— подала голос Зумрад Садыковна.— Он последние деньги из моей сберкнижки вытягивает. По десять, по пять рублей, а то и по трешке. И пенсию мою всю до копейки спускает!
Снова жаловаться начала, да? — вдруг резко вскинулся Алибек Жалобы, жалобы, жалобы... Нет, все это, видать, прекратится, лишь ми да и уйду из дому совсем!
Алибек шал, что именно этого больше всего боялась мать. Без Алибека она бы дня прожить не смогла. Любила, привыкла, не могла помыслить себя вдали от сына. После окончания института Алибека вместе со сверстниками должны были на год призвать в армию. Так Зумрад Садыковна все пороги в военкомате обила, несколько письменных заявлений подала. Больна, дескагь, одинока, некому больше присмотреть за ней,— и ее ходатайство-просьбу, некогда активной общественницы, «женотделки», человека с заслугами, гуманные люди уважили: сына от призыва освободили. Эгоистичный и хитрый Алибек давно прибрал к рукам старушку мать, давно научился извлекать выгоду из ее материнской любви, привык делать все, что пожелает.
Вот и сейчас Зумрад Садыковна вдруг поспешила отступить перед нахалом:
— Зачем ты так говоришь, Алибек-джан? Я тебя разве из дому гоню? Я хочу тебя увидеть настоящим человеком, тебе добра желаю. Тебе уже двадцать пять, сынок. Твои ровесники председателями колхозов работают, начальниками цехов!
— Сколько раз вам говорить, мама, что должности и посты, оклады и прочее меня не интересует! Я сам себе председатель!
Вазира задыхалась в душной комнате. Усилием воли заставила себя говорить хладнокровно:
— Хорошо, брат, что же тебя интересует? Что тебе нравится?
— Мне нравится свобода!
— И не стыдно «свободному человеку» пить портвейн, купленный на пенсию престарелой матери?
— Этот портвейн я на собственные деньги купил!
— А вчерашний! А позавчерашний! — Вазира все-таки не совладала с собой.— А все эти тряпки, что красуются на тебе, они на чьи деньги куплены? До каких пор ты в семье баловнем будешь, чужаком каким-то? Пора бы наконец самому отцом стать. А ты вон с женой скандалишь, лишь бы только детей не иметь!
— Вы почему вмешиваетесь в мою личную жизнь, Вазира-апа?
— Мы столько труда и средств вложили, чтоб свадьбу тебе пышную справить! Тогда ты почему-то не возражал против моего вмешательства.
— Женитьба была ошибкой. Моей ошибкой,— надменно сказал Алибек.— В наше время не стоит жениться. Самые современные, высокоразвитые люди нашего атомного века справедливо считают семью и брак явлениями пережиточными.
— Высокоразвитые? Эгоисты безграничные — это да! Как бы ты сам появился, такой «свободный человек», если бы твои родители были «высокоразвитыми»?
— Времена изменились... Плодить детей? А думаешь ли ты о том, что земной шар стоит перед угрозой перенаселения? К двухтысячному году людей в мире будет не меньше семи миллиардов! Целые континенты уже сейчас не могут прокормить себя, а людей пока на Земле только четыре миллиарда... А про угрозу атомной войны ты подумала? Растить детей для нее — это гуманно?
— Значит, ты потому детей не хочешь, что о благе человечества печешься?
— Не только, сказать тебе откровенно. Я и себя мучить не хочу!
— Вот в том-то все и дело! Ты лишь о себе думаешь. «Человечество», «перенаселение», «атомная угроза» — болтовня, словесная ширма от эгоизма! Оставим в покое человечество и твоих будущих детей. Но о матери, что рядом с тобой живет, ты ведь ни капельки не заботишься. Не стыдно тебе ради собственных удовольствий мучить маму?
— А чем это я ее мучаю?
Вазира вскочила со стула. Распахнула дверь на балкон. Комната сразу наполнилась шумом улицы. Пришлось повысить голос.
— Ты способен понять, что все, все это для нее мучительно? И что ты жену прогнал, и что эдаких дружков сюда приводишь, и что работу меняешь! Да и собака тебе ни к чему. Все ее терзает!.. Сам обитаешь в тихих комнатах с окнами во двор... Это по совести, по-человечески, гуманно, что больная женщина вынуждена жить в несмолкаемом шуме и духоте?
Алибек тоже вскочил.
— Сестра, ты свои прочувствованные речи при себе оставь. Если для этого меня позвала, то хватит, я пошел!..
Вазира поняла, что брат сейчас действительно уйдет. Она же обещала себе быть сдержаннее.
