Откровенно сказала... Воевать со старыми людьми, да еще родителями, не желая помочь им в трудный момент,— это неблагородно.
— Выходит, что благородно потакать их капризам? Не хотят брать жилье в многоквартирном доме, им подавай участок с зеленью! Что за причуды? Сколько людей в многоэтажных домах живут! А они, видите ли, особенные.
— Они привыкли жить на земле! Способна ты это понять? Ведь предоставляется же право выбора. Многие тысячи и сейчас живут так же, на участках. Как у тебя язык поворачивается называть их просьбу причудой, привередливостью?!
Аброр и не заметил, как загорелся зеленый свет. Сзади тотчас послышались нервно-настойчивые сигналы других машин. Аброр рванул машину с места, помчался как оглашенный.
Вазира заговорила сдержаннее:
— Если бы еще с участком можно было просто управиться! А то ведь и год, и два они сами будут в глине по уши и нас заставят. Ты говоришь: покой им нужен на старости лет. Так пусть возьмут квартиру и спокойно живут. Ты любящий сын и при желании сумел бы отговорить их от мучительного шага...
— Повторяю: мне это не удалось, ханум,— чуть остывая, Аброр снова перешел на узбекское «вы».— Может быть, вам, любящей невестке, удастся наставить на путь истины стариков!
...Ясно, Вазира не пойдет разговаривать с родителями мужа по такому деликатному делу. Как на словах ни боролась она против «слепых» инстинктов и старых традиций, позориться перед людьми не станет... Ну, а ее мать Зумрад Садыковна, некогда работница райкомовского женотдела? Вот она-то смогла бы, пожалуй, побеседовать со стариками смело и решительно и сумела бы переубедить их.
Заодно пора и навестить ее.
Миновав мост через Бозсу, Аброр остановил машину на обочине дороги. Вазира всегда выходила здесь и шла до работы по берегу канала пешком.
Она открыла дверцу и, выходя из машины, сухо сказала, не глядя и Аброра:
После работы я пойду маму проведаю.
Обычно они ездили к Зумрад Садыковне вместе. Одна?
— Да. Домой вернусь, наверное, поздно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Хмурая Вазира подошла к аккуратному четырехэтажному зданию, крыла парадную дверь. Неподалеку от входа, за маленьким столиком сидел вахтер. Узнав Вазиру, он вежливо привстал, улыбнулся:
— С приездом, Вазира Бадаловна!
Все, с кем только встречалась сегодня Вазира — ив вестибюле, и на лестнице,— все приветливы с ней; рукопожатия, благожелательные раскланивания, добрые, теплые слова,— да, это ее учреждение, ее служба, ее товарищи.
И эти давно знакомые комнаты с табличками, строго глядящими в коридор: «Группа дорог», «Группа мостов»... Какие могут быть за этими дверями недоброжелатели? Они все коллеги, товарищи, заняты общим делом.
Вазира бегло осмотрела развешанные по коридорным стенам новые проекты.
Вот цветная схема будущего зоопарка, вот три варианта конкурсных проектов дворца бракосочетаний, некоторые называют его «Домом счастья». Авторских подписей нет — конкурс закрытый. Но на одном из эскизов в верхнем углу нарисована стилизованная ласточка. Значит, проект идет под девизом «Ласточка». Под другим эскизом — золотой ключ: автор поверил, видно, что выбранный девиз откроет ему волшебную дверь к победе.
Иногда в часы душевных невзгод Вазира старалась сама поднять себе настроение и гордилась тем, что умела этого добиваться,— волевым усилием она все свое внимание сосредоточивала на работе.
Вазира просветленной вошла в свой отдел. Он занимал две комнаты. Ее рабочий стол — в глубине внутренней комнаты, под развешанными на стене эскизами подземных дворцов-метростанций.
На столе всего лишь за несколько дней ее отсутствия успели скопиться новые документы: объяснительные записки, ходатайства, предложения и просьбы различных учреждений. На каждом документе резолюция начальника ее управления: «Тов. Агзамова! Прошу ознакомиться и дать свое мнение». Или: «На усмотрение тов. Агзамовой». Сухие фразы, но для нее-то они красноречивей иных похвал: Вазира действительно пользуется авторитетом, ей здесь доверяют полностью.
