какой смысл англичанам и французам воевать с нами?
— Но англичане все же показали себя джентльменами по отношению к полякам. Сдержали слово.
Шефер презрительно хмыкнул.
— Поляки? С этой расой сентиментальничать нечего! Боже милостивый, где они теперь, эти ваши поляки? Где их Польша? Слава богу, что там хоть нашлось жизненное пространство для репатриированных из Прибалтики немцев... Англичане? К чему нам истреблять друг друга? Как будто у нас нет общих врагов? Или французы? Какой смысл нам воевать с ними ? Они ведь показали, что могут сами справиться со своими коммунистами. Нет, они заслуживают перемирия. Особенно теперь, когда они помогают Маннергейму. Ради него они даже загрузили полностью свои военные заводы...
— Разве их военные заводы не работали во время войны? — спросил Ките, подумав, что Шефер решил просто блеснуть парадоксом.
— Работали, но не на полную мощность. Ничего удивительного: во французском правительстве наших сторонников больше, чем вы полагаете. А где их нет? Они есть даже у вас в правительстве.
Все же речь о перемирии показалась Китсу сомнительной. Врет ли Шефер или у него имеются закулисные сведения? Последнее представлялось более правдоподобным, потому что Шефер уже принялся распространяться о стратегических планах финнов с такой уверенностью, словно побывал в их генеральном штабе.
— Конечно, — сказал он, — финны взяли на себя очень тяжелую задачу. Но они не одиноки. Когда они осенью затягивали переговоры в Кремле, то у них были для этого основания. Им нужно было заручиться гарантиями в Германии, в Англии, во Франции, в Америке. И они получили эти гарантии.
— Вы говорите, даже в Германии?
— А как же ? У нас нет основания откалываться от других. Разве еще в Мюнхене нам не продемонстрировали достаточно доброй воли? Отчего бы теперь не продолжить это сотрудничество в Хельсинки?
Шефер с жаром стал объяснять, насколько важен Северный фронт, который скоро охватит и Прибалтику и к которому затем присоединится на юге другой фронт, Кавказский. Таким образом, Россия будет зажата с двух сторон в тиски. А заботу о Центральном фронте возьмет на себя Германия. О, финнов поддерживают вовсе не ради их прекрасных глаз! Однако сама помощь колоссальная! Американцы и англичане посылают пропасть оружия, танков и самолетов. В порту Франции со дня на день ожидают отправки пятьдесят тысяч моторизованной, пехоты. Их перебросят через Норвегию. Гитлер, безусловно, учтет эту готовность к жертвам.
Шефер воодушевился. Во время разговора он не мог усидеть на месте и все время вскакивал.
— А как англичане? — спросил Биллем.
— Англичане? В ближайшее время в Финляндию прибудут сто тысяч англичан! Сами теперь видите, куда переносится центр тяжести войны! Договор нас пока связывает, конечно. Впрочем, он нам не очень-то помешает. Всякий договор имеет силу лишь до тех пор, пока его не разорвут.
Ките спустил ноги на пол. Ему тоже не сиделось спокойно, он покашливал и, не переставая, курил. Н-да, сто тысяч англичан прямо тут, под самым боком! Это вам уже не шуточки, черт подери!
Биллем поставил на стол вермут и четырехгранную бутылку шотландского виски.
— Какого вам налить?
Гость указал на вермут.
— Предпочитаете наше отечественное?
Гость улыбнулся.
— Что там отечественного? Разве что бутылка да этикетка. Верней даже одна бутылка, потому что фирма тоже немецкая — «Лушер и Матизен».
Китса слегка задело такое высокомерное отношение к качеству вина.
— А вы не знали? Я вижу, вы профан в торговом деле.
Шефер пустился в объяснения. Здешние немецкие
виноделы посылают свой «вермут» в Италию «для очистки». На самом деле в Италию отправляются бочки с чистой водой, а возвращаются они с настоящим вермутом «Мартини и Росси». Так фирме удается избавляться от пошлины и наживать на этом бешеные деньги.
— Это же надувательство?
— Нет, это коммерция... А что вы будете пить? Все держитесь английской ориентации?
Да, Ките держался виски с содовой.
— За наше будущее сотрудничество! Но разрешите узнать — где ваша супруга?
Какими ничтожными показались теперь Виллему недавние капризы жены! Сущее ребячество! Боже мой, что только происходит и еще может произойти на свете, а они тут препираются друг с другом! Белла! Где Белла?