— Садись-садись! Выслушай меня. Я еще главного не сказала. От волнения и жары у нее в горле стало першить. Облизнув
пересохшие губы, спросила у матери:
— Мама, чайник там у нас не вскипел?
— Вай, склероз, и что же это я так... Забыла! Зумрад Садыковна осторожно направилась на кухню.
Вазира только сейчас заметила, что пуговицы на материнском халате застегнуты неправильно, одна пола оказалась выше другой, воротник перекосился. Боже мой, боже! Когда-то их мать была красивой, гордой, всегда изящно одетой! Самостоятельным человеком! И вот как сдала — сгорбилась, обмякла вся. Дело не только в старости. Всем своим существом почувствовала Вазира духовный упадок матери, и такая жалость появилась к ней, что пришлось все силы напрячь, чтобы преодолеть спазм, перекрывший дыхание, чтобы не разрыдаться беспомощно и безудержно...
Алик нехотя присел на диван, процедил чуть ли не сквозь зубы:
— Ну, давай говори... меня гости ждут.
— Ты ничего не замечаешь, Алик? У мамы ведь... Она же слепнуть начинает!
В глазах Вазиры блестели слезы.
Говорил я ей! — Кажется, и Алибек почувствовал, в каком сестра.— Сходи, говорю, к окулисту. Так она слушать сама на каждом шагу спотыкается. Все у нее если видел, почему сразу же к доктору ее не повел? - Да что я ее, как маленькую, за руку поведу?
— Что с тобой вообще происходит, брат? — Вазира наклонилась к нему и едва слышно заговорила: — Представь-ка себе, она совсем ослепнет, что ты тогда делать станешь? Мать на улицу не выбросишь, никто тебе этого не позволит, даже если ты захочешь ее в богадельню отдать. Заставят содержать, ухаживать. Вот тогда ты узнаешь, что значит за руку водить!
— А почему только я должен водить? Ты, между прочим, тоже дочь ей!
-И такие слова после всего, что она постаралась объяснить брату?! На секунду Вазира будто дара речи лишилась. Значит, Алибек стал таким наглым, бесстыжим? Вместо кожи на нем, значит, броня непробиваемая, и все слова — и острые, и душевные, и разумно-логичные — рассыпаются в прах?..
Но и на сей раз она подавила в себе гнев.
— Я старшая у матери и побольше твоего о ее судьбе думаю. Поэтому и пришла сюда. Хочу вместе с тобой, лоботрясом, беду предотвратить!
— Поскорей к доктору ее, и все дела!
— Этим я сама займусь. Завтра же. Но ты-то хоть сколько-нибудь будешь заботиться о матери или нет? Ответь прямо.
— А что я могу?..— пожал плечами Алибек.
Вазира поняла — проку от такого разговора не будет, если она в требованиях своих к брату не проявит настойчивость и твердость.
— Маме сейчас нужен покой. Когда ты уходишь на работу, собака действует маме на нервы, выводит ее из себя. Кстати, где ты ее взял?
— Товарищ дал.
— Какой товарищ? Он сейчас здесь?
— Да, тот, с гитарой.
— Так вот что, братец Алик, пойди сейчас к своим приятелям и объясни им, что мама заболела. Проводи всех по-хорошему. И собаку хозяину верни... '
Алибек поморщился. Но тут из кухни с чайником в руках появилась Зумрад Садыковна. Он увидел, как неуверенно, будто на ощупь ступает мать по полу.
— Хорошо! Сделаю. Но больше ничего от меня не требуй. Все! — Алибек встал с дивана.
— Об остальном поговорим потом. Встала и Вазира.
— Мама, в кухне, кажется, прохладней, чем здесь Пойдемте туда чай пить.
Алибек какое-то время еще посидел у себя с приятелями, потом вышел из дому проводить их. Увел на поводке и собаку.
— Мама, комната ваша никуда не годится,- решительно заявила Вазира.— Сегодня же мы переселим вас в другую, ту, что окнами во двор. Там будет поспокойней.
— Вай! — испугалась Зумрад Садыковна.— Гляди, с братом потом греха не оберешься. Нельзя его вещи трогать. Скандалить начнет!
— Не бойтесь,— успокоила Вазира старушку и направилась в комнату, где недавно сидел с товарищами Алибек.
Чтобы отсюда выветрился дым, мало было настежь раскрыть окна и двери внутри квартиры; дверь на лестничную площадку Вазира распахнула тоже. Собрала окурки, пустые бутылки, обрывки бумаги и выбросила в мусорное ведро весь этот хлам.