Вот в ее руках бумаги (первая страница отпечатана на внушительном бланке), присланные из проектной организации, которую возглавляет Шерзод Бахрамов. В них подробно излагалось предложение о проведении спецтоннеля через Бозсу. После пространного обоснования самой идеи и ее позитивных последствий Бахрамов просил начальника главного управления поручить разработку этого важного проекта именно его, бахрамовской, группе в составе пяти человек, среди которых значился и Сайфулла Рахманович Рахманов, известный специалист, директор профильного института, лауреат и прочее, и прочее. Начальник главного управления, как и обычно, поручал Вазире «ознакомиться и дать свое мнение».
Из стопки бумаг Вазира выбрала именно этот документ, чтобы с утра, как говорится, на свежую голову и с карандашом в руках в нем разобраться.
Шерзод собирался переделать нынешнее русло Бозсу; собственно, даже не столько переделать, сколько заменить — пустить воду новым, выпрямленным, как стрела, руслом. По общегородскому плану здесь должна пройти трасса метрополитена, ее надо было, по мысли Бахрамова, прокладывать открытым способом, что по сравнению с подземной проходкой тоннеля обошлось бы в несколько раз дешевле.
Тут на полях читаемой страницы Вазира поставила зеленым карандашом два восклицательных знака.
Из-за искривленности старого русла слишком велика его протяженность, а короткий прямой канал даст большую экономию воды и земельной площади.
И эти строки Вазира пометила зеленым карандашом — его она пускала в ход, когда ей что-то сильно нравилось, чему хотелось бы открыть зеленую улицу.
Потом Вазира задумалась над тем, что в проекте может вызвать возражения.
Если рядом со стадионом трассу метрополитена прокладывать открытым способом, то довольно значительная площадь вокруг будет изрыта, потеряна для зеленых насаждений. Там, например, где будет двигаться кран —- а это полоса шириной более семидесяти метров,— не останется ни одного дерева. Могучие чинары, пышные акации — все они будут обречены на уничтожение. Их место займут горы вынутого грунта, а затем —нагромождения железобетонных конструкций.
Вазира представила, как решительно будет возражать против этого плана Аброр. Не удержала в себе мелкого мстительного довода: «Он же решил, не согласовав со мной, поселить в нашей квартире родителей, почему я должна, потакая ему, отвергать эффективный с экономической точки зрения проект?» Тут же одернула себя: «Дело, конечно, не в наших личных спорах! Эти деревья, сотни деревьев по берегам Бозсу близ стадиона — отрада для тысяч и тысяч горожан! Сколько раз мы сами отправлялись отдыхать туда в благодатную прохладу!» Это возражение самой себе прозвучало в ней голосом Аброра, будто он сейчас сидел у ее стола и смотрел прямо в глаза. «Опять эмоции,— тут же укорила Вазира себя.-- Близорукость, когда думают только о сиюминутных благах... близорукость... Если осуществить проект Шерзода, то... ведь можно в будущем вырастить деревья еще красивей и пышней. И до каких пор мы ради синицы в руках будем отказываться от журавля в небе?»
Номер телефона Шерзода, ей помнилось, был записан в карманном календарике. Вазира набрала нужные цифры.
Видимо, Шерзод поручал кому-то срочную работу, потому что и грубке еще до его «Алло, я слушаю» раздался сердито-решительный голос:
- ...Идите, и чтоб через два часа все было готово!
А потом Шерзод поднес трубку к уху и, едва заслышав, что это Вагира, разом изменил тон, обрадованно заворковал:
О, Вазира-хон? Неужели? Здравствуйте! Все ли у вас благополучно? Как дома? Сынишка поправился? Как, вообще говоря, на все это было необязательно: ритуал вежливости. Шертд и задавал все эти вопросы один за другим, без передышки, не дожидаясь ответов. Самое важное — тон голоса, обрадованный, немного игривый, но и уважительный, конечно. Как умелый певец, Шерзод вел мелодию, постепенно набирая высоту и усиливая звучность голоса, чтобы на самой ликующе высокой ноте задержать особое внимание слушателя.
— Ах, Вазира, Вазира! Признаюсь, вернувшись из Москвы, я ждал вестей от вас, звонка... хотя бы из управления... И вот... вы делаете меня счастливым.
— Я получила ваши документы, ознакомилась с ними,— постаралась Вазира вернуть Шерзода к делам, да и неудобно говорить об ином по служебному телефону.
