Старший сержант Юри Вески стал старшиной первого взвода. Командиром отделения назначили сержанта Тислера. Энн Кальм получил повышение - стал ефрейтором.
И еще одно дело. Выросла семья Тислера. Жена родила ему дочь.
А в остальном все по-прежнему.
Внйес по вечерам исчезал в деревне, и когда утром, составляя строевую рапортичку, он клевал носом, Тюнк ругал его:
- Ты что, развлекаться сюда прибыл? - Так я ничего...
- Мянд приказал предупредить. В последний раз,
- Откуда он знает? - испугался ротный писарь.
- Ему по ночам не спится. Увидал, что твое место пусто, дал взбучку мне и Мяги. Рассердился всерьез.
- Ну, назначьте Лоога на мое место. Я иначе не могу.
- На гауптвахту бы надо тебя...
- И это не помогло бы, Отто. Оиа изумительная женщина. После войны поеду к вей, буду в России жить. Чего ты смеешься?
- По годам - мужик, по уму - ребенок. В каждой деревне теряешь голову. Брось шутки шутить. Попадешься - пеняй на себя.
Разговор с Рюнком опечалил Вийеса. Но ночью он опять исчез.
Тяэгер стал мрачным и хмурым. Он всем возражал и на учениях держался тупо, как деревянная колода. Крепко довелось помучиться с ним командиру взвода Мяги. Единственный, с кем Тяэгер немного считался, был старший лейтенант Мянд. Сейчас никто не хотел ссориться с командиром роты, потому что он стал суровее и требовательнее, чем когда бы то ни было раньше.
- Как Симуль,- горевал Тислер.
- Нет,- защищал Мянда Тяэгер,- я на его месте еще хуже был бы. Такая жизнь любого из себя выведет. Советская Армия ведет бой на западе от реки Наровы где-то под Аувере, а мы здесь учения проводим.
Вдруг Вески показал зубы:
- Не ной. Раз приказано ожидать, так жди, хотя сердце и сочится кровью. Придет время, бросят и нас вперед,- тогда покажешь себя.
Старший лейтенант Мянд попытался забыть Кирсти, забыть свою неудачную любовь. Но справиться со своим чувством он не мог. Избегал встреч с Кирсти, а когда они иногда все же встречались, держался так, как будто между ними ничего произошло. Только сам Рейн Мянд знал, какого огромного напряжения это ему СТОИЛО.
Он загружал себя работой, стал очень требовательным к подчиненным.
Днем ему еще удавалось не думать о Кирсти, но по ночам он не мог никуда уйти от воспоминаний.
Известие о рождении дочери привело Тислера в вос" торг.
- Во время войны женщины должны бы приносить сыновей,-сказал Мяги.- Но от человека из Самбрука нельзя требовать большего.
Тислер смеялся. Он был так счастлив, что не ответил на подначку друга.
Лоог хихикал:
- Его ли эго ребенок-то?
- Из тебя, наверное, никогда человек не выйдет,- сказал ему Вески.
Тислер смеялся й на слова Лоога. Его ничего не трогало.
Все свое свободное время Лоог посвящал завязыванию знакомств Й связей. Долгое время он обхаживал батальонного адъютанта. Он бросил курить, выменял на табак алюминиевый портсигар, на котором были выгравированы ели, горы и сабля, дал выгравировав еще слова: "От бойцов бат. лейт. Симулю" - подарил его адъютанту. Он чистил сапоги Симуля и оказывал ему множество мелких услуг. Симуль, головные боли которого, по его словам, не прошли, а лишь стали легче, потому что пройти они якобы вообще не могут,- так, мол, сказали и ленинградские профессора, которые будто бы весь март месяц основательно исследовали его,- охотно пользовался услужливостью Лоога. Но старался Лоог зря, Симуль так и не помог ему перейти в тыловую часть. Лоогу казалось, что он увяз в стрелковой роте, как в смоле.