Алибек занимал, собственно, целую квартиру в квартире: из одной его комнаты шел ход в другую, смежную, где стояли кровати. Покойный отец любил, чтобы все комнаты были раздельные, оттого и в этой спальне еще одна дверь вела в небольшой коридор-прихожую. После того как Алибек с женой заняли обе комнаты, дверь из спальни в прихожую наглухо заколотили, а изнутри заставили платяным шкафом. А уже потом Алибек прорубил из спальни ход в ту самую комнату, где пировал с приятелями и приятельницами и где гремела сегодня музыка. Вазира решила, что стоящий здесь диван больше подойдет маме, чем тот, который стоит сейчас у нее: тот — узкий, с жесткой спинкой, а этот — раскладной, пошире и поудобней.
Вазира вымыла комнату и почти всю пыль в ней вытерла к тому времени, когда вернулся Алибек. Втроем они сели за круглый стол в чистой и прибранной комнате.
— Мама, а вы заметили, что Алибек вернул собаку хозяину?
— Ой, спасибо тебе, сынок! — воскликнула искренне обрадованная Зумрад Садыковна.— Проснулась в тебе совесть, а, Алибек-джан?
Алибек исподлобья глядел на женщин, но молчал. Похвалила, называется! Да и вообще не нужны ему похвалы, он в них не нуждается.
— Ваше здоровье, мама, нам всем нужно,— продолжала между тем Вазира.— Завтра суббота. С утра мы сходим с вами к глазнику.
— Далеко тебе, хлопотно будет...— пробурчал Алибек.— Машина-то у Аброра работает?.. А чего он сегодня с тобой не приехал?
Вазире припомнились все те язвительные слова, которых она много наговорила сегодня утром Аброру. Да, ведь она ехала к матери за помощью: отец Аброра обычно считался со сватьей!.. А оказалось, мать сама нуждается в дочерней помощи, причем неотложной. Нужно будет здесь участие и Аброра. Утренняя ссора с мужем показалась никчемной. Стараясь не выдать перед матерью своего состояния — раскаяния перед Аброром за резкость, надежды на поддержку мужа и в го же время не прошедшей до конца обиды на него, все вместе,— Вашра сказала:
Занят был сегодня Аброр, завтра приедет. А до того мы с Аликом должны еще одно дело сделать для вас, мама.
Какое? — насторожился Алибек.
Комната, где мама сейчас живет, очень шумная. Мы с тобой говорили: мучается она там, заснуть не может. А пока лето еще минет, она сюда переберется.
Алибек только и нашел что сказать:
Но ведь эту комнату мама мне сама уступила!
Гы будешь в спальне жить. Раскроем там дверь, что в прихожую веде! А эту дверь можешь совсем заколотить. Как было раньше.
Но здесь магнитофон с колонками, другие мои вещи!
Пели они в спальне не поместятся, вынеси в ту, где мама сейчас.
— А товарищи мои придут, я их что, в ту шумную комнату поведу?
— Да у тебя как было, так и останется две комнаты. Дружки посидят в комнате с балконом. Соревнование устроите, кто кого перекричит — вы улицу или она вас! — Заметив, что Алибек опять раскаляется, Вазира снова, очнувшись, перешла на тон увещевания: — Вы молодые, ничего вам от шума не сделается плохого. А старому, больному человеку он очень вреден.
— Выходит, все лучшее —- старикам, а что похуже — молодежи? Вот это и есть один из противных восточных пережитков! Молодежь только и обязана, что почтительно кланяться старикам, ступать за ними след в след, не обгоняя, доедать за ними объедки. Да еще толковать о священных традициях, опыте отцов и дедов и прочее.
— Опять «современная теория»! — снова Вазира повысила голос.— Ты один, современный молодой мужчина, будешь занимать две удобные тихие комнаты, а больная мать пусть мучается в этой раскаленной духовке... Вот уж пережиток так пережиток!
— А не желаете, чтоб она мучилась, заберите ее к себе домой,— с хладнокровием, которое могло довести до бешенства, предложил Алибек.— У тебя тоже очень спокойная, тихая квартира — четыре комнаты!.. Она и тебе мать!
— Ну и негодяй!.. Пойдемте, мама, я вас заберу с собой. Пусть живет один как прокаженный! Дайте ему годик хотя бы пожить одному. Пусть поймет... И надо же до такого бесстыдства дойти — старостью человека попрекать! Ну и негодяй!.. Вставайте, мама, поедем к нам!
Зумрад Садыковна медленно поднялась.
— Куда же я на ночь глядя подамся? — нерешительно запротестовала она.— Ведь вас, Вазира, четверо... И привыкла я здесь, в своей квартире, столько лет...— И она заплакала.