Биллем побежал в соседнюю комнату. Белла как раз продевала в уши золотые серьги с конусообразными подвесками. На ней было зеленое шелковое платье, еще сильнее подчеркивавшее ее бледность и хрупкость.
— Выходи же наконец, доктор Шефер ждет. Знаешь, какие новости привез нам наш далекий гость из Финляндии?
— Из Финляндии? В самом деле?
— Ну, хватит наряжаться. Идем, идем!
Когда Белла вошла и, прищурившись, взглянула сквозь ресницы на гостя, тот сразу вскочил, чтоб приложиться к ее ручке. Белла приняла светски-невозмутимый вид. Но едва она заметила на столе конверт и узнала почерк Муйдре, как ее возбуждение прорвалось наружу. О, письмо? Уж не ей ли ? Нет, Виллему.
Пока Шефер беседовал с Беллой, Биллем взял со стола конверт и подошел к окну. В конверте оказались две корреспонденции для газет, несколько фотоснимков и, наконец, письмо к Виллему. Это было сплошное «ура» от начала до конца. Муйдре писал о разных похождениях и переделках, о громадных вспомогательных войсках, которых ждут со дня на день. В небольшом постскриптуме, написанном, очевидно, на другой день, сообщалось о смерти У но Эрмсона. Их компания обнаружила в какой-то деревне запасы спиртного. Было .немало выпито, немало съедено оленьей ветчины и шведского хлеба — словом, пили и- веселились на славу. Никто не заметил, как маленький Эрмсон исчез из дому, но утром его обнаружили на снегу. Он замёрз и обледенел, как сосулька.
На полях была приписка, сделанная рукой Винналя: пусть эта история останется между ними, а генералу нужно сказать, что сын его умер героем в схватке с вражескими разведчиками...
— Ты помнишь У но Эрмсона? - спросил Биллем Беллу.
— Как же! Я еще танцевала с ним на новогоднем вечере. А что?
— Он умер.
— Умер? В самом деле? Мир его праху. А Муйдре? А Ферди?
- От господина Муйдре я и привез это письмо, - вмешался Шефер. - Мы с ним провели вместе ночь в веселой компании. На трезвую голову это смирный, тихий человек, но стоит парню выпить, как ему сам черт не брат. И, говоря между нами, вот юбочник! Боюсь только, что в жилах у него частица еврейской крови. Смуглый, курчавый, в глазах маслянистый блеск... Во всяком случае, он подозрителен Такие портят северную расу...
Белла покраснела. Биллем торжествовал: антисемитизм Шефера пришелся весьма кстати.
Выпили в память Уно Эрмсона.
- Не позвонить ли тебе, Вильям, генералу? Может, он еще и не знает о смерти сына.
Сообщать о смерти не легко, даже по телефону,
- Господин генерал... Я получил известия... о вашем сыне... - запинался Ките.
- Прекрасно, прекрасно!
Биллем начал подбирать слова, но из трубки послышался приказ:
- Немедленно заходите ко мне! Через час я уезжаю в деревню. Жду вас.
Биллем не успел ничего больше сказать. Разговор внезапно закончился, и ему пришлось повесить трубку,
- Ну? Ты ничего не сказал ему?
- Он пригласил меня сейчас к себе.
Из вежливости Шефер хотел тотчас уйти, но сообща было решено, что он подождет возвращения Виллема от генерала.
После того как Биллем ушел, Белла пустила в ход все свои чары, чтобы понравиться гостю, Результаты не замедлили сказаться. Несмотря на близорукость, Белла все же увидела, как взгляд молодого гостя поднялся от ее остроносых туфель к шелковым чулкам, скользнул по стройным коленям, задержался на накрашенных губах и остановился на ресницах, ища ответного взгляда. Разговор сейчас же оживился. Едва Белла принялась жаловаться на свою печальную судьбу, как Шефер тотчас же выказал готовность утешить ее.
- Как я обрадовался, найдя здесь таких превосходных людей, как вы!сказал он. — Поверьте, вы заслуживаете большего, чем думаете. Мне будет искренне жаль, если вы тут станете жертвой будущих событий... Этого не должно быть!
Когда Гитлер оккупирует Прибалтику, то Китсам в случае возможных недоразумений нужно будет лишь намекнуть на свое близкое знакомство с Шефером. У него самые лучшие связи. Представьте себе, недавно он виделся с самим зятем Геринга, которому передал привет от здешнего немецкого посла! Этот зять служит в финской авиации!
- Кстати, как живет профессор Кянд? Я слышал от господина Штейнгарта, что он совсем сбился с правильного пути.