— Бумаги?.. А... про увязку метро и канала? Ну и как? — словно между прочим спросил Шерзод, однако внутренняя тревога чуточку вопрос окрасила.
— Идея ваша... ну, раз уж вы признали, что я приношу вам счастье... мне понравилась...
— О, спасибо, Вазира-хон, спасибо
— Но есть в проекте такие места, что могут вызвать возражения. Потому-то я и хотела бы с вами их обговорить, прежде чем идти к своему начальству.
— Повторяю еще раз, Вазира, вы делаете меня счастливцем. Такой дружеский поступок — это... это... я не нахожу слов... А вы сегодня собираетесь идти к начальству, Вазира-хон? Может, и мое присутствие там необходимо?
— Было бы неплохо, я думаю. У Наби Садриевича могут возникнуть вопросы... Погодите! Я сейчас...— Вазира позвонила по внутреннему телефону в приемную начальника управления. Осведомилась у секретарши: — Тоня, Наби Садриевич у себя?.. Никуда не собирается уезжать?.. До которого?.. До двенадцати? Хорошо, спасибо. Шерзод, вы слышите?.. Наби Садриевич будет у себя до двенадцати часов. К одиннадцати сможете приехать? Сейчас?.. Нет, к одиннадцати... Сейчас десять. Хорошо-хорошо, тогда и поговорим обо всем. За оставшийся до одиннадцати часов срок ей надо успеть написать и отпечатать на машинке свое короткое предварительное заключение.. Только Вазира вернулась из машбюро в отдел, как раздался звонок внутреннего телефона и Тоня сказала, что Вазиру Бадаловну приглашает к себе Наби Садриевич. Вазира подписала перепечатанное заключение, прикрепила скрепкой к бумагам Шерзода, положила в специальную — для начальства — папку с позолоченным, весьма значительно звучавшим, хотя и не совсем понятным названием «К докладу»
— Я буду у Наби Садриевича,— сказала Вазира, проходя через первую комнату, мимо стола, за которым работал ее коллега, молодой архитектор.— Когда придет товарищ Бахрамов, Шерзод Исламович, вы его знаете, скажите, чтобы он поднялся в приемную товарища Садриева. Хорошо? У двери в коридор Вазира на мгновение остановилась перед зеркалом: в отделе работало немало женщин, да и из соседних комнат к ним забегали подружки «глянуть на себя в рабочем порядке».
Во многом из-за этого Вазира выбрала для себя вторую комнату, в глубине помещения. Сейчас она придирчиво оглядела себя, поправила ворот белой шелковой кофточки, рукой разгладила темно-серую юбку, чтоб складка к складке была прилажена... Выражением лица осталась довольна: деловое, целеустремленное... Один завиток волос падал на лоб. Зачесывать его Вазира не стала.
У Садриева очень просторный кабинет. На полу — огромный, яркой расцветки туркменский ковер. Кроме рабочего стола с телефонами в глубине комнаты вдоль окон протянулся длинный стол для заседаний.
Наби Садриевич сидел во главе этого стола, когда Вазира открыла дверь Вокруг склонились над большими листами чертежей пять человек. Один из них что-то записывал в блокноте, другой вел расчеты на логарифмической линейке, остальные внимательно изучали расстеленные листы сводного проекта. Наби Садриевич повернул голову на звук открываемой двери, кивком пригласил Вазиру подойти к своему рабочему столу, встал навстречу.
— Вы пока уточните проработку этих частей проекта,— сказал он сотрудникам.— Здравствуйте, Вазира Бадаловна!
Вазира уже привыкла к тому, что в этом кабинете всегда людно. Дел, которые требовали неотложного решения главного управления, много, очень много. Наби Садриевич (ему сорок пять, ранняя седина, однако, не старит, а, наоборот, естественно гармонирует с его живостью и энергией), чтобы успеть сделать все необходимое, решал более простые и легкие вопросы как бы между другими, более сложными.
Он поздоровался с Вазирой за руку, подвел ее к своему столу, достал из выдвинутого ящика вычерченные карандашом эскизы. Положил перед собой на столешницу. Это были изображения орнаментов для облицовочных плиток различного цвета, которыми предполагалось украсить стены одной из подземных станций метро.