— Тогда я переведу вас сейчас же в эту комнату!
— Не спешила бы ты так, доченька. Как-нибудь мы и сами порешим с Алибеком. Вот он пса уже увел, для меня большое облегчение.
Зумрад Садыковна привыкла не только к квартире, но и к грубостям своего сына. «Без меня с ним беда какая-нибудь приключится обязательно, обязательно...— шептала она себе.— Как это вдруг уйти, бросить сына одного?»
Вазира была в отчаянье.
— Сын ваш так жестоко поступает потому, что вы ему во всем без конца потакаете. Будьте построже с ним, подумайте о себе, все мы один только раз на свете живем!
И теперь уже сама Вазира расплакалась.
Добираясь через ночной город домой, она никак не могла выбросить из головы образ своей вспыльчивой и сварливой свекрови. «Нет, и впрямь, видно, лучше быть как Ханифахола, чем такой уступчивой и безвольной, как мама».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Аброр уже несколько раз отрывался от экрана телевизора, оборачивался и поглядывал на настенные часы. Скоро десять, а о Малике ни слуху ни духу. Да и Вазира уехала к матери — как в воду канула. Вернулся Аброр с работы, а Зафар дома сидит один. Малика, спросив разрешение у матери вернуться позже, ушла к подружке на день рождения. И что только можно делать столько времени? А вдруг там и те ребята, что с утра вызванивали дочери по телефону?
На душе у него стало тревожно, и он встал. Только вышел в прихожую, послышалось, будто кто-то снаружи вставляет ключ и открывает дверь. И тут вошла Вазира. Вид у нее совсем не тот, что утром,— уставшая, расстроенная, подавленная. Она молча сняла туфли, надела домашние тапочки.
Аброр первым нарушил молчание:
— Ну как там? Ничего?
— Да-а...— Вазира неопределенно махнула рукой.— А Малика вернулась?
— Нет. Уже десять. Напрасно вы ей разрешили вернуться позже обычного.
Вот еще одна забота. Этого только не хватало! С тяжелым вздохом Вазира присела на стул около телефонного столика. Долго рылась в записной книжке и, найдя клочок бумаги, на который Малика записала ей номер телефона подружки, нервно стала его набирать.
— Алло!.. Извините, пожалуйста... Это квартира Дильдоры?.. У вашей дочери сегодня день рождения? Поздравляю!.. Я мама Малики... Дочь моя у вас?.. Поздно уже, и мы беспокоимся. Ну конечно, конечно... Спасибо вам! А вы не могли бы Малику к телефону позвать?..
Трубку взяла Малика, и тогда Вазира уже больше не смогла сдержаться:
— Я тебе что сказала?.. Что значит «рано, мамочка»? Десять часов для тебя рано! Как это — не отпускают? Пять часов уже прошло. Хватит с тебя. Сейчас же собирайся!.. А это меня не касается! Хватит! Немедленно домой!
Со стуком бросила трубку на рычаг. Аброр стоял, опершись о косяк, и не узнавал жену.
Ханум, такая резкость может дать обратный результат. У Малики переходный возраст.
Значит, надо потакать и уступать ей?
Я тоже за строгость. Но разумную. Крайность способна вызвать другую крайность... Сегодня вечером мне звонила ее классная руководительница, Сабирова.
У Сабировой тоже есть претензии к нашей дочери?
Видишь ли, Малика осмелилась выступить на каком-то собрании с критикой своей учительницы. Педагоги требуют от учеников скромности, воспитанности, но это не значит, сказала наша Малика, что учащиеся должны придерживаться отсталых взглядов. Сабирова же мне говорит с тревогой, что за пределами школы образуются какие-то компании, некоторые мальчики и даже девочки их школы курят, пьют вино.
— Ну, она сейчас появится, и мы узнаем, какие это компании! — раздраженно ответила Вазира, уходя к себе в спальню переодеться.
Все тело ныло от усталости. Сменив платье на легкий халат, она решила чуточку прилечь, подождать дочь. Вот-вот раздастся звонок... Но нет, звонка не было, Прикрыв глаза, она почувствовала, как неприятно кружится голова, а в ушах стоит долгий глухой гул. Перед глазами мелькают круги, и в них, будто на размытых фото, вставленных в круговые рамки, мелькали обрывки пережитых за день встреч.
Наконец раздался звонок. Дверь пошел открывать Аброр. Вазира с трудом поднялась с кровати и, застегивая на ходу халат, вышла в прихожую.
Малика почти вбежала домой, щеки у нее раскраснелись, глаза возбужденно блестели. От быстрой ли ходьбы или от чего-нибудь горячительного?
