Вслед за сыном вошел и Аброр:
— Сейчас врач приедет, Вазира. Не полегчало?
От боли в груди Вазира корчилась и стонала. Ни Аброр, ни дети ничем ей, конечно, не могли помочь.
— Мамочка! Успокойся! Мамочка! — все повторяла Малика, едва сдерживая слезы, и гладила матери грудь, руки.
Аброр видел, как наполнились слезами глаза сына.
— Зафар, иди-ка со мной. Что это такое? Велосипед валяется, сейчас врачи придут, а он дорогу загородил...
...Врач вышла в коридор после того, как больная перестала стонать. Аброр и Зафар, каждый по-своему, тревожно смотрели на женщину в белом халате — она должна была вымыть руки.
— Перепугались, да? Ну и правильно перепугались. Такой приступ мог плохо кончиться.
Аброр подал ей чистое полотенце.
— Нелегко женщине и работать, и все по дому делать. На работе были какие-нибудь неприятности?
— Да... Я, знаете ли, испугался... Не инфаркт?..
— Нет. У вашей жены гипертонический криз. И острый сердечный невроз. Опасный приступ. Хорошо, что вы сразу вызвали нас. Могла случиться беда.
— Спасибо вам! А ей лучше, доктор?
Аброр стоял около двери с тревожным и виноватым видом. Женщина помедлила с ответом, начала издалека:
— Эти стрессы... их так много... Целыми днями мы на «скорой» ездим по городу. Тут невроз, там инсульт, там инфаркт. Так в горах бывает... Тихо-тихо, а вдруг крикнешь — и отзывается отовсюду, наращивается, голос твой приобретает страшную силу... будто звуки помножили свою силу на силу тишины.
— Да, я тоже такое замечал.
— У стрессов... вот такая сила. Мы всего насмотрелись... Иногда думаешь: боже мой, ведь эти стрессы, как бои на фронте, уносят массу жизней! Инфаркты, инсульты, словно снайперы с оптическим прицелом, ждут удобного момента.
Аброр встревожился еще больше. Такие слова не сулят в устах врача ничего хорошего.
— Доктор, а ей сейчас лучше? Скажите откровенно.
— Скажу... Мы сделали больной все нужные инъекции. Она должна уснуть. Хорошо, если будет спать до вечера. Не будите! На ночь дайте ей теплый сладкий чай, кислое молоко... можно куриный бульон. Потом пусть примет таблетки, которые я выписала. Я сейчас поеду поставлю ее на контроль. А если она не сможет заснуть и ей станет хуже, сразу звоните к нам. Сразу! Тогда придет реанимационная машина, увезет вашу жену в больницу.
Аброр побледнел.
«Победитель! — со злобой подумал он о себе.— Нет, пусть все победы пойдут к чертям, если расплачиваться за них надо такой ценой!»
Врач и сестра ушли. В гостиной, где лежала Вазира, было тихо. Аброр боялся почему-то зайти туда, сидел с Зафаром на кухне. Минут через двадцать к ним присоединилась Малика.
— Мама заснула! — прошептала она.
Бледная была сейчас Малика, похожа на заботливую мать, укладывающую спать тяжело больного ребенка.
Вазира к вечеру проснулась. Слабым голосом позвала Малику. В комнату, где она лежала, вслед за Маликой вошли Аброр с Зафаром. Втроем поставили у изголовья дивана журнальный столик, расстелили скатерку и поставили на столик разрешенные медициной сладкий чай, кислое молоко и бульон.
Вазира оставалась вялой, будто оглушенной. Руки и ноги — непослушными. Немота и безразличие.
Несколько раз глотнула поданный Аброром сладкий чай. Когда разлилось по телу тепло, возродилась и память: припомнилось обсуждение и особенно последние слова Наби Садриевича. Какое же все-таки она ничтожество! Самонадеянная, глупая женщина. Достойная презрения мужа. А он? Заботой отвечает на все.
— Ничтожество!.. Я ничтожество... Не стою ваших забот. Аброр смахнул указательным пальцем крупные слезы жены с ее
бледного, осунувшегося лица.
— Вы стали для меня дороже, чем прежде, Вазира. Между нами стояла невидимая стена. Сегодня она рухнула.
Вазира представила себе галантного Шерзода, хамелеона, ловкача Шерзода. Она громко зарыдала:
— Какая я дура! Самонадеянная дура! Мне стыдно! Боже мой, как мне стыдно...
Ресницы Зафара (ничего он не понимал, слава богу) увлажнились, губы задрожали. Малика взяла брата за руку, они вышли из комнаты.
— Ладно, Вазира, поплачьте, быть может, полегчает,— сказал Аброр, сел рядом и обнял ее.