Белла принялась рассказывать. Она выложила все, что знала, и даже сверх того. Не только о профессоре Кянде и его дочери, но и обо всех тех, с которыми Шефер познакомился однажды у Кяндов. По настоянию Шефера ей пришлось рассказывать обо всем этом очень обстоятельно.
- Почему это вас так интересует? - вдруг спросила Белла.
- Я, знаете ли, хочу написать роман о здешней жизни. Хочу дать правдивые портреты отдельных людей, которых встречал. Каждая деталь меня радует.
В то время как Шефер дружески болтал с Беллой, подбивая ее на сплетни о всех знакомых и незнакомых, Биллем спешил к генералу Эрмсону.
Ему даже не предложили сесть. Генерал собирался принять от него рапорт, стоя посреди комнаты. В присутствии этого дородного лысого человека смелость Китса улетучилась, и взгляд его, скользнув в сторону, остановился на оконных стеклах, на которых мороз нарисовал листья папоротника, звездочки и узоры.
- Ну, о чем же вам пишет мой мальчуган? Вам он, негодяй, пишет, а мне - нет.
- Я получил вести не от вашего сына, а о вашем сыне, - сказал Ките очень серьезным тоном.
- Плохие?
Ките промолчал. Взгляд его снова метнулся к окну.
С грохотом, от которого задрожали окна и стены, по улице проехал грузовик. Казалось, будто прошел танк.
- Понимаю, - произнес Эрмсон, тоже глядя в сторону. - Я старый солдат. Никогда не трусил. Говорите прямо. Он пал?
- Да, пал.
Это было не совсем то слово, ну да ладно.
На лице Эрмсона ничто не шевельнулось.
- Мне еще не сообщали об этом. Могу ли я вам верить? Расскажите: где, как, когда?
Эрмсон сел, предложив сесть и гостю.
Говорить ли все? После того как было произнесено слово «пал», стоит ли рассказывать о том, что сын генерала замерз спьяну? Нет, к чему эта прозаическая версия, если легенда возвышает и утешает?
- Ваш сын погиб геройской смертью! - патетически воскликнул Ките.
- Я знал это! — с чувством ответил генерал. - Так и следует умирать! Тогда есть смысл в жизни!
Ките пришпорил свою фантазию. Уно был ранен в стычке с отрядом вражеских разведчиков... Он остался один на снегу... Враги приблизились, решив, что он мертв. А Уно ? Истекая кровью, он хватает закоченевшей рукой гранату и швыряет ее в гущу врагов, а другой гранатой взрывает себя.,.
— Молодец, сынок, молодец! — растроганно восклицает генерал, словно видит перед собой сына живым. — Иначе ты и не мог поступить! Только так, только так, мой сын! Будь примером для других! А вы ступайте и тотчас напишите в газеты! Вы человек пишущий и знаете, как это сделать получше.
Ките пролепетал в ответ, что он не журналист и не газетчик, что, может быть, этим займется кто-нибудь другой.
— Что я слышу? Вы вдруг перестали владеть пером? Не можете описать подвиг, рядом с которым бледнеет все? Что это за разговор? Или вы красный?
— Боже упаси! Но вы сами понимаете, что в газете обо всем не напишешь... — попытался выкрутиться Ките, но Эрмсон так рассвирепел, так расфыркался, что гость стал поглядывать на дверь.
— Если от вас, жалких писак, не будет толку, — гремел генерал, — я сам напишу! Хотел бы я видеть, кто осмелится отвергнуть то, что я напишу! Я закажу сделать монумент из гранита... Прикажу высечь золотыми буквами рассказ о подвиге сына! Все вы трусы, трусы по сравнению с моим сыном!
Вернувшись домой, Ките уже не застал гостя: Шефер произвел на Беллу глубокое впечатление, она не могла нахвалиться им перед Виллемом. Он, конечно, не только писатель, он тут по каким-то важным заданиям. А какие у него связи, ого!
Взгляд Виллема упал на письмо Муйдре, лежавшее на столе.
— Ты прочла его?
— Прочла. А что?
— Не стоит распространять пьяные выдумки Муйдре. Стыдно ему отпускать швейковские шуточки по поводу своего погибшего друга! Уно Эрмсон пал героем. Генерал это тоже подтвердил,
— Кому я пойду рассказывать! - ответила Белла.