— А ну, иди сюда,— бросила Вазира и повела ее на кухню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Снова жаловаться начала, да? — вдруг резко вскинулся Алибек Жалобы, жалобы, жалобы... Нет, все это, видать, прекратится, лишь ми да и уйду из дому совсем!
Алибек шал, что именно этого больше всего боялась мать. Без Алибека она бы дня прожить не смогла. Любила, привыкла, не могла помыслить себя вдали от сына. После окончания института Алибека вместе со сверстниками должны были на год призвать в армию. Так Зумрад Садыковна все пороги в военкомате обила, несколько письменных заявлений подала. Больна, дескагь, одинока, некому больше присмотреть за ней,— и ее ходатайство-просьбу, некогда активной общественницы, «женотделки», человека с заслугами, гуманные люди уважили: сына от призыва освободили. Эгоистичный и хитрый Алибек давно прибрал к рукам старушку мать, давно научился извлекать выгоду из ее материнской любви, привык делать все, что пожелает.
Вот и сейчас Зумрад Садыковна вдруг поспешила отступить перед нахалом:
— Зачем ты так говоришь, Алибек-джан? Я тебя разве из дому гоню? Я хочу тебя увидеть настоящим человеком, тебе добра желаю. Тебе уже двадцать пять, сынок. Твои ровесники председателями колхозов работают, начальниками цехов!
— Сколько раз вам говорить, мама, что должности и посты, оклады и прочее меня не интересует! Я сам себе председатель!
Вазира задыхалась в душной комнате. Усилием воли заставила себя говорить хладнокровно:
— Хорошо, брат, что же тебя интересует? Что тебе нравится?
— Мне нравится свобода!
— И не стыдно «свободному человеку» пить портвейн, купленный на пенсию престарелой матери?
— Этот портвейн я на собственные деньги купил!
— А вчерашний! А позавчерашний! — Вазира все-таки не совладала с собой.— А все эти тряпки, что красуются на тебе, они на чьи деньги куплены? До каких пор ты в семье баловнем будешь, чужаком каким-то? Пора бы наконец самому отцом стать. А ты вон с женой скандалишь, лишь бы только детей не иметь!
— Вы почему вмешиваетесь в мою личную жизнь, Вазира-апа?
— Мы столько труда и средств вложили, чтоб свадьбу тебе пышную справить! Тогда ты почему-то не возражал против моего вмешательства.
— Женитьба была ошибкой. Моей ошибкой,— надменно сказал Алибек.— В наше время не стоит жениться. Самые современные, высокоразвитые люди нашего атомного века справедливо считают семью и брак явлениями пережиточными.
— Высокоразвитые? Эгоисты безграничные — это да! Как бы ты сам появился, такой «свободный человек», если бы твои родители были «высокоразвитыми»?
— Времена изменились... Плодить детей? А думаешь ли ты о том, что земной шар стоит перед угрозой перенаселения? К двухтысячному году людей в мире будет не меньше семи миллиардов! Целые континенты уже сейчас не могут прокормить себя, а людей пока на Земле только четыре миллиарда... А про угрозу атомной войны ты подумала? Растить детей для нее — это гуманно?
— Значит, ты потому детей не хочешь, что о благе человечества печешься?
— Не только, сказать тебе откровенно. Я и себя мучить не хочу!
— Вот в том-то все и дело! Ты лишь о себе думаешь. «Человечество», «перенаселение», «атомная угроза» — болтовня, словесная ширма от эгоизма! Оставим в покое человечество и твоих будущих детей. Но о матери, что рядом с тобой живет, ты ведь ни капельки не заботишься. Не стыдно тебе ради собственных удовольствий мучить маму?
— А чем это я ее мучаю?
Вазира вскочила со стула. Распахнула дверь на балкон. Комната сразу наполнилась шумом улицы. Пришлось повысить голос.
— Ты способен понять, что все, все это для нее мучительно? И что ты жену прогнал, и что эдаких дружков сюда приводишь, и что работу меняешь! Да и собака тебе ни к чему. Все ее терзает!.. Сам обитаешь в тихих комнатах с окнами во двор... Это по совести, по-человечески, гуманно, что больная женщина вынуждена жить в несмолкаемом шуме и духоте?
Алибек тоже вскочил.
— Сестра, ты свои прочувствованные речи при себе оставь. Если для этого меня позвала, то хватит, я пошел!..
Вазира поняла, что брат сейчас действительно уйдет. Она же обещала себе быть сдержаннее.
— Садись-садись! Выслушай меня. Я еще главного не сказала. От волнения и жары у нее в горле стало першить. Облизнув
пересохшие губы, спросила у матери:
— Мама, чайник там у нас не вскипел?
