Капитан был огромного роста. Открытое, веселое лицо с чуть лукавыми глазами придавало ему какое-то особое выражение. Он был остроумен и очень забавно рассказывал о своих заграничных встречах. Но на ледоколе его все очень боялись. Там капитан был очень строг.
Очевидно, капитану хотелось побыть одному.
У меня в общении с людьми уже выработалось правило: никогда не надо мешать и напрашиваться на разговоры, когда видишь, что человек, этого не хочет. Надо быть очень чутким, уметь молчать и не спрашивать. И это всегда вознаграждается. Человек потом обязательно к вам подойдет и сам все расскажет. Умейте только ждать.
Время шло. Наверное, прошло больше часа. К сожалению, я не захватил с собой часов. А капитана все не было. Чтобы развлечься, я стал смотреть на бухту и вдруг увидел тюленя, который был чем-то заинтересован. Время от времени его усатая морда показывалась из воды и он с любопытством меня рассматривал. Прошло еще время, капитана все не было,
«Куда же он делся? — подумал я. —Может, поискать?» Но в это время капитан показался из-за поворота. Он подошел и сказал:
— Сходите вон за тот мысок, там чудесный родничок. Я пошел к роднику. Он действительно оказался очень
интересным. Чистая, очень холодная вода выбивалась из расщелины в камнях. Вокруг росла густая зеленая трава, было много цветов и даже рос куст ромашек. Я выкопал куст и, обвязав корни носовым платком, решил, что захвачу цветы с собой на ледокол.
— Вы любите цветы? — спросил меня капитан.
— Да, очень!
— Вот видите, какой чудесный родничок я вам показал, — сказал он и, помолчав, добавил: — Здесь было наше любимое место встреч.
Я насторожился, думая, что сейчас последует рассказ «о любви среди скал». Но этого не произошло. Оказывается, у капитана был большой друг, также капитан, с которым они вместе воевали, затем плавали в Арктику. Когда они встречались в бухте Провидения, то вместе ездили к этому ручейку. Последняя встреча произошла два года назад. Друг его погиб. Мы еще' посидели на песчаной косе, а потом поехали стрелять топорков. Капитан управлял лодкой, я сидел на переднем сиденье и стрелял птиц. Мы на полном ходу подплывали к сидящим на воде птицам. Они пытались взлететь, но в это время их настигали мои выстрелы. Топорки оказались очень интересными птицами. Клюв у них был в виде топорика, почему их так и назвали. Это мясистые плотные птицы величиной с небольшую утку. У них красочное оперение и кораллово-красные лапки. Мы уже настреляли их несколько штук, когда неожиданно заглох наш мотор. Капитан долго возился с мотором, но завести так и не смог. Он стал отчаянно ругать моториста. Я представлял, как ему попадет, когда мы вернемся. Мы сделали крупную оплошность, не захватив с собой еды, и теперь за это в полной мере расплачивались. Нам ничего не оставалось, как достать запасные весла и грести, используя собственную энергию, что мы и сделали.
Плыли мы, наверное, очень долго, потому что неза-ходящее солнце успело подняться от горизонта и спуститься снова к горизонту, а это означало, что прошли
сутки. Когда мы, усталые и голодные, подходили к выходу из бухты, то показался катер. Оказалось, что Игорь Владиславович беспокоился и послал нас искать. Честно говоря, мы катеру очень обрадовались. Он взял нас на буксир. Нам дали поесть и напоили горячим какао из термоса. Это была хорошая наука, и я вспомнил старую пословицу: «Идешь в море на день, бери хлеба на неделю». Поев, мы быстро уснули, и нас уже сонными доставили на ледокол. Оказалось, что мы отсутствовали двое с половиной суток, а мы этого и не заметили, так как стоял полярный день. Начальник экспедиции особенно меня не ругал, но легкое внушение все же было сделано. Зато настоящий разнос получил моторист. Ему, бедняге, досталось здорово. Впрочем, так ему и надо,— держи мотор в порядке. Мало ли в море что может случиться.
Г л а в а V
ЗДРАВСТВУЙ, АРКТИКА!
РЕКОРД ПЛАВАНИЯ
Часы показывали раннее утро, когда наш ледокол, дав прощальный гудок, стал выходить из бухты Провидения. Мы все испытывали нетерпение, — скоро ли будем в Арктике?