У Рауднаска разболелись ноги.
- Это от болотной воды. И мне по утрам поясницу не разогнуть,- сказал Тязгер.- Пусть тебя направят к врачу. Тебя надо бы освободить от этого хлюпанья в болоте. Вообще это бессмысленно. Где нас ждут болота? Думаешь, фрицы полезут в трясину?
- Мы должны быть готовы ко всему,- вмешался Мяги.
Сам Рауднаск молчал. Он был у врача. Боли в ногах не проходили.
На контрольных стрельбах Энн Кальм был первым Примерно в это же время возник слух, будто его ви" дели с Кирсти Сарапик.
- Оставь девушку в покое,- посоветовал Кальму Тяэгер.- Мало, что ли, у нее и без тебя поклонников!
- Я люблю ее,- признался Кальм.- Но, наверное, я никогда не скажу ей этого.
Тяэгер внимательно посмотрел на друга:
- Каждый из нас по-своему с ума сходит. Кальм охотно обнял бы пулеметчика.
Вески разговаривал с женщиной, которая пришла прямо из Эстонии, из-за Наровы.
Женщина рассказывала:
- К нам на хутор прищли немцы и потребовали, чтобы мы бросили дом и уходили в Раквере. Угрожали автоматами, что-то каркали по-своему. Потом русские начали бомбить. Я, наверное, похожа на чучело, не обессудьте. Я ведь ушла прямо из хлева, не успела и переодеться-то. (В этом месте Вески вставил, что аккуратный человек не пойдет в хлев в праздничной одежде, на что женщина благодарно улыбнулась.) В чем в хлеву была, в том и в лес убежала. Немцы трещали из автоматов, бомбы или мины, что уж там было, рвались - трах да трах. Все кругом в огне. Огонь, и грохот, и вой. Все у меня в голове смешалось, и вот я здесь, прямо как на посмешище всем. (Тут Вески снова прервал ее и заверил, что никто над ней не смеется.) Старое пальто и сбитые туфли. И в машине, на которой меня сюда довезли, был еще гвоздь, я зацепилась и почти начисто оторвала рукав. Корова осталась в хлеву недоеная. Все добро в доме пришлось бросить. Немцы не позволили ничего взять с собой. Все кричали "шнеллер" и "шнеллер". Вы меня дальше не посылайте, я уже достаточно далеко ушла. Оставьте у себя, могу вам еду варить... И дома нашего теперь, наверное, уже нет. Хлев завалился уже тогда, когда меня выгоняли. Осколки свистели над головой, от колодца столб пламени в небо рванул. Добро-то нельзя бы бросать, так ведь эсэсовцы. А что я могу против автоматов? Что мне теперь делать? Русские дали поесть и... Боже мой, далеко ли меня увезут-то? Когда я обратно вернусь? Я человек чистый, не смотрите, что на мне поношенное пальто и рваные туфли. Я была как раз в хлеву, когда пришли немцы, и вот теперь я здесь.
Вески утешал ее. Он спросил у беглянки, как поступили с новоземельцами, отобрали землю или оставили. Женщина объяснила, что земля отошла прежним хозяевам и что она радовалась, что не взяла прирезка, потому что в их деревне двух новоземельцев расстреляли и одну женщину, Клариссу Лепик,- муж ушел вместе
с отступавшей Красной Армией,- арестовали и увезли в Нарву.
Обо всем этом Вески рассказал своим товарищам,
Рассказывал, а душу грызла забота о судьбе Юты, дочери и третьего, кого он еще не видал.
Война, сотни раз проклятая война, всю жизнь она смешала...
Ночью он снова мучался от приступа боли.
Старшина роты Рюнк терпеливо ждал большого боя. Он не мог избавиться от предчувствия, что не все бу дет хорошо, что получится не так, как он мечтал.