— Вай, склероз, и что же это я так... Забыла! Зумрад Садыковна осторожно направилась на кухню.
Вазира только сейчас заметила, что пуговицы на материнском халате застегнуты неправильно, одна пола оказалась выше другой, воротник перекосился. Боже мой, боже! Когда-то их мать была красивой, гордой, всегда изящно одетой! Самостоятельным человеком! И вот как сдала — сгорбилась, обмякла вся. Дело не только в старости. Всем своим существом почувствовала Вазира духовный упадок матери, и такая жалость появилась к ней, что пришлось все силы напрячь, чтобы преодолеть спазм, перекрывший дыхание, чтобы не разрыдаться беспомощно и безудержно...
Алик нехотя присел на диван, процедил чуть ли не сквозь зубы:
— Ну, давай говори... меня гости ждут.
— Ты ничего не замечаешь, Алик? У мамы ведь... Она же слепнуть начинает!
В глазах Вазиры блестели слезы.
Говорил я ей! — Кажется, и Алибек почувствовал, в каком сестра.— Сходи, говорю, к окулисту. Так она слушать сама на каждом шагу спотыкается. Все у нее если видел, почему сразу же к доктору ее не повел? - Да что я ее, как маленькую, за руку поведу?
— Что с тобой вообще происходит, брат? — Вазира наклонилась к нему и едва слышно заговорила: — Представь-ка себе, она совсем ослепнет, что ты тогда делать станешь? Мать на улицу не выбросишь, никто тебе этого не позволит, даже если ты захочешь ее в богадельню отдать. Заставят содержать, ухаживать. Вот тогда ты узнаешь, что значит за руку водить!
— А почему только я должен водить? Ты, между прочим, тоже дочь ей!
-И такие слова после всего, что она постаралась объяснить брату?! На секунду Вазира будто дара речи лишилась. Значит, Алибек стал таким наглым, бесстыжим? Вместо кожи на нем, значит, броня непробиваемая, и все слова — и острые, и душевные, и разумно-логичные — рассыпаются в прах?..
Но и на сей раз она подавила в себе гнев.
— Я старшая у матери и побольше твоего о ее судьбе думаю. Поэтому и пришла сюда. Хочу вместе с тобой, лоботрясом, беду предотвратить!
— Поскорей к доктору ее, и все дела!
— Этим я сама займусь. Завтра же. Но ты-то хоть сколько-нибудь будешь заботиться о матери или нет? Ответь прямо.
— А что я могу?..— пожал плечами Алибек.
Вазира поняла — проку от такого разговора не будет, если она в требованиях своих к брату не проявит настойчивость и твердость.
— Маме сейчас нужен покой. Когда ты уходишь на работу, собака действует маме на нервы, выводит ее из себя. Кстати, где ты ее взял?
— Товарищ дал.
— Какой товарищ? Он сейчас здесь?
— Да, тот, с гитарой.
— Так вот что, братец Алик, пойди сейчас к своим приятелям и объясни им, что мама заболела. Проводи всех по-хорошему. И собаку хозяину верни... '
Алибек поморщился. Но тут из кухни с чайником в руках появилась Зумрад Садыковна. Он увидел, как неуверенно, будто на ощупь ступает мать по полу.
— Хорошо! Сделаю. Но больше ничего от меня не требуй. Все! — Алибек встал с дивана.
— Об остальном поговорим потом. Встала и Вазира.
— Мама, в кухне, кажется, прохладней, чем здесь Пойдемте туда чай пить.
Алибек какое-то время еще посидел у себя с приятелями, потом вышел из дому проводить их. Увел на поводке и собаку.
— Мама, комната ваша никуда не годится,- решительно заявила Вазира.— Сегодня же мы переселим вас в другую, ту, что окнами во двор. Там будет поспокойней.
— Вай! — испугалась Зумрад Садыковна.— Гляди, с братом потом греха не оберешься. Нельзя его вещи трогать. Скандалить начнет!
— Не бойтесь,— успокоила Вазира старушку и направилась в комнату, где недавно сидел с товарищами Алибек.
Чтобы отсюда выветрился дым, мало было настежь раскрыть окна и двери внутри квартиры; дверь на лестничную площадку Вазира распахнула тоже. Собрала окурки, пустые бутылки, обрывки бумаги и выбросила в мусорное ведро весь этот хлам.