Вазира продолжала рыдать, сотрясаясь всем телом. Аброр не выдержал, прикрикнул:
— Хватит! Возьмите себя в руки, Вазира! Дети боятся. Малика завтра должна экзамен сдавать. Подумайте и о себе. Приступ может повториться.
Последние слова подействовали. Постепенно Вазира успокоилась.
— Матери сообщите. Пусть Малике поможет. У девочки ведь экзамены.
То, что Вазира вспомнила о матери и Малике, несколько успокоило Аброра. Он подозвал Малику, попросил ее подежурить еще немного, а сам (с Зафаром) сел в машину и в уже густых вечерних сумерках отправился к теще.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Новая кнопка звонка — белая, квадратная — сразу привлекла внимание Аброра. Он нажал на нее; зазвенело приятно — бим-бом, бим-бом, бим-бом. «Ишь ты, Алибек, как вернулся из армии, решил все вокруг обновить!» — подумал Аброр с удовольствием.
Дверь открыла Зумрад Садыковна:
— Вай, Аброр-джан!.. Заходите, заходите! Ой, какая радость, и Зафар к нам пожаловал!
Зумрад Садыковна поочередно обняла пришедших, поцеловала каждого в лоб. Появился на своих двоих малыш, подошел вразвалочку к бабушке, вцепился в подол ее юбки.
— Ай да молодец, Тимурбек, начал ходить! — Аброр поднял малыша на руки.
Из комнаты слева в прихожую вышел сам Алибек. Глаза, брови, лоб годовалого сынишки были точь-в-точь отцовские.
Алибек поздоровался с Аброром, осторожно взял из его рук Тимурчика. Поставил на ноги, слегка шлепнул по мягкому месту:
— Иди-ка походи своими ногами Мы его не приучаем к рукам. А то избалуется.
— Правильно! Сам отец вырос баловнем, а сына не хочет баловать! — рассмеялся Аброр.
— В следующем поколении природа должна отдыхать... и от гениальности, и от пороков поколения предыдущего.— Алибек произнес это с видимой серьезностью, почесывая густую бороду.
После демобилизации он бросил свое «непыльное» лаборантство, вернулся на завод сменным инженером. Сейчас дела у него шли неплохо. От предармейского прошлого осталась разве что эта борода,
тщательно ухоженная, полукольцом окаймляющая лицо (усы теперь Алибек сбривал).
Из кухни навстречу гостям вышла, вытирая руки о фартук, и Насиба. После первых родов она, как водится, пополнела и ростом, казалось, стала поменьше. Густой бас диктора телевидения доносился и в прихожую. В гостиной Аброру сразу бросился в глаза широкий экран цветного телевизора.
— О, цветной приобрели! И давно?
— На прошлой неделе,— ответил Алибек не без гордости.
— «Радуга»? Наверное, дорого?
— Около семисот. Купили в кредит.
— Отважные люди!
Аброр знал, что весной, когда Насибе покупалось трехсотрублевое модное пальто, Алибеку новые туфли и кримпленовый костюм, больше половины денег было взято в долг в кассе взаимопомощи. И вот, гляди, купили дорогой телевизор, еще не рассчитавшись с прежними долгами. Вещи теперь многих приманивают к себе, причем дорогие вещи, и на что только иные не идут, чтобы заиметь их... Зумрад Садыковна разгадала, о чем сейчас думал Аброр.
— Современная молодежь очень уж охоча до удобства да одежды, дорогой Аброр... Век, говорят, такой: что дешево — то не мило.
— Ну и что? Надо хорошо жить!—Алибек с ходу ринулся в контратаку.— На заводе я немало получаю за свой труд. Только за труд!..— подчеркнул он нужное слово.— И Насиба берет в школе определенное количество часов. Будем стараться побольше зарабатывать. С долгами рассчитаемся. Это ясно. Потом будем собирать деньги на машину. Через несколько лет и я куплю «Жигули».
— А книги? — спросил Аброр.
— Я вот предлагаю собирать библиотеку, да Алибек не соглашается,— ввернула Насиба.
— Сначала машину, книги начнем собирать потом. Сделаем красивые полки... Застекленные книжные шкафы купим.
Да, Алибека все еще манит внешний блеск жизни. Конечно, человеку трудно измениться быстро.
Аброр повернулся к Зумрад Садыковне, осведомился о зрении.
— Правый глаз почти совсем перестал видеть.
— Бельмо? А оперированный как?