Гораздо большее впечатление, чем смерть Эрмсона, произвели на Китса другие новости Шефера. Итак, захват Прибалтики был делом ближайших дней. Шефер сказал, что Центральный фронт будет предоставлен заботам немцев. «Но относится ли Прибалтика, в особенности Эстония, к Центральному фронту?» - спросил себя Ките и, взяв атлас, принялся изучать карту. Ките начинал все больше сомневаться в подобном утверждении, тем более что разговоры об англичанах, наверно, не были пустой болтовней. А уж если англичане окажутся так близко от нас, то ясно, что у них возникнет к нам интерес.. Не следует забывать и того, что у нашего министра иностранных дел английская ориентация... Это ведь тоже кое-что значит...
Между Китсом и Беллой разгорелся довольно жаркий спор о том, кому суждено стать хозяином их страны. Биллем стоял за англичан, Белла защищала немцев. Англичанин флегматичен, утверждала Белла, от него вообще толку мало, то ли дело немец: стоит его увидеть, как ты уже покорена.
На следующий день Белла поспешила в кафе со своими большими новостями. Под секретом она пересказала знакомым дамам все содержание письма Муйдре, добавив для красоты кое-что выдуманное самой.
Под вечер зашел в кафе и Биллем. Но он немного опоздал: все уже знали подробности о смерти Уно Эрмсона.
Профессор Кянд был не то рассеян, не то плохо разбирался в делах, которые самому Китсу казались невероятно важными; когда Ките сообщил ему о сотне тысяч англичан, Кянд, отнесшись к этой сенсации с полным спокойствием, заявил, что в сравнении с миллионами русских это просто капля. Он даже усомнился, отважатся ли англичане на такую авантюру.
За другим столом, где Ките с серьезным видом рассказал о подвиге Уно Эрмсона и живо описал, как тот швырнул во врагов гранату, его просто высмеяли.
- Вы наивны и ничего не знаете, - заметил Силлат, игравший за соседним столом в шахматы.
- Чего я не знаю?
- Того, что ваш герой примерз к своей гранате, - громко ответил Силлат, и половина посетителей кафе рассмеялась.
Ките пытался протестовать, заявив, что у него совсем другие сведения и что плоские шуточки над павшим героем непристойны, но было ясно, что здесь никто не верит его легенде. Раутам даже позлорадствовал:
- Собаке собачья смерть!
- Вы можете тут издеваться и глумиться, - ответил задетый Ките, - но посмотрим, посмотрим, что вы скажете через несколько недель!
Однако, как ни странно, никто не поверил его точным данным о вспомогательных войсках и о все прибывающем вооружении. Один Пийбер, с несчастным видом держась за щеку, словно у него болели зубы, заохал:
- Лишь бы нам сохранить нейтралитет! Но стремятся ли к этому там, наверху? Нас просто насильно хотят вовлечь в водоворот.
- Мы и так слишком нейтральны. Точно трупы! - ответил Ките. - Все кругом активны, только мы - нет.
- Как так? — возразил Раутам. - В Таллине и в Риге конференция следует за конференцией, совещание за совещанием ! Генштабисты, дипломаты, промышленники, дельцы — словно земля горит у всех под ногами!
- Пук даже агитирует за Балтийские Соединенные Штаты, — вставил кто-то.
- Если есть США, почему бы не быть и СШБ! - воскликнул Ките и кашлянул в честь своего остроумия.
- А ведь правда, Балтийский союз был бы в своем роде изрядной силой! - решил Пийбер.
- Скажи лучше - удобным седлом для гитлеровского зада! - съязвил Силлат, пойдя конем и объявив шах.
Ките пришел к заключению, что пропасть между ним и всеми остальными тут за последнее время настолько увеличилась, что нечего приходить сюда и портить себе настроение. Ну, подождите, подождите же, всех вас вскоре как следует проучат!
Ни с кем не попрощавшись, он вышел из кафе и, прикрыв варежками мерзнущие уши, рысью пустился домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Китсы были приглашены на вечер к Штейнгартам, Жившим в парковой зоне города, где у них имелась затейливая вилла в модном стиле, окруженная забором.
- Как хорош этот дом, весь в снегу! Словно в сказке ! восхитилась Белла, когда они подошли к воротам. - Неплохо бы и нам - такой маленький дворец!
- Все будет в свое время!
- Ты всегда так говоришь. Но когда это время наступит?
- Наступит!
- Надо и самому что-то предпринимать...
Предпринимай...
- И предприму!
Из дома послышались голоса, и перед Китсами открылась парадная дверь. Собравшееся здесь общество было немногочисленным, но зато избранным. Ките был польщен, что может лично пожать руку проректору университета Ранту, который обычно не изволил его узнавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Но англичане все же показали себя джентльменами по отношению к полякам. Сдержали слово.