Наби Садриевич был автором этих орнаментов. Вазира по возвращении из командировки подробно рассказала Наби Садриевичу о замечаниях москвичей, увидела, что его обещание подумать над советами коллег выполнено. Замечания эти, судя по эскизам, он принял. Вазира обрадовалась: вот так, по-деловому следовало бы всем работать, без амбиций двигать дело вперед.
Вы нашли очень удачное решение, Наби Садриевич! — сказала она искренне.— И плитки стали больше, и рисунок крупнее, и сохраняйся орнаментальные и даже каллиграфические традиции наших ташкентских мастеров.
Проницательность Вазиры и та быстрота, с которой она реагировала па сто работу, тронули Наби Садриевича:
Л вы сразу распознали ташкентский стиль! Но он же заметно отличается от стиля мастеров самаркандских и бухарских.
Л ведь та позолоченная ажурная резьба, которую вы предусмотрели колонн, тоже в стиле ташкентцев, не правда ли? Да. Им говорили, что интерьер каждой станции надо выдерживать в одном стиле. А мне пришлось как раз колоннами заниматься последовательности в стиле, там нет и не может быть совершенства!. Теперь эти эскизы следует просчитать в материале, превратить в рабочие чертежи.
«А это всегда требует времени и старательности»,— как будто услышала Вазира продолжение. И сама вызвалась:
— Пусть наш отдел займется этим.
Вазира собрала эскизы, сложила их стопочкой под бумаги Шерзода.
Наби Садриевич успел заметить в папке Вазиры бланк с собственной резолюцией:
— У вас, я вижу, ко мне и другое дело есть?
— Наби Садриевич, в ближайшем будущем нам придется столкнуться с вопросом, как прокладывать трассу метро через Бозсу, у стадиона. Я познакомилась с предложением по этой теме.
— Ну и как, заслуживает внимания?
— По существу это эскиз готового проекта, точнее — более подготовленного и обоснованного по сравнению с другими предложениями. Я написала на него предварительное заключение. И на недостатки указала.
Начальник управления посмотрел на работающих за длинным столом инженеров. Тихо переговариваясь, те продолжали заниматься своими расчетами.
Пробежав глазами заключение, Наби Садриевич сел в кресло, жестом предложил сесть и Вазире. Еще раз перечитал заключение Вазиры, задумался. Поглядел снова на инженеров. Чуть слышно побарабанил пальцами по своему столу.
Он лично придерживался мнения, что оба берега Бозсу должны стать своеобразными бульварами для отдыха, прогулок. Тихие набережные, без машин, ничем и нигде не пересекаемые... Сейчас концертный зал «Бахор» и расположенный рядом с ним трехэтажный дом занимают довольно значительную часть левого берега и настолько близко стоят к урезу воды, что не только для бульвара, но и для узенькой аллейки, по которой можно бы прогуляться, места не осталось. Сносить эти добротные здания жалко. Но если русло сдвинуть здесь метров на пятьдесят — шестьдесят ближе к стадиону, то искривленные его участки выпрямятся, край левого берега отодвинется от построек, и тогда людям привольно станет ходить вдоль канала — от самой Урды до парка Гагарина и дальше.
Вазира вздохнула и облегченно, и сожалеюще:
— Как мне самой все это в голову не пришло?.. Очень убедительно, Наби Садриевич! Разрешите, я перепишу заключение и первым пунктом обозначу в нем вашу идею.
Наби Садриевич передал Вазире бумаги, еще раз бегло просмотрев их.
— Значит, пойдет по вашему отделу?
Было в этом вопросе и некое предостережение. Вазира усмехнулась:
— Ответственность берем на себя!
Наби Садриевичу нравилась в Вазире смелость. Да и сама она, эта миловидная женщина, нравилась, было в ней особое очарование: по-современному раскована в слове, а держится сдержанно-застенчиво...
— Устоять перед вами, Вазира Бадаловна, очевидно, невозможно. Зайдите в плановый отдел и от моего имени передайте, чтобы они тоже занялись этим вопросом. Пусть и они на нас поработают... Но продолжайте собирать и изучать мнения других компетентных лиц. И передайте, пожалуйста, Бахрамову — пусть к работе подойдет со всей серьезностью и осмотрительностью. А то он иногда скользит по поверхности, с кондачка решает... Я надеюсь на вас, Вазира Бадаловна.
— Наверное, Бахрамов и сам сейчас в приемной. На всякий случай я пригласила его.
