«Летом люцерна хорошо пахнет».
Любил Агзам-ата заниматься крестьянским трудом, не говоря уж о труде мираба, а вот прокладывать железные трубы, провести в дом газ, настилать полы, застеклять окна, оборудовать разные двери — это для него было сущим наказанием. Не потому, что очень уж тяжело всем этим заниматься, а потому, что такие работы пожирали массу денег. И материалы влетали, как говорится, в копеечку. И газовщики с плотниками не скромничали, запрашивали втридорога. Шакир отдавал отцу почти всю свою зарплату. Помогал каждый месяц деньгами и Аброр. Но денег все равно не хватало.
Агзам-ата всю зиму проработал сторожем на соседней стройке. Весной строительство значительно расширилось, и ему потребовался еще один сторож. Агзам-ата ухитрился вторым сторожем оформить свою Ханифу, а подменять ее сплошь да рядом приходилось самому. Чуть ли не каждые сутки с шести часов вечера до восьми утра он был занят теперь там, а потом придет и, не зная отдыха, вкалывает на участке.
К тому же Ханифа каждый день еще и пилила его насчет газа. А что тут сделаешь, коли на их улицу газ еще не дали, труб ждут не дождутся. Аброр побывал в разных учреждениях, ему пообещали, он поверил, ждал до самой зимы, но ничего не вышло. Тогда он на свои деньги взял и купил баллоны с привозным газом. Тот день, когда Ханифа-хола начала готовить пищу на газе, был просто праздником. Мать на редкость щедрой оказалась в благодарностях:
— Спасибо тебе, Аброр-джан, милый ты мой сынок, спасибо. Дай бог, чтобы и ты увидел добро от своих детей, а я так прямо ожила!
В субботу Аброр снова навестил родных. Заехал на стройку за отцом. Тот вышел к машине, заложил руки назад, согнулся, еле-еле на ногах держится.
Аброр остановил машину рядом с отцом, изнутри открыл заднюю дверцу.
— Ух! Совсем из сил выбился... Не знаю, что со мной случилось. Давеча вышел из сторожевой будки, голова странно как-то закружилась. И задыхаться начал... Испугался, что упаду. Присел на штабель досок, слава аллаху, отошло.
С тревогой и жалостью смотрел Аброр на отца. Щеки просто провалились, лицо пожелтело.
— Зачем вам все это надо, отец? Хватит сторожить. Посидите спокойно дома.
— Я и сижу в сторожевой будке... спокойно. Изредка обхожу площадку строительную. Работа не тяжелая. Оплачивается хорошо.
— Недосыпаете вы — вот в чем дело.
— Что же делать, Аброр-джан? Неналаженная жизнь — это как пещера, там живет ненасытный дракон, все проглатывает... Ты помогаешь нам. Шакир хорошо зарабатывает. А денег все равно не хватает. Еще Шакира надо женить. Можно ли привести в неустроенный дом невестку?
Свадьба Шакира должна была, по родительским расчетам, состояться еще в прошлом году. Но переезд и строительство нового дома заставили отодвинуть сроки еще на год.
Весной, когда созрел урюк, Ханифа-хола приготовила лагман1.
Агзам-ата сидел вместе с сыновьями, ел да похваливал.
— Э-эх! — воскликнул он внезапно, схватился за щеку, потом вытащил изо рта двумя пальцами маленькую косточку.— Вот те на! Оставалось у меня всего-навсего три зуба, так один из них выпал. Разве от лапши зуб может сломаться?
Лагман был съеден. Приступили к чаю. Агзам-ага заговорил грустно и тихо:
— Сыны мои, кажется, подходит срок... За семьдесят уже... Сожалеть мне не о чем, все, что можно, уже сделал. Почти все. Вот участок до конца не обиходил. Да это уж вы как-нибудь сделаете без меня. Но давайте-ка побыстрей сыграем свадьбу Шакира. Коль умру, то ведь свадьба-то опять отложится.
— Не говорите так, отец. Вы еще будете нянчить детей Шакира.
Нет, Аброр-джан, нет. Неважно себя чувствую, неважно. Пока глаза мои не закрылись, хочу увидеть, как Шакир обзаведется семьей... Ты разузнай у него насчет невесты,— сказал он Аброру совсем тихо, почти шепотом на ухо. (Шакир деликатно отвернулся.)— На будущей неделе и посватаем, а?
