сейчас он вновь смягчился.— У меня тоже была идея насчет Ганчтепе. Петлю канала здесь, конечно, надо оставить — тут вы правы. Ну, а с западной стороны холма пустим Бозсу так, чтобы превратить Ганчтепе в красивый островок в центре водяного кольца.
— Интересная мысль...
— Здесь был, как вы знаете, самый эпицентр землетрясения. Потому предполагается — монумент «Мужество». Он будет говорить о подвиге ташкентцев.
— Это просто здорово! Музей истории города и монумент в честь подвига ташкентцев отлично подойдут друг другу... А еще что?
- Город восстанавливала вся страна. Вот почему тут, около холма, встанут гранитные стелы — на языке зодчества и скульптуры воздадут должное всем народам, пришедшим на помощь Ташкенту в его трудный час... Музей на Ганчтепе мы должны сделать идейно насыщенным. Вполне вероятно, что здесь поднимется музей дружбы совсмских народов.
Лицо директора вдруг сделалось строго-сумрачным.
Вам, Аброр Агзамович, я вообще советую побольше обращать внимания на идейное содержание проектов. Традиции традициями, но наше новое, социалистическое не менее важно.
А разве новое, если иметь в виду именно социалистическое, рождается без воздействия добрых традиций?
— Я призываю вас не отказываться от традиций, а не увлекаться ими односторонне.
— Все мы, Сайфулла Рахманович, против односторонности.
— Вот и давайте-ка прервем дискуссию... Вы —творческий человек. У вас свои идеи. Разрабатывайте их у себя дома. Придет время, вопрос созреет, и мы подробно, основательно рассмотрим ваши предложения. А сейчас... сейчас нас с вами ждут неотложные задания. По поводу этого я и пригласил вас.— Сайфулла Рахманович открыл несгораемый шкаф, вытащил оттуда многократно свернутый большой лист бумаги, осторожно развернул его перед Аброром.— Узнаете?
Еще бы ему не узнать план перестройки городского центра!.. Вот площадь Ленина. Среди авторов проекта ее перестройки значились и их имена, Сайфуллы Рахманова и Аброра Агзамова. Шли жаркие споры о принципах перестройки. Предлагалось расширить площадь на северо-восток до проспекта Навои. Но для этого нужно снести очень много домов, целые кварталы. Снести старенькое здание Дома кино. Убрать скверик, площадь Коммунаров и всю Инженерную улицу со зданиями каких-то трестов и даже одного министерства. Аброр сомневался: пойдут ли на все это? Но вот на новом плане-проекте на этом месте — фонтаны, клумбы цветов, аллеи, предложенные Аброром.
— Видите, тут взяла верх наша общая идея,— с довольным видом Сайфулла Рахманович потер ладонь о ладонь.— Ради того чтобы площадь выглядела величественно, горсовету придется в текущем году переселить в новые дома тридцать семей. Плюс семнадцать различных учреждений, здания которых пошли под снос.
— Да, такая площадь уникальна. И величественна, и красочна. Но что же нового хочет сообщить Аброру директор?
— Значит, так, Аброр Агзамович! Есть решение правительства — памятник Владимиру Ильичу Ленину станет в новом центре площади. Тот, довоенных времен, теперь рядом с двадцатиэтажной громадиной, конечно, не будет смотреться. Создается новый памятник—гораздо больше и выше прежнего, пропорционально размаху площади. Понятно, что этот новый центр должен быть оформлен самым лучшим образом: гранит и мрамор, редкие цветы, уникальные деревья, вплоть до серебристых елей... И пусть бьют здесь многочисленные фонтаны! — Приподнятую речь свою Сайфулла Рахманович закончил высокой, призывной фразой: — В вашей мастерской собраны большие специалисты, Аброр Агзамович. Сами вы —единственный наш ландшафтный архитектор Доверяем вам ответственное дело, готовьте рабочие чертежи!
Аброр представил себе объем предстоящей работы. А сроки, какие директор даст ему сроки?
— За доверие... спасибо, Сайфулла Рахманович. Мы сделаем все для того, чтобы площадь эта была по-настоящему достойна имени Ленина... Торопливости гут не место, не загубить бы большое дело штурмовщиной
— Будь это в моей власти, я бы дал вам, Аброр Агзамович, год, но юбилей республики близок, знаете ли. И строителям нужно время, чтобы успеть превратить проект в готовый объект. Словом, нам отпущено шесть месяцев.
— Такую работу за полгода?! Это же невозможно, Сайфулла Рахманович!