— Он-то меня и спасает, Аброр-джан. Хорошо, что прошлой осенью вы повезли меня на операцию! Что бы я сейчас делала? Подумаю обо всем этом и прямо не знаю, как благодарить вас и Вазиру. И долгой жизни желаю профессору Камилову! Операцию провел очень удачно. Вон видите — очки надеваю и одним глазом газету читаю. И сама шью, коли что необходимо.
Из другой комнаты было слышно, несмотря на включенный телевизор, как Зафар с Тимурчиком занимались автогонками: игрушечные машины ревели не тише настоящих.
— Почему сестра не пришла, почча? — спросил Алибек.
— Заболела Вазира... Лежит в постели.
— Поднялось давление? — с тревогой спросила Зумрад Сады-ковна.
— Да. Врач уколы назначил, строгий постельный режим. А тут еще экзамены у Малики. Трудные... Скоро физика.
Зумрад Садыковна когда-то преподавала физику в институте.
— Я поеду к вам, помогу Малике! И пошла переодеваться.
Насиба внесла с ток-дулмой1 тарелки. Целый день Аброр ничего не брал в рот, теперь с удовольствием поел, попил чаю.
— Хорошо, что у вас сейчас благополучие и мир.— Аброр был искренне доволен.— Я душой здесь отдыхаю. А у нас... И болезнь Вази-ры, и забот полон рот! Свадьба Шакира на носу. Поступление Малики в институт. Год назад мы могли поддержать других, а теперь сами ждем поддержки.
— А чем помочь? Вы только скажите,— вскинулась Насиба. Алибек нахмурил брови:
— Свадьба-то, наверное, по-старому? Нет, почча, у меня нет никакого желания быть там на побегушках, подносить да убирать посуду...
- Вот так раз! При чем тут посуда, мулла Алибек?.. На свадьбе почет нужен жениху... Приходите, просим, послезавтра в парадной одежде, поедете сопровождать новобрачных в загс. Идет?
Послезавтра суббота? Можно. Насиба отпросится в школе. Вместе и поедем.
Аброр посадил Зумрад Садыковну в машину и увез ее к себе.
На следующий день рано утром, еще семи не было, Аброра, проспавшего полночи на балконной раскладушке, разбудил резкий звонок
1 Ток-дулма — фаршированное мясо, завернутое в виноградные листья.
над входной дверью. Зумрад Садыковна спала в гостиной, ближе к двери, она ее и открыла.
Аброру послышался голос брата. Наспех оделся, сполоснул водой лицо и руки; вытираясь на ходу, вышел в гостиную, где его ждал Шакир.
— Что так рано?
— Что вы там натворили? — Шакир даже «здравствуй» не сказал.— Вся родня Нигоры отвернулась от нас. Вернули подарки. И свадьбу хотят отменить.
— Ну-у-у!.. Это уже работа Шерзода Бахрамова. Я тебя предупреждал, брат... А ты, видно, Нигоре не все объяснил...
— Исчезла Нигора, понимаете! — в отчаянии воскликнул Шакир.— Я ее ждал вчера вечером около фонтана целых два часа. Как договорились. А она не пришла. Дома у них телефона нет... А завтра в загс надо...
— И пригласительные все розданы. Вот шуму-то будет на весь город, если Бахрамову удастся отменить свадьбу.
— Я еще боюсь и за отца, Аброр-ака! Он так переживает. Всю ночь не спал. Охает, вздыхает без конца. Такой позор на старости лет он может не выдержать.
— Ну ладно, надо действовать! Надо найти Нигору и обо всем договориться, и только с ней. Она же не отвернулась от тебя?
— А кто ее знает!.. Вчера и на работе не была. Может, она заболела? Или ее заперли? Их дом-то рядом. Может быть, Вазира-апа сходит к ним домой?
— Вазира больна. У нее строги? постельный режим. Малика вроде тоже знакома с Нигорой. Ты напиши записку, она отнесет.
...Уже в восемь утра Малика пошла в соседний дом, но тут же вернулась. Ее не пустили к Нигоре. Мать девушки встретила Малику надменно-неприязненно, записку Шакира отказалась передать дочери. Сказала только: «Пусть ваши найдут себе другую невесту».
— Ах, так! — мстительно сжал кулаки Аброр.— По обычаю я не должен приходить к ним в дом до свадьбы. Но раз свадьбу хотят сорвать, я плюну на обычай и пойду сейчас к ним сам!
Он быстро побрился, надел новые светлые брюки, самую красивую свою рубашку. Подходя к кооперативному дому, увидел в его тени белые «Жигули» с блестящими металлическими полосками по бокам. Машина Шерзода. Значит, он уже здесь, у племянницы. Аброр приостановился было, чуть не повернул домой — очень уж не хотелось видеть Бахрамова после обсуждения. Но если уйти — значит оставить Нигору в его распоряжении... Бахрамов может наговорить ей такое... что.