Шефер презрительно хмыкнул.
— Поляки? С этой расой сентиментальничать нечего! Боже милостивый, где они теперь, эти ваши поляки? Где их Польша? Слава богу, что там хоть нашлось жизненное пространство для репатриированных из Прибалтики немцев... Англичане? К чему нам истреблять друг друга? Как будто у нас нет общих врагов? Или французы? Какой смысл нам воевать с ними ? Они ведь показали, что могут сами справиться со своими коммунистами. Нет, они заслуживают перемирия. Особенно теперь, когда они помогают Маннергейму. Ради него они даже загрузили полностью свои военные заводы...
— Разве их военные заводы не работали во время войны? — спросил Ките, подумав, что Шефер решил просто блеснуть парадоксом.
— Работали, но не на полную мощность. Ничего удивительного: во французском правительстве наших сторонников больше, чем вы полагаете. А где их нет? Они есть даже у вас в правительстве.
Все же речь о перемирии показалась Китсу сомнительной. Врет ли Шефер или у него имеются закулисные сведения? Последнее представлялось более правдоподобным, потому что Шефер уже принялся распространяться о стратегических планах финнов с такой уверенностью, словно побывал в их генеральном штабе.
— Конечно, — сказал он, — финны взяли на себя очень тяжелую задачу. Но они не одиноки. Когда они осенью затягивали переговоры в Кремле, то у них были для этого основания. Им нужно было заручиться гарантиями в Германии, в Англии, во Франции, в Америке. И они получили эти гарантии.
— Вы говорите, даже в Германии?
— А как же ? У нас нет основания откалываться от других. Разве еще в Мюнхене нам не продемонстрировали достаточно доброй воли? Отчего бы теперь не продолжить это сотрудничество в Хельсинки?
Шефер с жаром стал объяснять, насколько важен Северный фронт, который скоро охватит и Прибалтику и к которому затем присоединится на юге другой фронт, Кавказский. Таким образом, Россия будет зажата с двух сторон в тиски. А заботу о Центральном фронте возьмет на себя Германия. О, финнов поддерживают вовсе не ради их прекрасных глаз! Однако сама помощь колоссальная! Американцы и англичане посылают пропасть оружия, танков и самолетов. В порту Франции со дня на день ожидают отправки пятьдесят тысяч моторизованной, пехоты. Их перебросят через Норвегию. Гитлер, безусловно, учтет эту готовность к жертвам.
Шефер воодушевился. Во время разговора он не мог усидеть на месте и все время вскакивал.
— А как англичане? — спросил Биллем.
— Англичане? В ближайшее время в Финляндию прибудут сто тысяч англичан! Сами теперь видите, куда переносится центр тяжести войны! Договор нас пока связывает, конечно. Впрочем, он нам не очень-то помешает. Всякий договор имеет силу лишь до тех пор, пока его не разорвут.
Ките спустил ноги на пол. Ему тоже не сиделось спокойно, он покашливал и, не переставая, курил. Н-да, сто тысяч англичан прямо тут, под самым боком! Это вам уже не шуточки, черт подери!
Биллем поставил на стол вермут и четырехгранную бутылку шотландского виски.
— Какого вам налить?
Гость указал на вермут.
— Предпочитаете наше отечественное?
Гость улыбнулся.
— Что там отечественного? Разве что бутылка да этикетка. Верней даже одна бутылка, потому что фирма тоже немецкая — «Лушер и Матизен».
Китса слегка задело такое высокомерное отношение к качеству вина.
— А вы не знали? Я вижу, вы профан в торговом деле.
Шефер пустился в объяснения. Здешние немецкие
виноделы посылают свой «вермут» в Италию «для очистки». На самом деле в Италию отправляются бочки с чистой водой, а возвращаются они с настоящим вермутом «Мартини и Росси». Так фирме удается избавляться от пошлины и наживать на этом бешеные деньги.
— Это же надувательство?
— Нет, это коммерция... А что вы будете пить? Все держитесь английской ориентации?
Да, Ките держался виски с содовой.
— За наше будущее сотрудничество! Но разрешите узнать — где ваша супруга?
Какими ничтожными показались теперь Виллему недавние капризы жены! Сущее ребячество! Боже мой, что только происходит и еще может произойти на свете, а они тут препираются друг с другом! Белла! Где Белла?
