— Ну, разве не замечательную они проделали работу? — восторженно произнес он, обращаясь к профессору Кянду. — Всего три дня — и мы уже граждане Советского Союза!
— Но еще не советские люди, — ответил профессор. — До этого не дойдешь за три дня. И сможет ли вообще так развиться человек вроде меня?
— Сможет, сможет! — с энтузиазмом воскликнул Милиствер, дружески обнимая профессора.
— Вам' хорошо говорить, вы полны энергии, воодушевления. А я? Вот видите, какой меня опять постиг удар... Единственное дитя — и кто знает...
— На удар ответим двойным ударом! — сказал Пауль.— А Рут? Она ведь поправляется? Не правда ли? — обратился он к доктору.
— Должна поправиться! У меня такая вера, или, если хотите, суеверие, что если она быстро поправится, то и вся наша жизнь пойдет по правильному пути.
— Иначе и быть не может! — сказал Пауль.
Как бы и профессору Кянду хотелось заразиться их энтузиазмом !
— Счастливые люди! — с печальной улыбкой вздохнул он.
Когда Пауль открыл дверь больничной палаты, он увидел, что Рут спокойно лежит на кровати и спит. Ее смертельно бледное лицо оживлялось лишь темной полоской ресниц и влажным локоном, прилипшим ко лбу. Солнце бросило светлый четырехугольник на выкрашенную в синий цвет стену, придававший всей палате вид веселой детской. Рядом с кроватью, на столике, покрытом белой скатертной, стояла ваза с красными гвоздиками.
Услышав шаги, Рут открыла глаза. С минутку она неподвижно глядела на пришедшего, словно не узнавая его или не веря своим глазам, а затем сделала резкое движение, чтобы подняться. Но голова девушки тотчас же упала на подушку, а по лицу скользнуло выражение боли, растворившееся в улыбке.
— Ты! Наконец-то!
Пауль наклонился, прикоснувшись губами к ее руке, лежавшей на одеяле.
Вблизи лицо и рука Рут показались еще бледнее. Губы ее были так бескровны, что Пауль усомнился в оптимистическом заключении врача.
Он присел на край кровати, взяв руку Рут в свою.
— Как хорошо, — сказала больная.
Не желая утомлять ее вопросами, Пауль сам начал рассказывать обо всем, что случилось за это время, избегая говорить о кровавом столкновении в лесу и обо всем таком, что могло разбередить в Рут печальные воспоминания.
— Это те самые гвоздики? — спросил он, снимая со стола
вазу.
— Да, те самые... Их нашли у меня... Гляжу на них, и вспоминается маленькая девочка, передававшая их тебе, народ, его воодушевление, ты... И у меня сил прибавляется для поправки...
— Ты должна быстро поправляться. А тогда отправим тебя в какой-нибудь санаторий набираться здоровья... И когда ты совсем выздоровеешь, ты продолжишь учебу окончишь университет и, быть может, поедешь в Москву, чтобы пополнить свои знания...
— А ты?
— Я? Я что? Я, может быть, снова вернусь к своей прежней профессии. Ты будешь лечить людей, а я учить их. Ты будешь бороться с болезнями, а я — с предрассудками и пережитками. Чтобы вырос новый человек, глубоко идейный, активный, здоровый и жизнерадостный! Работа эта не легка, но как увлекательна!
Пауль еще долго говорил о своих мечтах и планах, глаза его были устремлены куда-то вдаль, и в них отражалось зарево будущего. Рут жадно следила за его речью, пока не устала. Голос Пауля доносился еще точно издалека, словно сквозь туман виделось ей его радостное лицо, а затем веки смежились, рука ослабела — она заснула.
В памяти Пауля воскресла знакомая картина. Так точно он сидел на краю материнской кровати, так рисовал ей прекрасные картины будущего! Внимательно вглядываясь в Рут, он даже нашел в ее лице сходство с матерью: та же ласковая улыбка, то же выражение доброты. И разве все ее существо не было проникнуто тем же доверием, той же верой в Пауля?
Пауль вздрогнул и поднялся.
Нет, нет, Рут не должна умереть, не умрет, а будет жить, трудиться и бороться рядом с ним. Она дышит еще тяжело, но ее молодость, ее воля к жизни, ее любовь победили, несомненно, уже победили смертельную опасность!
1956

??
??

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47