Нет! Надо идти сейчас туда и лицом к лицу...
Аброр успокаивал себя, намеренно не спеша поднялся на третий этаж. На звонок вышел отец девушки — полусонный вроде, еще не бритый.
Аброр решительно вошел в прихожую. Протянул руку:
— Через порог неудобно! Здравствуйте, Мухтар-ака!
Мухтар смущенно подал руку Аброру, а сам оглянулся назад, где в
глубине коридора появились жена и Шерзод; они напряженно и неприязненно смотрели на Аброра.
— Я приходил сюда сватом и потому позволил себе явиться снова, чтобы разобраться в возникших осложнениях.
Аброр говорил громко, уверенно, не запинаясь. Он ожидал, что откроется еще какая-нибудь дверь в коридор и покажется сама Нигора. Все свои слова он целил в нее. Но двери были плотно закрыты.
— Когда вы приходили сватами,— начала мать девушки, с нарочитым презрением кривя губы,— мы и встречали вас с почетом, чапаны надевали. Думали тогда, что вы достойные люди!
— А мы оказались недостойными? Чем же? — опять-таки громко спросил Аброр.
— Мы от вас, от свата и будущего родственника, себе добра ждали. А вы натворили... сколько зла причинили моему брату! Я вот только сегодня узнала, как вы хотели лишить его премии, чтобы самому стать лауреатом! А вчера при больших начальниках вы нападали на моего брата, чтобы лишить его высокого поста. Вы просто завидуете Шерзо-ду Бахрамову! Если вы такой завистник, человек с черным нутром, то поищите себе других родственников!
— Уважаемая... соседка! Не спешите навешивать на меня дурные ярлыки! Кто завистник с черным нутром — мы выясним. Ваш любимый брат Шерзод Бахрамов — мой однокашник, я знаю его со студенческих лет. Как правило, завидуют талантливым людям. А черная зависть свойственна бездарностям. Верно? Если я бездарный, а Шерзод — яркий талант, то давайте сейчас вот при вас и проверим; дайте нам два листка чистой бумаги, два карандаша, мы сядем рядом... Что хотите, чтоб мы сделали: рисунок двора, чертеж, ваш портрет? Посоревнуемся при вас: у кого выйдет лучше! Ну давайте?
Шерзод подал голос:
— Что за детские забавы? Время таких смешных конкурсов для нас с тобой прошло, дорогой Аброр.
— Ты уходишь в кусты, дорогой Шерзод. Наши с тобой конкурсы не кончились. Вчерашний ты проиграл, потому что у тебя не творческое, а стереотипное мышление. Зачем ты вообще пошел в архитектуру? Ты способен мыслить только стандартными кубиками да бетонными плитами. А вот когда надо нарисовать или воспроизвести что-то индивидуальное, неповторимое — тебя не хватает. Я видел десятки твоих рисунков, чертежей. Они все однотипны, ты это знаешь сам. И потому замахиваешься на все живое, губишь его.
Аброр все это выпалил залпом. Но и расчетливо громко и остро: за стеклянной дверью, что вела в одну из боковых комнат, он заметил легкое движение. Нигора там. Ну так пусть она слышит все.
Какая наглость! — взвизгнула сестра Шерзода, а сам он ядовито-иронично спросил:
— Ты, Агзамов, стало быть, яркий талант, а я бездарь, так?
— Не о себе говорю. А ты, Шерзод, весьма нужный человек, нужный винт, как некогда считалось... Произносили раньше речи о маленьком человеке, необходимом человеке-винтике. Ты, конечно, большой человек,— стало быть, большой винт. Чем винты хороши? Да тем, что подходят под стандарты, их можно легко заменять, удобно вынуть из одного паза ик вставить другой с той же нарезкой. Не потому ли ты и кочуешь с места на место? С одного солидного поста на другой? Но ты еще и честолюбив, Шерзод, ты используешь административный пост, чтобы выдвинуться и по творческой линии; творческие лавры, по праву принадлежащие талантам,— вот что не дает тебе покоя. Тогда ты отодвинул молодого талантливого архитектора Хатама Юлдашева, хотел занять в списке его место. Так или нет? Скажи своим родным правду. После того как я выступил в защиту Юлдашева, он получил премию или нет? Молчишь? А он получил-таки премию! Талант был достойно вознагражден... Вот и рассудите, уважаемые соседи и будущие родственники,— повернулся Аброр к смущенному вконец Мухтару,— кто из нас завистник с черным нутром?
Сестра Шерзода, хоть и растеряла значительную часть прежнего пыла, все-таки вновь вступила в бой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Сейчас врач приедет, Вазира. Не полегчало?
