв. Значит, будет одним меньше! Зако
н литературы Ц это закон не только скорпионов в банке, но и волков в лесу,
каждый отсек которого должен быть закреплен за одним лишь, остальным вхо
д воспрещен, за нарушение Ц смерть!
Мистер Сидней, Вы талантливый и совестливый человек, поэтому вряд ли Вы п
робьетесь в нашу нынешнюю литературу, где царствует мелюзга, серость и п
риспособление. Время выдвижения идей кончилось, настала пора тишины, ког
да каждый тихо сидит в норе и ждет своего часа. Каждое столетие кончается
так, только так и никак иначе.
Я завоевал себе право на то, чтобы писать отзывы на рассказы, получаемые р
едакцией по почте (те, которые редактору передают именитые, сразу же идут
в типографию). Это дает мне двадцать долларов в неделю. Я не намерен их тер
ять, рекомендуя Ваши рассказы к печати.
Если же Вы напишете так, как пишут остальные, и пришлете мне, минуя агентст
во, я сделаю все, чтобы рассказы были опубликованы. Даю Слово.
Уолт Р. Порч, литератор 25-я улица, пансионат «Вирджиния», Нью-Йорк".

47

"Дорогая миссис Роч!
Пожалуйста, передайте мой привет и пожелание скорейшего выздоровления
бедняжке Этол. Пусть она не верит врачам, а побольше пьет козьего молока!

Дела Билла идут хорошо, он просил передать Вам свою любовь и нежность.
Что же касается послания Уолта Р. Порча, то я его сжег.
Ваш
Ли Холл".

48

"Дорогой Билл!
Сердечно благодарен за письмо. Я очень рад, что твои дела идут так хорошо.

С твоей легкой руки и мои дела пошли отменно, я получил двенадцать новых з
аказов на портреты и заработал без малого тысячу баков, так что если тебе
нужно взять в долг (проценты вполне пристойны, всего три за год), могу высл
ать тебе, коли только в твоем Гондурасе существует почта.
Не скрою, лишь три вещи я писал с удовольствием, не насилуя себя: это был ка
питан Самнэй Грэйвс с «Капитолия», невероятно славный человек, бессребр
еник и убежденный холостяк, знающий наизусть «Декамерон», потом начальн
ик порта, который давал нам работу, и, наконец, как это ни странно, редактор
той газеты, откуда тебе пришлось уйти.
Я как бы между прочим спросил, в чем дело, почему он позволил уйти такому т
алантливому и доброму парню, как ты. Под большим секретом редактор сообщ
ил, что тобою интересовалась полиция, а некто из Хьюстона и Остина (но не п
олиция) пытались в частном порядке выяснить, не подвизается ли в газетах
Нового Орлеана «рыжеволосый, голубоглазый, крепкого телосложения, отли
чающийся прекрасными манерами человек, весьма тщательно следящий за св
оим внешним видом, молчаливый, сторонящийся компаний и весьма острый на
шутку в кругу хороших знакомых».
Наверное, я огорчу тебя этим сообщением, но лучше пусть ты узнаешь, что за
тобою охотятся, от меня, чем от других.
…Не можешь себе представить, как мне было тошно делать остальные девять
портретов! Брат губернатора отказался мне позировать, но прислал фотогр
афию, на которой он изображен двадцатилетним красавцем. Ныне ему пятьдес
ят семь, но он хочет, чтобы черты его лица были моложавыми, никакой седины
и морщин. От него дважды приезжал секретарь и долго рассматривал мой рис
унок. Потом он привел мастера по фотографии, тот сделал снимок с рисунка, а
через два дня мне его вернули с «правкой», сделанной чертовым братцем гу
бернатора. Он подрисовал себе глаза, сделав их огромными, как у совы, умень
шил рот и прочертил морщину мыслителя между бровями. На словах же секрет
арь попросил удлинить холст, чтобы уместились руки, сложенные на груди п
о-наполеоновски и чтобы на безымянном пальце был тщательно нарисован бр
иллиант в один карат, с синими высверками.
Сначала я хотел ударить холстом по секретарской голове, но подумал, что б
едолага ни в чем не виноват, он совестился глядеть мне в глаза, и щеки у нег
о пунцовели от стыда за своего босса, но кушать-то хочется, ничего не поде
лаешь. Потом подумал, что откажись я от этой мазни, и снова начнется голод,
ночлежки, скитания, а встречу ли я еще раз Билла Сиднея Портера, который ум
еет спасать тех, кто попал в беду?! Вряд ли. Я и дописал портрет этого остоло
па, бриллиант намалевал в три карата, глазоньки сделал громадными, орлин
ыми; разлет бровей как у герцога Мальборо, а рот волевым и одновременно ск
орбно-улыбчивым.
Очень понравилось.
А я убежден, что он аферист и рано или поздно его посадят в тюрьму за жульн
ичество, однако оно будет таким крупным, что его сразу же выпустят, потому
что наши тюрьмы приспособлены для несчастных маленьких пройдох, а крупн
ые так срослись с капитолийским холмом, что скандал в штате немедленно а
укнется в столице, что, как ты понимаешь, недопустимо.
Деньги, полученные от красавца, я употребил на то, чтобы уплатить за тот че
рдак, где оборудовал мастерскую, приобрести краски и кисти. Потом я целый
месяц делал пейзажи, о которых бредил последние три года, но их никто не по
купает, оттого что я не так тщательно выписываю листья пальм, как этого бы
хотелось здешним ценителям прекрасного.
Я был счастлив, когда писал пейзажи. Они понравятся тебе, я надеюсь.
Сейчас я малюю портрет жены мэра. Кикимора. Сначала сказала, какой она дол
жна быть: «Глаза скорбные, рот чувственный, кожа матовая, но ни в коем случ
ае не изображайте веснушки». Кстати, веснушки Ц это единственно милое, ч
то в ней есть. Потом потребовала, чтобы глаза были голубыми, а они у нее кош
ачьи. Все хотят видеть в своих портретах то, что им кажется красивым, а ты п
онимаешь, каковы их представления о красоте!
Что мне делать?
Буду рад получить от тебя хоть маленькую весточку.
Твой друг, вечно преданный тебе
художник Эндрю".