Мы плыли вдоль Чукотского полуострова. Весь его берег состоял из таких же каменных чудовищ, как и в бухте Провидения. Скалы отвесно обрывались в море.
Ветер крепчал. Море начало волноваться. Была дана команда все закрепить и приготовиться к шторму. Качка усиливалась и усиливалась. Стал накрапывать противный мелкий дождь, который затем сменился снегом. Ветер перешел в шторм. За бортом стали вздыматься огромные валы. Иногда море словно шло в атаку, захлестывая то нос, то корму ледокола, и он почти весь погружался в воду. Моряки говорили, что ледокол в шторм качает и крутит, как яйцо. И это очень верное сравнение, — именно как яйцо. Хорошо, что нас вовремя предупредили и мы успели закрепить приборы, находящиеся на палубе. Но зато в каюте ботинки, туфли, са-
поги и все, что осталось на полу, совершало путешествие из одного угла в другой. По палубе стало опасно ходить: могло смыть. Для того, чтобы было за что держаться, протянули посреди палубы веревку. Я чувствовал себя не очень важно, но воспоминание о катере и юнге каждый раз меня веселило, и на миг я забывал о качке. Так прошли сутки. Во время качки многое зависит от психического состояния человека. Я лежал на койке. К концу суток меня совсем укачало. Вдруг я вспомнил, что на носовой палубе наш пресс привинчен слабовато и может сорваться. Пресс стоил дорого, тысяч двадцать, но главное, если бы мы остались без этого прибора, то многие вопросы не смогли бы исследовать. Я вскочил, накинул полушубок и побежал на палубу. Картина, представившаяся моим глазам, была очень мрачная. Нос зарывался в воду, и волны хлестали через него. Наш пресс, конечно, сорвало, и он повис на поручнях. Он бы упал за борт, но медная трубка от масляного насоса не проходила между поручней, и пресс висел над водой. Весил пресс килограммов сто. Обычно поднимали мы его вчетвером. Забыв, что меня каждую минуту может смыть, что мне плохо от качки и что пресс очень тяжелый, я бросился к нему. В это время меня накрыла волна, но я и ногами и руками изо всех сил уцепился за поручни. Вода схлынула. Отчаяние мне придало огромную силу. Я схватил пресс и, волоча его по палубе, успел добраться до люка, прежде чем нахлынула новая волна. Уже втащив пресс и закрыв люк, я упал на пол и долго лежал, приходя в себя. От страшного напряжения весь лоб был покрыт потом. Об этом случае я никому не рассказал. Все могло кончиться очень плохо, даже трагично. Для меня это была наука. Море шуток не любит. Надо было проверить винты пресса раньше.
Нас позвали обедать, но почти никто не пошел. При качке обычно есть не хочется. И только особо счастливые натуры испытывают при качке адский голод. Они едят за четверых. У нас таким оказался руководитель нашей метеорологической группы, очень шупленький старичок. Он съел четыре порции.
Шторм продолжался еще двое суток. Как ужасно неприветливо море при шторме, холодное, мрачное и злое!
В шторм мы прошли и мыс Дежнева. Географы очень высоко расценивают замечательное открытие русского казака Дежнева, который установил, что между Азией и Америкой есть пролив. Это открытие можно сравнить с открытиями Колумба и путешествием Магеллана. К сожалению, во время нашего похода нам не удалось увидеть этот мыс.
Мы вошли в Чукотское море.
Несмотря на штормовую погоду, наша гидрологическая группа приступила к своей работе. Гидрологи надели клеенчатые рыбацкие робы, с которых скатыва: лась вода, и пробковые пояса, на случай, если вдруг смоет с палубы. Вскоре приступили к работе и остальные группы. Безработными остались только мы — ледо-вики. Льда еще не было.
— Когда же он появится? Какое же это арктическое море без льда? — приставал я к начальнику экспедиции.
— Подождите, будет вам еще столько льда, что надоест,— смеясь, успокаивал он меня.
Качка на Игоря Владиславовича не действовала, и он помогал гидрологам, успевая следить за остальными работами, поднимался в рубку капитана и даже слазал на мачту в «воронье гнездо». Честно говоря, мы все завидовали его энергии, на которую качка не оказывала никакого влияния. А мы бродили, как «осенние мухи».
Проходя «балку Геральда» (так называется небольшая возвышенность дна около острова Геральда), мы увидели сидящую на мели огромную ледяную гору. Такие горы называют «стамухами».