— Архитекторы будут не одни. Есть еще группа экономистов-сметчиков. Есть гидротехники. Инженеры по подземным коммуникациям. Познакомьте с ними своих сотрудников.
Директор протянул Аброру толстую папку. Она оказалась тяжелой, и свернутый в трубку проект по Бозсу, с которым он пришел сюда, вроде бы совсем потерял в весе. Сайфулла Рахманович тоже взглянул на свернутый ватман почти откровенно скептически.
— Аброр Агзамович, я поручаю вам самую тонкую художественную часть проекта. Прошу вас не отвлекаться теперь ни на что другое. К проблеме благоустройства Бозсу вернемся потом, после завершения правительственного объекта. Если по этому заданию у вас возникнут вопросы, обращайтесь ко мне в любое время. И даже звоните домой. А уж сюда входите смело, несмотря ни на какие очереди в приемной, я так и Тамаре скажу.
С работы Аброр заехал на базар, потолкался по магазинам и вернулся домой, нагруженный кульками и пакетами со снедью.
Двери открыла Малика. Приняла из рук отца покупки, заахала радостно, затараторила:
— Ой! Горячие лепешки! Ой, огурцы! Черешня! Из столовой выбежал Зафар:
— Где черешня?
— Да вот, смотри! — подняла кулек Малика.— Папа, а почему вы1 так поздно с работы?
— Народу в магазинах много...
Втроем они перенесли в холодильник и на кухонный столик кефир, сметану, молоко в треугольных пакетах, сосиски, сыр, еще что-то... Зафар не утерпел, схватил горсть черешни.
— Сначала надо помыть! —строго прикрикнула Малика.
— «Помыть, помыть»... Подумаешь, ну и помою...
Зафар ел ягоды и выплевывал косточки — проверка меткости! — стараясь попасть в открытое мусорное ведро под раковиной.
Аброр уселся на табуретку; усталый, он умиротворенно и даже с интересом следил и за метким Зафаром, и за хлопотуньей дочкой
Все в порядке, Малика? Есть новости? И отрываясь от дела —она переставляла в холодильнике молочные пакеты в «мамин порядок»,— Малика сообщила: Дедушка приходил. Он долго вас ждал...
1 В узбекских семьях дети к родителям обращаются с той степенью почтительности, которая в общем соответствует русскому обращению на «вы»; то же самое можно сказать и об обращениях друг к другу супругов, хотя здесь при переводе на русский уместнее прибегать к местоимению «ты». Тем более что многие короткие диалоги между Вазирой и Аброром идут по-русски.
— И ушел? Давно?
— С полчаса назад. Я его чаем угостила. Но он только одну пиалу выпил. Хмурый какой-то был.
— Что-нибудь случилось? Он ничего тебе не сказал?
— Нет. Все вздыхал да вздыхал. Попросил, чтоб вы навестили его.
Аброр встал с табуретки.
— Что же все-таки у них стряслось?.. Пожалуй, я сейчас съезжу, а? У Зафара сразу возникла захватывающая идея:
— Папа, надо ехать на машине! Возьмите меня с собой, ладно?! Аброр глянул в окно. На улице темновато, вон уже и свет включили
в доме напротив.
— А Малика одна дома останется? — надулась девочка.
— Ты тоже с нами поезжай! — великодушно разрешил Зафар. Малика почему-то вспомнила, как в прошлый раз бабушка Ханифа
ворчливо ее упрекнула: «Ты уже большая, надо теперь подлинней платья носить... А то коленки торчат!» Малика терпеть не могла длинных платьев. И сейчас на ней юбка на палец-другой выше колен. Мама ей разрешила. А бабушка снова ворчать станет... Малика отказалась:
— Останусь, телевизор посмотрю.
Аброр вдруг почувствовал, как сильно он устал за сегодняшний день. Язык будто прилип к нёбу. Руки тяжестью налились. От руля, что ли? И очень хочется пить! Он открыл холодильник; не заглянув внутрь, с нужной полки («мамин порядок») вытянул бутылку простокваши. А стал пить, сморщился: в нос ударил запах бензина. Вот те раз, заправлял машину и даже руки забыл помыть... В самом деле, значит, устал.
Аброр пошел в ванную.
— Так что, папа, ужинать будем? — спросила Малика.
— А что? Это мысль! — громко подал голос Аброр, смывая мыльную пену с рук струей горячей воды.— Только побыстрей собери что-нибудь. Может, сыру поедим? Или сосиски отварим?
— Сосиски! Конечно, сосиски,— решительно заявил Зафар. И Малика выбрала сосиски.
