Аброр был голоден, и вино подействовало быстро; он почувствовал, как проходит усталость, как появилось доброе настроение, когда хочется кого-нибудь или что-нибудь расхвалить, говорить красноречиво, быть остроумным. Аброр взял с блюда пирожок, надкусил, воскликнул в восторге:
— Вот это да! Эдакую самсу одним только счастливым женихам готовят!
— Но и невесты пускай отведают,— отозвалась Вазира и тоже взяла пирожок.
В прихожей зазвенел телефон. Дети, конечно, от телевизора не отойдут. Аброр встал из-за стола, поспешил к телефону.
— Алло! —Подождал ответа, спросил: — Кто это? —Ответа не последовало, Аброр стал дуть в трубку и уже громче повторять: — Алло! Алло!..— Никто не отвечал, хотя Аброр отчетливо слышал в трубке чье-то дыхание.— Почему вы молчите? Надо было посмелей!
Наконец ломающийся юношеский басок спросил:
— Малика дома?
— Дома... А вы-то кто?
— Я хотел у нее спросить, что нам на дом задали.
— А не кажется ли вам, молодой человек, что для таких справок время неподходящее?..
— Извините. Но мне необходимо поговорить с Маликой...
— Малика! — позвал Аброр дочь и, понизив голос, добавил: —
Передай своим одноклассникам-кавалерам, чтобы в такое позднее время больше не звонили. И вообще...
Малика покраснела. Не поднимая глаз, прошептала:
— Хорошо, папа!..
Потом взяла трубку, поспешно предупредила звонившего: «Сейчас, сейчас» — и унесла аппарат к себе в комнату, благо это позволял сделать длинный провод.
Дочери-то скоро пятнадцать! Аброр покачал головой и вернулся на кухню. Шутливое, доброе настроение оставило его почему-то.
— Кто это звонил? — спросила Вазира.
— Эстафету любви хотят подхватить наши дети. Только не слишком ли рано?
Аброр рассказал про стеснительного и одновременно настойчивого одноклассника Малики.
— Не мешало бы матери поговорить с дочерью! Пусть не спешит... Вазира промолчала. Аброр переменил тему:
— Замечательное вино... Признаться, давно не пил такого.
— Да,— односложно согласилась Вазира. После паузы добавила: — Только наш «Гулоб» ему, пожалуй, не уступит.
— «Гулоб», «Гулоб»... Название есть, а самого-то вина нигде не купишь. Постоянно в магазинах спрашиваю, и все напрасно. А вы его где видели в последний раз?
Сказать — где? Переполох поднимется: как? С Шерзодом? В ресторане?! Ответила нарочито спокойно:
—- В Москву, оказывается, иногда его привозят.
Аброр на миг приумолк, будто ожидая, что жена добавит еще что-то. Взглянул Вазире в глаза, понял: в Москве она по какому-то поводу отведывала «Гулоб», но сказать об этом сейчас не решается. Или не хочет?
Вазира перехватила настороженный взгляд мужа.
— Я вам потом... расскажу... во всех подробностях... Обычное наше узбекское гостеприимство. С одним знакомым москвичом, метростроевцем, мы обедали в ресторане «Узбекистан». Там нам и подали «Гулоб».
«Мы обедали...» Аброру вспомнился утренний неприятный разговор с Вазирой, когда упоминался Шерзод.
Ну, обхаживать нужных людей Бахрамов, конечно, мастер! Солгать: «Бахрамова с нами не было»,— на это идти Вазира по могла и не хотела.
Можете успокоиться, Отелло. Каким бы ловким на такие дела ни был, я в его силки не попала. Ну, а знакомый наш москвич самом доле ташкентцам нужен.
Гели вы употребили слово «силки» в смысле... любовных со юн... измены... я об этом и мысли не допускаю. Я не Отелло, но одно могу сказать: видеть больше не желаю этого ловкача! И, разумеется, прошу, чтобы вы тоже от него подальше держались.
Прикажете безропотно исполнять все ваши желания? — Важра нарочито кротко улыбнулась.
Нет, зачем же! Вы ведь тоже самостоятельный человек.
— Замечательно и великодушно! Еще вопрос: обязан ли «самостоятельный человек», если этот человек — женщина, жена, ненавидеть всех тех, кого не любит муж?
— Я не хотел бы сейчас говорить о делах, о заказах, об архитектурных спорах и неприятностях. Но что же делать, если моя любимая жена все шутит, шутит и не видит коварства человека, желающего подрубить под корень лучшие мои замыслы,— придется ей это объяснить.
Когда их профессиональные заботы становились предметом разговора, они чаще всего переходили на русский, на русское «ты».