— Вот и лед! — обрадовались мы, но ледокол, не останавливаясь, шел дальше.
Наконец на 71° северной широты ледокол вышел в настоящий арктический лед. Нам хотелось кричать «ура».
Глядя на нас, капитан развеселился.
— Подождите, вы еще узнаете, что такое лед! — смеялся он.
Я ему отвечал также шуткой:
— Мы и собираемся это сделать, только бы скорее! Во льду качка кончилась, но радость была несколько преждевременной.
Игорь Владиславович сказал, что, пока есть возможность идти на север, останавливаться не будем. Мы назвали его жестоким человеком и/приступили к визуальным (то есть глазомерным) „наблюдениям за льдами. Ледокол шел во льдах еще сутки. Наконец под вечер меня позвали к капитану.
— Вот и на вашей улице наступает праздник, — пошутил капитан. Но Игорь Владиславович в этот раз был строг и, видимо, не расположен к шуткам. Он довольно лаконично сказал:
— Вам дается двенадцать часов. Сейчас одиннадцать часов вечера, мы останавливаемся. Завтра с одинна-дцати дня ледокол пойдет дальше. Используйте это время. Можете сойти на лед, развернуть работы. Район очень интересен.
Долго не раздумывая, я, Костя и Гурий забрали приборы и спустились на лед. Наконец-то! Вот он, настоящий арктический лед.
Разбили на льду профиля, проверили топографическую съемку его поверхности, определили бурением толщину и стали исследовать свойства льда. Работали с упоением.
В одной из точек нашего профиля натолкнулись на лед очень большой толщины, больше десяти метров.
К ночи несколько похолодало. Лед хрустел. Спустившееся к самому горизонту солнце своими косыми лучами окрасило льды в нежные розоватые тона. Картина была очень красивая. Но нам некогда было любоваться. Двенадцать часов промелькнули почти мгновенно.
В 8 часов утра нас уже звали на завтрак, но завтракать мы не пошли, а послали Гурия. Он принес чайник с дымящимся кофе и какие-то бутерброды, которые мы и съели, даже не разобрав их вкуса.
И все же выполнить всего, что задумали, мы не успели. Когда кончился срок, нас гудками стали вызывать на ледокол. Я пошел на «дипломатические» переговоры с начальством о продлении срока работ. Но начальство осталось неумолимо, и пришлось свертывать работу и все приборы снова перетаскивать на ледокол. Единственно, что мне удалось отвоевать в результате переговоров, это разрешение поднять на борт глыбу льда для того, чтобы ее детально исследовать.
Такие глыбы называются кабанами. Подыскав подходящий «кусочек», я с боцманом зачалили его, и кран ледокола начал поднимать. Но, очевидно, аппетит на лед
у меня был очень велик, и «кусочек» оказался не под силу даже подъемному крану. Толстый, с руку, трос натянулся, как струна, а ледокол перекосился в нашу сторону. В тот же момент из рубки выскочил капитан и стал отчаянно ругаться:
— Вы что, с ума сошли? Хотите весь лед Северного Ледовитого океана забрать! Ваш кусочек тонн двести весит!
К сожалению, пришлось выбрать кусочек поменьше. Наконец, «кабан» был водворен на палубу; трапы подняли, и ледокол двинулся дальше.
Наша группа продолжала свою работу; мне хотелось как можно подробнее изучить свой «первый» арктический лед. Мы занялись определением его солености, прочности, структуры и ряда других физико-механических свойств.
Совершенно незаметно промелькнул день и снова наступила ночь. Завершить свои исследования мы не успели,— слишком широко их задумали. Решили, что спать не пойдем, пока не закончим, хотя веки у нас уже слипались,— ведь не спали уже вторые сутки. Справились со своей программой только к десяти часам утра следующего дня и, как убитые, свалились спать. Да и пора было, шли третьи сутки.
Но спать мне долго не пришлось. В четыре часа разбудил Игорь Владиславович. Словно извиняясь, он сказал:
— Я не хотел вас будить, но уж очень интересные пошли поля льда, сплошной пак. — Так в Арктике называют многолетние старые льды, просуществовавшие много лет. Этот лед становится от времени очень крепким. Я быстро вскочил и побежал в душ. Холодная вода сразу же прогнала мой сон, и, наскоро одевшись, я выбежал на мостик. Там было уже несколько человек. Картина, представившаяся моим глазам, была действительно необычайная. Льды совершенно не походили на те, что мы видели раньше. Они образовали разводье, и прямо на север шла широкая водная дорога, словно приглашая ледокол: «Иди, иди дальше, не бойся».
