В своих драматических опытах поэт хотел «сойти с шаткой, чисто лирической почвы». Однако после этих попыток он снова отдался лирической стихии, родной и близкой ему по самой природе его дарования.
В «Снежной маске» в наиболее обнаженной форме закреплены типические черты тогдашней художественной манеры Блока – метафорический стиль и завораживающая музыкальность стихотворного языка. Темы и мотивы «Снежной маски» – страсть, отчаянье и гибель, запечатленные в образах метели, полета, погони, – получили соответственное, идеальное по логике самого метода, художественное выражение в общей дифирамбической структуре этого цикла, в необыкновенном ритмическом богатстве сложных музыкально-словесных построений, в гибкости и легкости вольных, разностопных стихов, поистине крылатых, порхающих.
«Снежной маской» завершается тот период творчества Блока, который он охарактеризовал как «антитезу» ранней своей лирике – по господствующим настроениям, темам, мотивам, художественным приемам.
«Книжка до последней степени субъективная, доступная самому маленькому кружку» – так отозвался он о «Снежной маске» вскоре после того, как она была написана и издана. И вместе с тем он в дальнейшем придавал этой лирической поэме серьезное значение, назвал ее первой в числе пережитых им трех наиболее высоких творческих взлетов, когда он безраздельно отдался стихии. (Вторым взлетом была «Кармен», третьим – «Двенадцать».)
Подводя итоги, «Снежная маска» заключала в себе и предчувствия нового:
И, в новый мир вступая, знаю,
Что люди есть, и есть дела,
Что путь открыт, наверно, к раю
Всем, кто идет путями зла…
Образ бескрайней снежной равнины – та «даль страны», откуда звучат призывные рога метели, – связывает «Снежную маску» с заветными мыслями Блока о бегстве из тихого дома на вольный простор России, высказанными в статье «Безвременье». (Как всегда у Блока, творческая мысль его едина и неделима.) Немного погодя голос снежной вьюги отзовется (уже под новым, общественно-историческим знаком) в «Песне Судьбы», весь смысл которой в том, что она – о России…
«Снежная маска», все тридцать составляющих ее стихотворений, была написана буквально залпом – за десять дней, с 3 по 13 января 1907 года. В иные дни Блок писал по шесть стихотворений. В начале апреля «Снежная маска» вышла отдельной изящно оформленной книжкой малого формата, с фронтисписом работы Льва Бакста, на котором были изображены снежная ночь, темное небо в россыпи звезд и поэт, устремившийся за стройной женщиной в белой маске. Книжка открывалась посвящением:
Посвящаю
эти стихи
ТЕБЕ,
высокая женщина в черном
с глазами крылатыми
и влюбленными
в огни и мглу
моего снежного города.
Блок поднес Волоховой экземпляр, переплетенный в темно-синий бархат с бронзовой виньеткой в углу. Книжка не уцелела, и мы не знаем, какую дарственную надпись сделал на ней автор. Зато известна надпись на принадлежавшем Н.Н.В. экземпляре сборника «Земля в снегу» (1908), куда вошли «Снежная маска» и продолживший ее цикл «Фаина»: «Позвольте поднести Вам эту книгу – очень несовершенную, тяжелую и сомнительную для меня. Что в ней правда и что ложь, покажет только будущее. Я знаю только, что она не случайна, и то, что в ней не случайно, люблю».
5
Возникает вопрос: что было правдой и что ложью в отношениях Блока с Н.Н.В. – отношениях не простых и не легких. Они длились без малого два года, заполнили личную жизнь поэта, составили целую полосу в его творчестве, но в конечном счете доставили ему мало радости и счастья.
В стихах, обращенных к Н.Н.В., он назвал охватившую его страсть «нерадостной» и «мучительной».
И я провел безумный год
У шлейфа черного. За муки,
За дни терзаний и невзгод
Моих волос касались руки,
Смотрели темные глаза,
Дышала синяя гроза.
–
И, словно в бездну, в лоно ночи
Вступаем мы… Подъем наш крут…
И бред. И мрак. Сияют очи.
На плечи волосы текут
Волной свинца – чернее мрака…
О, ночь мучительного брака!..