Зашумели за длинным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Выходит, что благородно потакать их капризам? Не хотят брать жилье в многоквартирном доме, им подавай участок с зеленью! Что за причуды? Сколько людей в многоэтажных домах живут! А они, видите ли, особенные.
— Они привыкли жить на земле! Способна ты это понять? Ведь предоставляется же право выбора. Многие тысячи и сейчас живут так же, на участках. Как у тебя язык поворачивается называть их просьбу причудой, привередливостью?!
Аброр и не заметил, как загорелся зеленый свет. Сзади тотчас послышались нервно-настойчивые сигналы других машин. Аброр рванул машину с места, помчался как оглашенный.
Вазира заговорила сдержаннее:
— Если бы еще с участком можно было просто управиться! А то ведь и год, и два они сами будут в глине по уши и нас заставят. Ты говоришь: покой им нужен на старости лет. Так пусть возьмут квартиру и спокойно живут. Ты любящий сын и при желании сумел бы отговорить их от мучительного шага...
— Повторяю: мне это не удалось, ханум,— чуть остывая, Аброр снова перешел на узбекское «вы».— Может быть, вам, любящей невестке, удастся наставить на путь истины стариков!
...Ясно, Вазира не пойдет разговаривать с родителями мужа по такому деликатному делу. Как на словах ни боролась она против «слепых» инстинктов и старых традиций, позориться перед людьми не станет... Ну, а ее мать Зумрад Садыковна, некогда работница райкомовского женотдела? Вот она-то смогла бы, пожалуй, побеседовать со стариками смело и решительно и сумела бы переубедить их.
Заодно пора и навестить ее.
Миновав мост через Бозсу, Аброр остановил машину на обочине дороги. Вазира всегда выходила здесь и шла до работы по берегу канала пешком.
Она открыла дверцу и, выходя из машины, сухо сказала, не глядя и Аброра:
После работы я пойду маму проведаю.
Обычно они ездили к Зумрад Садыковне вместе. Одна?
— Да. Домой вернусь, наверное, поздно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Хмурая Вазира подошла к аккуратному четырехэтажному зданию, крыла парадную дверь. Неподалеку от входа, за маленьким столиком сидел вахтер. Узнав Вазиру, он вежливо привстал, улыбнулся:
— С приездом, Вазира Бадаловна!
Все, с кем только встречалась сегодня Вазира — ив вестибюле, и на лестнице,— все приветливы с ней; рукопожатия, благожелательные раскланивания, добрые, теплые слова,— да, это ее учреждение, ее служба, ее товарищи.
И эти давно знакомые комнаты с табличками, строго глядящими в коридор: «Группа дорог», «Группа мостов»... Какие могут быть за этими дверями недоброжелатели? Они все коллеги, товарищи, заняты общим делом.
Вазира бегло осмотрела развешанные по коридорным стенам новые проекты.
Вот цветная схема будущего зоопарка, вот три варианта конкурсных проектов дворца бракосочетаний, некоторые называют его «Домом счастья». Авторских подписей нет — конкурс закрытый. Но на одном из эскизов в верхнем углу нарисована стилизованная ласточка. Значит, проект идет под девизом «Ласточка». Под другим эскизом — золотой ключ: автор поверил, видно, что выбранный девиз откроет ему волшебную дверь к победе.
Иногда в часы душевных невзгод Вазира старалась сама поднять себе настроение и гордилась тем, что умела этого добиваться,— волевым усилием она все свое внимание сосредоточивала на работе.
Вазира просветленной вошла в свой отдел. Он занимал две комнаты. Ее рабочий стол — в глубине внутренней комнаты, под развешанными на стене эскизами подземных дворцов-метростанций.
На столе всего лишь за несколько дней ее отсутствия успели скопиться новые документы: объяснительные записки, ходатайства, предложения и просьбы различных учреждений. На каждом документе резолюция начальника ее управления: «Тов. Агзамова! Прошу ознакомиться и дать свое мнение». Или: «На усмотрение тов. Агзамовой». Сухие фразы, но для нее-то они красноречивей иных похвал: Вазира действительно пользуется авторитетом, ей здесь доверяют полностью.