Аброр подумал, что если уж сегодня ехать к отцу, то поскорее, но не поужинать сейчас с детьми, хоть и есть не хочется, тоже нельзя. Ну, и усталость надо с себя снять. Решил, пока сосиски сварятся, немного передохнуть, прилечь на диван; отправился в комнату, которая именовалась у них гостиной. На обеденном столе увидел раскрытый портфель Зафара, а рядом книги, тетради, чернильница — все в беспорядке разбросано. Небрежно скомканная белая рубашка, которую только сегодня утром старательно гладила брату Малика, свисает обеими рукавами до полу со спинки стула. На другом стуле — шорты. По ковру раскиданы тапочки.
— Зафар! А ну-ка поди сюда!.. Это что за безобразие? Сейчас же все прибери! Положи по местам!.. Да пошевеливайся, а то никуда не поедем.
Обычно юркий, расторопный, живой как ртуть, Зафар с недовольным лицом, будто больной, стал, еле-еле передвигаясь по комнате, медленно собирать свои пожитки.
— Каждый день тебе твердят: надо прибирать за собой, нужен порядок в доме,— строго выговаривал так и не прилегший на диван Аброр.— Где рубашке место? Ступай повесь аккуратно в шкаф... И тапочки надень!.. Почему книги и тетради разбросал?..
— Малика пристает, заставляет уроки учить...— Зафар возмущенно засопел.
— А и правильно делает, что пристает. Ты сегодня по математике что получил? Отвечай!
— Ну, тройку...
— «Ну, тройку»! — передразнил сына Аброр.— Что ты за недотепа, из троек не вылезаешь. Мы с мамой в твоем возрасте одни пятерки получали.
— Да... знаешь, какая задачка попалась... Я дум ал-дум а л... не понимаю, и все!
— Какая задача? Ну покажи!..
Аброр с сожалением глянул на маняще мягкий диван: отдохнуть теперь не придется, но сын есть сын, и, в конце концов, нельзя запускать его воспитание. А математика — это самое важное...
— Папа, Зафар! Идите, ужин готов! — позвала из кухни Малика. Задачка задачкой, но есть-пить тоже надо. И чтоб вовремя. Аброр
с Зафаром пошли на кухню. Малика держала в обеих руках литровую банку зеленого горошка.
— Папа, откроем?
— Отличная идея — горошек к сосискам! Дай-ка мне открывалку... А чай поставила?
— Ой, забыла! Сейчас-сейчас!
Голова у Аброра гудела, да и эти домашние заботы... ну, куда делся этот проклятый консервный нож? Он дергал один за другим ящики кухонного стола, ворошил в них какие-то пробки, защепки, крышки для банок — консервного ножа не было.
— Да вот же он! —Малика достала открывалку из того самого ящика, который Аброр собирался уже задвинуть.
Несколько ложек зеленого горошка, а сверху кусочек сливочного масла... две-три сосиски—объедение, да и только! Аброр поспешно вскочил с табуретки.
— Машина-то на улице осталась!
«Жигули» были тоже вроде члена семьи. Да еще такого, что доставляет больше, чем другие, забот и тревог. В прошлом году он вот гак же вечером оставил машину на улице и на минуту поднялся к приятелю. Пока ужинали, говорили о делах, красивые подфарники и маленькие лампочки-указатели поворота исчезли с его «Жигулей». А без них по улице не поедешь, на первом перекрестке автоинспектор остановит. Где пешком, где на такси Аброр тогда весь город из конца в конец прочесал: одно пришлось покупать в магазине, другое втридорога с рук у слесарей из ремонтных мастерских. С тех пор раз и навсегда проученный, Аброр стал осторожным и осмотрительным. Сегодня, например, он ведь недаром поставил машину у большого уличного фонаря так, чтобы ее можно было видеть с балкона. А вот посмотреть на машину забыл... Держа вилку в руке, Аброр выскочил из кухни.
Сверху машина напоминала распластанную на асфальте черепаху... Вроде все в порядке... Еще нужно поставить ее в гараж, откуда километра полтора пешком домой топать... Да, но сначала-то съездить отца повидать. Что же там стряслось? Почему он вздыхал, как сказала Малика?
Аброр торопливо доел сосиски, взял пустой бумажный пакет и положил в него четыре сдобных лепешки. Он никогда не появлялся у родителей с пустыми руками. Открыл холодильник, достал припасенную Вазирой баранину, отделил от нее добрый, килограмма в два, кусок, завернул в целлофан. Хотел было черешни немного отсыпать, но раздумал. Всего-то килограмм купил. Вон и дети с нее глаз не сводят, тоже торопясь расправиться с сосисками.
