А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


В гостиной Зафар продолжал смотреть телевизор. На кухню — оттуда менее слышно будет. Вазира привела сюда Малику, села на табурет, другой поставила напротив. Вскоре появился на кухне отец, прикрыв за собой дверь. Малика почувствовала, что собирается гроза над ее головой; не присев, сбивчиво заговорила:
— Я давно собиралась уйти, а Дильдора не пустила. Шурпу поздно приготовили. Потом шашлык... А плов только готовить начали. Без плова, как положено, не отпускали, и все тут.
— Зачем же вам, девчонкам, шурпа, и плов, и шашлык — такое обильное угощение, да еще в поздний час?
— Мы это говорили маме Дильдоры. А она все твердила и твердила: обычай такой.
— И мальчики, конечно, были?
— Да, одноклассники наши... Я хотела уйти. Но все Дильдора... «Обижусь, говорит, всю компанию расстроишь!»
— Ах, у вас компания! — Вазира потянула дочь за руку, рывком усадила ее на табурет. Почувствовав запах не то вина, не то табака, спросила: —И понемножку курили? И выпивали, наверное?
Малика призналась не сразу:
— Нет, не курили и не выпивали.
— Не ври! Я знаю!
— Ну... шампанского чуточку-чуточку, мама. На десять человек одна бутылка... Капелька досталась...
— «Капелька!» С нее-то все и начинается. Капля камень точит!
— Но я уже не маленькая, комсомолка. Папа! — Малика стала искать защиты у отца.— Разве я не имею права в день рождения подруги...
— Погоди, погоди, Малика,— как можно мягче начал Аброр,— комсомольцы помнят не только права, тем более такие сомнительные,— они помнят и обязанности. Ты на наш обычай ссылаешься: мол, не отпускают без плова. Но есть еще более важный обычай: сдержать слово. Ты обещала маме вернуться к десяти. А сколько сейчас? Ты подругу обидеть не решилась, а нас с мамой заставила ждать и нервничать. А пить вино — разве у наших девочек бывал такой обычай? А курить?
Малика молчала.
— Сколько было мальчиков? Честно отвечай! — Лицо Вазиры мрачнело все больше и больше.
— Четверо.
— А девочек?
— Тоже четверо.
— Значит, парами собираетесь. Вы и к другим ученикам вашей школы всей компанией в гости ходите?
— Но ребята у нас хорошие... Мы вместе с комсомол вступали.
— Наверное, домой нам все время звонят они же, кто-то из этих парней? — спросил Аброр.
Малика покраснела, опустила глаза.
— Выходит, и на переменках вы той же восьмеркой уединяетесь, чтобы посмеяться над отсталыми учителями?
— Что ж теперь, совсем не разговаривать?
— Кто от тебя этого требует? — оборвала Малику мать.— Ты пока лишь восьмой класс заканчиваешь! Если с этих лет начнешь компании заводить, на вечеринках посиживать, вино пить, что с тобою дальше будет?
— Никаких компаний я не завожу! — вдруг взорвалась Малика. Губы ее задрожали, запрыгали, на лице выказалось настоящее страдание.— Вы ничего не понимаете! Мы все просто дружим. Почему дружить девочкам с мальчиками считается зазорным? Почему?
— Кто это считает зазорным? — спросил Аброр. В глазах у Малики заблестели слезы.
— Учительница наша, Карима-апа... На собрании Дильдору стала осуждать ни за что ни про что.
— А ты стала защищать подругу и критиковать учительницу?
— Стала! Зачем она пережитки старого защищает?
— Какие, например? — продолжал допытываться Аброр.
— Ее дочь с нами учится. И вот девочка чего-то там не сделала, ей мама велела, или по-своему сделала, так Карима-апа зашла на перемене в наш класс и при всех дала дочери пощечину. Весь класс остолбенел... И нас она запугать хочет. Разве под страхом можно заставить уважать старших? Разве такое «уважение» не пережиток прошлого? Я и сказала об этом на собрании в нашем «клубе девочек».
Натра совсем не ожидала от дочери такого гнева. Замолчала, все смотрела и смотрела на нее, дивилась. Ее Малика, ее девочка стала выступам, на собраниях, отстаивать справедливость! Значит, она и становится взрослой, серьезной. Но тут же вспомнился Вазире брат, его самоуверенные речи о «пережитках», эгоистические рассуждения о перенаселении Земли... Дай сейчас Малике волю, не дойдет ли постепенно и она до подобных «теорий»? Нет, нет, тотчас предупредить, пресечь это своеволие.