От боли в груди Вазира корчилась и стонала. Ни Аброр, ни дети ничем ей, конечно, не могли помочь.
— Мамочка! Успокойся! Мамочка! — все повторяла Малика, едва сдерживая слезы, и гладила матери грудь, руки.
Аброр видел, как наполнились слезами глаза сына.
— Зафар, иди-ка со мной. Что это такое? Велосипед валяется, сейчас врачи придут, а он дорогу загородил...
...Врач вышла в коридор после того, как больная перестала стонать. Аброр и Зафар, каждый по-своему, тревожно смотрели на женщину в белом халате — она должна была вымыть руки.
— Перепугались, да? Ну и правильно перепугались. Такой приступ мог плохо кончиться.
Аброр подал ей чистое полотенце.
— Нелегко женщине и работать, и все по дому делать. На работе были какие-нибудь неприятности?
— Да... Я, знаете ли, испугался... Не инфаркт?..
— Нет. У вашей жены гипертонический криз. И острый сердечный невроз. Опасный приступ. Хорошо, что вы сразу вызвали нас. Могла случиться беда.
— Спасибо вам! А ей лучше, доктор?
Аброр стоял около двери с тревожным и виноватым видом. Женщина помедлила с ответом, начала издалека:
— Эти стрессы... их так много... Целыми днями мы на «скорой» ездим по городу. Тут невроз, там инсульт, там инфаркт. Так в горах бывает... Тихо-тихо, а вдруг крикнешь — и отзывается отовсюду, наращивается, голос твой приобретает страшную силу... будто звуки помножили свою силу на силу тишины.
— Да, я тоже такое замечал.
— У стрессов... вот такая сила. Мы всего насмотрелись... Иногда думаешь: боже мой, ведь эти стрессы, как бои на фронте, уносят массу жизней! Инфаркты, инсульты, словно снайперы с оптическим прицелом, ждут удобного момента.
Аброр встревожился еще больше. Такие слова не сулят в устах врача ничего хорошего.
— Доктор, а ей сейчас лучше? Скажите откровенно.
— Скажу... Мы сделали больной все нужные инъекции. Она должна уснуть. Хорошо, если будет спать до вечера. Не будите! На ночь дайте ей теплый сладкий чай, кислое молоко... можно куриный бульон. Потом пусть примет таблетки, которые я выписала. Я сейчас поеду поставлю ее на контроль. А если она не сможет заснуть и ей станет хуже, сразу звоните к нам. Сразу! Тогда придет реанимационная машина, увезет вашу жену в больницу.
Аброр побледнел.
«Победитель! — со злобой подумал он о себе.— Нет, пусть все победы пойдут к чертям, если расплачиваться за них надо такой ценой!»
Врач и сестра ушли. В гостиной, где лежала Вазира, было тихо. Аброр боялся почему-то зайти туда, сидел с Зафаром на кухне. Минут через двадцать к ним присоединилась Малика.
— Мама заснула! — прошептала она.
Бледная была сейчас Малика, похожа на заботливую мать, укладывающую спать тяжело больного ребенка.
Вазира к вечеру проснулась. Слабым голосом позвала Малику. В комнату, где она лежала, вслед за Маликой вошли Аброр с Зафаром. Втроем поставили у изголовья дивана журнальный столик, расстелили скатерку и поставили на столик разрешенные медициной сладкий чай, кислое молоко и бульон.
Вазира оставалась вялой, будто оглушенной. Руки и ноги — непослушными. Немота и безразличие.
Несколько раз глотнула поданный Аброром сладкий чай. Когда разлилось по телу тепло, возродилась и память: припомнилось обсуждение и особенно последние слова Наби Садриевича. Какое же все-таки она ничтожество! Самонадеянная, глупая женщина. Достойная презрения мужа. А он? Заботой отвечает на все.
— Ничтожество!.. Я ничтожество... Не стою ваших забот. Аброр смахнул указательным пальцем крупные слезы жены с ее
бледного, осунувшегося лица.
— Вы стали для меня дороже, чем прежде, Вазира. Между нами стояла невидимая стена. Сегодня она рухнула.
Вазира представила себе галантного Шерзода, хамелеона, ловкача Шерзода. Она громко зарыдала:
— Какая я дура! Самонадеянная дура! Мне стыдно! Боже мой, как мне стыдно...
Ресницы Зафара (ничего он не понимал, слава богу) увлажнились, губы задрожали. Малика взяла брата за руку, они вышли из комнаты.
— Ладно, Вазира, поплачьте, быть может, полегчает,— сказал Аброр, сел рядом и обнял ее.
