-- Не раньше ли ты за оружие взятся?- спросил он, скрывая волнение.
Рихард опустил руку.
- Из тебя вышел бы следователь,- сердито ответил он и цинично признался: - Конечно, раньше. Я был в отряде колонеля Маймеля. О пас народ еще дотго будет говорить. Между прочим, в НКВД я все это буду отрицать. Прими к сведению, если собираешься стать иудой. Всего можно ожидать от человека, который ив хочет поздороваться с родным братом.
Отто РЮНК тяжело дышал
- Лучше бы тебя убили! - сердито сказал OIL
- Зачем ты меня перехватил? Я успокоил бы этого мальчишку и исчез своим путем.
- Ты бы и меня "успокоил", если бы не знал, что слабее.
Рихард исподлобья бросил взгляд на брата:
- Это верно. И ты готов отправить меня на тот свет.
- Готов. И не пытайся бежатц Рихард. Я не пожалею.
Братья умолкли. ОБИ презирали друг друга.
- Ты теперь, наверное, в партии? - нащупывающе спросил пленный.
- Да.
Рихард как-то съежился.
- Этого можно было ожидать,- проворчал он и неуверенно добавил: - У тебя нет ни одного доказательства. Я буду все отрицать. И, в конце концов, выдав меня, ты только повредишь себе. Не забудь, что я твой брат.
- Так что я должен еще раз помочь тебе? - сказал Отто.
- Должен. Логика жизни.
Отто Рюнк вспомнил, что его рога ведет наступательный бой, он не может терять времени, он должен торопиться.
- Что ты знаешь о Вильме?
ОЙ, правда, решил не спрашивать этого у Рихарда, но все же спросил.
- О Вильме? Мало. Я был в Польше, в Белоруссии, последнее время возле Мехикоорма. Все время вне Таллина.
Отто жадно слушал его.
Рихард, внимательно следивший за братом, добавил сквозь зубы:
- Жила, кажется... с немецким фельдфебелем. Старшина роты крепко сжал челюсти, только бы
брат не увидел, как потрясло его это сообщение. Он покачнулся как пьяный.
- Об этом ты мог бы... и промолчать,- с трудом выдавил он из вдруг пересохшего горла.
- Да сам я... ничего.., не виделг- буркнул Рихард,
- Сын? Уно?
- Не знаю... Последнее время молодых брали во вспомогательные войска авиации.
Отто едва смог удержать стон.
- Ладно,- сипло сказал он,- пошли.
Возле переправы был сборный пункт пленных.
- До свидания, Отто,- сказал Рихард.- Для меня война окончилась, для тебя она еще впереди.
У старшины роты хватило сил спокойно ответить:
- Да, для тебя война окончилась, для меня она продолжается. Как она окончится, это ты, Рихард, теперь, наверное, и сам соображаешь.
Рихард знал, как любил Отто жену и сына. И он подумал, что брат у него сильный человек.
- "Здравствуй" ты мне не сказал. И на прощание, наверное, руки не подашь. Бессердечный ты человек.. До свидания.
Старшина роты резко повернулся и, грузно ступая, пошел вверх по склону.
Рихард Рюнк заметил рядом с собой немца, что-то бубнившего себе под нос. Он яростно ударил сто в лицо.
Отто Рюнк не оглядывался и не видел, что произошло на берегу, среди пленных. В кустах он вдруг сдал, Мысли смешались. Он слышал треск пулеметов, разрывы снарядов где-то впереди, но все это больше не доходило до его сознания
XIV
1
Когда утром третьего дня наступления полк от Харувере повернул к поселку Мяэрнсти, сержант Юри Вески понял, что дорога войны ведет его в родные края. Отсюда до поселка было рукой подать, и здесь он знал каждый клочок поля, каждую тропинку, лесок, каждый дом и даже деревья на обочине шоссе. Справа остались кивимяэские поля. Здесь он выворачивал и колол камни. По-разному: и клиньями, и огонь под ними разводил, и взрывал. Там, в Кивпмяэ, Юта как-то пришла посмотреть, как он клиньями раскалывал синевато-черный валун. Юта удивилась, что такой огромный камень так аккуратненько раскололся пополам. А он, Юри, ходил и искал еще больший камень, хотел показать свою силу.
Для хозяйской дочки он готов расколоть пополам, как брюкву, даже валун с бедняцкий дом высотой. Тот самый валун, который лежит у них за домом, под черемухой. Так он похвалялся и называл Юту хозяйской дочерью, хотя знал, что она батрачка. Девушки никогда не обижались на титул хозяйской дочки, но Юте это не понравилось. Она заносчиво ответила: "Л разве батрачку порадовать негоже?" Четыре года дружили они, прежде чем пожениться. И все четыре года Юта подтрунивала над ним из-за этой хозяйской дочки. Дразнила и позднее, когда они стали мужем и женой. Но он, Юри, на хозяйских дочерей и не засматривался. Когда какая-нибудь падкая на мужчин навязывалась, он, конечно, не зарекался, потому что в молодости кровь беспокойная. А в тот раз, называя Юту хозяйской дочкой, он хотел только ее.