— Ладно, пусть черешня останется вам. Возьми, Малика, вымой половину.
Между тем закипела вода, зафырчал зеленый эмалированный чайник, задребезжала подбрасываемая паром крышка. Малика насыпала в глубокую миску — касу—черешню, промыла ягоды струей воды из-под крана. Аброр взял несколько темно-красных, влажно-упругих ягод, стоя съел их одну за другой.
— Чай, доченька, сама попьешь. А мне что-то расхотелось. Съезжу я побыстрее к дедушке и бабушке, ладно? А ну, Зафар, пошли!
Зафар на ходу запустил руку в касу — захватить с собой побольше черешни. Свободною руку протянул к бумажному пакету:
— Давай, папа, я понесу.
— Только держи крепче.
Аброр заглянул в гостиную, потом двинулся в прихожую. Квартира ему показалась странно опустелой. Свет из прихожей падал в спальню, высвечивая через проем полуоткрытой двери кровать с белеющей из-под откинутого одеяла простыней и с брошенным поперек постели халатиком. Утром в предотъездной спешке Вазира не успела прибраться... Без нее, без Вазиры, квартира стала сразу пустой и сиротливой.
Аброр остановился, обернулся в коридорчик, что вел на кухню.
— Малика, мама не звонила?
— Нет,— донесся голос дочери.
Аброр поднял к глазам левую руку. Посмотрел на часы — десять минут десятого В Москве еще, значит, только шесть часов.
— Если позвонит, запиши номер ее гостиничного телефона в Москве. Может быть, я потом сам позвоню... Поняла?
— Поняла... Передайте бабушке привет.
Вдвоем спустились во двор. Свет, падавший из окон, изжелтил деревянный забор. Снова вспомнился Шерзод Бахрамов.
Аброр поспешил побыстрей пересечь развороченный двор. Постарался выбросить Шерзода из головы: и без Шерзода хватает забот и волнений.
...Вот когда городские улицы становятся посвободней: между предвечерними часами возвращения людей с работы домой и вечером поздним, послетеатральным.
Аброр включил подфарники, настроил радиоприемник на нужную волну — приятной вечерней музыки — и спокойно поехал по яркой магистрали. Промелькнули улица Усмана Юсупова, Рабочий городок, потом осталась позади последняя асфальтированная улица. Машина задрожала, затрепыхалась на ухабах и выбоинах. И ночь стала вроде темнее. Старые улочки, будто нарочно, прятали свои колдобины, и Аброр никак не успевал вовремя разглядеть их: то одно, то другое колесо машины проваливалось невесть куда, весь корпус «Жигулей» немилосердно раскачивало и трясло.
Одноэтажные, крытые шифером домишки, глинобитные заборы, могучие старые тополя, чго спустились чуть ли не к самой воде арыков,— все здесь напоминало кишлак. Впрочем, нет, в кишлаке просторней, а тут дворы лепятся друг к другу, тут теснота, говорящая, что въехали вы в один из кварталов Старого города.
Вскоре он остановил машину у знакомого ряда пирамидальных тополей, перед выкрашенными в голубой цвет двустворчатыми воротами. Они с Зафаром вышли из машины, открыли калитку, ступили во двор, и тут же на дорожке у дома показалась Ханифа-хола1, высокая, в белом кисейном платке и черной бархатной безрукавке поверх простенького ситцевого платья.
— Вай, это ты, Аброр? Что ж стариков навестить времени не выберешь? Пока отец к тебе сам не заявится, ты и ухом не ведешь...
Зафар вежливо поздоровался с бабушкой, протянул ей бумажный пакет:
— Это вам!
— Ах ты, радость моя, радость бабушкина! — растрогалась Ханифа-хола, прижала Зафара к себе, поцеловала в лоб.
Агзам-ата в задумчивости сидел на чорпое, положив на хантахту сомкнутые в замок руки. Увидев сына и внука, старик выпрямился, привстал на курпаче. Аброр поспешил к отцу, за руку поздоровался с ним, придержал, показывая, что не надо сходить с помоста. Пусть отдыхает Агзам-ата, за семьдесят ему.
Двор у родителей просторный. По двум его сторонам тянутся крытые навесы, а в глубине дом с верандой и пристройками. С веранды в сад льется свет, зажигая на яблонях и урючинах желтые плоды среди темной листвы. Сплошным ковром до самой крыши устилают дом виноградные лозы. Красиво, уютно. И от жизни тут не отстают. Кон под карнизом протянулась газовая коммуникация — труба для плиты. А во дворе—водопроводная колонка.