49

"Дорогая Дора!
Мне позволили написать тебе из полиции, куда я попала после того, как подо
шла на улице к Филиппу Тимоти-Аустину и попросила его дать немного денег
для нашего новорожденного сына.
Я объяснила ему, что мальчик болен, а мои сбережения кончились. Я ни разу н
е просила и не прошу его ни о чем. Я молила только, чтобы он оплатил счета за
доктора и лекарства, иначе малютка может погибнуть.
Я объяснила ему, что я Ц южанка, поэтому и мать и сестра отказались от мен
я, считая, что я покрыла их позором. Средств никаких, помощи ждать не от ког
о.
Филипп же позвал полицейского и сказал, что я попрошайничаю и шантажирую
его.
Так что будет суд. Умоляю тебя, родная Дора, сделай что-нибудь для маленьк
ого Филиппа! Не бросай его! Я вернусь, устроюсь в хор и верну тебе все деньг
и, которые ты на него истратишь. Больше всего я боюсь, если маленький попад
ет в приют. Ведь никто, кроме матери, не сможет понять, что у него болит. Ты б
ыла так добра ко мне, любезная Дора, только благодаря тебе я не погибла, по
этому прояви, молю тебя, божью милость и спаси маленького!
Я так плачу, что у меня распухло лицо, и голос от этого стал хриплым. А ведь э
то мой хлеб, что же мне делать?!
Скорее бы суд! Я верю в справедливость тех людей, которые призваны стоять
на страже закона!
Дорогая Дора, все мои надежды я возлагаю на тебя.
Преданная тебе и благодарная
Салли Кэльстон".

50

"Дорогой Эндрю!
Если ты хочешь заработать десять тысяч баков зараз, отложи работу над ве
снушчатой ведьмой и приезжай ко мне.
Дело в том, что секретарем у местного диктатора (он же президент, единогла
сно «выбранный» народом после расстрела всех соперников и захвата войс
ками почты, банка и порта) служит наш хитрющий соплеменник. Он-то и расска
зал мне, что его босс провел через кабинет министров решение об увековеч
ении его памяти. Он хочет, чтобы благодарный народ Гондураса в каждом гор
оде и селении имел перед глазами его образ, выполненный лучшими художник
ами мира.
Будучи человеком скромным, отдающим все свои силы делу служения несчаст
ному народу, диктатор полагает возможным видеть себя на портрете вместе
с Вашингтоном, Линкольном и Лафайетом. Три эти человека должны стоять у н
его за спиной и смотреть на его лысину с нежными улыбками. Он же, в мундире,
расшитом золотом, и с сорока тремя крестами на груди, с муаровой лентой че
рез плечо и при серебряных погонах, будет восседать на полутроне, протяг
ивая подданным «Хартию вольностей».
Я понимаю, что тебе придется завязать свой норов жгутом, но ведь десять ты
сяч долларов (а он их уплатит сразу же Ц не из своего кармана, а из государ
ственной казны, подданные так хотят видеть на каждом углу изображение не
сравненного избранника) дадут тебе возможность писать после этого все т
о, что ты хочешь.
Я бы не решился внести тебе это предложение, но я всегда стараюсь предста
вить, согласился бы я на то или иное дело, не помешало бы оно мне смотреть н
а свое изображение в зеркале без презрительного содрогания, и я ответил
себе, что нет, не помешало бы.
Право, если бы он уплатил мне десять тысяч баков и предложил написать ист
орию его героической жизни, отданной во благо народа, я бы согласился, пот
ому что деньги, вырученные от этой белиберды, я бы обратил на то, чтобы нап
исать Правду.
Так или иначе этого идиота погонят, здесь это происходит довольно часто,
книги о нем сожгут, портреты порвут или изрежут на куски, а вот то, что ты см
ожешь нарисовать на его деньги, останется для человечества навечно.
Подумай над моим предложением.
Жду ответа, дорогой художник Эндрю.
Твой Билл Сидней Портер".

51

"Дорогая и любимая Салли!
Наберись мужества, несчастная девочка! Вознеси свои мольбы к Всевышнему
! Я продала свое кольцо и уплатила за визит доктора. Аптекарь поверил мне в
долг, дав те лекарства, которые были нужны для твоего крошки, но болезнь з
ашла слишком далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24