Капитан Аава часто видел сны. Они очень походили один на другой. Аава видел себя дохма. Он проверяет ученические тетради, жена заглядывает в дверь и улыбается. Подходит к нему и говорит: "Почему тебя так долго не было?" - "Я был на войне, ты ведь знаешь, что я был на войне". Вдруг он оказался в военной форме, жена заплакала. Исчезли тетради и письменный стол. И они уже не дома, а в землянке. Жена стоит в дверях и улыбается сквозь слезы. Иногда сон начинался по-другому. Он не проверял ученические тетради. Он вообще не был дома. И землянки не было. Но была жена, и она улыбалась и потом плакала.
Часто во сне Аава говорил с капитаном Сауэром, Это были путаные, пестрые сны. По утрам капитан не мог вспомнить подробностей, но странное ощущение долго не исчезало.
Кашлял капитан Аава меньше, чем в начале войны.
Он видел, что старший лейтенант Мянд страдает, но помочь товарищу не умел.
Пришел сержант Вески и сообщил:
- Выступаем
- Что? - разволновался Тяэгер.
- Завтра пятидесятикилометровый поход,
- Иди к черту! - рассердился Тязгер.
- Махнем к морю. И тогда будет бой. Вот только я не знаю, будет ли нашим противником вторая дивизия или так просто повозимся,- пояснил старшина взвода.
Поход проходил в полной боевой обстановке. Ши-нельные скатки через плечо, на спине вещмешки, полное вооружение и боеприпасы. Пекло солнце. Уже первые километры вогнали людей в пот.
- Хоть бы ветерок! - горевал Тислер, смахивая со лба пот, заливавший глаза.
Вийес едва тащил ноги. Глаза у него ввалились, лицо побледнело.
- Смотри не отстань,- предупредил Рюнк. Вийес попросил Тяэгера:
- Будь другом, помоги.
- По деревням шляться ты можешь, этакий сморчок, а за девчатами бегает, как гончая. Поди ты к черту!
- Ребята, не хнычьте! Война есть война,- сказал проходивший мимо старшина роты.
Мяги обернулся и крикнул:
- Прекратить разговоры в строю! Тяэгер не обратил внимания:
- Война - это кара для человека. Война не нужна, но если уж она началась, полагается воевать, А как назвать то, что делаем мы?
- Прекратить разговоры! - снова послышался голос командира взвода.
Поздно вечером, после похода и отражения воображаемого противника, когда рота ужинала, с совещания офицеров прибыл сияющий Мяги:
- Нам объявили благодарность.
- А мне плевать! - презрительно бросил Тяэгер. Командир взвода объяснил:
- Благодарность командующего армией. Такую благодарность заслужить не так-то просто.
- Все одно,- непоколебимо стоял на своем пулеметчик.
Но вопросов, требующих ответа, у Тяэгера накопилось много. Один - и самый важный: почему их не отправляют на фронт? Сотни дивизий сражаются, только их держат в тылу. На юге идут наступательные бои, на севере жмут так, что земля дрожит, а они, как зеленые новобранцы, повторяют азы. И не поможет здесь никакая благодарность, ну да, за десять часов прошли пятьдесят километров и после этого на берегу моря еще
в войну поиграли... Если б их похвалили за освобождение клочка земли хотя бы с ладонь величиной, тогда порадовался бы, а теперь... Капитан как-то сказал, что их ожидают дома. Энн тогда еще спросил, как он, Тяэгер, думает: ожидают ли? И вот теперь они, хотя их прихода ждут тысячи людей на родине, все еще занимаются осточертевшими учениями.
Из штаба батальона задыхаясь пришел длинный тощий связной и срочно позвал куда-то командира взвода.
- Мяги не легче, чем нам,- с упреком заметил Вески пулеметчику.- Такая гонка до седьмого пота!
- Тяэгер его ловко отбрил,- сказал Лоог.
- Ты, тыловая крыса, хватит губами шлепать! - вздохнул Тяэгер.- После Нарвы получишь право вмешиваться в разговор мужчин.