Аброр взобрался на помост, сел на расстеленные курпачи; ветер донес до него приятный запах — так пахнет добрый табак, но это не ыбак, это знакомый с детства запах поздней весны, когда цветет виноград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Интересная мысль...
— Здесь был, как вы знаете, самый эпицентр землетрясения. Потому предполагается — монумент «Мужество». Он будет говорить о подвиге ташкентцев.
— Это просто здорово! Музей истории города и монумент в честь подвига ташкентцев отлично подойдут друг другу... А еще что?
- Город восстанавливала вся страна. Вот почему тут, около холма, встанут гранитные стелы — на языке зодчества и скульптуры воздадут должное всем народам, пришедшим на помощь Ташкенту в его трудный час... Музей на Ганчтепе мы должны сделать идейно насыщенным. Вполне вероятно, что здесь поднимется музей дружбы совсмских народов.
Лицо директора вдруг сделалось строго-сумрачным.
Вам, Аброр Агзамович, я вообще советую побольше обращать внимания на идейное содержание проектов. Традиции традициями, но наше новое, социалистическое не менее важно.
А разве новое, если иметь в виду именно социалистическое, рождается без воздействия добрых традиций?
— Я призываю вас не отказываться от традиций, а не увлекаться ими односторонне.
— Все мы, Сайфулла Рахманович, против односторонности.
— Вот и давайте-ка прервем дискуссию... Вы —творческий человек. У вас свои идеи. Разрабатывайте их у себя дома. Придет время, вопрос созреет, и мы подробно, основательно рассмотрим ваши предложения. А сейчас... сейчас нас с вами ждут неотложные задания. По поводу этого я и пригласил вас.— Сайфулла Рахманович открыл несгораемый шкаф, вытащил оттуда многократно свернутый большой лист бумаги, осторожно развернул его перед Аброром.— Узнаете?
Еще бы ему не узнать план перестройки городского центра!.. Вот площадь Ленина. Среди авторов проекта ее перестройки значились и их имена, Сайфуллы Рахманова и Аброра Агзамова. Шли жаркие споры о принципах перестройки. Предлагалось расширить площадь на северо-восток до проспекта Навои. Но для этого нужно снести очень много домов, целые кварталы. Снести старенькое здание Дома кино. Убрать скверик, площадь Коммунаров и всю Инженерную улицу со зданиями каких-то трестов и даже одного министерства. Аброр сомневался: пойдут ли на все это? Но вот на новом плане-проекте на этом месте — фонтаны, клумбы цветов, аллеи, предложенные Аброром.
— Видите, тут взяла верх наша общая идея,— с довольным видом Сайфулла Рахманович потер ладонь о ладонь.— Ради того чтобы площадь выглядела величественно, горсовету придется в текущем году переселить в новые дома тридцать семей. Плюс семнадцать различных учреждений, здания которых пошли под снос.
— Да, такая площадь уникальна. И величественна, и красочна. Но что же нового хочет сообщить Аброру директор?
— Значит, так, Аброр Агзамович! Есть решение правительства — памятник Владимиру Ильичу Ленину станет в новом центре площади. Тот, довоенных времен, теперь рядом с двадцатиэтажной громадиной, конечно, не будет смотреться. Создается новый памятник—гораздо больше и выше прежнего, пропорционально размаху площади. Понятно, что этот новый центр должен быть оформлен самым лучшим образом: гранит и мрамор, редкие цветы, уникальные деревья, вплоть до серебристых елей... И пусть бьют здесь многочисленные фонтаны! — Приподнятую речь свою Сайфулла Рахманович закончил высокой, призывной фразой: — В вашей мастерской собраны большие специалисты, Аброр Агзамович. Сами вы —единственный наш ландшафтный архитектор Доверяем вам ответственное дело, готовьте рабочие чертежи!
Аброр представил себе объем предстоящей работы. А сроки, какие директор даст ему сроки?
— За доверие... спасибо, Сайфулла Рахманович. Мы сделаем все для того, чтобы площадь эта была по-настоящему достойна имени Ленина... Торопливости гут не место, не загубить бы большое дело штурмовщиной
— Будь это в моей власти, я бы дал вам, Аброр Агзамович, год, но юбилей республики близок, знаете ли. И строителям нужно время, чтобы успеть превратить проект в готовый объект. Словом, нам отпущено шесть месяцев.
— Такую работу за полгода?! Это же невозможно, Сайфулла Рахманович!
— Архитекторы будут не одни. Есть еще группа экономистов-сметчиков. Есть гидротехники. Инженеры по подземным коммуникациям. Познакомьте с ними своих сотрудников.