Биллем побежал в соседнюю комнату. Белла как раз продевала в уши золотые серьги с конусообразными подвесками. На ней было зеленое шелковое платье, еще сильнее подчеркивавшее ее бледность и хрупкость.
— Выходи же наконец, доктор Шефер ждет. Знаешь, какие новости привез нам наш далекий гость из Финляндии?
— Из Финляндии? В самом деле?
— Ну, хватит наряжаться. Идем, идем!
Когда Белла вошла и, прищурившись, взглянула сквозь ресницы на гостя, тот сразу вскочил, чтоб приложиться к ее ручке. Белла приняла светски-невозмутимый вид. Но едва она заметила на столе конверт и узнала почерк Муйдре, как ее возбуждение прорвалось наружу. О, письмо? Уж не ей ли ? Нет, Виллему.
Пока Шефер беседовал с Беллой, Биллем взял со стола конверт и подошел к окну. В конверте оказались две корреспонденции для газет, несколько фотоснимков и, наконец, письмо к Виллему. Это было сплошное «ура» от начала до конца. Муйдре писал о разных похождениях и переделках, о громадных вспомогательных войсках, которых ждут со дня на день. В небольшом постскриптуме, написанном, очевидно, на другой день, сообщалось о смерти У но Эрмсона. Их компания обнаружила в какой-то деревне запасы спиртного. Было .немало выпито, немало съедено оленьей ветчины и шведского хлеба — словом, пили и- веселились на славу. Никто не заметил, как маленький Эрмсон исчез из дому, но утром его обнаружили на снегу. Он замёрз и обледенел, как сосулька.
На полях была приписка, сделанная рукой Винналя: пусть эта история останется между ними, а генералу нужно сказать, что сын его умер героем в схватке с вражескими разведчиками...
— Ты помнишь У но Эрмсона? - спросил Биллем Беллу.
— Как же! Я еще танцевала с ним на новогоднем вечере. А что?
— Он умер.
— Умер? В самом деле? Мир его праху. А Муйдре? А Ферди?
- От господина Муйдре я и привез это письмо, - вмешался Шефер. - Мы с ним провели вместе ночь в веселой компании. На трезвую голову это смирный, тихий человек, но стоит парню выпить, как ему сам черт не брат. И, говоря между нами, вот юбочник! Боюсь только, что в жилах у него частица еврейской крови. Смуглый, курчавый, в глазах маслянистый блеск... Во всяком случае, он подозрителен Такие портят северную расу...
Белла покраснела. Биллем торжествовал: антисемитизм Шефера пришелся весьма кстати.
Выпили в память Уно Эрмсона.
- Не позвонить ли тебе, Вильям, генералу? Может, он еще и не знает о смерти сына.
Сообщать о смерти не легко, даже по телефону,
- Господин генерал... Я получил известия... о вашем сыне... - запинался Ките.
- Прекрасно, прекрасно!
Биллем начал подбирать слова, но из трубки послышался приказ:
- Немедленно заходите ко мне! Через час я уезжаю в деревню. Жду вас.
Биллем не успел ничего больше сказать. Разговор внезапно закончился, и ему пришлось повесить трубку,
- Ну? Ты ничего не сказал ему?
- Он пригласил меня сейчас к себе.
Из вежливости Шефер хотел тотчас уйти, но сообща было решено, что он подождет возвращения Виллема от генерала.
После того как Биллем ушел, Белла пустила в ход все свои чары, чтобы понравиться гостю, Результаты не замедлили сказаться. Несмотря на близорукость, Белла все же увидела, как взгляд молодого гостя поднялся от ее остроносых туфель к шелковым чулкам, скользнул по стройным коленям, задержался на накрашенных губах и остановился на ресницах, ища ответного взгляда. Разговор сейчас же оживился. Едва Белла принялась жаловаться на свою печальную судьбу, как Шефер тотчас же выказал готовность утешить ее.
- Как я обрадовался, найдя здесь таких превосходных людей, как вы!сказал он. — Поверьте, вы заслуживаете большего, чем думаете. Мне будет искренне жаль, если вы тут станете жертвой будущих событий... Этого не должно быть!
Когда Гитлер оккупирует Прибалтику, то Китсам в случае возможных недоразумений нужно будет лишь намекнуть на свое близкое знакомство с Шефером. У него самые лучшие связи. Представьте себе, недавно он виделся с самим зятем Геринга, которому передал привет от здешнего немецкого посла! Этот зять служит в финской авиации!
- Кстати, как живет профессор Кянд? Я слышал от господина Штейнгарта, что он совсем сбился с правильного пути.