- Ничего-то ты, Биллем, не понимаешь. Ведь нас специально берегут,- продолжал Вески,- Мы ведь будем нужны в Эстонии. Я уже давно понял это.
- А и верно! - согласился Урмет.- Неужели вы не соображаете, что после войны мы будем, как говорится, кадрами?
Лоог спросил:
- Кадрами? Как это? Тяэгер махнул рукой.
- Берегут! Кадры! Сочиняете невесть что,- проворчал он.- И все равно пи один народ не сме^т отсиживаться за чужой спиной. Ни один, даже самый маленький.
1
Шли уже несколько дней. С полным снаряжением. В полном боевом порядке.
- Скоро Чудское озеро,- сказал Кальм. Тяэгер широко улыбнулся:
- Наконец-то!
- Не говори "гоп", пока не перепрыгнешь. Мало мы топали из одного леса в другой...- протянул Рауднаск, У него болели ноги. Рюнк устроил так, что Рауднаск мог бы ехать в телеге хозвзвода, но он отказался.
Вески сказал:
- Нет, это не обычный поход. И Мянд сказал, что махнем в Эстонию.
- Почему нас па Нарвский фронт не направили?
- Артиллеристы там побывали. Рауднаск не прекращал:
- И Тарту русские взяли.
- А что в этом плохого? - спросил Урмет. Рауднаск молчал.
- Виктор все еще не верит.
- Чему? - не понял слов Тяэгера Сярглепп.
- Что мы идем в Эстонию. Вески сплюнул:
- Ну прямо-таки Сассь, настоящий Сассь! Рауднаск шагал молча.
- По всем приметам на этот раз дело серьезное,- говорил Тислер.- Скоро будет Чудское озеро. Сланцы уже прошли. Эти края я знаю. Два года в Гдове ходил в школу. Шпиль Гдовской церкви и озеро покажутся почти одновременно.
- Ого, ты и в Гдове жил! - удивился Тяэгер.- Ничего больше не понимаю. Ты же родился в Крыму, потом был в Сибири. Когда ты в Гдов попал?
- Неисповедимы пути господни,- засмеялся Вийес.- Давно ли я был писарь, а теперь подручный Виллу. Что дальше будет - не знаю.
Лоог заметил:
- Рыба ищет, где глубже, человек - где лучше. В тыловых частях - вот где была житуха. Я как сыр в масле катался.
- Ничего тут нет удивительного,- объяснил Тислер.- Отец у меня тогда служил в пограничниках. Три года жили врозь, потом он потребовал, чтобы мы приехали к нему. Ну и поехали. Мне тогда было тринадцать.
- А как ты в Сибирь попал? - спросил Кальм.- Почему вы не вернулись в Крым?
- Я же вам говорил, что Самбрук неподходящее место для культурного человека,- вмешался командир взвода Мяги.- Увидели свет, сравнили. Глаза открылись. В Джурчи они, конечно, вернулись бы, но ведь Самбрук не Джурчи. Голые горы и кислый виноград,
- Хотя ты и начальство, я должен возразить, потому что истина дороже, чем речь, угодная начальству. Самбрук - рай по сравнению с Джурчи. Мы поехали в Сибирь вслед за отцом. Его туда перевели.
Уже сентябрь, но тепло по-летнему. Почти безоблачное небо. Пылит шоссе.
- Арну, давай свою винтовку,- предложил Тяэгер Вийесу.- В другой раз ты мне поможешь.
- Спасибо, Виллу, я еще могу. Честное слово, сейчас пока еще могу. И ветер освежает. Когда выдохнусь, отдам.
Да, писарское житье Вийеса окончилось. Теперь он был подручным пулеметчика. Писарем назначили не Лоога, а Сярглеппа.
- Этот Сярглепп социально подозрительный тип,- жаловался ефрейтор каждому, кто соглашался его слушать.- Сын домохозяина.