Шакир стеснялся рассказывать родителям о Нигоре. Иное дело — старший брат. Аброр с прошлого года, с того самого часа, когда он отвез младшего брата на свидание, успел немало узнать о невесте Шакира, оказавшейся — увы, но ничего не поделаешь! — племянницей Шерзода Бахрамова. Впрочем, Нигора самостоятельная и разумная девушка. Бахрамов не сможет помешать ее свадьбе, даже если бы захотел: родители девушки знают Шакира и одобряют выбор своей дочери.
— Кажется, тут проблем нет, Шакир? — спросил Аброр, когда младший брат провожал его до калитки к машине.
— Оно-то так, но вот свадебные обряды... обычаи всякие... их,
Лагман — мучное блюдо вроде лапши, с мясом, овощами, под соусом.
Оказывается, так много, и все они такие канительные... Как подумаю, сколько чего надо учесть, голова кругом идет.
— Да, тут старое с новым переплелось накрепко, наслоилось друг на друга, так что и не оторвешь. Со старыми обрядами и расходов и хлопот становится вдвое больше. А пользы никакой. Вы с Нигорой должны избежать ненужной показухи.
— Но как избежать? Все ведь зависит от родителей,— заметил Шакир.
— Ну, не все... Пусть-ка Нигора поговорит со своими родителями. Я с отцом поеду сватать. Если они дадут согласие, то никаких промежуточных обрядов делать не станем. Фатыха-той, помолвка, к примеру, зачем? Резать барана, везти мешок риса, печь до двухсот лепешек — кому все это нужно задолго до свадьбы? А вот такой обычай, как «аксолор» — «белый знак», мне лично нравится. Это когда сторона невесты посылает жениху кусок белого шелка и сладости. Сладости раздаются соседям жениха, а белый шелк означает пожелание светлого пути будущей семье. В этом есть какая-то поэтичность.
— Ну, не уверен. Не возьму в толк, зачем каждый раз привлекать к нашему делу соседей, чуть ли не всю махаллю?
— Тут есть своя логика, Шакир. Строится новая семья. Вот вы и должны видеть и помнить: множество рук клало кирпичи в это новое здание. А то ведь как бывает? Четыре человека соберутся, поставят на стол две бутылки, и все. Семью, создаваемую столь легко, боюсь, разрушить тоже нетрудно. В иных городах половина всех молодых семей оказывается непрочной. А в наших махаллях разводов, сам знаешь, мало бывает, из десяти семей, может, одна рушится. Так ведь?.. А трудностей,— Аброр решил закончить разговор шуткой,— трудностей на собственной свадьбе не пугайся. Испытаешь их вдоволь, тем верней будешь: не захочешь вторично жениться.
А Нигора, оказывается, жила в кооперативном доме, так неуклюже поставленном в их дворе. С тех пор как Аброр об этом узнал, сам этот «шедевр архитектурной мысли» стал пробуждать в нем иногда и теплые чувства.
Однажды вечером Аброр вошел в этот дом вместе с отцом и старшим зятем, мужем старшей своей сестры; празднично одетые, степенные, хотя и немного смущенные ролью сватов, они медленно поднялись на третий этаж.
И одним из первых, кто вежливо вышел им навстречу, кто учтиво ожидал их на лестничной площадке, был Шерзод Бахрамов. Дядя Нигоры. Младший дядя, но, видимо, пользуется уважением в доме.
Все вошли в гостиную. На одной из стен висел большой красивый шелковый ковер. Сервант, до отказа заполненный японским фарфором и чешским хрусталем, сверкал вовсю. На мягких стульях бросались в глаза красные бархатные накидки. Белоснежность скатерти подчеркивали умело расставленные по столу виноград, урюк и груши; здесь же зажаренные целиком куры, нарын с тонко нарезанными кружками конской колбасы; на приставленном к углу большого стола маленьком столике сгрудились бутылки боржоми, армянского коньяка, водки.
Принесли шурпу. Шерзод обернулся к старшему за столом:
— Агзам-ата, если разрешите... по маленькой...
— Наливайте спокойно, сынок. Всем, кто хочет и может. Я попью чаю. Не стесняйтесь... Дай бог всем радости!
После второй рюмки у всех языки подразвязались. Начали говорить о молодых.
— Звезда вашей дочери сошлась со звездой нашего братишки,— начал витиевато Аброр.— Иначе мы не смогли бы встретиться за этим прекрасным дастарханом. Как говорится, если суждено, то в скором будущем станем и родственниками.
Отец девушки — среднего роста, полный, представительный мужчина лет сорока пяти — приложил ладонь к сердцу, склонил курчавую голову:
— В добрый час!