Но в этом приглашении чувствовалось скрытое коварство. По бокам этого канала льды были грозные. Они отливали синевато-лиловым цветом, похожим на цвет хризантем. Чувствовалось, что эти льды очень прочны.
Поверхность их была окатана в виде бугров. «Бараньи лбы» — обычно называют альпинисты такого вида скалы. Здесь были «ледяные бараньи лбы».
— Не льды, а поля хризантем!—воскликнул я, глядя на лед.
Капитан мрачно на меня посмотрел и сказал:
— Если эти хризантемы сойдутся и будут давить, то с ледокола полетит не одна заклепка, а может, и часть борта. Не хотел бы я долго находиться в этой оранжерее.
Капитан явно нервничал, и ему очень хотелось поскорее отсюда убраться. Но «чистая» дорога и возможность проникнуть далеко на север, представившаяся нам, бывает не часто. Игорь Владиславович хотел использовать все, что было возможно. Мы шли полным ходом несколько часов, но вот впереди показались барьеры торосов. Дальше свободного пути не было. Я побежал будить Костю и Гурия, которые мирно спали и. не знали о «ледяных хризантемах». Решили исследовать этот район. Все научные группы приступили к работе. Здесь впервые я познакомился и с «паковым» льдом —- «жителем» центрального полярного бассейна. Свойства этих льдов раньше почти не были исследованы. Попробовали бурить эти льды, но они были прочны, как кость, и бур шел еле-еле. Во время работы к нам подошел Игорь Владиславович. Он сказал:
— А знаете, мы побили рекорд плавания в этих широтах. Севернее нас не заходил ни один корабль.
Всем, конечно, это сообщение очень понравилось.
Ледокол простоял полсуток. Удалось провести исследования «арктического пака». Опять работали, не замечая времени, и снова полсуток оказалось мало. Но теперь было мало не только нам, ледовикам, но и остальным научным группам. «Сила солому гнет», — говорит русская пословица. Все сообща мы уломали Игоря Владиславовича задержаться здесь еще 6 часов. А потом ледокол двинулся на запад. Его путь проходил много севернее, чем пути других кораблей, по еще неисследованным доселе районам.
Через несколько дней пути далеко на юге показались снежные горы с остроконечными вершинами. Проходили мимо острова Врангеля. Около этого острова с нами произощед довольно неприятный случай.
НАМ НЕ ПОВЕЗЛО
Как-то днем с капитанского мостика мы заметили медведя.
— Надо запастись свежим мясом, — сказал капитан и велел вызвать охотников. На ледоколе нас было пять охотников. Мы взяли винтовки и вышли. Капитан с мостика распорядился: — Далеко не стреляйте, подойдет близко. Бить наверняка.
Ледокол повернул в сторону медведя и пошел на сближение. Медведь шел прямо к нам, гордо подняв свою небольшую голову. Наверное, его привлекал вкусный запах жареного мяса, который разносил ветер с нашего камбуза. Вид корабля не внушал ему опасения, и, будучи любознательным, он решил ближе посмотреть «чудище», которое вторглось в его края.
До медведя оставалось метров триста, когда вдруг из каюты выскочил ехавший с нами корреспондент одной из газет. Это был странный человек; он всегда, как говорят, выкидывал дикие «номера». Так было и теперь. Увидев медведя, он заскочил обратно в каюту, схватил свой карабин и, выбежав на палубу, открыл неистовую стрельбу по медведю. Карабин был у него плохонький, и пули не могли причинить зверю вреда, но они его напугали. Медведь повернулся и стал уходить.
— Надо стрелять! — сказал наш главный охотник Вася. Конечно, за триста метров выстрелы были не особенно верны., но медведь после залпа зашел за торосы и, кажется, упал. Увидя с мостика, что медведь упал, капитан дал команду — взять медведя на борт.
На лед надо сходить одетыми; мы забежали в кубрик за полушубками, когда же выбежали на палубу, то увидели, что на льду уже целая толпа матросов с досками, баграми и веревками. Одеты они были кто как: одни просто в тельняшках, другие в кителях. Командовал всем дублер капитана. Он потерял все нити управления, и матросы мчались прямо к медведю с криком и гамом. Когда толпа добежала до тороса, то медведь вдруг поднялся и, грозно рявкнув, пошел прочь от ледокола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Очевидно, капитану хотелось побыть одному.