Директор протянул Аброру толстую папку. Она оказалась тяжелой, и свернутый в трубку проект по Бозсу, с которым он пришел сюда, вроде бы совсем потерял в весе. Сайфулла Рахманович тоже взглянул на свернутый ватман почти откровенно скептически.
— Аброр Агзамович, я поручаю вам самую тонкую художественную часть проекта. Прошу вас не отвлекаться теперь ни на что другое. К проблеме благоустройства Бозсу вернемся потом, после завершения правительственного объекта. Если по этому заданию у вас возникнут вопросы, обращайтесь ко мне в любое время. И даже звоните домой. А уж сюда входите смело, несмотря ни на какие очереди в приемной, я так и Тамаре скажу.
С работы Аброр заехал на базар, потолкался по магазинам и вернулся домой, нагруженный кульками и пакетами со снедью.
Двери открыла Малика. Приняла из рук отца покупки, заахала радостно, затараторила:
— Ой! Горячие лепешки! Ой, огурцы! Черешня! Из столовой выбежал Зафар:
— Где черешня?
— Да вот, смотри! — подняла кулек Малика.— Папа, а почему вы1 так поздно с работы?
— Народу в магазинах много...
Втроем они перенесли в холодильник и на кухонный столик кефир, сметану, молоко в треугольных пакетах, сосиски, сыр, еще что-то... Зафар не утерпел, схватил горсть черешни.
— Сначала надо помыть! —строго прикрикнула Малика.
— «Помыть, помыть»... Подумаешь, ну и помою...
Зафар ел ягоды и выплевывал косточки — проверка меткости! — стараясь попасть в открытое мусорное ведро под раковиной.
Аброр уселся на табуретку; усталый, он умиротворенно и даже с интересом следил и за метким Зафаром, и за хлопотуньей дочкой
Все в порядке, Малика? Есть новости? И отрываясь от дела —она переставляла в холодильнике молочные пакеты в «мамин порядок»,— Малика сообщила: Дедушка приходил. Он долго вас ждал...
1 В узбекских семьях дети к родителям обращаются с той степенью почтительности, которая в общем соответствует русскому обращению на «вы»; то же самое можно сказать и об обращениях друг к другу супругов, хотя здесь при переводе на русский уместнее прибегать к местоимению «ты». Тем более что многие короткие диалоги между Вазирой и Аброром идут по-русски.
— И ушел? Давно?
— С полчаса назад. Я его чаем угостила. Но он только одну пиалу выпил. Хмурый какой-то был.
— Что-нибудь случилось? Он ничего тебе не сказал?
— Нет. Все вздыхал да вздыхал. Попросил, чтоб вы навестили его.
Аброр встал с табуретки.
— Что же все-таки у них стряслось?.. Пожалуй, я сейчас съезжу, а? У Зафара сразу возникла захватывающая идея:
— Папа, надо ехать на машине! Возьмите меня с собой, ладно?! Аброр глянул в окно. На улице темновато, вон уже и свет включили
в доме напротив.
— А Малика одна дома останется? — надулась девочка.
— Ты тоже с нами поезжай! — великодушно разрешил Зафар. Малика почему-то вспомнила, как в прошлый раз бабушка Ханифа
ворчливо ее упрекнула: «Ты уже большая, надо теперь подлинней платья носить... А то коленки торчат!» Малика терпеть не могла длинных платьев. И сейчас на ней юбка на палец-другой выше колен. Мама ей разрешила. А бабушка снова ворчать станет... Малика отказалась:
— Останусь, телевизор посмотрю.
Аброр вдруг почувствовал, как сильно он устал за сегодняшний день. Язык будто прилип к нёбу. Руки тяжестью налились. От руля, что ли? И очень хочется пить! Он открыл холодильник; не заглянув внутрь, с нужной полки («мамин порядок») вытянул бутылку простокваши. А стал пить, сморщился: в нос ударил запах бензина. Вот те раз, заправлял машину и даже руки забыл помыть... В самом деле, значит, устал.
Аброр пошел в ванную.
— Так что, папа, ужинать будем? — спросила Малика.
— А что? Это мысль! — громко подал голос Аброр, смывая мыльную пену с рук струей горячей воды.— Только побыстрей собери что-нибудь. Может, сыру поедим? Или сосиски отварим?
— Сосиски! Конечно, сосиски,— решительно заявил Зафар. И Малика выбрала сосиски.