Все припомнилось Вески, когда он маршировал по шоссе к Мяэристи.
В километре за Кивимяэ шумел ельник, клином врезавшийся в рабааугуские поля. От опушки ельника начинаются его двенадцать. К ним он добавит еще четыре-пять, осушив болото.
С каждым шагом Вески волновался все сильнее. Как-то там, в Рабааугу? Поле, конечно, цело и снова в лапах Сасся, но уж он, Вески, свои права восстановит. Но стоит ли по-прежнему под березами их дом? Он отстроен только наполовину... Или Сассь разорил его? Сассь не простил, что у него урезали землю. Вески вспомнил, как лет десять назад, еще до того, как стать батраком в Рабааугу, он прошел через паровое иоле Сасся.
"Эй, ты, где ходишь? Это моя земля!"- закричал ему Сассь. "Где же мне ходить, по облакам, что ли?" - крикнул он в ответ. "Не выйдет! - рявкнул Сассь. - У меня участок куплен от земли до неба!" Такой форсистый был рабааугуский хозяин. Нет, дом, наверное, стоит, едва ли Сассь тронул его. Сассь любит рявкать и угрожать. Больше всего Вески беспокоился, найдет ли он здесь, в Рабааугу, Юту или Сассь прогнал ее. Нет, Сассь не выгнал Юту. Сассь мог и худшее сделать. Половина прихода полна его незаконными ребятишками, от Сасся всего можно ожидать. Здесь, на шоссе, откуда ясно виднелись ели, окружавшие земли Рабааугу, Юри Вески в который раз уже мысленно повторял, что его Юта сумела постоять за себя и что нет причин сомневаться в чистоте спутницы жизни. И если он, возвращаясь домой, может смотреть в лицо любому, то и Юта не должна ни перед кем опускать взор.
Вески показал рукой на лес и сказал шагающему рядом Тислеру:
- Рабааугуские ели.
Тислер понял, что происходит в душе друга.
- Отпросись у старика. Мянд не откажет. Заскочишь домой.
Лесок приближался.
- Я пойду с тобой,- предложил Тислер.- Здесь большие леса.
Про себя Вески рассуждал, что он не побоялся один пойти. Но Тислер хороший друг, он предложил
от чистого сердца, отказываться не годится. Вески поискал взглядом командира роты.
Из-за леса послышались выстрелы. Сперва одиночные, винтовочные, потом затрещали автоматы и пулеметы. Рота не остановилась. Огонь усилился. Послышались разрывы мин и гранат. Вески достаточно наслушался выстрелов и взрывов, но эта стрельба, доносившаяся от поселка Мяэрисги, привела его в смятение.
- Юхаи! - растерянно позвал он Тислера.
- Похоже, что мы всей ротой придем к тебе в гости,- отозвался тот.
Предсказание Тислера сбылось, рота получила приказ обойти поселок слева. Сделать это можно было, только пройдя через край леса и через поля Рабааугу, Вески сразу же понял это. Если Юта с сыном и дочерью живут в Рабааугу и'над ними начнут свистеть пули, тогда шутки плохи. Может, и орудия подтянут. И неизвестно, останутся ли от построек хоть щепки. Хорошо, что хлеб убран,- на взрытых и затоптанных полях много не соберешь.
Вески часто думал о своем возвращении домой, но не таким представлял он себе его.
Более пятнадцати километров отступал враг, не оказывая серьезного сопротивления. После Харувере Вески не сделал ни одного выстрела. А здесь, в Мяэристи, в воротах его дома, опять пытаются остановить их наступление. Вески понял, что отступающему врагу важнее удержать в своих руках Мяэристи, где сходятся два шоссе, чем, скажем, Видала, которое они захватили два часа тому назад, но хоть он это и понял, все равно ему казалось, что бой вспыхнул из-за него, чтобы полною мерою вкусил он все ужасы войны. Неужели недостаточно тех испытаний, сквозь которые он прошел? Неужели и к своему дому ему придется ползти под свистящими над головой пулями? Нет, здесь он не будет ползти. На свою землю, на землю, право на которую он тысячекратно заслужил трудом, он вступит как хозяин, подняв голову.