Съели плов. Посуду унесли на кухню. После этого заговорил старший дядя девушки:
— Если махаллю не угостим пловом, будет нехорошо, согласны? Наши переехали сюда недавно. Чтоб познакомиться с соседями, сделаем плов человек на двести. Утром перед свадьбой, согласны? Для этого купим сообща мешок риса, барана, соответственно и муку, продукты, вино и фрукты.
Аброр обдумывал, как бы деликатно отказаться от этой идеи, но Аг^зам-ага опередил:
— Согласны, согласны. Еще какие у вас пожелания? Говорите, не стесняйтесь.
Опять старший дядя взял слово; бесконечные его «согласны?» звучали совсем не вопросительно.
— Мать с большими надеждами растила свою дочь. Есть обычай — вносить молочные деньги... Немного... Четыреста рублей, согласны?
Установилась неловкая тишина.
Аброр исподлобья посмотрел на Шерзода, будто приглашал его раскрыться, определить свое — современное! — отношение к услышанной нелепости. Шерзод повернулся к старшему брату, с видимой иронией спросил его:
— Как это понять, ака? Вы просите у сватов калым?
— Да нет! Какой там калым — четыреста рублей? В кишлаках, бывает, мно-о-го тысяч берут, вот это калым! Мы говорим только о молочных деньгах... матери за ее молоко, согласны?
Агзам-ата посмотрел на Аброра: говори, мол, ты.
— Это что, какой-то новый обычай или забытый из старых? — спросил Аброр.
— Раньше такого обычая не было,— сказал Агзам-ата тихо.
— Свадьба требует больших расходов. Матерям тоже нужны деньги, согласны?
— Если для свадебных расходов,— намеренно, с видом облегчения вздохнул Аброр,— четыреста рублей мы дадим. От души. Как подарок. Пятьсот дадим. Только просьба наша такая: не называть это молочными деньгами. Потому что материнское молоко нельзя продавать за деньги. Мы так думаем. Вы с этим согласны? Глаза отца Нигоры затуманились — ему было стыдно.
— Вы правильно сказали, не надо эти деньги так называть... Теперь мы готовы услышать пожелания и наших гостей... Вот, например, фатыха-той...
— Для нас выполнять этот обычай кажется необязательным. Правильно, отец? — Аброр обратился к Агзаму-ата.
Агзам-ата утвердительно кивнул головой. Отец девушки тоже тотчас согласился: нет так нет, зачем лишние хлопоты.
Старший дядя посмотрел на Шерзода, который до поры до времени сидел молча, теребил салфетку.
— Не очень ли все упрощается, а? Как бы не возникло сплетен да насмешек.
Шерзод не сразу ответил. Посмотрел на отца Нигоры, тот напряженно посмотрел на него,— Аброр понял, что все будет так, как скажет сейчас Шерзод.
Шерзод обратился к сватам с видом человека, который дает взаймы большие деньги:
— Если вы так хотите, мы идем на эту уступку. Однако не забывайте, что наша племянница достойна самых больших свадебных торжеств.
— Правильно! Нигора — первая у отца и матери. Потому... у них немало заветных желаний,— подхватил старший дядя.— На свадьбе должны быть пара карнаев, пара сурнаев, барабан-нагара. И двух знаменитых певцов с музыкантами надо пригласить. Договориться заранее, согласны?
Аброр спросил у Шерзода, вспомнив, что когда-то Шерзод выступал против таких свадебных концертов с микрофонами:
— Как вы на это смотрите, Шерзод Исламович? Мы, конечно, можем пригласить. Но микрофоны... лишний шум...
Шерзод уклонился от прямого ответа:
— Вопрос о карнаях и сурнаях будем решать позже, времени у нас еще много: после того как молодые подадут заявление в загс, пройдет полтора месяца. Сейчас о другом, вообще говоря, надо подумать... Свадьбу назначим...
Он вытянул из кармана маленькую книжку-календарь. Полистал ее. Выбрал субботний день, что попадал на середину августа. Отец Нигоры и старший дядя сразу согласились с Шерзодом. Сторона жениха тоже ничего не имела против этой даты.
Наконец по знаку Шерзода вынесли из внутренних покоев три шелковых бекасамовых чапана. Старший дядя поднялся со стула. Первый чапан он надел на свата Агзама, два других — на остальных сватов.
— С богом, поздравляю вас!