Аброр подумал, что если уж сегодня ехать к отцу, то поскорее, но не поужинать сейчас с детьми, хоть и есть не хочется, тоже нельзя. Ну, и усталость надо с себя снять. Решил, пока сосиски сварятся, немного передохнуть, прилечь на диван; отправился в комнату, которая именовалась у них гостиной. На обеденном столе увидел раскрытый портфель Зафара, а рядом книги, тетради, чернильница — все в беспорядке разбросано. Небрежно скомканная белая рубашка, которую только сегодня утром старательно гладила брату Малика, свисает обеими рукавами до полу со спинки стула. На другом стуле — шорты. По ковру раскиданы тапочки.
— Зафар! А ну-ка поди сюда!.. Это что за безобразие? Сейчас же все прибери! Положи по местам!.. Да пошевеливайся, а то никуда не поедем.
Обычно юркий, расторопный, живой как ртуть, Зафар с недовольным лицом, будто больной, стал, еле-еле передвигаясь по комнате, медленно собирать свои пожитки.
— Каждый день тебе твердят: надо прибирать за собой, нужен порядок в доме,— строго выговаривал так и не прилегший на диван Аброр.— Где рубашке место? Ступай повесь аккуратно в шкаф... И тапочки надень!.. Почему книги и тетради разбросал?..
— Малика пристает, заставляет уроки учить...— Зафар возмущенно засопел.
— А и правильно делает, что пристает. Ты сегодня по математике что получил? Отвечай!
— Ну, тройку...
— «Ну, тройку»! — передразнил сына Аброр.— Что ты за недотепа, из троек не вылезаешь. Мы с мамой в твоем возрасте одни пятерки получали.
— Да... знаешь, какая задачка попалась... Я дум ал-дум а л... не понимаю, и все!
— Какая задача? Ну покажи!..
Аброр с сожалением глянул на маняще мягкий диван: отдохнуть теперь не придется, но сын есть сын, и, в конце концов, нельзя запускать его воспитание. А математика — это самое важное...
— Папа, Зафар! Идите, ужин готов! — позвала из кухни Малика. Задачка задачкой, но есть-пить тоже надо. И чтоб вовремя. Аброр
с Зафаром пошли на кухню. Малика держала в обеих руках литровую банку зеленого горошка.
— Папа, откроем?
— Отличная идея — горошек к сосискам! Дай-ка мне открывалку... А чай поставила?
— Ой, забыла! Сейчас-сейчас!
Голова у Аброра гудела, да и эти домашние заботы... ну, куда делся этот проклятый консервный нож? Он дергал один за другим ящики кухонного стола, ворошил в них какие-то пробки, защепки, крышки для банок — консервного ножа не было.
— Да вот же он! —Малика достала открывалку из того самого ящика, который Аброр собирался уже задвинуть.
Несколько ложек зеленого горошка, а сверху кусочек сливочного масла... две-три сосиски—объедение, да и только! Аброр поспешно вскочил с табуретки.
— Машина-то на улице осталась!
«Жигули» были тоже вроде члена семьи. Да еще такого, что доставляет больше, чем другие, забот и тревог. В прошлом году он вот гак же вечером оставил машину на улице и на минуту поднялся к приятелю. Пока ужинали, говорили о делах, красивые подфарники и маленькие лампочки-указатели поворота исчезли с его «Жигулей». А без них по улице не поедешь, на первом перекрестке автоинспектор остановит. Где пешком, где на такси Аброр тогда весь город из конца в конец прочесал: одно пришлось покупать в магазине, другое втридорога с рук у слесарей из ремонтных мастерских. С тех пор раз и навсегда проученный, Аброр стал осторожным и осмотрительным. Сегодня, например, он ведь недаром поставил машину у большого уличного фонаря так, чтобы ее можно было видеть с балкона. А вот посмотреть на машину забыл... Держа вилку в руке, Аброр выскочил из кухни.
Сверху машина напоминала распластанную на асфальте черепаху... Вроде все в порядке... Еще нужно поставить ее в гараж, откуда километра полтора пешком домой топать... Да, но сначала-то съездить отца повидать. Что же там стряслось? Почему он вздыхал, как сказала Малика?
Аброр торопливо доел сосиски, взял пустой бумажный пакет и положил в него четыре сдобных лепешки. Он никогда не появлялся у родителей с пустыми руками. Открыл холодильник, достал припасенную Вазирой баранину, отделил от нее добрый, килограмма в два, кусок, завернул в целлофан. Хотел было черешни немного отсыпать, но раздумал. Всего-то килограмм купил. Вон и дети с нее глаз не сводят, тоже торопясь расправиться с сосисками.
— Ладно, пусть черешня останется вам. Возьми, Малика, вымой половину.