У меня в общении с людьми уже выработалось правило: никогда не надо мешать и напрашиваться на разговоры, когда видишь, что человек, этого не хочет. Надо быть очень чутким, уметь молчать и не спрашивать. И это всегда вознаграждается. Человек потом обязательно к вам подойдет и сам все расскажет. Умейте только ждать.
Время шло. Наверное, прошло больше часа. К сожалению, я не захватил с собой часов. А капитана все не было. Чтобы развлечься, я стал смотреть на бухту и вдруг увидел тюленя, который был чем-то заинтересован. Время от времени его усатая морда показывалась из воды и он с любопытством меня рассматривал. Прошло еще время, капитана все не было,
«Куда же он делся? — подумал я. —Может, поискать?» Но в это время капитан показался из-за поворота. Он подошел и сказал:
— Сходите вон за тот мысок, там чудесный родничок. Я пошел к роднику. Он действительно оказался очень
интересным. Чистая, очень холодная вода выбивалась из расщелины в камнях. Вокруг росла густая зеленая трава, было много цветов и даже рос куст ромашек. Я выкопал куст и, обвязав корни носовым платком, решил, что захвачу цветы с собой на ледокол.
— Вы любите цветы? — спросил меня капитан.
— Да, очень!
— Вот видите, какой чудесный родничок я вам показал, — сказал он и, помолчав, добавил: — Здесь было наше любимое место встреч.
Я насторожился, думая, что сейчас последует рассказ «о любви среди скал». Но этого не произошло. Оказывается, у капитана был большой друг, также капитан, с которым они вместе воевали, затем плавали в Арктику. Когда они встречались в бухте Провидения, то вместе ездили к этому ручейку. Последняя встреча произошла два года назад. Друг его погиб. Мы еще' посидели на песчаной косе, а потом поехали стрелять топорков. Капитан управлял лодкой, я сидел на переднем сиденье и стрелял птиц. Мы на полном ходу подплывали к сидящим на воде птицам. Они пытались взлететь, но в это время их настигали мои выстрелы. Топорки оказались очень интересными птицами. Клюв у них был в виде топорика, почему их так и назвали. Это мясистые плотные птицы величиной с небольшую утку. У них красочное оперение и кораллово-красные лапки. Мы уже настреляли их несколько штук, когда неожиданно заглох наш мотор. Капитан долго возился с мотором, но завести так и не смог. Он стал отчаянно ругать моториста. Я представлял, как ему попадет, когда мы вернемся. Мы сделали крупную оплошность, не захватив с собой еды, и теперь за это в полной мере расплачивались. Нам ничего не оставалось, как достать запасные весла и грести, используя собственную энергию, что мы и сделали.
Плыли мы, наверное, очень долго, потому что неза-ходящее солнце успело подняться от горизонта и спуститься снова к горизонту, а это означало, что прошли
сутки. Когда мы, усталые и голодные, подходили к выходу из бухты, то показался катер. Оказалось, что Игорь Владиславович беспокоился и послал нас искать. Честно говоря, мы катеру очень обрадовались. Он взял нас на буксир. Нам дали поесть и напоили горячим какао из термоса. Это была хорошая наука, и я вспомнил старую пословицу: «Идешь в море на день, бери хлеба на неделю». Поев, мы быстро уснули, и нас уже сонными доставили на ледокол. Оказалось, что мы отсутствовали двое с половиной суток, а мы этого и не заметили, так как стоял полярный день. Начальник экспедиции особенно меня не ругал, но легкое внушение все же было сделано. Зато настоящий разнос получил моторист. Ему, бедняге, досталось здорово. Впрочем, так ему и надо,— держи мотор в порядке. Мало ли в море что может случиться.
Г л а в а V
ЗДРАВСТВУЙ, АРКТИКА!
РЕКОРД ПЛАВАНИЯ
Часы показывали раннее утро, когда наш ледокол, дав прощальный гудок, стал выходить из бухты Провидения. Мы все испытывали нетерпение, — скоро ли будем в Арктике?
Мы плыли вдоль Чукотского полуострова. Весь его берег состоял из таких же каменных чудовищ, как и в бухте Провидения. Скалы отвесно обрывались в море.