Белла принялась рассказывать. Она выложила все, что знала, и даже сверх того. Не только о профессоре Кянде и его дочери, но и обо всех тех, с которыми Шефер познакомился однажды у Кяндов. По настоянию Шефера ей пришлось рассказывать обо всем этом очень обстоятельно.
- Почему это вас так интересует? - вдруг спросила Белла.
- Я, знаете ли, хочу написать роман о здешней жизни. Хочу дать правдивые портреты отдельных людей, которых встречал. Каждая деталь меня радует.
В то время как Шефер дружески болтал с Беллой, подбивая ее на сплетни о всех знакомых и незнакомых, Биллем спешил к генералу Эрмсону.
Ему даже не предложили сесть. Генерал собирался принять от него рапорт, стоя посреди комнаты. В присутствии этого дородного лысого человека смелость Китса улетучилась, и взгляд его, скользнув в сторону, остановился на оконных стеклах, на которых мороз нарисовал листья папоротника, звездочки и узоры.
- Ну, о чем же вам пишет мой мальчуган? Вам он, негодяй, пишет, а мне - нет.
- Я получил вести не от вашего сына, а о вашем сыне, - сказал Ките очень серьезным тоном.
- Плохие?
Ките промолчал. Взгляд его снова метнулся к окну.
С грохотом, от которого задрожали окна и стены, по улице проехал грузовик. Казалось, будто прошел танк.
- Понимаю, - произнес Эрмсон, тоже глядя в сторону. - Я старый солдат. Никогда не трусил. Говорите прямо. Он пал?
- Да, пал.
Это было не совсем то слово, ну да ладно.
На лице Эрмсона ничто не шевельнулось.
- Мне еще не сообщали об этом. Могу ли я вам верить? Расскажите: где, как, когда?
Эрмсон сел, предложив сесть и гостю.
Говорить ли все? После того как было произнесено слово «пал», стоит ли рассказывать о том, что сын генерала замерз спьяну? Нет, к чему эта прозаическая версия, если легенда возвышает и утешает?
- Ваш сын погиб геройской смертью! - патетически воскликнул Ките.
- Я знал это! — с чувством ответил генерал. - Так и следует умирать! Тогда есть смысл в жизни!
Ките пришпорил свою фантазию. Уно был ранен в стычке с отрядом вражеских разведчиков... Он остался один на снегу... Враги приблизились, решив, что он мертв. А Уно ? Истекая кровью, он хватает закоченевшей рукой гранату и швыряет ее в гущу врагов, а другой гранатой взрывает себя.,.
— Молодец, сынок, молодец! — растроганно восклицает генерал, словно видит перед собой сына живым. — Иначе ты и не мог поступить! Только так, только так, мой сын! Будь примером для других! А вы ступайте и тотчас напишите в газеты! Вы человек пишущий и знаете, как это сделать получше.
Ките пролепетал в ответ, что он не журналист и не газетчик, что, может быть, этим займется кто-нибудь другой.
— Что я слышу? Вы вдруг перестали владеть пером? Не можете описать подвиг, рядом с которым бледнеет все? Что это за разговор? Или вы красный?
— Боже упаси! Но вы сами понимаете, что в газете обо всем не напишешь... — попытался выкрутиться Ките, но Эрмсон так рассвирепел, так расфыркался, что гость стал поглядывать на дверь.
— Если от вас, жалких писак, не будет толку, — гремел генерал, — я сам напишу! Хотел бы я видеть, кто осмелится отвергнуть то, что я напишу! Я закажу сделать монумент из гранита... Прикажу высечь золотыми буквами рассказ о подвиге сына! Все вы трусы, трусы по сравнению с моим сыном!
Вернувшись домой, Ките уже не застал гостя: Шефер произвел на Беллу глубокое впечатление, она не могла нахвалиться им перед Виллемом. Он, конечно, не только писатель, он тут по каким-то важным заданиям. А какие у него связи, ого!
Взгляд Виллема упал на письмо Муйдре, лежавшее на столе.
— Ты прочла его?
— Прочла. А что?
— Не стоит распространять пьяные выдумки Муйдре. Стыдно ему отпускать швейковские шуточки по поводу своего погибшего друга! Уно Эрмсон пал героем. Генерал это тоже подтвердил,
— Кому я пойду рассказывать! - ответила Белла.