Между тем закипела вода, зафырчал зеленый эмалированный чайник, задребезжала подбрасываемая паром крышка. Малика насыпала в глубокую миску — касу—черешню, промыла ягоды струей воды из-под крана. Аброр взял несколько темно-красных, влажно-упругих ягод, стоя съел их одну за другой.
— Чай, доченька, сама попьешь. А мне что-то расхотелось. Съезжу я побыстрее к дедушке и бабушке, ладно? А ну, Зафар, пошли!
Зафар на ходу запустил руку в касу — захватить с собой побольше черешни. Свободною руку протянул к бумажному пакету:
— Давай, папа, я понесу.
— Только держи крепче.
Аброр заглянул в гостиную, потом двинулся в прихожую. Квартира ему показалась странно опустелой. Свет из прихожей падал в спальню, высвечивая через проем полуоткрытой двери кровать с белеющей из-под откинутого одеяла простыней и с брошенным поперек постели халатиком. Утром в предотъездной спешке Вазира не успела прибраться... Без нее, без Вазиры, квартира стала сразу пустой и сиротливой.
Аброр остановился, обернулся в коридорчик, что вел на кухню.
— Малика, мама не звонила?
— Нет,— донесся голос дочери.
Аброр поднял к глазам левую руку. Посмотрел на часы — десять минут десятого В Москве еще, значит, только шесть часов.
— Если позвонит, запиши номер ее гостиничного телефона в Москве. Может быть, я потом сам позвоню... Поняла?
— Поняла... Передайте бабушке привет.
Вдвоем спустились во двор. Свет, падавший из окон, изжелтил деревянный забор. Снова вспомнился Шерзод Бахрамов.
Аброр поспешил побыстрей пересечь развороченный двор. Постарался выбросить Шерзода из головы: и без Шерзода хватает забот и волнений.
...Вот когда городские улицы становятся посвободней: между предвечерними часами возвращения людей с работы домой и вечером поздним, послетеатральным.
Аброр включил подфарники, настроил радиоприемник на нужную волну — приятной вечерней музыки — и спокойно поехал по яркой магистрали. Промелькнули улица Усмана Юсупова, Рабочий городок, потом осталась позади последняя асфальтированная улица. Машина задрожала, затрепыхалась на ухабах и выбоинах. И ночь стала вроде темнее. Старые улочки, будто нарочно, прятали свои колдобины, и Аброр никак не успевал вовремя разглядеть их: то одно, то другое колесо машины проваливалось невесть куда, весь корпус «Жигулей» немилосердно раскачивало и трясло.
Одноэтажные, крытые шифером домишки, глинобитные заборы, могучие старые тополя, чго спустились чуть ли не к самой воде арыков,— все здесь напоминало кишлак. Впрочем, нет, в кишлаке просторней, а тут дворы лепятся друг к другу, тут теснота, говорящая, что въехали вы в один из кварталов Старого города.
Вскоре он остановил машину у знакомого ряда пирамидальных тополей, перед выкрашенными в голубой цвет двустворчатыми воротами. Они с Зафаром вышли из машины, открыли калитку, ступили во двор, и тут же на дорожке у дома показалась Ханифа-хола1, высокая, в белом кисейном платке и черной бархатной безрукавке поверх простенького ситцевого платья.
— Вай, это ты, Аброр? Что ж стариков навестить времени не выберешь? Пока отец к тебе сам не заявится, ты и ухом не ведешь...
Зафар вежливо поздоровался с бабушкой, протянул ей бумажный пакет:
— Это вам!
— Ах ты, радость моя, радость бабушкина! — растрогалась Ханифа-хола, прижала Зафара к себе, поцеловала в лоб.
Агзам-ата в задумчивости сидел на чорпое, положив на хантахту сомкнутые в замок руки. Увидев сына и внука, старик выпрямился, привстал на курпаче. Аброр поспешил к отцу, за руку поздоровался с ним, придержал, показывая, что не надо сходить с помоста. Пусть отдыхает Агзам-ата, за семьдесят ему.
Двор у родителей просторный. По двум его сторонам тянутся крытые навесы, а в глубине дом с верандой и пристройками. С веранды в сад льется свет, зажигая на яблонях и урючинах желтые плоды среди темной листвы. Сплошным ковром до самой крыши устилают дом виноградные лозы. Красиво, уютно. И от жизни тут не отстают. Кон под карнизом протянулась газовая коммуникация — труба для плиты. А во дворе—водопроводная колонка.
Аброр взобрался на помост, сел на расстеленные курпачи; ветер донес до него приятный запах — так пахнет добрый табак, но это не ыбак, это знакомый с детства запах поздней весны, когда цветет виноград.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33