— Вот и стали родственниками, ата! — Шерзод среди всех гостей выделил отца Аброра.
В свою очередь Агзам-ата понял, что в этом доме Шерзод играет главную роль, вежливо поклонился ему:
— Спасибо, сынок, дай бог вам счастья! Пусть молодые до конца жизни будут вместе, пусть у них будет много детей и внуков, пусть живут в счастье и любят друг друга! Аминь!
Все провели ладонями по лицу и встали с мест. Когда вышли уже на улицу и начали прощаться, перед расставанием Шерзод многозначительно заметил, обращаясь к Аброру:
— Это ведь только начало. Хорошо то, что хорошо кончается.
— Самое главное — молодые любят друг друга.
— Да, но их счастье зависит и от нас с вами.
Аброр только сейчас съел плов, приготовленный в семье Нигоры, только что надел чапан, подаренный ему старшим дядей Нигоры. Он должен был ответить не иначе как вежливо:
— Будем делать все, что от нас зависит.
А возвращаясь домой, думал: «Шерзод намекает на то, что может испортить дело со свадьбой... Как было бы хорошо, если бы те проекты полежали без движения еще месяца два-три. Мы бы успели сыграть свадьбу до того, как начнется схватка с Бахрамовым! Пусть бы молодые успели до этого пройти загс! А схватки ему все равно не избежать...»
Вазира, услышав от Аброра, что свадьба назначена на август, встревожилась:
— Ай, как неудачно выбрали время! Надо было назначить или на июль, или на сентябрь. Первая половина августа — время, когда Малика будет сдавать приемные экзамены в институт. Конкурс страшный!
Аброр, поглощенный разными заботами, почти совсем об этом забыл.
— А вам до сих пор не удалось поговорить с проректором?..— спросил он жену.
Малика закончила десятый класс, получив похвальную грамоту. Уже перегнавшая ростом мать, она от тревог, что надвигались на нее, стала по-взрослому серьезной. Веселый смех, детская игривость совсем исчезли. Лицо вытянулось, шея удлинилась. А глаза расширились, смотрели на мир тоскливо и тревожно.
Аброр жалел дочь, глядя, как она днем и ночью, без устали и отдыха, с отчаянием каким-то готовилась к экзаменам.
Аброр с Вазирой, не откладывая визита, постарались побывать у проректора и у декана. Таких, как они, «просителей» оказалось много, и обещать им никто ничего не стал. Оставалось одно: создать для дочери все условия для занятий, следить, чтобы она вовремя ложилась и вовремя вставала—тогда голова будет всегда свежей.
Вазира отдала дочери самую тихую комнату в квартире, утром и вечером следила за ее питанием, ложилась спать после того, как засыпала Малика. Первый экзамен — письменная работа по математике. Результата ждали четыре дня. Вазира не спала две ночи. Узнали наконец, что Малика по письменной математике получила тройку. Если она все остальные экзамены не сдаст на пять, то в институт не попадет.
Вазира так расстроилась, что у нее начались постоянные головные боли, в глазах стали мелькать черные мушки. Поднялось кровяное давление, и пришлось принимать таблетки,прописанные врачом. Вскоре давление сбили, но головные боли не исчезли. Снова записаться к врачу Вазира не удосужилась, никак не могла выкроить время: приближалась свадьба Шакира, собралась на совет родня — решать, кто какую долю расходов, подарков возьмет на себя.
В сундуке Ханифы лежали несколько отрезов на платья из шелка и атласа. По обычаю, все наряды невесте должна была подарить сторона жениха, а все наряды жениху — сторона девушки. Штук восемь самых лучших отрезов из сундука будущей свекрови будущая невестка должна отнести к портному, сама выбрать фасоны, какие ей захочется, а стоимость шитья обязан оплатить опять-таки жених. Предназначенные для Нигоры пальто, плащ, кофты и другие вещи решили купить сестры Шакира и их мужья. Достать дефицитные белые туфли на высоком каблуке и сапожки на платформе выпало на долю Аброра: у него же машина, ему поискать легче будет.
В разгар всех этих хлопот пришел в движение проект нового русла Бозсу, подготовленный бахрамовской группой, строительство метро подошло близко к Бозсу, вопрос о прокладке трассы через канал стал неотложным.
— Вазира-хон, вы слышали неприятную новость? — Шерзод позвонил Вазире на работу. Голос его звучал встревоженно.
— О чем это?