Вот в ее руках бумаги (первая страница отпечатана на внушительном бланке), присланные из проектной организации, которую возглавляет Шерзод Бахрамов. В них подробно излагалось предложение о проведении спецтоннеля через Бозсу. После пространного обоснования самой идеи и ее позитивных последствий Бахрамов просил начальника главного управления поручить разработку этого важного проекта именно его, бахрамовской, группе в составе пяти человек, среди которых значился и Сайфулла Рахманович Рахманов, известный специалист, директор профильного института, лауреат и прочее, и прочее. Начальник главного управления, как и обычно, поручал Вазире «ознакомиться и дать свое мнение».
Из стопки бумаг Вазира выбрала именно этот документ, чтобы с утра, как говорится, на свежую голову и с карандашом в руках в нем разобраться.
Шерзод собирался переделать нынешнее русло Бозсу; собственно, даже не столько переделать, сколько заменить — пустить воду новым, выпрямленным, как стрела, руслом. По общегородскому плану здесь должна пройти трасса метрополитена, ее надо было, по мысли Бахрамова, прокладывать открытым способом, что по сравнению с подземной проходкой тоннеля обошлось бы в несколько раз дешевле.
Тут на полях читаемой страницы Вазира поставила зеленым карандашом два восклицательных знака.
Из-за искривленности старого русла слишком велика его протяженность, а короткий прямой канал даст большую экономию воды и земельной площади.
И эти строки Вазира пометила зеленым карандашом — его она пускала в ход, когда ей что-то сильно нравилось, чему хотелось бы открыть зеленую улицу.
Потом Вазира задумалась над тем, что в проекте может вызвать возражения.
Если рядом со стадионом трассу метрополитена прокладывать открытым способом, то довольно значительная площадь вокруг будет изрыта, потеряна для зеленых насаждений. Там, например, где будет двигаться кран —- а это полоса шириной более семидесяти метров,— не останется ни одного дерева. Могучие чинары, пышные акации — все они будут обречены на уничтожение. Их место займут горы вынутого грунта, а затем —нагромождения железобетонных конструкций.
Вазира представила, как решительно будет возражать против этого плана Аброр. Не удержала в себе мелкого мстительного довода: «Он же решил, не согласовав со мной, поселить в нашей квартире родителей, почему я должна, потакая ему, отвергать эффективный с экономической точки зрения проект?» Тут же одернула себя: «Дело, конечно, не в наших личных спорах! Эти деревья, сотни деревьев по берегам Бозсу близ стадиона — отрада для тысяч и тысяч горожан! Сколько раз мы сами отправлялись отдыхать туда в благодатную прохладу!» Это возражение самой себе прозвучало в ней голосом Аброра, будто он сейчас сидел у ее стола и смотрел прямо в глаза. «Опять эмоции,— тут же укорила Вазира себя.-- Близорукость, когда думают только о сиюминутных благах... близорукость... Если осуществить проект Шерзода, то... ведь можно в будущем вырастить деревья еще красивей и пышней. И до каких пор мы ради синицы в руках будем отказываться от журавля в небе?»
Номер телефона Шерзода, ей помнилось, был записан в карманном календарике. Вазира набрала нужные цифры.
Видимо, Шерзод поручал кому-то срочную работу, потому что и грубке еще до его «Алло, я слушаю» раздался сердито-решительный голос:
- ...Идите, и чтоб через два часа все было готово!
А потом Шерзод поднес трубку к уху и, едва заслышав, что это Вагира, разом изменил тон, обрадованно заворковал:
О, Вазира-хон? Неужели? Здравствуйте! Все ли у вас благополучно? Как дома? Сынишка поправился? Как, вообще говоря, на все это было необязательно: ритуал вежливости. Шертд и задавал все эти вопросы один за другим, без передышки, не дожидаясь ответов. Самое важное — тон голоса, обрадованный, немного игривый, но и уважительный, конечно. Как умелый певец, Шерзод вел мелодию, постепенно набирая высоту и усиливая звучность голоса, чтобы на самой ликующе высокой ноте задержать особое внимание слушателя.
— Ах, Вазира, Вазира! Признаюсь, вернувшись из Москвы, я ждал вестей от вас, звонка... хотя бы из управления... И вот... вы делаете меня счастливым.
— Я получила ваши документы, ознакомилась с ними,— постаралась Вазира вернуть Шерзода к делам, да и неудобно говорить об ином по служебному телефону.