Алибек занимал, собственно, целую квартиру в квартире: из одной его комнаты шел ход в другую, смежную, где стояли кровати. Покойный отец любил, чтобы все комнаты были раздельные, оттого и в этой спальне еще одна дверь вела в небольшой коридор-прихожую. После того как Алибек с женой заняли обе комнаты, дверь из спальни в прихожую наглухо заколотили, а изнутри заставили платяным шкафом. А уже потом Алибек прорубил из спальни ход в ту самую комнату, где пировал с приятелями и приятельницами и где гремела сегодня музыка. Вазира решила, что стоящий здесь диван больше подойдет маме, чем тот, который стоит сейчас у нее: тот — узкий, с жесткой спинкой, а этот — раскладной, пошире и поудобней.
Вазира вымыла комнату и почти всю пыль в ней вытерла к тому времени, когда вернулся Алибек. Втроем они сели за круглый стол в чистой и прибранной комнате.
— Мама, а вы заметили, что Алибек вернул собаку хозяину?
— Ой, спасибо тебе, сынок! — воскликнула искренне обрадованная Зумрад Садыковна.— Проснулась в тебе совесть, а, Алибек-джан?
Алибек исподлобья глядел на женщин, но молчал. Похвалила, называется! Да и вообще не нужны ему похвалы, он в них не нуждается.
— Ваше здоровье, мама, нам всем нужно,— продолжала между тем Вазира.— Завтра суббота. С утра мы сходим с вами к глазнику.
— Далеко тебе, хлопотно будет...— пробурчал Алибек.— Машина-то у Аброра работает?.. А чего он сегодня с тобой не приехал?
Вазире припомнились все те язвительные слова, которых она много наговорила сегодня утром Аброру. Да, ведь она ехала к матери за помощью: отец Аброра обычно считался со сватьей!.. А оказалось, мать сама нуждается в дочерней помощи, причем неотложной. Нужно будет здесь участие и Аброра. Утренняя ссора с мужем показалась никчемной. Стараясь не выдать перед матерью своего состояния — раскаяния перед Аброром за резкость, надежды на поддержку мужа и в го же время не прошедшей до конца обиды на него, все вместе,— Вашра сказала:
Занят был сегодня Аброр, завтра приедет. А до того мы с Аликом должны еще одно дело сделать для вас, мама.
Какое? — насторожился Алибек.
Комната, где мама сейчас живет, очень шумная. Мы с тобой говорили: мучается она там, заснуть не может. А пока лето еще минет, она сюда переберется.
Алибек только и нашел что сказать:
Но ведь эту комнату мама мне сама уступила!
Гы будешь в спальне жить. Раскроем там дверь, что в прихожую веде! А эту дверь можешь совсем заколотить. Как было раньше.
Но здесь магнитофон с колонками, другие мои вещи!
Пели они в спальне не поместятся, вынеси в ту, где мама сейчас.
— А товарищи мои придут, я их что, в ту шумную комнату поведу?
— Да у тебя как было, так и останется две комнаты. Дружки посидят в комнате с балконом. Соревнование устроите, кто кого перекричит — вы улицу или она вас! — Заметив, что Алибек опять раскаляется, Вазира снова, очнувшись, перешла на тон увещевания: — Вы молодые, ничего вам от шума не сделается плохого. А старому, больному человеку он очень вреден.
— Выходит, все лучшее —- старикам, а что похуже — молодежи? Вот это и есть один из противных восточных пережитков! Молодежь только и обязана, что почтительно кланяться старикам, ступать за ними след в след, не обгоняя, доедать за ними объедки. Да еще толковать о священных традициях, опыте отцов и дедов и прочее.
— Опять «современная теория»! — снова Вазира повысила голос.— Ты один, современный молодой мужчина, будешь занимать две удобные тихие комнаты, а больная мать пусть мучается в этой раскаленной духовке... Вот уж пережиток так пережиток!
— А не желаете, чтоб она мучилась, заберите ее к себе домой,— с хладнокровием, которое могло довести до бешенства, предложил Алибек.— У тебя тоже очень спокойная, тихая квартира — четыре комнаты!.. Она и тебе мать!
— Ну и негодяй!.. Пойдемте, мама, я вас заберу с собой. Пусть живет один как прокаженный! Дайте ему годик хотя бы пожить одному. Пусть поймет... И надо же до такого бесстыдства дойти — старостью человека попрекать! Ну и негодяй!.. Вставайте, мама, поедем к нам!
Зумрад Садыковна медленно поднялась.
— Куда же я на ночь глядя подамся? — нерешительно запротестовала она.— Ведь вас, Вазира, четверо... И привыкла я здесь, в своей квартире, столько лет...— И она заплакала.
— Тогда я переведу вас сейчас же в эту комнату!