— Ну как же... Ваш супруг вместе с несколькими метростроевцами готовит, оказывается, свой проект, противоположный нашему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Любил Агзам-ата заниматься крестьянским трудом, не говоря уж о труде мираба, а вот прокладывать железные трубы, провести в дом газ, настилать полы, застеклять окна, оборудовать разные двери — это для него было сущим наказанием. Не потому, что очень уж тяжело всем этим заниматься, а потому, что такие работы пожирали массу денег. И материалы влетали, как говорится, в копеечку. И газовщики с плотниками не скромничали, запрашивали втридорога. Шакир отдавал отцу почти всю свою зарплату. Помогал каждый месяц деньгами и Аброр. Но денег все равно не хватало.
Агзам-ата всю зиму проработал сторожем на соседней стройке. Весной строительство значительно расширилось, и ему потребовался еще один сторож. Агзам-ата ухитрился вторым сторожем оформить свою Ханифу, а подменять ее сплошь да рядом приходилось самому. Чуть ли не каждые сутки с шести часов вечера до восьми утра он был занят теперь там, а потом придет и, не зная отдыха, вкалывает на участке.
К тому же Ханифа каждый день еще и пилила его насчет газа. А что тут сделаешь, коли на их улицу газ еще не дали, труб ждут не дождутся. Аброр побывал в разных учреждениях, ему пообещали, он поверил, ждал до самой зимы, но ничего не вышло. Тогда он на свои деньги взял и купил баллоны с привозным газом. Тот день, когда Ханифа-хола начала готовить пищу на газе, был просто праздником. Мать на редкость щедрой оказалась в благодарностях:
— Спасибо тебе, Аброр-джан, милый ты мой сынок, спасибо. Дай бог, чтобы и ты увидел добро от своих детей, а я так прямо ожила!
В субботу Аброр снова навестил родных. Заехал на стройку за отцом. Тот вышел к машине, заложил руки назад, согнулся, еле-еле на ногах держится.
Аброр остановил машину рядом с отцом, изнутри открыл заднюю дверцу.
— Ух! Совсем из сил выбился... Не знаю, что со мной случилось. Давеча вышел из сторожевой будки, голова странно как-то закружилась. И задыхаться начал... Испугался, что упаду. Присел на штабель досок, слава аллаху, отошло.
С тревогой и жалостью смотрел Аброр на отца. Щеки просто провалились, лицо пожелтело.
— Зачем вам все это надо, отец? Хватит сторожить. Посидите спокойно дома.
— Я и сижу в сторожевой будке... спокойно. Изредка обхожу площадку строительную. Работа не тяжелая. Оплачивается хорошо.
— Недосыпаете вы — вот в чем дело.
— Что же делать, Аброр-джан? Неналаженная жизнь — это как пещера, там живет ненасытный дракон, все проглатывает... Ты помогаешь нам. Шакир хорошо зарабатывает. А денег все равно не хватает. Еще Шакира надо женить. Можно ли привести в неустроенный дом невестку?
Свадьба Шакира должна была, по родительским расчетам, состояться еще в прошлом году. Но переезд и строительство нового дома заставили отодвинуть сроки еще на год.
Весной, когда созрел урюк, Ханифа-хола приготовила лагман1.
Агзам-ата сидел вместе с сыновьями, ел да похваливал.
— Э-эх! — воскликнул он внезапно, схватился за щеку, потом вытащил изо рта двумя пальцами маленькую косточку.— Вот те на! Оставалось у меня всего-навсего три зуба, так один из них выпал. Разве от лапши зуб может сломаться?
Лагман был съеден. Приступили к чаю. Агзам-ага заговорил грустно и тихо:
— Сыны мои, кажется, подходит срок... За семьдесят уже... Сожалеть мне не о чем, все, что можно, уже сделал. Почти все. Вот участок до конца не обиходил. Да это уж вы как-нибудь сделаете без меня. Но давайте-ка побыстрей сыграем свадьбу Шакира. Коль умру, то ведь свадьба-то опять отложится.
— Не говорите так, отец. Вы еще будете нянчить детей Шакира.
Нет, Аброр-джан, нет. Неважно себя чувствую, неважно. Пока глаза мои не закрылись, хочу увидеть, как Шакир обзаведется семьей... Ты разузнай у него насчет невесты,— сказал он Аброру совсем тихо, почти шепотом на ухо. (Шакир деликатно отвернулся.)— На будущей неделе и посватаем, а?