— Аброр, ты преувеличиваешь опасности,— суховатым тоном возразила Вазира.— Я с Бахрамовым в Москве говорила о тебе. Старые обиды он давно забыл. Относится к тебе вполне корректно, понимает твои творческие намерения.
— Вот как! Он теперь не навешивает на меня ярлыков? Не обвиняет, например, в национальной ограниченности?
Вазира вспомнила эти слова, услышанные от Шерзода еще в самолете. С деланным удивлением спросила:
— Откуда ты это взял?
В свою очередь, Аброр не хотел рассказывать жене о сегодняшнем своем столкновении с директором, знал, что рассказ испортил бы ей настроение. Но не смог сдержаться и все ей выложил. Вазира действительно расстроилась. Но иначе, нежели ожидалось:
— У тебя трудный характер, Аброр! Директор доверил тебе такой важный, почетный проект, а ты с ним ссоришься. Зачем ты идешь на явный конфликт?
— Да послушай, мы с ним очень мирно разговаривали. Но потом он начал бог знает что плести о серебристых елях и березах. Защищал их от меня, хотя я больше болею душой за эти деревья, чем он! Я хочу, чтобы они росли там, где им будет лучше. А ему все равно, лишь бы на самом видном месте, на показуху, отрапортовать, а потом пусть хоть чахнут.
— Может, ты и прав, но надо же уметь в тактичной форме доказать свою правоту. А Рахманов директор, ему очень многое доверено, к его мнению прислушиваются...
— Пусть и ко мне прислушиваются. И Рахманов, и другие! — Аброр даже пристукнул ладонью по столу.— Хорошо, что сегодня Рахманов открыто высказал мне свои взгляды, ну и я в долгу не остался. Открыто! Я знаю, они с Бахрамовым нередко бросают на меня тень за закрытыми дверями. Подозрительность — оружие их защиты, а защищают они свои служебные кресла от более достойных и талантливых.
— Так ты не давай им повода для подозрений...
— Легко сказать! Что ж ты хочешь, чтоб я постоянно ловчил, хитрил? Нет, лучше уж держаться подальше от этого Бахрамова. И... я, наверное, обращусь в ваше управление. Оно ведь главное, оно одно над Рахмановым. Хоть какую-то часть своих предложений я должен пробить. Иначе уйду от Рахманова.
— Куда?
— Звали же меня преподавателем в институт. Я ведь все-таки кандидат наук.
— Неужели так далеко зашло? Нет, я думаю... спешить не стоит.
Вазира тщетно подыскивала возможность развеять чем-то агрессивность мужа, вызванную — она с болью осознавала это — тяжелым напряжением в работе Аброра, неурядицами вовсе не шуточными. И т>т внезапно Малика пришла на помощь матери — открыла дверь кухни. В передней названивал телефон.
— Папа, вас спрашивают!
Аброр чертыхнулся — ни днем, ни вечером от этих звонков нет спасенья!—вышел в прихожую. Звонил старшему брату Шакир.
— Ну как, у вас все в порядке? Вазира-апа вернулась? Теперь поспокойней, наверное?
— Да какой там покой... Вчера я был в райисполкоме.
— Будут сносить?
— Да.
— Ас участком как?
— Придется новый покупать... Начнем искать. Как отец?
— Да все так же. Расстроенный, подавленный...
— Как-нибудь все образуется, Шакир. Успокой стариков. Выберу время — приеду. А пока передавай наш привет.
Житейские трудности и так не дают ему покоя. А вот когда переедут родители к ним на квартиру, жизнь будет еще более осложнена... Аброр решил пока ничего не говорить Вазире. Он знал, что приезд родителей расстроит Вазиру, начнутся споры со свекровью, взаимные обиды. Пусть пока хоть с Зафаром все уладится, пусть хоть в этом душа угомонится.
— Шакир тебе привет передавал,—с деланной бодростью сказал Аброр.
Вазира тотчас почувствовала: муж что-то утаивает от нее. Но все-таки этот телефонный звонок отвлек Аброра. Не стоит выпытывать, какие еще неприятности ждут их с Аброром. Кстати, и ей самой было что до поры до времени скрывать: говорить сейчас Аброру о том, что Шерзод тоже собирается работать над проектом, имеющим отношение к обновлению канала, она не считала нужным. Резко отрицательно настроен Аброр против любых проектов выпрямить и шил истое русло Бозсу. Стоит ему услышать, что Шерзод Бахрамов ^ обирается вот-вот переделать русло, одеть его в бетон и мрамор... ох, это все может кончиться ссорой. И между Аброром и Шерзодом. II между Аброром и ею, Вазирой,— идея-то Шерзода показалась г и и интересной, и легко осуществимой, и вполне стыкующейся с ее собственной работой. Так не хватало еще дома мужу и жене служебными вопросами отношения портить! Придет время — Аброр сам все узшкт, а будут с его стороны возражения, тогда и она свое мнение выскажет...