Вазира продолжала рыдать, сотрясаясь всем телом. Аброр не выдержал, прикрикнул:
— Хватит! Возьмите себя в руки, Вазира! Дети боятся. Малика завтра должна экзамен сдавать. Подумайте и о себе. Приступ может повториться.
Последние слова подействовали. Постепенно Вазира успокоилась.
— Матери сообщите. Пусть Малике поможет. У девочки ведь экзамены.
То, что Вазира вспомнила о матери и Малике, несколько успокоило Аброра. Он подозвал Малику, попросил ее подежурить еще немного, а сам (с Зафаром) сел в машину и в уже густых вечерних сумерках отправился к теще.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Новая кнопка звонка — белая, квадратная — сразу привлекла внимание Аброра. Он нажал на нее; зазвенело приятно — бим-бом, бим-бом, бим-бом. «Ишь ты, Алибек, как вернулся из армии, решил все вокруг обновить!» — подумал Аброр с удовольствием.
Дверь открыла Зумрад Садыковна:
— Вай, Аброр-джан!.. Заходите, заходите! Ой, какая радость, и Зафар к нам пожаловал!
Зумрад Садыковна поочередно обняла пришедших, поцеловала каждого в лоб. Появился на своих двоих малыш, подошел вразвалочку к бабушке, вцепился в подол ее юбки.
— Ай да молодец, Тимурбек, начал ходить! — Аброр поднял малыша на руки.
Из комнаты слева в прихожую вышел сам Алибек. Глаза, брови, лоб годовалого сынишки были точь-в-точь отцовские.
Алибек поздоровался с Аброром, осторожно взял из его рук Тимурчика. Поставил на ноги, слегка шлепнул по мягкому месту:
— Иди-ка походи своими ногами Мы его не приучаем к рукам. А то избалуется.
— Правильно! Сам отец вырос баловнем, а сына не хочет баловать! — рассмеялся Аброр.
— В следующем поколении природа должна отдыхать... и от гениальности, и от пороков поколения предыдущего.— Алибек произнес это с видимой серьезностью, почесывая густую бороду.
После демобилизации он бросил свое «непыльное» лаборантство, вернулся на завод сменным инженером. Сейчас дела у него шли неплохо. От предармейского прошлого осталась разве что эта борода,
тщательно ухоженная, полукольцом окаймляющая лицо (усы теперь Алибек сбривал).
Из кухни навстречу гостям вышла, вытирая руки о фартук, и Насиба. После первых родов она, как водится, пополнела и ростом, казалось, стала поменьше. Густой бас диктора телевидения доносился и в прихожую. В гостиной Аброру сразу бросился в глаза широкий экран цветного телевизора.
— О, цветной приобрели! И давно?
— На прошлой неделе,— ответил Алибек не без гордости.
— «Радуга»? Наверное, дорого?
— Около семисот. Купили в кредит.
— Отважные люди!
Аброр знал, что весной, когда Насибе покупалось трехсотрублевое модное пальто, Алибеку новые туфли и кримпленовый костюм, больше половины денег было взято в долг в кассе взаимопомощи. И вот, гляди, купили дорогой телевизор, еще не рассчитавшись с прежними долгами. Вещи теперь многих приманивают к себе, причем дорогие вещи, и на что только иные не идут, чтобы заиметь их... Зумрад Садыковна разгадала, о чем сейчас думал Аброр.
— Современная молодежь очень уж охоча до удобства да одежды, дорогой Аброр... Век, говорят, такой: что дешево — то не мило.
— Ну и что? Надо хорошо жить!—Алибек с ходу ринулся в контратаку.— На заводе я немало получаю за свой труд. Только за труд!..— подчеркнул он нужное слово.— И Насиба берет в школе определенное количество часов. Будем стараться побольше зарабатывать. С долгами рассчитаемся. Это ясно. Потом будем собирать деньги на машину. Через несколько лет и я куплю «Жигули».
— А книги? — спросил Аброр.
— Я вот предлагаю собирать библиотеку, да Алибек не соглашается,— ввернула Насиба.
— Сначала машину, книги начнем собирать потом. Сделаем красивые полки... Застекленные книжные шкафы купим.
Да, Алибека все еще манит внешний блеск жизни. Конечно, человеку трудно измениться быстро.
Аброр повернулся к Зумрад Садыковне, осведомился о зрении.
— Правый глаз почти совсем перестал видеть.
— Бельмо? А оперированный как?