Но ползти ему пришлось. Пришлось потому, что со двора дома его встретили свинцовым градом. А у Сасся было тихо. Там не сверкнуло ни одного огонька. Здания будто вымерли. А ведь каменный хлев Сасся для обороны надежнее, чем деревянный дом его, Вески. Постройки Сасся останутся нетронутыми, а его дом просверлят, как сито.
Вески, не отрываясь, смотрел на свой дом. Ветви березы касались крыши именно так, как он это помнил только бревна стали потемнее. В день ухода здание светилось, как зрелая рожь. Вот окна, которые он сам забил досками Он успел построить только одну комнату и кухню, а вот обить стены изнутри так и не удалось. Хорошо еще, что успел рамы вставить и полы настлать. Если бы не эта тысячу раз проклятая война, он давно бы достроил все, что намеревался. Достроил бы, и теперь, наверное, и не вспоминал бы об этом. И веранда, фундамент для которой он уже заложил, тоже сверкала бы сейчас яркими разноцветными стеклами. Сассь лопнул бы от зависти. И так уж из себя выходил...
На поле, где он посеял озимую пшеницу, сейчас стояли необмолоченные скирды. Смесь - овес, ячмень, как обычно сеял Сассь. У Вески сжалось сердце. Значит Сассь отобрал землю. А если не было земли, что оставалось делать Юте? Пойти на поклон к Сассю. А маленькую дочку отдать к серому барону в пастушки...
Как Вески ни смотрел, он не видел ничего, что говорило бы о судьбе Юты. Чернели окна комнаты, в них не было даже стекол. Это открытие новым грузом легло на душу Вески. Он криво усмехнулся. Ведь немцы превратили дом в свой опорный пункт, разве могут быть тут какие-нибудь следы прошлой жизни. Но где Юта? Юта и дети... Теперь уже шестилетняя Май и сын, которого он еще и не видел...
Вески немало повидал обозов с беженцами. Может быть, и Юта трясется сейчас где-нибудь на телеге, в ногах сидят дети, к задку телеги привязана корова. А может быть, спряталась в этом самом ельнике, что тянется от его дома до самого Харувере? Да и есть ли у нее корова?, А может быть, Юты. Вески не посмел додумать до конца,
Злость уступила место горю, а горе снова злости, И от злости он потерял терпение. Он не должен терять тут времени, он должен немедленно выяснить, что с Ютой, где его дети.
- Здесь бы надо орудие. Как на Эмайыги,-нетерпеливо ворчал он и тщательно целмлся.
То ли руки дрожали, то ли что-то туманило глаза, но шыетрелы его не достигали цели. В ярости он подбежал к согнувшемуся Кальму.
- Стреляй ты! - потребовал он. Кальм удивился.
- Меня глаз обманывает. Мой дом, понимаешь? Целься в угловое окно,- кажется, оттуда стреляют.
Кальм испытующе посмотрел на Вески:
- Твой дом?
- Мой. Видишь, ветви березы нависли над крышей.
Кальм заметил, что у Вески дергались уголки рта.
Кальм выстрелил. И впервые подумал он: "Как тяжело было русским сотни и сотни раз переживать то, что чувствует сейчас Вески! Люди страдают одинаково. И мы, эстонцы, должны найти в себе силы все вынести. Вынести и бороться".
Вески заметил, что стрелял не только Кальм - стреляли Тислер, Тяэгер, вся рота. Ребята пришли к нему в гости. Видел бы Сассь этот фейерверк! Сассь мечтал о войне. Был бы он сейчас хотя бы в своем подвале... Вдруг Вески вскочил и побежал к березам, ветви которых повисли над крышей его дома. Побежал к своему дому, каждое бревно которого он уложил на место своими руками.
Тислер крикнул, чтобы он ложился, но Вески не слушал. Тогда вскочил Кальм и также побежал, хотя этот дом, крыши которого касались ветви березы, не был его домом. Бежал и Тислер, бежал и Тяэгер, вся рота бежала.
Вески не добежал до дома. Возле берез, о стволы которых щелкали пули, он бросился на землю. Сорвал с пояса гранату и бросил. Первая граната разорвалась у фундамента, вторая влетела прямо в комнату. Вески порадовался, что кто-то - то ли немцы, то ли Сассь - снял с окон рамы.
Он поспешил к двери.
Тислер, все время следивший за Вески, оттолкнул его в сторону:
- Осторожно, а то еще на своем дворе... Короткая очередь сквозь дверь прервала его слова.
Вески, сердито обернувшийся к Тислеру, увидел, как вдруг расширились глаза товарища и тут же погасли. Тислер привалился к стене и медленно сполз в растущую возле ступенек крапиву. Вески застыл на месте. "Откуда здесь крапива?" - промелькнула странная мысль.
- Юхан...- прошептал он, еще не понимая, что произошло.