— Ты прежде всего о себе, о своем поведении думай! — сказала она.— Если Карима-апа в чем-то ошиблась, то директор школы есть, чтобы ее поправить, на недостатки ее указать. Педсовет существует. А ты всего-навсего ученица восьмого класса, и тебе еще рано о старших судить, тем более учительницу осуждать! Выступать на собрании, подрывать ее авторитет — это невоспитанно и бестактно!.. Ну, а за то, что ты сегодня вернулась домой позже дозволенного тебе времени, да еще и вино пила, я должна тебя наказать. Ни на какие дни рождения к подругам больше не пойдешь! И ребятам, что звонят нам домой, передай: пусть тебя больше не тревожат. Раз пошли среди людей разговоры, значит, есть на то причина. Дыма без огня не бывает! И эта компания, чувствую, до добра тебя не доведет!
— Вы почему каким-то посторонним верите? Почему не хотите мне поверить? Кариму-апа слушаете, а меня не хотите! — готовая вот-вот расплакаться, воскликнула Малика. Потом, снова обращаясь за поддержкой к отцу, спросила: — Как можно запрещать дружить?
Аброр не успел ничего сказать, как Вазира резко оборвала дочь:
— Тебе мало того, что я сказала?! В твоей компании еще и курят. Заразишься еще этим поветрием!.. Дай тебе волю... Нет, больше никаких вечеринок с мальчишками, ни единой! А попробуешь пойти хоть раз, в наш дом можешь не возвращаться! На порог не пущу — иди тогда куда хочешь!.. А сейчас ступай к себе! Все!
Малика вышла из кухни вся в слезах.
Побледнев, Вазира схватила пиалу и наполнила ее прямо из крана холодной водой. Аброр с нарастающей тревогой глядел, как дрожали у жены руки, когда она подносила пиалу ко рту, как лихорадочно блестели глаза.
— Что с вами, Вазира?.. И зачем так грубо вы обошлись с Мали-кой? Она же не понимает ваших опасений, она же еще ребенок.
— Не защищайте ее!.. Я сегодня сыта по горло «проблемами молодежи». Моего брата Алибека так избаловали... Мама теперь просто погибает от его распущенности и своеволия. Я сама увидела сегодня, до чего доводит родительская снисходительность. Сердце у меня кровью обливается.
— Что случилось-то? — уже не на шутку встревожился Аброр. И Вазира стала сбивчиво рассказывать мужу, что у матери на
глазу бельмо и она почти ничего не видит... что брат разрушил свою семью и катится по наклонной... что она готова была увезти Зумрад Садыковну к себе. В рассказе жены беды наслаивались одна на другую, приобретая размеры непоправимой катастрофы. Вазира сидела опустив руки, глаза ее уставились в одну точку — полное отчаяние, изнеможение, обессиленность. Она почти прошептала:
— Что же делать, Аброр? Ах, если б мама могла быть построже с ним!.. Так нет, она все еще защищает и заступается за этого нахала и наглеца.
Аброр молча шагал по кухне из угла в угол...
Так решительно отправилась к матери за помощью себе, а вернулась еще более расстроенная и подавленная. Теперь, наверное, поняла его, Аброра, правоту и не будет мешать ему временно приютить родителей. Но только убедил ее не он сам, а жестокосердие Алибека. Не
хочет быть она похожей на своего брата. И еще Вазира знала, что без помощи Аброра не выручить ей матери из беды. Да и за брата она в ответе не меньше, чем мать,— ведь она старшая сестра. С кем же делиться ей горестями, если не с мужем?
Аброр уже не чувствовал раздражения против Вазиры, все утреннее, неприятное выветрилось, и ему стало Вазиру жаль.
И Вазира почти не помнила утренней их размолвки... В конце концов, не на всю жизнь приедут к ним свекровь и свекор!.. И разве не прав Аброр и в том, что резко обошлась она сейчас с Маликой, слишком строга была с ней, а девочка у них растет хорошей, честной и чистой...
Из глубины смятенного ее сознания выплыло вдруг, будто и не к месту совсем, воспоминание о встрече с Наби Садриевичем и... с Шерзодом. Его предложение ей стать соавтором проекта, который идет явно вразрез с замыслами Аброра. Она пыталась усилием воли отогнать это воспоминание от себя, чтобы оно не усугубляло и без того сложного, смятенного состояния ее души. Но воспоминание зацепилось за что-то такое в ней, чего она стыдилась...
После довольно долгого молчания Аброр как бы про себя сказал:
— Да, беда и впрямь не ходит одна... Но почему же вы не поговорили с дружками Алибека?
— До них ли мне было?! И говорить с ними очень уж неприятно. Слишком они развязны.