Ветер крепчал. Море начало волноваться. Была дана команда все закрепить и приготовиться к шторму. Качка усиливалась и усиливалась. Стал накрапывать противный мелкий дождь, который затем сменился снегом. Ветер перешел в шторм. За бортом стали вздыматься огромные валы. Иногда море словно шло в атаку, захлестывая то нос, то корму ледокола, и он почти весь погружался в воду. Моряки говорили, что ледокол в шторм качает и крутит, как яйцо. И это очень верное сравнение, — именно как яйцо. Хорошо, что нас вовремя предупредили и мы успели закрепить приборы, находящиеся на палубе. Но зато в каюте ботинки, туфли, са-
поги и все, что осталось на полу, совершало путешествие из одного угла в другой. По палубе стало опасно ходить: могло смыть. Для того, чтобы было за что держаться, протянули посреди палубы веревку. Я чувствовал себя не очень важно, но воспоминание о катере и юнге каждый раз меня веселило, и на миг я забывал о качке. Так прошли сутки. Во время качки многое зависит от психического состояния человека. Я лежал на койке. К концу суток меня совсем укачало. Вдруг я вспомнил, что на носовой палубе наш пресс привинчен слабовато и может сорваться. Пресс стоил дорого, тысяч двадцать, но главное, если бы мы остались без этого прибора, то многие вопросы не смогли бы исследовать. Я вскочил, накинул полушубок и побежал на палубу. Картина, представившаяся моим глазам, была очень мрачная. Нос зарывался в воду, и волны хлестали через него. Наш пресс, конечно, сорвало, и он повис на поручнях. Он бы упал за борт, но медная трубка от масляного насоса не проходила между поручней, и пресс висел над водой. Весил пресс килограммов сто. Обычно поднимали мы его вчетвером. Забыв, что меня каждую минуту может смыть, что мне плохо от качки и что пресс очень тяжелый, я бросился к нему. В это время меня накрыла волна, но я и ногами и руками изо всех сил уцепился за поручни. Вода схлынула. Отчаяние мне придало огромную силу. Я схватил пресс и, волоча его по палубе, успел добраться до люка, прежде чем нахлынула новая волна. Уже втащив пресс и закрыв люк, я упал на пол и долго лежал, приходя в себя. От страшного напряжения весь лоб был покрыт потом. Об этом случае я никому не рассказал. Все могло кончиться очень плохо, даже трагично. Для меня это была наука. Море шуток не любит. Надо было проверить винты пресса раньше.
Нас позвали обедать, но почти никто не пошел. При качке обычно есть не хочется. И только особо счастливые натуры испытывают при качке адский голод. Они едят за четверых. У нас таким оказался руководитель нашей метеорологической группы, очень шупленький старичок. Он съел четыре порции.
Шторм продолжался еще двое суток. Как ужасно неприветливо море при шторме, холодное, мрачное и злое!
В шторм мы прошли и мыс Дежнева. Географы очень высоко расценивают замечательное открытие русского казака Дежнева, который установил, что между Азией и Америкой есть пролив. Это открытие можно сравнить с открытиями Колумба и путешествием Магеллана. К сожалению, во время нашего похода нам не удалось увидеть этот мыс.
Мы вошли в Чукотское море.
Несмотря на штормовую погоду, наша гидрологическая группа приступила к своей работе. Гидрологи надели клеенчатые рыбацкие робы, с которых скатыва: лась вода, и пробковые пояса, на случай, если вдруг смоет с палубы. Вскоре приступили к работе и остальные группы. Безработными остались только мы — ледо-вики. Льда еще не было.
— Когда же он появится? Какое же это арктическое море без льда? — приставал я к начальнику экспедиции.
— Подождите, будет вам еще столько льда, что надоест,— смеясь, успокаивал он меня.
Качка на Игоря Владиславовича не действовала, и он помогал гидрологам, успевая следить за остальными работами, поднимался в рубку капитана и даже слазал на мачту в «воронье гнездо». Честно говоря, мы все завидовали его энергии, на которую качка не оказывала никакого влияния. А мы бродили, как «осенние мухи».
Проходя «балку Геральда» (так называется небольшая возвышенность дна около острова Геральда), мы увидели сидящую на мели огромную ледяную гору. Такие горы называют «стамухами».
— Вот и лед! — обрадовались мы, но ледокол, не останавливаясь, шел дальше.