Да! с нами ночь. И новой властью
Дневная ночь объемлет нас,
Чтобы мучительною страстью
День обессиленный погас…
Поэтика лирического дневника не находится, конечно, в прямой связи с душевным состоянием поэта, – соотношение того и другого – дело крайне сложное и прихотливое. Но нельзя не заметить, что героиню «Снежной маски» и «Фаины» всюду сопровождает один навязчиво-постоянный эпитет – темный. Все в этих страстных стихах темное: струи, мост, дали, комета, встречи, очи, вино, вьюга, рыцарь, завеса, маска, цепи, память, сердце, вуаль, шелк, ложа, жребий, взор, орбиты, рай, плащ, вечер, голос, раб, храм, гранит, поле, плечи… Все – «темное». Люди, наблюдавшие тогдашнего Блока, единодушно говорят о его какой-то особенной легкости, окрыленности, стремительности. С «уверенной полуулыбкой» он быстро входил, как бы рассекая воздух, – полы щегольского сюртука разлетались. От него веяло ветром и вдохновением. Больше таким легким он уже никогда не был.
И все же… Андрей Белый, например, прозорливо разглядел в этой метельной легкости глубоко затаенную душевную боль: «Веселье то – есть веселье трагедии; и – полета над бездной; я видел – грядущий надлом…»
История этой любви довольно темна (опять то же слово на языке?) и вряд ли когда-нибудь может быть прояснена. Письма Блока к Н.Н.В. пропали, ее письма он перед смертью уничтожил. Сама Н.Н.В. в написанных на закате дней коротких воспоминаниях более всего была озабочена опровержением сложившегося по стихам представления об их романе. Она тщилась внушить читателю, что никакого романа, собственно, и не было.
В этом все же позволено усомниться.
Воспоминания Н.Н.В. – шифр умолчания. Она рассказывает, что упрекала Блока за некоторые строчки его стихов, якобы не отвечавших истине, например о «поцелуях на запрокинутом лице». Блок будто бы, смущаясь и шутя, отвечал, что поэзии не противопоказаны преувеличения и кое-что в его стихах следует понимать sub speciae aeternitatis, что, мол, дословно означает: «под соусом вечности».
Шутки шутками, однако на деле все было, нужно думать, серьезней. Вряд ли только преувеличением можно счесть воспоминание Блока о какой-то «погибельной ночи» в стихах, написанных уже после того, как отношения вообще кончились: «Ты ласк моих не отвергала…»
М.А.Бекетова, осведомленная о том, что происходило, со слов матери Блока, последовательно записывает в дневнике: «Саша хочет жить отдельно от Любы» (4 февраля), «Волохова не любит Сашу, а он готов за нею всюду следовать» (15 февраля), «Волохова полюбила Сашу» (12 марта). Да, речь заходила и о разводе (это подтверждает в своих воспоминаниях Любовь Дмитриевна) и о новом браке.
Характер у Натальи Николаевны был резковатый, властный. Вот сценка, зарисованная сатирическим пером Андрея Белого: «Волохова – очень тонкая, бледная и высокая, с черными, дикими и мучительными глазами и синевой под глазами, с руками худыми и узкими, с очень поджатыми и сухими губами, с осиной талией, черноволосая, во всем черном, – казалась она r serv . Александр Александрович ее явно боялся: был очень почтителен с нею; я помню, как, встав и размахивая перчатками, что-то она повелительно говорила ему, он же, встав, наклонив низко голову, ей внимал; и – робел. „Ну, пошла“. И шурша черной, кажется шелковой, юбкой, пошла она к выходу; и А.А. за ней следовал, ей почтительно подавал пальто; было в ней что-то явно лиловое… Мое впечатление от Волоховой: слово „темное“ с ней вязалось весьма; что-то было в ней – „темное“. Мне она не понравилась».
Выходит – эпитет, уснащающий строки «Снежной маски» и «Фаины», не случаен…
Блок настойчиво окружал сухощавую и довольно капризную даму ярким романтическим ореолом. Она и падучая звезда, и комета, влачащая звездный шлейф, она и «раскольничья богородица с демоническим», она и инфернальная «женщина, отравленная красотой своей», сродни нервным, властным и загадочным женщинам Достоевского.
Блок применял к Н.Н.В. строку Аполлона Григорьева «…сама ты преданий полна» и убеждал ее, что она, дескать, сама не знает, какие подсознательно-стихийные силы таятся в ней.
И, миру дольнему подвластна,
Меж всех – не знаешь ты одна,
Каким раденьям ты причастна,
Какою верой крещена…
Если в «Снежной маске» женский образ, по существу, еще безличен, мифологизирован, выступает как некий символ стихийно-трагической страсти, то в «Фаине» уже обрисовывается портрет и возникает характер.