Собирались тихо да мирно попировать! Вот тебе и посидели,— вздохнула Вазира, как бы напоминая Аброру о приятном начале их застолья на двоих
— А что! — тряхнул головой Аброр, отгоняя от себя недобрые мысли.— И посидим! Еще как посидим!..
После неприятных разговоров легкое опьянение, которое он ощущал, прошло совершенно.
Забыть все, забыть! Пусть душа на место встанет.
— Вот он, грузинский коньяк! — и Аброр вытащил бутылку на стол.
— А «Старый замок»? — удивилась Вазира.
— От него— как от муравьиного укуса... Ощутимого результата нет. Вино полностью остается для вас, ханум!
Вазира достала из буфета маленькую хрустальную рюмку, протерла ее чистой салфеткой, поставила перед Аброром.
— Смотрите не опьянейте, Аброр-ака. Самсы ешьте побольше.
Снова вместе выпили.
Лицо у Аброра порозовело, глаза засветились живым, задорным огнем. Как некогда, когда он был еще лихим молодым парнем.
— Ну что же, выпьем еще, дорогой жених...
— Спасибо и непременно, невеста любимая...
Аброр обвил рукой талию Вазиры, привлек жену к себе. Поцеловал, чуть отстранил и произнес торжественно-шутливо:
— Годы летят, но они не властны над вами. Ханум, вы становитесь все моложе и краше... И желанней,— шепнул он ей на ухо, целуя и в губы, и в висок, и в шею у подбородка.
В это время в кухню вошел, громко хныча, Зафар:
— Папа, Малика не дает хоккей смотреть! Говорю ей: не выключай вторую программу,— выключает. Балет ей понадобился!.. Мама, скажите, пусть хоккей оставит!
Вот так здорово! Дверь-то на кухню осталась раскрытой. И конечно, сынишка видел, как родители целуются. Чтобы скрыть смущение, Вазира напустила на себя строгий вид:
— Одиннадцать уже скоро! Пора совсем выключать. Никакого хоккея, никакого балета! Малика, я что тебе говорила?
Зафар вернулся в комнату, где стоял телевизор, и, округлив глаза, зашептал сестре:
— Целуются, слышишь... они целовались...
— Тебе-то что? Ябеда!—сердито оборвала Малика.— Тихо, вон мама идет.
Лицо Вазиры помолодело, расцвело.
— Я устала с дороги, доченька. И папа вчера не выспался. Поэтому сегодня давайте все пораньше ляжем.
Дочь, конечно, не поверила. Никакая она не усталая. И отец часто по ночам работает, не только вчера.
— Начинается! — недовольно передернула Малика плечиками.
— Что начинается? А?.. Ну что ты какой-то занозой стала! Малика, не глядя на мать, нахмуренная, выключила телевизор, бросила недовольно:
— Спокойной ночи...— и ушла в свою комнату.
Зафар а уложили спать, как обычно, на диване в гостиной.
...Выяснилось наконец, что Сиртлан совершенно здоровая собака, что никаких уколов Зафару делать не нужно. Аброр отвез Сиртлана, как и обещал мальчику, за город, отдал одному знакомому колхознику — сторожить большой двор.
Вазира не забыла о звонке Шакира. Однажды утром она сказала Аброру:
— Оказывается, тут без меня дедушка приходил. Расстроенный, все вздыхал. Малика рассказывает... А потом вы ездили проведать родителей... А недавно Шакир позвонил... Что случилось? Что вы от меня скрываете?
Последние три дня Вазира была особенно мягкой и покладистой. Аброр решил, что сейчас-то и следует поведать жене о сложной проблеме с родительским участком и домом.
Идя рядом с женой (он сказал, что подвезет ее на работу), Аброр видел только профиль притихшей Вазиры: раз она сразу не возразила, значит, старается понять правомерность его решения.
— Я знаю, Вазира, и без того у нас забот много. Но ведь мать и отец... Можно ли бросить их в беде? Да к тому же... это наши проекты в конечном счете бьют по старым домам и кварталам.
Лицо Вазиры поблекло, осунулось будто. Она молчала.