Наконец на 71° северной широты ледокол вышел в настоящий арктический лед. Нам хотелось кричать «ура».
Глядя на нас, капитан развеселился.
— Подождите, вы еще узнаете, что такое лед! — смеялся он.
Я ему отвечал также шуткой:
— Мы и собираемся это сделать, только бы скорее! Во льду качка кончилась, но радость была несколько преждевременной.
Игорь Владиславович сказал, что, пока есть возможность идти на север, останавливаться не будем. Мы назвали его жестоким человеком и/приступили к визуальным (то есть глазомерным) „наблюдениям за льдами. Ледокол шел во льдах еще сутки. Наконец под вечер меня позвали к капитану.
— Вот и на вашей улице наступает праздник, — пошутил капитан. Но Игорь Владиславович в этот раз был строг и, видимо, не расположен к шуткам. Он довольно лаконично сказал:
— Вам дается двенадцать часов. Сейчас одиннадцать часов вечера, мы останавливаемся. Завтра с одинна-дцати дня ледокол пойдет дальше. Используйте это время. Можете сойти на лед, развернуть работы. Район очень интересен.
Долго не раздумывая, я, Костя и Гурий забрали приборы и спустились на лед. Наконец-то! Вот он, настоящий арктический лед.
Разбили на льду профиля, проверили топографическую съемку его поверхности, определили бурением толщину и стали исследовать свойства льда. Работали с упоением.
В одной из точек нашего профиля натолкнулись на лед очень большой толщины, больше десяти метров.
К ночи несколько похолодало. Лед хрустел. Спустившееся к самому горизонту солнце своими косыми лучами окрасило льды в нежные розоватые тона. Картина была очень красивая. Но нам некогда было любоваться. Двенадцать часов промелькнули почти мгновенно.
В 8 часов утра нас уже звали на завтрак, но завтракать мы не пошли, а послали Гурия. Он принес чайник с дымящимся кофе и какие-то бутерброды, которые мы и съели, даже не разобрав их вкуса.
И все же выполнить всего, что задумали, мы не успели. Когда кончился срок, нас гудками стали вызывать на ледокол. Я пошел на «дипломатические» переговоры с начальством о продлении срока работ. Но начальство осталось неумолимо, и пришлось свертывать работу и все приборы снова перетаскивать на ледокол. Единственно, что мне удалось отвоевать в результате переговоров, это разрешение поднять на борт глыбу льда для того, чтобы ее детально исследовать.
Такие глыбы называются кабанами. Подыскав подходящий «кусочек», я с боцманом зачалили его, и кран ледокола начал поднимать. Но, очевидно, аппетит на лед
у меня был очень велик, и «кусочек» оказался не под силу даже подъемному крану. Толстый, с руку, трос натянулся, как струна, а ледокол перекосился в нашу сторону. В тот же момент из рубки выскочил капитан и стал отчаянно ругаться:
— Вы что, с ума сошли? Хотите весь лед Северного Ледовитого океана забрать! Ваш кусочек тонн двести весит!
К сожалению, пришлось выбрать кусочек поменьше. Наконец, «кабан» был водворен на палубу; трапы подняли, и ледокол двинулся дальше.
Наша группа продолжала свою работу; мне хотелось как можно подробнее изучить свой «первый» арктический лед. Мы занялись определением его солености, прочности, структуры и ряда других физико-механических свойств.
Совершенно незаметно промелькнул день и снова наступила ночь. Завершить свои исследования мы не успели,— слишком широко их задумали. Решили, что спать не пойдем, пока не закончим, хотя веки у нас уже слипались,— ведь не спали уже вторые сутки. Справились со своей программой только к десяти часам утра следующего дня и, как убитые, свалились спать. Да и пора было, шли третьи сутки.
Но спать мне долго не пришлось. В четыре часа разбудил Игорь Владиславович. Словно извиняясь, он сказал:
— Я не хотел вас будить, но уж очень интересные пошли поля льда, сплошной пак. — Так в Арктике называют многолетние старые льды, просуществовавшие много лет. Этот лед становится от времени очень крепким. Я быстро вскочил и побежал в душ. Холодная вода сразу же прогнала мой сон, и, наскоро одевшись, я выбежал на мостик. Там было уже несколько человек. Картина, представившаяся моим глазам, была действительно необычайная. Льды совершенно не походили на те, что мы видели раньше. Они образовали разводье, и прямо на север шла широкая водная дорога, словно приглашая ледокол: «Иди, иди дальше, не бойся».