- Сам ты социально подозрительный тип,- отрезал ему Тяэгер.- Я не сомневаюсь, что в бою Сярглепп будет настоящим парнем.
Рота маршировала. Дивизия маршировала. Весь корпус находился в движении,
В одном из привалов к роте Мянда подошла редакционная машина. Из нее выскочила Кирсти Сарапик направилась прямо к старшему лейтенанту Мянду.
- Я волнуюсь, Рейн,- сказала она, крепко пожимая своими тонкими пальцами руку командира роты.- Через пару дней мы придем в Эстонию. Я уже получала разрешение - хочу побывать в Тарту. Как ты думаешь, неужели фашисты превратили Тарту в такую же груду развалин, как и Нарву? В Нарве не пройти по улицам. Огромное поле сплошных развалин. Все каменные здания взорваны или обрушились. Только Кренгольмские рабочие казармы устояли.
Старший лейтенант Мянд смотрел мимо Кирсти.
Кирсти заметила это и подумала, что не следовало ей разыскивать Рейна. Но она была взволнована, на душе кипело, в голове вертелись тысячи мыслей и предложений. Ей необходимо было с кем-то поделиться своими заботами, рассказать о своих переживаниях.
- До свидания, Рейн.
И тут Мянд почувствовал, что он не в силах больше упрямиться.
- Под Тарту, кажется, идут бои,- сказал он почему-то очень тихо.
Кирсти поняла, что происходит с Рейном. Она не ушла, сказала:
- Заречная часть города еще у немцев. Как странно, Рейн,- мы подходим к Тарту с той же стороны, откуда в сорок первом пришел враг. С юга.
- Не езди одна в Тарту, - сказал Мянд.
- Почему? Там ведь наши войска.
- Леса еще не очищены. Да и в городе, наверное, всякие типы притаились. Найди себе спутника. И мы направляемся на берег Эмайыги.
- Эмайыги, но не в Тарту. Я выясняла. Никто точно не говорит, но в Тарту наша дивизия, вероятно, не попадет. Я больше ждать не могу. Пойми меня. Три года я не видела маму. Я ушла против ее воли, ты ведь знаешь. Отец не возражал, он сказал, что я сама выбрала себе путь и надо идти им до конца, а мать умоляла остаться дома. У меня хватило сил, Рейн, скажи и ты, что у меня хватило... Я так хочу увидать маму! Я должна была пойти, я не могла бросить товарищей. И теперь я должна идти, не могу не идти.
Только теперь понял Мянд, как взволнована Кир-сти.
- У тебя хватило сил,- сказал он.-- Я понимаю тебя. Ты должна поехать, по поищи себе спутника.
Мянд улыбнулся.
И Кирсти улыбнулась.
Они почувствовали, что их отношения снова становятся простыми, товарищескими.
Привал окончен. Батальон начал двигаться, и Кирсти поспешила к машине. Они тоже поехали дальше. Проезжая мимо роты, Кирсти помахала Мянду рукой. Не только Мянду, но и Тяэгеру, Вески, Рюнку, Кальму. И тут же подумала, что ей следовало бы поговорить и с Кальмом.
Как и сказал Тислер, шпиль Гдовской церкви был виден издалека. Но еще раньше справа появилась синева озера.
- Чудское озеро широкое, как море, другого берега не видно,- рассказывал Тислер Кальму.- А с церкви он виден. Мы тайком взяли из школы бинокль и забрались па колокольню. Хотели посмотреть, каков этот капитализм, о котором нам часто говорили, хотя мы тогда еще не все понимали. В бинокль мы видели только лес. Один паренек уверял, что видит три высокие ели, дом, стог сена и какую-то вышку, а я ничего не видел, кроме темной полоски леса... Мы очень разочаровались, что капитализм - это обычный лес, и дома, и стог сена.
- А теперь ты знаешь, что такое капитализм?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28