— Бумаги?.. А... про увязку метро и канала? Ну и как? — словно между прочим спросил Шерзод, однако внутренняя тревога чуточку вопрос окрасила.
— Идея ваша... ну, раз уж вы признали, что я приношу вам счастье... мне понравилась...
— О, спасибо, Вазира-хон, спасибо
— Но есть в проекте такие места, что могут вызвать возражения. Потому-то я и хотела бы с вами их обговорить, прежде чем идти к своему начальству.
— Повторяю еще раз, Вазира, вы делаете меня счастливцем. Такой дружеский поступок — это... это... я не нахожу слов... А вы сегодня собираетесь идти к начальству, Вазира-хон? Может, и мое присутствие там необходимо?
— Было бы неплохо, я думаю. У Наби Садриевича могут возникнуть вопросы... Погодите! Я сейчас...— Вазира позвонила по внутреннему телефону в приемную начальника управления. Осведомилась у секретарши: — Тоня, Наби Садриевич у себя?.. Никуда не собирается уезжать?.. До которого?.. До двенадцати? Хорошо, спасибо. Шерзод, вы слышите?.. Наби Садриевич будет у себя до двенадцати часов. К одиннадцати сможете приехать? Сейчас?.. Нет, к одиннадцати... Сейчас десять. Хорошо-хорошо, тогда и поговорим обо всем. За оставшийся до одиннадцати часов срок ей надо успеть написать и отпечатать на машинке свое короткое предварительное заключение.. Только Вазира вернулась из машбюро в отдел, как раздался звонок внутреннего телефона и Тоня сказала, что Вазиру Бадаловну приглашает к себе Наби Садриевич. Вазира подписала перепечатанное заключение, прикрепила скрепкой к бумагам Шерзода, положила в специальную — для начальства — папку с позолоченным, весьма значительно звучавшим, хотя и не совсем понятным названием «К докладу»
— Я буду у Наби Садриевича,— сказала Вазира, проходя через первую комнату, мимо стола, за которым работал ее коллега, молодой архитектор.— Когда придет товарищ Бахрамов, Шерзод Исламович, вы его знаете, скажите, чтобы он поднялся в приемную товарища Садриева. Хорошо? У двери в коридор Вазира на мгновение остановилась перед зеркалом: в отделе работало немало женщин, да и из соседних комнат к ним забегали подружки «глянуть на себя в рабочем порядке».
Во многом из-за этого Вазира выбрала для себя вторую комнату, в глубине помещения. Сейчас она придирчиво оглядела себя, поправила ворот белой шелковой кофточки, рукой разгладила темно-серую юбку, чтоб складка к складке была прилажена... Выражением лица осталась довольна: деловое, целеустремленное... Один завиток волос падал на лоб. Зачесывать его Вазира не стала.
У Садриева очень просторный кабинет. На полу — огромный, яркой расцветки туркменский ковер. Кроме рабочего стола с телефонами в глубине комнаты вдоль окон протянулся длинный стол для заседаний.
Наби Садриевич сидел во главе этого стола, когда Вазира открыла дверь Вокруг склонились над большими листами чертежей пять человек. Один из них что-то записывал в блокноте, другой вел расчеты на логарифмической линейке, остальные внимательно изучали расстеленные листы сводного проекта. Наби Садриевич повернул голову на звук открываемой двери, кивком пригласил Вазиру подойти к своему рабочему столу, встал навстречу.
— Вы пока уточните проработку этих частей проекта,— сказал он сотрудникам.— Здравствуйте, Вазира Бадаловна!
Вазира уже привыкла к тому, что в этом кабинете всегда людно. Дел, которые требовали неотложного решения главного управления, много, очень много. Наби Садриевич (ему сорок пять, ранняя седина, однако, не старит, а, наоборот, естественно гармонирует с его живостью и энергией), чтобы успеть сделать все необходимое, решал более простые и легкие вопросы как бы между другими, более сложными.
Он поздоровался с Вазирой за руку, подвел ее к своему столу, достал из выдвинутого ящика вычерченные карандашом эскизы. Положил перед собой на столешницу. Это были изображения орнаментов для облицовочных плиток различного цвета, которыми предполагалось украсить стены одной из подземных станций метро.