— Он-то меня и спасает, Аброр-джан. Хорошо, что прошлой осенью вы повезли меня на операцию! Что бы я сейчас делала? Подумаю обо всем этом и прямо не знаю, как благодарить вас и Вазиру. И долгой жизни желаю профессору Камилову! Операцию провел очень удачно. Вон видите — очки надеваю и одним глазом газету читаю. И сама шью, коли что необходимо.
Из другой комнаты было слышно, несмотря на включенный телевизор, как Зафар с Тимурчиком занимались автогонками: игрушечные машины ревели не тише настоящих.
— Почему сестра не пришла, почча? — спросил Алибек.
— Заболела Вазира... Лежит в постели.
— Поднялось давление? — с тревогой спросила Зумрад Сады-ковна.
— Да. Врач уколы назначил, строгий постельный режим. А тут еще экзамены у Малики. Трудные... Скоро физика.
Зумрад Садыковна когда-то преподавала физику в институте.
— Я поеду к вам, помогу Малике! И пошла переодеваться.
Насиба внесла с ток-дулмой1 тарелки. Целый день Аброр ничего не брал в рот, теперь с удовольствием поел, попил чаю.
— Хорошо, что у вас сейчас благополучие и мир.— Аброр был искренне доволен.— Я душой здесь отдыхаю. А у нас... И болезнь Вази-ры, и забот полон рот! Свадьба Шакира на носу. Поступление Малики в институт. Год назад мы могли поддержать других, а теперь сами ждем поддержки.
— А чем помочь? Вы только скажите,— вскинулась Насиба. Алибек нахмурил брови:
— Свадьба-то, наверное, по-старому? Нет, почча, у меня нет никакого желания быть там на побегушках, подносить да убирать посуду...
- Вот так раз! При чем тут посуда, мулла Алибек?.. На свадьбе почет нужен жениху... Приходите, просим, послезавтра в парадной одежде, поедете сопровождать новобрачных в загс. Идет?
Послезавтра суббота? Можно. Насиба отпросится в школе. Вместе и поедем.
Аброр посадил Зумрад Садыковну в машину и увез ее к себе.
На следующий день рано утром, еще семи не было, Аброра, проспавшего полночи на балконной раскладушке, разбудил резкий звонок
1 Ток-дулма — фаршированное мясо, завернутое в виноградные листья.
над входной дверью. Зумрад Садыковна спала в гостиной, ближе к двери, она ее и открыла.
Аброру послышался голос брата. Наспех оделся, сполоснул водой лицо и руки; вытираясь на ходу, вышел в гостиную, где его ждал Шакир.
— Что так рано?
— Что вы там натворили? — Шакир даже «здравствуй» не сказал.— Вся родня Нигоры отвернулась от нас. Вернули подарки. И свадьбу хотят отменить.
— Ну-у-у!.. Это уже работа Шерзода Бахрамова. Я тебя предупреждал, брат... А ты, видно, Нигоре не все объяснил...
— Исчезла Нигора, понимаете! — в отчаянии воскликнул Шакир.— Я ее ждал вчера вечером около фонтана целых два часа. Как договорились. А она не пришла. Дома у них телефона нет... А завтра в загс надо...
— И пригласительные все розданы. Вот шуму-то будет на весь город, если Бахрамову удастся отменить свадьбу.
— Я еще боюсь и за отца, Аброр-ака! Он так переживает. Всю ночь не спал. Охает, вздыхает без конца. Такой позор на старости лет он может не выдержать.
— Ну ладно, надо действовать! Надо найти Нигору и обо всем договориться, и только с ней. Она же не отвернулась от тебя?
— А кто ее знает!.. Вчера и на работе не была. Может, она заболела? Или ее заперли? Их дом-то рядом. Может быть, Вазира-апа сходит к ним домой?
— Вазира больна. У нее строги? постельный режим. Малика вроде тоже знакома с Нигорой. Ты напиши записку, она отнесет.
...Уже в восемь утра Малика пошла в соседний дом, но тут же вернулась. Ее не пустили к Нигоре. Мать девушки встретила Малику надменно-неприязненно, записку Шакира отказалась передать дочери. Сказала только: «Пусть ваши найдут себе другую невесту».
— Ах, так! — мстительно сжал кулаки Аброр.— По обычаю я не должен приходить к ним в дом до свадьбы. Но раз свадьбу хотят сорвать, я плюну на обычай и пойду сейчас к ним сам!
Он быстро побрился, надел новые светлые брюки, самую красивую свою рубашку. Подходя к кооперативному дому, увидел в его тени белые «Жигули» с блестящими металлическими полосками по бокам. Машина Шерзода. Значит, он уже здесь, у племянницы. Аброр приостановился было, чуть не повернул домой — очень уж не хотелось видеть Бахрамова после обсуждения. Но если уйти — значит оставить Нигору в его распоряжении... Бахрамов может наговорить ей такое... что.