Гораздо большее впечатление, чем смерть Эрмсона, произвели на Китса другие новости Шефера. Итак, захват Прибалтики был делом ближайших дней. Шефер сказал, что Центральный фронт будет предоставлен заботам немцев. «Но относится ли Прибалтика, в особенности Эстония, к Центральному фронту?» - спросил себя Ките и, взяв атлас, принялся изучать карту. Ките начинал все больше сомневаться в подобном утверждении, тем более что разговоры об англичанах, наверно, не были пустой болтовней. А уж если англичане окажутся так близко от нас, то ясно, что у них возникнет к нам интерес.. Не следует забывать и того, что у нашего министра иностранных дел английская ориентация... Это ведь тоже кое-что значит...
Между Китсом и Беллой разгорелся довольно жаркий спор о том, кому суждено стать хозяином их страны. Биллем стоял за англичан, Белла защищала немцев. Англичанин флегматичен, утверждала Белла, от него вообще толку мало, то ли дело немец: стоит его увидеть, как ты уже покорена.
На следующий день Белла поспешила в кафе со своими большими новостями. Под секретом она пересказала знакомым дамам все содержание письма Муйдре, добавив для красоты кое-что выдуманное самой.
Под вечер зашел в кафе и Биллем. Но он немного опоздал: все уже знали подробности о смерти Уно Эрмсона.
Профессор Кянд был не то рассеян, не то плохо разбирался в делах, которые самому Китсу казались невероятно важными; когда Ките сообщил ему о сотне тысяч англичан, Кянд, отнесшись к этой сенсации с полным спокойствием, заявил, что в сравнении с миллионами русских это просто капля. Он даже усомнился, отважатся ли англичане на такую авантюру.
За другим столом, где Ките с серьезным видом рассказал о подвиге Уно Эрмсона и живо описал, как тот швырнул во врагов гранату, его просто высмеяли.
- Вы наивны и ничего не знаете, - заметил Силлат, игравший за соседним столом в шахматы.
- Чего я не знаю?
- Того, что ваш герой примерз к своей гранате, - громко ответил Силлат, и половина посетителей кафе рассмеялась.
Ките пытался протестовать, заявив, что у него совсем другие сведения и что плоские шуточки над павшим героем непристойны, но было ясно, что здесь никто не верит его легенде. Раутам даже позлорадствовал:
- Собаке собачья смерть!
- Вы можете тут издеваться и глумиться, - ответил задетый Ките, - но посмотрим, посмотрим, что вы скажете через несколько недель!
Однако, как ни странно, никто не поверил его точным данным о вспомогательных войсках и о все прибывающем вооружении. Один Пийбер, с несчастным видом держась за щеку, словно у него болели зубы, заохал:
- Лишь бы нам сохранить нейтралитет! Но стремятся ли к этому там, наверху? Нас просто насильно хотят вовлечь в водоворот.
- Мы и так слишком нейтральны. Точно трупы! - ответил Ките. - Все кругом активны, только мы - нет.
- Как так? — возразил Раутам. - В Таллине и в Риге конференция следует за конференцией, совещание за совещанием ! Генштабисты, дипломаты, промышленники, дельцы — словно земля горит у всех под ногами!
- Пук даже агитирует за Балтийские Соединенные Штаты, — вставил кто-то.
- Если есть США, почему бы не быть и СШБ! - воскликнул Ките и кашлянул в честь своего остроумия.
- А ведь правда, Балтийский союз был бы в своем роде изрядной силой! - решил Пийбер.
- Скажи лучше - удобным седлом для гитлеровского зада! - съязвил Силлат, пойдя конем и объявив шах.
Ките пришел к заключению, что пропасть между ним и всеми остальными тут за последнее время настолько увеличилась, что нечего приходить сюда и портить себе настроение. Ну, подождите, подождите же, всех вас вскоре как следует проучат!
Ни с кем не попрощавшись, он вышел из кафе и, прикрыв варежками мерзнущие уши, рысью пустился домой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Китсы были приглашены на вечер к Штейнгартам, Жившим в парковой зоне города, где у них имелась затейливая вилла в модном стиле, окруженная забором.
- Как хорош этот дом, весь в снегу! Словно в сказке ! восхитилась Белла, когда они подошли к воротам. - Неплохо бы и нам - такой маленький дворец!
- Все будет в свое время!
- Ты всегда так говоришь. Но когда это время наступит?
- Наступит!
- Надо и самому что-то предпринимать...
Предпринимай...
- И предприму!
Из дома послышались голоса, и перед Китсами открылась парадная дверь. Собравшееся здесь общество было немногочисленным, но зато избранным. Ките был польщен, что может лично пожать руку проректору университета Ранту, который обычно не изволил его узнавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47