Шакир стеснялся рассказывать родителям о Нигоре. Иное дело — старший брат. Аброр с прошлого года, с того самого часа, когда он отвез младшего брата на свидание, успел немало узнать о невесте Шакира, оказавшейся — увы, но ничего не поделаешь! — племянницей Шерзода Бахрамова. Впрочем, Нигора самостоятельная и разумная девушка. Бахрамов не сможет помешать ее свадьбе, даже если бы захотел: родители девушки знают Шакира и одобряют выбор своей дочери.
— Кажется, тут проблем нет, Шакир? — спросил Аброр, когда младший брат провожал его до калитки к машине.
— Оно-то так, но вот свадебные обряды... обычаи всякие... их,
Лагман — мучное блюдо вроде лапши, с мясом, овощами, под соусом.
Оказывается, так много, и все они такие канительные... Как подумаю, сколько чего надо учесть, голова кругом идет.
— Да, тут старое с новым переплелось накрепко, наслоилось друг на друга, так что и не оторвешь. Со старыми обрядами и расходов и хлопот становится вдвое больше. А пользы никакой. Вы с Нигорой должны избежать ненужной показухи.
— Но как избежать? Все ведь зависит от родителей,— заметил Шакир.
— Ну, не все... Пусть-ка Нигора поговорит со своими родителями. Я с отцом поеду сватать. Если они дадут согласие, то никаких промежуточных обрядов делать не станем. Фатыха-той, помолвка, к примеру, зачем? Резать барана, везти мешок риса, печь до двухсот лепешек — кому все это нужно задолго до свадьбы? А вот такой обычай, как «аксолор» — «белый знак», мне лично нравится. Это когда сторона невесты посылает жениху кусок белого шелка и сладости. Сладости раздаются соседям жениха, а белый шелк означает пожелание светлого пути будущей семье. В этом есть какая-то поэтичность.
— Ну, не уверен. Не возьму в толк, зачем каждый раз привлекать к нашему делу соседей, чуть ли не всю махаллю?
— Тут есть своя логика, Шакир. Строится новая семья. Вот вы и должны видеть и помнить: множество рук клало кирпичи в это новое здание. А то ведь как бывает? Четыре человека соберутся, поставят на стол две бутылки, и все. Семью, создаваемую столь легко, боюсь, разрушить тоже нетрудно. В иных городах половина всех молодых семей оказывается непрочной. А в наших махаллях разводов, сам знаешь, мало бывает, из десяти семей, может, одна рушится. Так ведь?.. А трудностей,— Аброр решил закончить разговор шуткой,— трудностей на собственной свадьбе не пугайся. Испытаешь их вдоволь, тем верней будешь: не захочешь вторично жениться.
А Нигора, оказывается, жила в кооперативном доме, так неуклюже поставленном в их дворе. С тех пор как Аброр об этом узнал, сам этот «шедевр архитектурной мысли» стал пробуждать в нем иногда и теплые чувства.
Однажды вечером Аброр вошел в этот дом вместе с отцом и старшим зятем, мужем старшей своей сестры; празднично одетые, степенные, хотя и немного смущенные ролью сватов, они медленно поднялись на третий этаж.
И одним из первых, кто вежливо вышел им навстречу, кто учтиво ожидал их на лестничной площадке, был Шерзод Бахрамов. Дядя Нигоры. Младший дядя, но, видимо, пользуется уважением в доме.
Все вошли в гостиную. На одной из стен висел большой красивый шелковый ковер. Сервант, до отказа заполненный японским фарфором и чешским хрусталем, сверкал вовсю. На мягких стульях бросались в глаза красные бархатные накидки. Белоснежность скатерти подчеркивали умело расставленные по столу виноград, урюк и груши; здесь же зажаренные целиком куры, нарын с тонко нарезанными кружками конской колбасы; на приставленном к углу большого стола маленьком столике сгрудились бутылки боржоми, армянского коньяка, водки.
Принесли шурпу. Шерзод обернулся к старшему за столом:
— Агзам-ата, если разрешите... по маленькой...
— Наливайте спокойно, сынок. Всем, кто хочет и может. Я попью чаю. Не стесняйтесь... Дай бог всем радости!
После второй рюмки у всех языки подразвязались. Начали говорить о молодых.
— Звезда вашей дочери сошлась со звездой нашего братишки,— начал витиевато Аброр.— Иначе мы не смогли бы встретиться за этим прекрасным дастарханом. Как говорится, если суждено, то в скором будущем станем и родственниками.
Отец девушки — среднего роста, полный, представительный мужчина лет сорока пяти — приложил ладонь к сердцу, склонил курчавую голову:
— В добрый час!