Наби Садриевич был автором этих орнаментов. Вазира по возвращении из командировки подробно рассказала Наби Садриевичу о замечаниях москвичей, увидела, что его обещание подумать над советами коллег выполнено. Замечания эти, судя по эскизам, он принял. Вазира обрадовалась: вот так, по-деловому следовало бы всем работать, без амбиций двигать дело вперед.
Вы нашли очень удачное решение, Наби Садриевич! — сказала она искренне.— И плитки стали больше, и рисунок крупнее, и сохраняйся орнаментальные и даже каллиграфические традиции наших ташкентских мастеров.
Проницательность Вазиры и та быстрота, с которой она реагировала па сто работу, тронули Наби Садриевича:
Л вы сразу распознали ташкентский стиль! Но он же заметно отличается от стиля мастеров самаркандских и бухарских.
Л ведь та позолоченная ажурная резьба, которую вы предусмотрели колонн, тоже в стиле ташкентцев, не правда ли? Да. Им говорили, что интерьер каждой станции надо выдерживать в одном стиле. А мне пришлось как раз колоннами заниматься последовательности в стиле, там нет и не может быть совершенства!. Теперь эти эскизы следует просчитать в материале, превратить в рабочие чертежи.
«А это всегда требует времени и старательности»,— как будто услышала Вазира продолжение. И сама вызвалась:
— Пусть наш отдел займется этим.
Вазира собрала эскизы, сложила их стопочкой под бумаги Шерзода.
Наби Садриевич успел заметить в папке Вазиры бланк с собственной резолюцией:
— У вас, я вижу, ко мне и другое дело есть?
— Наби Садриевич, в ближайшем будущем нам придется столкнуться с вопросом, как прокладывать трассу метро через Бозсу, у стадиона. Я познакомилась с предложением по этой теме.
— Ну и как, заслуживает внимания?
— По существу это эскиз готового проекта, точнее — более подготовленного и обоснованного по сравнению с другими предложениями. Я написала на него предварительное заключение. И на недостатки указала.
Начальник управления посмотрел на работающих за длинным столом инженеров. Тихо переговариваясь, те продолжали заниматься своими расчетами.
Пробежав глазами заключение, Наби Садриевич сел в кресло, жестом предложил сесть и Вазире. Еще раз перечитал заключение Вазиры, задумался. Поглядел снова на инженеров. Чуть слышно побарабанил пальцами по своему столу.
Он лично придерживался мнения, что оба берега Бозсу должны стать своеобразными бульварами для отдыха, прогулок. Тихие набережные, без машин, ничем и нигде не пересекаемые... Сейчас концертный зал «Бахор» и расположенный рядом с ним трехэтажный дом занимают довольно значительную часть левого берега и настолько близко стоят к урезу воды, что не только для бульвара, но и для узенькой аллейки, по которой можно бы прогуляться, места не осталось. Сносить эти добротные здания жалко. Но если русло сдвинуть здесь метров на пятьдесят — шестьдесят ближе к стадиону, то искривленные его участки выпрямятся, край левого берега отодвинется от построек, и тогда людям привольно станет ходить вдоль канала — от самой Урды до парка Гагарина и дальше.
Вазира вздохнула и облегченно, и сожалеюще:
— Как мне самой все это в голову не пришло?.. Очень убедительно, Наби Садриевич! Разрешите, я перепишу заключение и первым пунктом обозначу в нем вашу идею.
Наби Садриевич передал Вазире бумаги, еще раз бегло просмотрев их.
— Значит, пойдет по вашему отделу?
Было в этом вопросе и некое предостережение. Вазира усмехнулась:
— Ответственность берем на себя!
Наби Садриевичу нравилась в Вазире смелость. Да и сама она, эта миловидная женщина, нравилась, было в ней особое очарование: по-современному раскована в слове, а держится сдержанно-застенчиво...
— Устоять перед вами, Вазира Бадаловна, очевидно, невозможно. Зайдите в плановый отдел и от моего имени передайте, чтобы они тоже занялись этим вопросом. Пусть и они на нас поработают... Но продолжайте собирать и изучать мнения других компетентных лиц. И передайте, пожалуйста, Бахрамову — пусть к работе подойдет со всей серьезностью и осмотрительностью. А то он иногда скользит по поверхности, с кондачка решает... Я надеюсь на вас, Вазира Бадаловна.
— Наверное, Бахрамов и сам сейчас в приемной. На всякий случай я пригласила его.
Зашумели за длинным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33