— Не спешила бы ты так, доченька. Как-нибудь мы и сами порешим с Алибеком. Вот он пса уже увел, для меня большое облегчение.
Зумрад Садыковна привыкла не только к квартире, но и к грубостям своего сына. «Без меня с ним беда какая-нибудь приключится обязательно, обязательно...— шептала она себе.— Как это вдруг уйти, бросить сына одного?»
Вазира была в отчаянье.
— Сын ваш так жестоко поступает потому, что вы ему во всем без конца потакаете. Будьте построже с ним, подумайте о себе, все мы один только раз на свете живем!
И теперь уже сама Вазира расплакалась.
Добираясь через ночной город домой, она никак не могла выбросить из головы образ своей вспыльчивой и сварливой свекрови. «Нет, и впрямь, видно, лучше быть как Ханифахола, чем такой уступчивой и безвольной, как мама».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Аброр уже несколько раз отрывался от экрана телевизора, оборачивался и поглядывал на настенные часы. Скоро десять, а о Малике ни слуху ни духу. Да и Вазира уехала к матери — как в воду канула. Вернулся Аброр с работы, а Зафар дома сидит один. Малика, спросив разрешение у матери вернуться позже, ушла к подружке на день рождения. И что только можно делать столько времени? А вдруг там и те ребята, что с утра вызванивали дочери по телефону?
На душе у него стало тревожно, и он встал. Только вышел в прихожую, послышалось, будто кто-то снаружи вставляет ключ и открывает дверь. И тут вошла Вазира. Вид у нее совсем не тот, что утром,— уставшая, расстроенная, подавленная. Она молча сняла туфли, надела домашние тапочки.
Аброр первым нарушил молчание:
— Ну как там? Ничего?
— Да-а...— Вазира неопределенно махнула рукой.— А Малика вернулась?
— Нет. Уже десять. Напрасно вы ей разрешили вернуться позже обычного.
Вот еще одна забота. Этого только не хватало! С тяжелым вздохом Вазира присела на стул около телефонного столика. Долго рылась в записной книжке и, найдя клочок бумаги, на который Малика записала ей номер телефона подружки, нервно стала его набирать.
— Алло!.. Извините, пожалуйста... Это квартира Дильдоры?.. У вашей дочери сегодня день рождения? Поздравляю!.. Я мама Малики... Дочь моя у вас?.. Поздно уже, и мы беспокоимся. Ну конечно, конечно... Спасибо вам! А вы не могли бы Малику к телефону позвать?..
Трубку взяла Малика, и тогда Вазира уже больше не смогла сдержаться:
— Я тебе что сказала?.. Что значит «рано, мамочка»? Десять часов для тебя рано! Как это — не отпускают? Пять часов уже прошло. Хватит с тебя. Сейчас же собирайся!.. А это меня не касается! Хватит! Немедленно домой!
Со стуком бросила трубку на рычаг. Аброр стоял, опершись о косяк, и не узнавал жену.
Ханум, такая резкость может дать обратный результат. У Малики переходный возраст.
Значит, надо потакать и уступать ей?
Я тоже за строгость. Но разумную. Крайность способна вызвать другую крайность... Сегодня вечером мне звонила ее классная руководительница, Сабирова.
У Сабировой тоже есть претензии к нашей дочери?
Видишь ли, Малика осмелилась выступить на каком-то собрании с критикой своей учительницы. Педагоги требуют от учеников скромности, воспитанности, но это не значит, сказала наша Малика, что учащиеся должны придерживаться отсталых взглядов. Сабирова же мне говорит с тревогой, что за пределами школы образуются какие-то компании, некоторые мальчики и даже девочки их школы курят, пьют вино.
— Ну, она сейчас появится, и мы узнаем, какие это компании! — раздраженно ответила Вазира, уходя к себе в спальню переодеться.
Все тело ныло от усталости. Сменив платье на легкий халат, она решила чуточку прилечь, подождать дочь. Вот-вот раздастся звонок... Но нет, звонка не было, Прикрыв глаза, она почувствовала, как неприятно кружится голова, а в ушах стоит долгий глухой гул. Перед глазами мелькают круги, и в них, будто на размытых фото, вставленных в круговые рамки, мелькали обрывки пережитых за день встреч.
Наконец раздался звонок. Дверь пошел открывать Аброр. Вазира с трудом поднялась с кровати и, застегивая на ходу халат, вышла в прихожую.
Малика почти вбежала домой, щеки у нее раскраснелись, глаза возбужденно блестели. От быстрой ли ходьбы или от чего-нибудь горячительного?
— А ну, иди сюда,— бросила Вазира и повела ее на кухню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33