Подошли к бывшему пустырю. Его расчистили в свое время, разровняли, понастроили десятки металлических коробок-гаражей. На каждый автомобиль по коробке. С краю стоял их «шедевр инженерной мысли», весь в ржавых пятнах от снега и дождя, с облезшей краской. Металлический коробочный городок расположился на пустыре временно. В будущем году (им ли, архитекторам, не знать?!) здесь начнут возводить большой гастроном. Аброру снова придется искать автокран и уже в третий раз перевозить гараж-коробку на новое место. От прежних перевозок задняя стенка пострадала, покрылась глубокими вмятинами. Аброр попытался выровнять поверхность молотком, да только еще больше обезобразил железные стенки. И теперь следы молотка на них — словно раны.
Вазира, глядя на них, почему-то вспомнила о совместной жизни со свекровью в старом доме. Споры и ссоры из-за бытовых пустяков, незаслуженные обиды, резкие, несоразмерные с проступками обвинения свербят болючими шрамами, невыпрямляемыми вмятинами на IV ше
Когда они с Аброром получили отдельную квартиру и Вазира по своему вкусу убрала ее, обставила, создала желанный уют, клалось, можно было облегченно вздохнуть, пожить по-человечески. 11о получалось, что эта жизнь неустойчива, она-то и есть временная, ироде этого гаража, которому недолго здесь стоять. Конечно, роди-1глим и снос, и переселение тягостны. Аброр не может и не должен спокойно да привольно жить себе поживать в четырехкомнатной кнлрпфе, не помогая родителям, коли все у них так поворачивается. Но почему он не посоветовался с ней? Почему поспешил предложить родителям и брату переселиться в их квартиру? Да еще собирается освободить не одну, а сразу две комнаты. Разве один Аброр хозяин? Ну, освободят они две комнаты, так ведь родители не захотят расстаться со своей мебелью, а куда их собственную мебель деть? А на детях как отразится весь этот хаос, связанный даже хотя бы с временным уплотнением?
Аброр успел уже вывести машину из гаража, пока Вазира предавалась своим невеселым мыслям, открыл правую переднюю дверцу:
— Садись, ханум, рядом, вместе думать будем!
Лобовое стекло машины покрылось приметным слоем пыли. Аброр достал из-под сиденья чистую тряпку и стал протирать стекло. Наспех, непривычно суетливыми движениями: чувствовал себя виновным перед Вазирой, ее молчание было тягостным.
Аброр осторожно выехал на проспект, включил радиоприемник. Утренний концерт еще не закончился: задорно пел, восклицал рубоб1. Веселая мелодия ударила по нервам, и без того напряженным у обоих.
— Ах, как вы замечательно решили, вы настоящий сын, вы подлинный джомард!—сказала Вазира едко и громко, стараясь перекрыть шум приемника.
— О чем это вы?
— О чем?.. Шакир ведь соглашался квартиру получить. А старшему брату следовало поддержать младшего порешительней! Получили бы все удобную квартиру, и сами не мучились, да и нас бы не...
На светофоре вспыхнул красный глазок. Аброр нажал на тормоз, резко остановил машину, повернулся к жене. Такой мягкой и ласковой была Вазира с утра, а сейчас...
Аброр понял, какая взрывчатка накапливалась за ее молчанием, дай только этой взрывчатке соединиться с горящим фитилем!..
— То, что ты говоришь, я не раз повторял отцу с матерью. Но у них свои доводы. Их не переубедишь: они старые люди — у них свои устои. Если мы не приютим их, они уйдут жить к дочерям. Стать приживалами у зятя, когда есть сын,— это несмываемый позор для меня.
И Вазире было присуще особое почитание родителей. Это святое, не подлежащее обсуждению чувство. И по отношению к родителям мужа, особенно к отцу Аброра. Пойти против этого чувства, преступить нравственный порог она и сама инстинктивно боялась: обидишь старших — и падет эта обида неожиданным бедствием или позором на тебя.
И все же ей захотелось преодолеть «слепой» инстинкт и в себе, и в муже.
— Все эти старые традиции держат тебя в подчинении у матери, Аброр. А она умеет пользоваться твоей уступчивостью!
На светофоре все горел красный глазок, Аброр продолжал пристально смотреть в лицо Вазиры. От ее прежней мягкости и обходительности не осталось и следа! Теперь у Вазиры вид словно у тигрицы, глаза ее светятся недобро, колюче. Задорная радиомузыка разозлила Аброра окончательно. Резким движением он выключил приемник.
— Представляю тебе проявить характер, попробовать переубедить стариков. Посмотрим, что из этого получится!
1 Рубоб — струнный музыкальный инструмент.
— Посмотрим! Я не сдамся без боя, как ты!
— Без боя!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33