Он услышал глухой стук. Выскочивший из окна кухни немец медленно трусил к колодцу, меняя на бегу кассету автомата. Вероятно, это был очень хладнокровный солдат, у него хватило выдержки прикрыть отступление других. Теперь он надеялся удрать. Но Вески тут же забыл о фрице, он и не подумал, что тот может послать очередь и по нему. Он осторожно поднял друга на руки и перенес из крапивы под березы.
- Юхан...- снова позвал шепотом товарища. И только теперь, у безжизненного тела Тислера, он понял, что если бы друг не оттолкнул его в сторону, он сам лежал бы здесь под березами. Потому что Юхан тоже не оставил бы его в крапиве.
Щелкнул выстрел, потом второй. Опираясь локтем о Колено, Кальм стрелял из снайперской винтовки. Вески заметил, что Кальм пытался подстрелить того самого фрица, который убил Тислера, а теперь, петляя как заяц, быстро удирал по полю в лес. Вески бросил на Кальма благодарный взгляд и опустился рядом с Тислером на колени.
Еще два выстрела. Вески не видел, как упал немец и, скорчившись, остался лежать на невспаханной земле.
Подошедший санитар констатировал то, чему все еще не мог поверить Вески,- Тислер умер. Только когда Мяги начал искать в карманах Тислера документы, Вески очнулся. Он отвел руки командира взвода и сам расстегнул карманы. Рядом с завернутыми в пропитанную маслом тряпочку красноармейской книжкой и партийным билетом он нашел письмо, на котором значилось имя Юты Вески и знакомый адрес. Адрес той самой усадьбы, где они сейчас находились. Вески узнал свой почерк, узнал треугольный конверт из листа тетради в клетку, вспомнил бои под Луками и беседы, которые он вел тогда с Тислером, и понял глубже, чем когда бы то ни было раньше, каким верным другом был ему Юхан Тислер.
Кто-то крикнул:
- Ребята, дом горит!
Вески увидел дымок, тянувшийся из окон, но равнодушно отвернулся, как будто этот стоящий под березами дом и не был построен его руками.
Старшина роты Рюнк вбежал в дом. Стену комнаты, загоревшуюся от взрыва гранаты, быстро потушилл. За домом нашли два трупа в голубовато-зеленых мундирах и еще один возле подвала.
Не о таком возвращении домой мечтал Вески. Долго размышлял он над этим, сидя рядом с Кальмом на ступеньках своего дома. Дом был цел, но разграблен, а стены просверлены пулями его и его товарищей. Всего две знакомые вещи нашел здесь Вески. Кухонную скамью, которую он сам сколотил из оставшихся обрезков досок, и большую деревянную поварешку, которая каким-то чудом уцелела на крючке над плитой.
О многом хотелось пораздумать Вески. Кальм знал это, потому что после боя он вместе с Вески обошел всю деревню и половину поселка. Усадьбы пусты. Издали они, правда, видели старика, в котором Вески узнал владельца усадьбы Курвитса. Но старик шнырял на чужом дворе, и, когда они туда пришли, старик исчез.
- Высматривает, что бы в свой амбар утащить,- сказал Вески и махнул рукой.- От этого старика так и так честного слова не услышишь.
В усадьбе рабааугуского Сасся они не обнаружили ни души. Все говорило о том, что отсюда убегали поспешно, в панике. Остальные могли и удрать, но старый Сассь, наверное, где-нибудь спрятался, утверждал Вески. Эта кулацкая душа, - Тислер всегда называл владельцев богатых усадеб кулаками, - даже под угрозой смерти не оставил бы свою землю и добро. Потому что без земли и денег Сассь то же самое, что конский навоз перед хлевом.
Только в четвертой усадьбе - Сооматси - встретили они древнюю старуху. Она или очень мало знала, или не осмеливалась говорить. Юта будто бы уже в первую военную осень вместе с дочерью ушла из Рабааугу. Куда? Почему? Об этом старушка не сказала ни одного толкового слова. "Все еще боится Сасся",- подумал Вески. Только в поселке он услыхал от знакомого хромого сапожника, который во время боя спрятался в картофельном погребе, что Юта уехала, кажется, куда-то под Пярну. Так, мол, говорили. Да, дочка была здорова, и сама Юта выглядела, как полагается женщине, которая через месяц ожидает прибавления семейства.
Кальм со страхом подумал, не придется ли ему так же узнавать в Таллине судьбу своих родителей. Таллин очень сильно бомбили, кто знает, что ожидает его дома...
Так, раздумывая каждый о своем, сидели они на ступеньках.
Наконец Вески встал и сказал:
- Сюда, в Рабааугу, я вернусь, когда все кончится. Помолчал немного, потом добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28