Нет! Надо идти сейчас туда и лицом к лицу...
Аброр успокаивал себя, намеренно не спеша поднялся на третий этаж. На звонок вышел отец девушки — полусонный вроде, еще не бритый.
Аброр решительно вошел в прихожую. Протянул руку:
— Через порог неудобно! Здравствуйте, Мухтар-ака!
Мухтар смущенно подал руку Аброру, а сам оглянулся назад, где в
глубине коридора появились жена и Шерзод; они напряженно и неприязненно смотрели на Аброра.
— Я приходил сюда сватом и потому позволил себе явиться снова, чтобы разобраться в возникших осложнениях.
Аброр говорил громко, уверенно, не запинаясь. Он ожидал, что откроется еще какая-нибудь дверь в коридор и покажется сама Нигора. Все свои слова он целил в нее. Но двери были плотно закрыты.
— Когда вы приходили сватами,— начала мать девушки, с нарочитым презрением кривя губы,— мы и встречали вас с почетом, чапаны надевали. Думали тогда, что вы достойные люди!
— А мы оказались недостойными? Чем же? — опять-таки громко спросил Аброр.
— Мы от вас, от свата и будущего родственника, себе добра ждали. А вы натворили... сколько зла причинили моему брату! Я вот только сегодня узнала, как вы хотели лишить его премии, чтобы самому стать лауреатом! А вчера при больших начальниках вы нападали на моего брата, чтобы лишить его высокого поста. Вы просто завидуете Шерзо-ду Бахрамову! Если вы такой завистник, человек с черным нутром, то поищите себе других родственников!
— Уважаемая... соседка! Не спешите навешивать на меня дурные ярлыки! Кто завистник с черным нутром — мы выясним. Ваш любимый брат Шерзод Бахрамов — мой однокашник, я знаю его со студенческих лет. Как правило, завидуют талантливым людям. А черная зависть свойственна бездарностям. Верно? Если я бездарный, а Шерзод — яркий талант, то давайте сейчас вот при вас и проверим; дайте нам два листка чистой бумаги, два карандаша, мы сядем рядом... Что хотите, чтоб мы сделали: рисунок двора, чертеж, ваш портрет? Посоревнуемся при вас: у кого выйдет лучше! Ну давайте?
Шерзод подал голос:
— Что за детские забавы? Время таких смешных конкурсов для нас с тобой прошло, дорогой Аброр.
— Ты уходишь в кусты, дорогой Шерзод. Наши с тобой конкурсы не кончились. Вчерашний ты проиграл, потому что у тебя не творческое, а стереотипное мышление. Зачем ты вообще пошел в архитектуру? Ты способен мыслить только стандартными кубиками да бетонными плитами. А вот когда надо нарисовать или воспроизвести что-то индивидуальное, неповторимое — тебя не хватает. Я видел десятки твоих рисунков, чертежей. Они все однотипны, ты это знаешь сам. И потому замахиваешься на все живое, губишь его.
Аброр все это выпалил залпом. Но и расчетливо громко и остро: за стеклянной дверью, что вела в одну из боковых комнат, он заметил легкое движение. Нигора там. Ну так пусть она слышит все.
Какая наглость! — взвизгнула сестра Шерзода, а сам он ядовито-иронично спросил:
— Ты, Агзамов, стало быть, яркий талант, а я бездарь, так?
— Не о себе говорю. А ты, Шерзод, весьма нужный человек, нужный винт, как некогда считалось... Произносили раньше речи о маленьком человеке, необходимом человеке-винтике. Ты, конечно, большой человек,— стало быть, большой винт. Чем винты хороши? Да тем, что подходят под стандарты, их можно легко заменять, удобно вынуть из одного паза ик вставить другой с той же нарезкой. Не потому ли ты и кочуешь с места на место? С одного солидного поста на другой? Но ты еще и честолюбив, Шерзод, ты используешь административный пост, чтобы выдвинуться и по творческой линии; творческие лавры, по праву принадлежащие талантам,— вот что не дает тебе покоя. Тогда ты отодвинул молодого талантливого архитектора Хатама Юлдашева, хотел занять в списке его место. Так или нет? Скажи своим родным правду. После того как я выступил в защиту Юлдашева, он получил премию или нет? Молчишь? А он получил-таки премию! Талант был достойно вознагражден... Вот и рассудите, уважаемые соседи и будущие родственники,— повернулся Аброр к смущенному вконец Мухтару,— кто из нас завистник с черным нутром?
Сестра Шерзода, хоть и растеряла значительную часть прежнего пыла, все-таки вновь вступила в бой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33