Аброр вспомнил, как сам однажды попробовал поговорить с ними у Алибека. Даже стакан портвейна выпил, хотя крепленого вина и не любил. Большинство дружков — разведенные. От жизни хотят только брать и ничего не хотят ей давать...
«Ну ладно,— думали вместе и Вазира и Аброр,— корни тут глубокие, а что сейчас вот делать, как вырвать Алибека из этой компании? Скажи-ка попробуй: «Дружки у тебя плохие»,— так он сразу на стену полезет. Слова тут не помогут».
— Может быть, его в Фергану или Самарканд отправить с женой, ну, найти повод... чтобы как-то оторвать от дружков? — неуверенно спросила Вазира.
А я вот думаю, сначала с Насибой нужно поговорить,— тоже бы размышляя вслух, сказал Аброр.— Раз они в ссоре и разводиться собираются... сперва этот узел как-то развязать. Или подтянуть как и сказать...
Дома у нее телефона нет. Но я Насибу разыщу.
Решили позвонить Насибе завтра на работу. А с утра съездить к руководительнице Малики — и этот узел ждет, чтобы к нему прикоснулись чьи-то здравые руки... Да, еще Вазира с утра маму к врачу должна повезти.
Аброр мысленно добавил к перечню дел и заботы своих стариков: они ждут его. Он должен помочь им найти подходящий участок дома... Пошла сумасшедшая какая-то полоса жизни, когда запутанные узлы все множатся. И среди них еще споры его с директором - Рахмановым. Аброр уже набросал черновик письма начальнику главного управления, думал завтра, в субботу, посидеть над ним, подумать, переписать набело. Но, видно, завтра часть дня уйдет по графе «семейные заботы». Остается для дела только ночь.
И Аброр направился в кабинет, включил настольную лампу, найдя в себе силы думать, писать, одним словом — работать.
Вазира решила не ужинать, есть совсем не хотелось. Она приняла душ, выпила холодного кефира. Устала, конечно, очень, выдохлась за день, но спать не хотелось. Стиркой она занималась обычно по субботам. Но на этот раз, зная, что суббота уже вся расписана, она отобрала часть белья и стала стирать. Спать легла уже после полуночи...
Утром в субботу Аброр отвез тещу в поликлинику на консультацию. А оттуда завез Зумрад Садыковну, а потом Вазиру домой. Теперь очередь была за его родителями.
День становился все жарче. Вишневые «Жигули» все раскаленней — и от знойных лучей солнца, и от расплавленного асфальта. Аброр гнал на большой скорости; нагревались шины, источая запах горелой резины.
С особой силой этот запах ударил Аброру в нос, когда он, почти в полном изнеможении, остановил машину у отцовской калитки, в тени деревьев, которые некогда посадил Агзам-ата. От Бозсу на этот раз не веяло прохладой и свежестью: запах резины победил все другие.
Рассиживаться было некогда. Аброр наспех поел маставы. Этот кисловатый суп хорошо утолял жажду. Посадил в машину отца и младшего брата. Помчались в квартал Шофайзи, расположенный за старым ташкентским районом Кукчи на северо-западной окраине города. Здесь их ждал толстый высокий человек; он знал местность, в которой хотел приглядеть себе участок Агзам-ата. Машина заметно осела, приняв еще одного пассажира, ее рессоры заскрипели. И все же — давай, давай! — снова помчался вишневый, вроде и устали не ведающий «жигуленок».
Там, где до землетрясения простирались колхозные угодья, появились теперь по-городскому тесно друг к другу прижатые дома. Жители кварталов Кашгарка и Шейхантаур, оказавшихся в эпицентре, все переехали сюда: возвели новые дома, вырастили новые деревья; некоторые по привычке окружили себя высокими глиняными заборами — дувалами. Много оставалось здесь и участков земли, не занятых или не вполне занятых под строительство. Улицы не благоустроены, а то и вообще их не было здесь, улиц. Грузный человек, который сел в машину в квартале Шофайзи, сделал Аброру знак:
— Езжайте по этой улице вон туда... Там живет аксакал, заберем и его.
Аксакал — тоже грузный, внушительного вида и веса старец — устроился на заднем сиденье. Бедный «жигуленок» так и присел.
Вдоль так называемой улицы шел ров, выкопанный для прокладки газовых труб. Проехать тут было нельзя, и Аброр начал вынужденный разворот. Вдруг послышался скрежет. Аброр вылез из кабины посмотреть, что случилось. Оказалось, выхлопная труба автомобиля, задев какой-то крупный булыжник, покорежилась. Аброр едва слышно выругался и снова сел за руль. Машина с почти касающимся земли днищем еле-еле стронулась с места.