Съели плов. Посуду унесли на кухню. После этого заговорил старший дядя девушки:
— Если махаллю не угостим пловом, будет нехорошо, согласны? Наши переехали сюда недавно. Чтоб познакомиться с соседями, сделаем плов человек на двести. Утром перед свадьбой, согласны? Для этого купим сообща мешок риса, барана, соответственно и муку, продукты, вино и фрукты.
Аброр обдумывал, как бы деликатно отказаться от этой идеи, но Аг^зам-ага опередил:
— Согласны, согласны. Еще какие у вас пожелания? Говорите, не стесняйтесь.
Опять старший дядя взял слово; бесконечные его «согласны?» звучали совсем не вопросительно.
— Мать с большими надеждами растила свою дочь. Есть обычай — вносить молочные деньги... Немного... Четыреста рублей, согласны?
Установилась неловкая тишина.
Аброр исподлобья посмотрел на Шерзода, будто приглашал его раскрыться, определить свое — современное! — отношение к услышанной нелепости. Шерзод повернулся к старшему брату, с видимой иронией спросил его:
— Как это понять, ака? Вы просите у сватов калым?
— Да нет! Какой там калым — четыреста рублей? В кишлаках, бывает, мно-о-го тысяч берут, вот это калым! Мы говорим только о молочных деньгах... матери за ее молоко, согласны?
Агзам-ата посмотрел на Аброра: говори, мол, ты.
— Это что, какой-то новый обычай или забытый из старых? — спросил Аброр.
— Раньше такого обычая не было,— сказал Агзам-ата тихо.
— Свадьба требует больших расходов. Матерям тоже нужны деньги, согласны?
— Если для свадебных расходов,— намеренно, с видом облегчения вздохнул Аброр,— четыреста рублей мы дадим. От души. Как подарок. Пятьсот дадим. Только просьба наша такая: не называть это молочными деньгами. Потому что материнское молоко нельзя продавать за деньги. Мы так думаем. Вы с этим согласны? Глаза отца Нигоры затуманились — ему было стыдно.
— Вы правильно сказали, не надо эти деньги так называть... Теперь мы готовы услышать пожелания и наших гостей... Вот, например, фатыха-той...
— Для нас выполнять этот обычай кажется необязательным. Правильно, отец? — Аброр обратился к Агзаму-ата.
Агзам-ата утвердительно кивнул головой. Отец девушки тоже тотчас согласился: нет так нет, зачем лишние хлопоты.
Старший дядя посмотрел на Шерзода, который до поры до времени сидел молча, теребил салфетку.
— Не очень ли все упрощается, а? Как бы не возникло сплетен да насмешек.
Шерзод не сразу ответил. Посмотрел на отца Нигоры, тот напряженно посмотрел на него,— Аброр понял, что все будет так, как скажет сейчас Шерзод.
Шерзод обратился к сватам с видом человека, который дает взаймы большие деньги:
— Если вы так хотите, мы идем на эту уступку. Однако не забывайте, что наша племянница достойна самых больших свадебных торжеств.
— Правильно! Нигора — первая у отца и матери. Потому... у них немало заветных желаний,— подхватил старший дядя.— На свадьбе должны быть пара карнаев, пара сурнаев, барабан-нагара. И двух знаменитых певцов с музыкантами надо пригласить. Договориться заранее, согласны?
Аброр спросил у Шерзода, вспомнив, что когда-то Шерзод выступал против таких свадебных концертов с микрофонами:
— Как вы на это смотрите, Шерзод Исламович? Мы, конечно, можем пригласить. Но микрофоны... лишний шум...
Шерзод уклонился от прямого ответа:
— Вопрос о карнаях и сурнаях будем решать позже, времени у нас еще много: после того как молодые подадут заявление в загс, пройдет полтора месяца. Сейчас о другом, вообще говоря, надо подумать... Свадьбу назначим...
Он вытянул из кармана маленькую книжку-календарь. Полистал ее. Выбрал субботний день, что попадал на середину августа. Отец Нигоры и старший дядя сразу согласились с Шерзодом. Сторона жениха тоже ничего не имела против этой даты.
Наконец по знаку Шерзода вынесли из внутренних покоев три шелковых бекасамовых чапана. Старший дядя поднялся со стула. Первый чапан он надел на свата Агзама, два других — на остальных сватов.
— С богом, поздравляю вас!
— Вот и стали родственниками, ата! — Шерзод среди всех гостей выделил отца Аброра.