Но в этом приглашении чувствовалось скрытое коварство. По бокам этого канала льды были грозные. Они отливали синевато-лиловым цветом, похожим на цвет хризантем. Чувствовалось, что эти льды очень прочны.
Поверхность их была окатана в виде бугров. «Бараньи лбы» — обычно называют альпинисты такого вида скалы. Здесь были «ледяные бараньи лбы».
— Не льды, а поля хризантем!—воскликнул я, глядя на лед.
Капитан мрачно на меня посмотрел и сказал:
— Если эти хризантемы сойдутся и будут давить, то с ледокола полетит не одна заклепка, а может, и часть борта. Не хотел бы я долго находиться в этой оранжерее.
Капитан явно нервничал, и ему очень хотелось поскорее отсюда убраться. Но «чистая» дорога и возможность проникнуть далеко на север, представившаяся нам, бывает не часто. Игорь Владиславович хотел использовать все, что было возможно. Мы шли полным ходом несколько часов, но вот впереди показались барьеры торосов. Дальше свободного пути не было. Я побежал будить Костю и Гурия, которые мирно спали и. не знали о «ледяных хризантемах». Решили исследовать этот район. Все научные группы приступили к работе. Здесь впервые я познакомился и с «паковым» льдом —- «жителем» центрального полярного бассейна. Свойства этих льдов раньше почти не были исследованы. Попробовали бурить эти льды, но они были прочны, как кость, и бур шел еле-еле. Во время работы к нам подошел Игорь Владиславович. Он сказал:
— А знаете, мы побили рекорд плавания в этих широтах. Севернее нас не заходил ни один корабль.
Всем, конечно, это сообщение очень понравилось.
Ледокол простоял полсуток. Удалось провести исследования «арктического пака». Опять работали, не замечая времени, и снова полсуток оказалось мало. Но теперь было мало не только нам, ледовикам, но и остальным научным группам. «Сила солому гнет», — говорит русская пословица. Все сообща мы уломали Игоря Владиславовича задержаться здесь еще 6 часов. А потом ледокол двинулся на запад. Его путь проходил много севернее, чем пути других кораблей, по еще неисследованным доселе районам.
Через несколько дней пути далеко на юге показались снежные горы с остроконечными вершинами. Проходили мимо острова Врангеля. Около этого острова с нами произощед довольно неприятный случай.
НАМ НЕ ПОВЕЗЛО
Как-то днем с капитанского мостика мы заметили медведя.
— Надо запастись свежим мясом, — сказал капитан и велел вызвать охотников. На ледоколе нас было пять охотников. Мы взяли винтовки и вышли. Капитан с мостика распорядился: — Далеко не стреляйте, подойдет близко. Бить наверняка.
Ледокол повернул в сторону медведя и пошел на сближение. Медведь шел прямо к нам, гордо подняв свою небольшую голову. Наверное, его привлекал вкусный запах жареного мяса, который разносил ветер с нашего камбуза. Вид корабля не внушал ему опасения, и, будучи любознательным, он решил ближе посмотреть «чудище», которое вторглось в его края.
До медведя оставалось метров триста, когда вдруг из каюты выскочил ехавший с нами корреспондент одной из газет. Это был странный человек; он всегда, как говорят, выкидывал дикие «номера». Так было и теперь. Увидев медведя, он заскочил обратно в каюту, схватил свой карабин и, выбежав на палубу, открыл неистовую стрельбу по медведю. Карабин был у него плохонький, и пули не могли причинить зверю вреда, но они его напугали. Медведь повернулся и стал уходить.
— Надо стрелять! — сказал наш главный охотник Вася. Конечно, за триста метров выстрелы были не особенно верны., но медведь после залпа зашел за торосы и, кажется, упал. Увидя с мостика, что медведь упал, капитан дал команду — взять медведя на борт.
На лед надо сходить одетыми; мы забежали в кубрик за полушубками, когда же выбежали на палубу, то увидели, что на льду уже целая толпа матросов с досками, баграми и веревками. Одеты они были кто как: одни просто в тельняшках, другие в кителях. Командовал всем дублер капитана. Он потерял все нити управления, и матросы мчались прямо к медведю с криком и гамом. Когда толпа добежала до тороса, то медведь вдруг поднялся и, грозно рявкнув, пошел прочь от ледокола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23