— Будь осторожней, сынок, не спеши,— сказал Агзам-ата.
Как ни старался Аброр ехать осторожнее, ничего из этого не получилось: перегруз велик, да и дорога незнакомая. Дважды «Жигули» садились днищем на исковерканную, всю в ухабах дорогу. Аброр при ударах о землю страдал так, будто не машину бьют, а его собственное тело. Но ничего не говорил, терпел, чтоб не думали люди, что слишком уж он болеет за свою железяку.
Так они миновали несколько совсем разбитых транспортом улиц, полупустырей, наконец добрались до нужного места — одной из начатых и брошенных строек.
На этом участке заложен был основательный фундамент, и даже стенка поднялась на несколько кирпичей в высоту. Выяснилось, что хозяин участка внезапно умер, а вдова не в состоянии продолжать строительство. Вот потому и продает.
Агзам-ата заинтересовался участком, обошел его весь.
— Неправильно арыки проложены,— сказал он.— Откуда поступает вода? Далеко ли до канала?
— Нет, недалеко.
— Газа нету,— с нарочитой грустью заметил Шакир.
— Водопровод же есть,— вмешался аксакал.— Электричество тоже есть.
— А канализация? — спросил Шакир.
— Это что такое?
Шакир объяснил. Аксакал рассмеялся.
— Вай, сами яму выкопаете. Это вам не центр.
Аброр стоял в тени, под ширококронной урючиной. Не вмешивался в разговор, отдыхал. Ему нравился здешний воздух. Будто в поле. И тишина.
-- Очень далеко от автобуса,— сказал, продолжая гнуть свое, Шакир.— Отец, если есть другие участки, давайте посмотрим.
— Есть более благоустроенные места? — спросил Агзам-ата у провожатых.
Найдутся... Поехали, посмотрим.
Снова двинулись по ухабам и рытвинам, снова машина билась днищем о землю.
Аброр терпеть не мог эту торговлю участками, но желание отца — икон для сына. Не пошлешь ведь старика маяться, пешком ходить по третий участок не пришлись по душе. Грузные провожатые утешали: есть еще незастроенные места и вдоль речки Кпраеу, и в той стороне, что за концом улицы Луначарского.
Отец, меня ждет Вазира,— сказал Аброр.— Она у своей больной.
А, так оставим наши дела на завтра. Воскресенье завтра, и ты, наверное, свободен. Семь раз отмерь, а один раз отрежь. Верно, сынок?
— Верно. Завтра продолжим.
Аброр подвез отца домой, когда уже смеркалось.
— Брат, подождите минутку, поедем вместе, ладно? — Шакир пошел домой, быстро возвратился в праздничной рубашке, новых туфлях. Аброр подвез его к театру Навои в центре города.
Брат все приглаживал свои непокорные волосы. На лице Аброра заиграла улыбка — он все понял.
— На свидание?
— Да...— сконфуженно ответил брат.
— Просто так встречаешься или всерьез?
— Да, нет... вроде у нее всерьез.
— У тебя?
— Тоже.
— Давно знакомы?
— Уже три года.
Аброр все-таки выведал у ставшего немногословным Шакира: девушка работает техником-агрономом в управлении городского благоустройства, даже знает его.
— Погоди, погоди... Отец ее переводчик, да? За границей работал? У них еще «Волга» своя, верно? Как зовут девушку?
— Нигора.
— Э, да я ее видел!.. Симпатичная...
— Вазиру-апа она тоже знает. Вы все, оказывается, учились вместе — вместе с дядей Нигоры.
— А кто этот дядя?
— Он тоже архитектор. Сейчас крупный пост занимает. Фамилия его Бахрамов.
— Шерзод Бахрамов?!
— Да, кажется, Шерзод.
Шакир ждал, что брат порадуется, узнав в дяде своего однокашника. Но Аброр, как ни старался, скрыть огорчения не мог.
— Вот ведь незадача... Слышал, что Бахрамов хотел пристроить в кооперативном доме около нас своего родственника. Видно, для сестры и зятя лез из кожи... И мы можем породниться с этой семьей? Вот это да!
— А что, они плохие люди? — встревожился Шакир.
Аброр коротко рассказал брату о некоторых стычках, происшедших между ним и Шерзодом, этим самым омрачив Шакира.
— Я этого не знал!
— Вот ведь как в жизни бывает... Ты от него подальше, а он тут как тут. А девушка, Нигора твоя, хвалит дядю или как? Не говорила с тобой о Шерзоде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33