В свою очередь Агзам-ата понял, что в этом доме Шерзод играет главную роль, вежливо поклонился ему:
— Спасибо, сынок, дай бог вам счастья! Пусть молодые до конца жизни будут вместе, пусть у них будет много детей и внуков, пусть живут в счастье и любят друг друга! Аминь!
Все провели ладонями по лицу и встали с мест. Когда вышли уже на улицу и начали прощаться, перед расставанием Шерзод многозначительно заметил, обращаясь к Аброру:
— Это ведь только начало. Хорошо то, что хорошо кончается.
— Самое главное — молодые любят друг друга.
— Да, но их счастье зависит и от нас с вами.
Аброр только сейчас съел плов, приготовленный в семье Нигоры, только что надел чапан, подаренный ему старшим дядей Нигоры. Он должен был ответить не иначе как вежливо:
— Будем делать все, что от нас зависит.
А возвращаясь домой, думал: «Шерзод намекает на то, что может испортить дело со свадьбой... Как было бы хорошо, если бы те проекты полежали без движения еще месяца два-три. Мы бы успели сыграть свадьбу до того, как начнется схватка с Бахрамовым! Пусть бы молодые успели до этого пройти загс! А схватки ему все равно не избежать...»
Вазира, услышав от Аброра, что свадьба назначена на август, встревожилась:
— Ай, как неудачно выбрали время! Надо было назначить или на июль, или на сентябрь. Первая половина августа — время, когда Малика будет сдавать приемные экзамены в институт. Конкурс страшный!
Аброр, поглощенный разными заботами, почти совсем об этом забыл.
— А вам до сих пор не удалось поговорить с проректором?..— спросил он жену.
Малика закончила десятый класс, получив похвальную грамоту. Уже перегнавшая ростом мать, она от тревог, что надвигались на нее, стала по-взрослому серьезной. Веселый смех, детская игривость совсем исчезли. Лицо вытянулось, шея удлинилась. А глаза расширились, смотрели на мир тоскливо и тревожно.
Аброр жалел дочь, глядя, как она днем и ночью, без устали и отдыха, с отчаянием каким-то готовилась к экзаменам.
Аброр с Вазирой, не откладывая визита, постарались побывать у проректора и у декана. Таких, как они, «просителей» оказалось много, и обещать им никто ничего не стал. Оставалось одно: создать для дочери все условия для занятий, следить, чтобы она вовремя ложилась и вовремя вставала—тогда голова будет всегда свежей.
Вазира отдала дочери самую тихую комнату в квартире, утром и вечером следила за ее питанием, ложилась спать после того, как засыпала Малика. Первый экзамен — письменная работа по математике. Результата ждали четыре дня. Вазира не спала две ночи. Узнали наконец, что Малика по письменной математике получила тройку. Если она все остальные экзамены не сдаст на пять, то в институт не попадет.
Вазира так расстроилась, что у нее начались постоянные головные боли, в глазах стали мелькать черные мушки. Поднялось кровяное давление, и пришлось принимать таблетки,прописанные врачом. Вскоре давление сбили, но головные боли не исчезли. Снова записаться к врачу Вазира не удосужилась, никак не могла выкроить время: приближалась свадьба Шакира, собралась на совет родня — решать, кто какую долю расходов, подарков возьмет на себя.
В сундуке Ханифы лежали несколько отрезов на платья из шелка и атласа. По обычаю, все наряды невесте должна была подарить сторона жениха, а все наряды жениху — сторона девушки. Штук восемь самых лучших отрезов из сундука будущей свекрови будущая невестка должна отнести к портному, сама выбрать фасоны, какие ей захочется, а стоимость шитья обязан оплатить опять-таки жених. Предназначенные для Нигоры пальто, плащ, кофты и другие вещи решили купить сестры Шакира и их мужья. Достать дефицитные белые туфли на высоком каблуке и сапожки на платформе выпало на долю Аброра: у него же машина, ему поискать легче будет.
В разгар всех этих хлопот пришел в движение проект нового русла Бозсу, подготовленный бахрамовской группой, строительство метро подошло близко к Бозсу, вопрос о прокладке трассы через канал стал неотложным.
— Вазира-хон, вы слышали неприятную новость? — Шерзод позвонил Вазире на работу. Голос его звучал встревоженно.
— О чем это?
— Ну как же... Ваш супруг вместе с несколькими метростроевцами готовит, оказывается, свой проект, противоположный нашему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33