В октябре 1907 года, непосредственно перед тем как был создан цикл «Заклятие огнем и мраком», очень важный для понимания образа Фаины, Блок написал (и вскоре напечатал) лирическую прозу «Сказка о той, которая не поймет ее». Это фразистая стилизация в декадентском духе, не очень высокой художественной пробы, и она не может идти ни в какое сравнение со стихами. Но «Сказка» любопытна как попытка воссоздать демонический характер женщины, которая стала для поэта «волей, воздухом и огнем».
«Тонкие чары» этой «темной женщины» не дают поэту покоя: «И она принимала в его воображении образы страшные и влекущие: то казалась она ему змеей, и шелковые ее платья были тогда свистящею меж трав змеиной чешуею; то являлась она ему в венце из звезд и в тяжелом наряде, осыпанном звездами. И уже не знал он, где сон и где явь… Вся она была как беспокойная ночь, полная злых видений и темных помыслов».
Такая трактовка образа отчетливо прослеживается в «Фаине»: «Но в имени твоем – безмерность, и рыжий сумрак глаз твоих таит змеиную неверность и ночь преданий грозовых», «Вползи ко мне змеей ползучей, в глухую полночь оглуши, устами томными замучай, косою черной задуши», «Надо мною ты в синем своем покрывале, с исцеляющим жалом змея…», «Я узнаю в неверном свете переулка мою прекрасную змею…», «Ты только невозможным дразнишь, немыслимым томишь меня». И, наконец, слова, вложенные в уста самой Фаины: «Когда гляжу в глаза твои глазами узкими змеи и руку жму, любя, эй, берегись! Я – вся змея! Смотри: я миг была твоя, и бросила тебя!»
Но есть и другой, не менее существенный, аспект образа Фаины – воплощение свободы и удали национального русского женского характера.
«Одна Наталья Николаевна русская, со своей русской „случайностью“, не знающая, откуда она, гордая, красивая и свободная. С мелкими рабскими привычками и огромной свободой…» – записывает Блок в апреле 1907 года. А в июне набрасывает стихотворение «Сырое лето. Я лежу…», примыкающее к циклу «Вольные мысли» (где тоже фигурирует «трагическая актриса» – Н.Н.Волохова). Здесь – прямое отражение реального обстоятельства: Блок читал известную книгу Августа Бебеля «Женщина и социализм», в которой доказывалось, что женщина в условиях капиталистического строя и буржуазного быта угнетена, подобно пролетарию, обречена на пусть домашнее, но рабство. Блок вступает в спор с Бебелем:
Ты говоришь, что угнетен рабочий?
Постой: весной я видел смельчака,
Рабочего, который смело на смерть
Пойдет, и с ним – друзья. И горны замолчат,
И остановятся работы разом
На фабриках. И жирный фабрикант
Поклонится рабочим в ноги. Стой!
Ты говоришь, что женщина – раба?
Я знаю женщину. В ее душе
Был сноп огня. В походке – ветер.
В глазах – два мира скорби и страстей.
И вся она была из легкой персти –
Дрожащая и гибкая. Так вот,
Профессор, четырех стихий союз
Был в ней одной. Она могла убить –
Могла и воскресить. А ну-ка, ты
Убей, да воскреси потом! Не можешь?
А женщина с рабочим могут.
Вот каков был диапазон поэтического представления Блока о Н.Н.В. – от беспечной баутты «бумажного бала» до мятежной соратницы поднявшегося на борьбу пролетария!
Черты свободной и удалой русской молодицы, роднящие образ Фаины с некрасовской женщиной, которая и «коня на скаку остановит», и «в горящую избу войдет», щедро рассыпаны в стихах Блока, вызванных к жизни увлечением Н.Н.В. Тут и «лебяжья поступь», и «открытый говор», и «цветистый хмель» женской красы под строгим платком монашенки, и «щемящие звуки» русской песни, и вообще – вся поэзия «вольной Руси».
Смотрю я – руки вскинула,
В широкий пляс пошла.
Цветами всех осыпала
И в песне изошла…
С ума сойду, сойду с ума,
Безумствуя, люблю,
Что вся ты – ночь, и вся ты – тьма,
И вся ты – во хмелю…
Далее героиня этого цикла возникает в образе «лихой солдатки», написанной уже совершенно некрасовской кистью:
В ней сила играющей крови,
Хоть смуглые щеки бледны.,
Тонки ее черные брови,
И строгие речи хмельны…
И сам герой преображается, проникаясь поэзией «вольной Руси»:
Ты знай про себя, что не хуже
Другого плясал бы – вон как!
Что мог бы стянуть и потуже
Свой золотом шитый кушак!
Что ростом и станом ты вышел
Статнее и краше других…
Наиболее полное воплощение национальный женский характер получил в творчестве Блока в образе другой Фаины – героини драматической поэмы «Песня Судьбы», которую он начал писать в апреле 1907 года.
О «Песне Судьбы» речь впереди. Здесь скажу только, что Блок думал о Волоховой, когда писал и эту Фаину, и писал для нее, хотел видеть ее в эффектной роли знаменитой каскадной певицы, «самой красивой дивы мира», родом из русских крестьянок раскольничьей веры.
Блок вдохнул в образ Фаины свои заветные мысли о русской национальной стихии, о судьбе России. Н.Н.В. в лучшем случае, вероятно, смогла бы сценически воплотить эту аллегорию. Но того груза, который Блок вознамерился возложить на ее плечи, выдержать ей было не по силам. Не была она ни кометой, ни раскольничьей богородицей, а просто умной, тонкой, интеллигентной женщиной, актрисой среднего дарования, не причастной никаким инфернальным раделиям.
Поистине Блок сочинил о ней сказку, понять которую она не могла, да и не хотела.
6
А реальная, повседневная, по-своему сложная, запутанная жизнь, не считаясь ни с какими мифами и аллегориями, увлекала живых людей по своему течению.
Как странны были речи маски!
Понятны ли тебе? – Бог весть!
Ты твердо знаешь: в книгах – сказки,
А в жизни – только проза есть.
Тут, наряду с Натальей Николаевной Волоховой, снова выступает на сцену Любовь Дмитриевна Блок со своими победами и поражениями, надеждами и досадами, со своей порушенной семейной жизнью. Блок мог бы сказать про «безумный год», проведенный «у шлейфа черного», стихами младшего своего собрата:
Две женщины, как отблеск ламп Светлана,
Горят и светят средь его тягот…
После разрыва с Андреем Белым Любовь Дмитриевна решительно отказывается от амплуа «функции» при муже, которое на деле оборачивалось «фикцией» личной жизни, и, как говорит в воспоминаниях, «уходит с головой в свое „человеческое существование“». В чем выражалось это по преимуществу, увидим дальше.
Впоследствии, пережив бурные взлёты и катастрофические крушения, Любовь Дмитриевна объясняла дело таким образом, что, оставшись с Блоком, она тем самым определила единый и окончательный «курс» своей жизни, «какой бы ни была видимость со стороны».
«Оставшись верной настоящей и трудной моей любви, я потом легко отдавала дань всем встречавшимся влюбленностям – это был уже не вопрос, курс был взят определенный, парус направлен, и „дрейф“ в сторону не существен».
Объяснение удобное, но не убедительное, ибо «дрейфы» Любови Дмитриевны были столь часты и так далеко уводили ее в сторону, что ни о каком «определенном курсе» говорить не приходится.
В начале 1907 года, в хороводе закружившихся масок, Любовь Дмитриевна оказалась в трудном положении. Отношения с Андреем Белым оборвались обидно для ее самолюбия, а поведение Блока задевало ее еще сильней.
Свою растерянность и досаду она скрывала под наигранным весельем и несколько нервозной аффектацией (вообще говоря, ей несвойственной). О том, чего это ей стоило, говорят ее стихи, которые она стала писать в это время. Часть их сохранилась среди ее бумаг. Они обращены к Блоку и полны воспоминаний о якобы обретенном и вскоре потерянном счастье.
Зачем ты вызвал меня,
Из тьмы безвестности –
И бросил?
Зачем вознес меня
К вершинам вечности –
И бросил?
Зачем венчал меня
Короной звездной –
И бросил?
Зачем сковал судьбу
Кольцом железным –
И бросил?
Пусть так. Люблю тебя.
Люблю навек, хоть ты
И бросил.
Фигурирует в стихах Любови Дмитриевны и разлучница – Н.Н.В.: «Зачем в наш стройный круг ты ворвалась, комета?..»
Блок оценил эту неплохую строчку, поставив ее, наряду с великолепной «Кометой» Аполлона Григорьева, эпиграфом к сборнику «Земля в снегу».
Такова Dichtung. Какова же была Wahrheit?
Образовалось довольно сложное положение. Снова, как и в случае с Андреем Белым, переплелись судьбы трех людей. «На всем острове – только мы втроем, как-то странно относящиеся друг к другу, – все очень тесно», – пишет Блок матери. Случайный знакомый забрел как-то на Лахтинскую – сидели все трое, – и вот его впечатление:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84