Мелькнул торжественный вечер с вручением дипломов, месяц отпуска, сборы — и самолет перенес его за тысячи километров. Он попал в очень далекий край — на одну из северных рек.
Его сразу назначили начальником участка. Для молодого инженера это был рост. Но дальше калейдоскоп жизни резко изменил свои красивые картины.
Тропинка в снегу привела к огромным деревянным кубам. Такими кубиками могли играть дети великанов.Это были замороженные во льду сухие доки. Вот они-то и были первым и безнадежным барьером на пути Петра Петровича. Все варианты вывода доков, которые он придумал, казались наивно детскими.
Теоретически все было весьма просто. Тут даже не требовалось особых знаний, которыми до «отказа» он был насыщен в институте. А может быть, и наоборот, нужны были такие знания, которых он не имел. Голова напряженно работала. Уже в который раз он обходил замороженные, безжизненные деревянные кубы, состоящие из ферм, стоек, прогонов и водонепроницаемых стенок.
Доки сидели глубоко в воде. О том, чтобы их перетащить, вытащив на лед, не могло быть и речи. Разобрать их также было невозможно. Оставалось одно — сплавить их вниз по реке до устья небольшой речки, куда и спрятать на время ледохода. Но легко сказать «сплавить», когда на реке двухметровый лед. Чтобы сделать во льду канал, надо убрать около ста тысяч тонн льда. Если его взорвать, он останется в канале. Чтобы его растопить, нужно вырубить всю окрестную тайгу.
Как быть?Конечно, Петр Петрович был не виноват, что вмерзли доки. Когда это случилось, он еще готовил диплом. Но теперь он должен исправить каприз реки или расписаться, что он не инженер и, тем более, не начальник участка.
Когда мы подошли к докам, зимний день угасал, заря цвета спелой рябины уже догорала. Появился морозный туман. В темнеющем небе зажглись первые звезды. Мы осмотрели вмерзшие, безжизненные деревянные кубы. Петр Петрович смотрел на меня и, видимо, ждал, что я скажу.
— Что же вы предлагаете? — спросил я его и потом добавил: — Главный инженер говорил, что у вас есть идея; он даже несколько нелестно о ней отозвался.
— Отзываться можно, а вот придумать что-либо существенное куда труднее, — отпарировал мне Петр Петрович.
— Это верно, — согласился я.
Задача, конечно, трудная. Надо будет куда-то убрать лед с пути доков.
— Я хочу сделать так, — сказал он: — Прорубить длинную канаву и бульдозером сгребать лед. Мне говорят, что бульдозер не возьмет лед. Это верно? — спросил он меня.
— Увы, верно! — ответил я.
— Тогда я поставлю рабочих, которые будут срубать верхний слой льда, а уж бульдозер будет его сгребать. Ведь можно так?
Мне нравился задор этого юноши. Он во что бы то ни стало хотел решить задачу и сдать свой первый практический экзамен.
— Утро вечера мудренее, — сказал я ему. — Пойдемте в поселок. Подумаем что делать.
За дорогу я утомился, и мне в голову не приходило никаких хороших мыслей. У меня уже выработалась привычка — сложные вопросы решать на свежую голову. Петр Петрович пригласил меня к себе. Он был очень общительный человек, много рассказывал о своем институте, но несколько раз в разговоре возвращался снова к замерзшим докам. Очевидно, эта мысль не выходила у него из головы. Она передалась и мне. Проснулся я рано. Петр Петрович, разбросав руки, безмятежно спал. Я тихонько оделся, вышел на улицу и пошел к докам по тропинке Петра Петровича. Начинало уже светать. За ночь отдохнул, и голова была ясной. Я снова обошел вмерзшие кубы. Чем больше я думал, тем яснее мне становилось, что паренек прав. Другого выхода не было. Надо убрать лед. Загвоздка была в том, что уж очень много льда и нужно много рабочих, а это довольно сложно. Нужно что-то еще придумать, -чтобы механизировать работы. Может быть, взрывать небольшими зарядами верхний слой льда? Словом, все это надо подсчитать с карандашом в руках. Когда я подходил к поселку*» то было уже совсем светло. Новый день входил в свои права. Из-за белеющих у горизонта сопок скоро покажется солнце, Снег похрустывал, был небольшой морозец.
В общежитии, где жил Петр Петрович, уборщица мыла коридор. Она острым скребком соскабливала примерзший к ступенькам крыльца лед.
«А может быть, вот это!» — мелькнуло у меня в голове. Я подскочил к уборщице, взял скребок и стал соскабливать лед. Тот легко отскакивал. — Что, если попробовать? Как это не пришло ему сразу в голову!» Мысли сменяли одна другую, проносились в голове, раз-
вивая возникшую идею. Надо на бульдозер насадить шипы, они и заменят рабочих. Только следует подобрать угол резки.
— Вы что так рано встали? — спросил меня Петр Петрович, виновато улыбаясь.
— Ваши доки спать не давали, — ответил я.
— Вот и мне они уже третий месяц спать не дают,— сокрушенно сказал он.
— Это и видно, — весело ответил я, вспоминая, как он безмятежно спал утром.
На железной печке стоял чайник с чаем, на столе были нарезаны хлеб и колбаса.
— Садитесь чай пить! — пригласил он.
Я разделся, вымыл руки и сел. Разговор сразу же перешел к замерзшим кубам.
— Знаете, ваша идея вывода замерзших доков в основном правильна. Именно этим путем и надо идти,— сказал я. Петр Петрович весь просиял. — Но надо просчитать несколько вариантов, а именно: сколько потребуется рабочих, чтобы скалывать лед, сколько надо взрывчатки, чтобы верхний слой взорвать, и, наконец, третий вариант. — Тут я остановился.
— Что третье? — с нетерпением спросил он.
— Попробовать приварить к бульдозеру резаки, с тем чтобы они скалывали лед.
— О, вот это идея! Тогда нам и не нужно никаких рабочих.
— Да, но надо подобрать такие резаки, чтобы они скалывали лед. Это уже попробовать на месте.
Сразу же после чая Петр Петрович сел за расчеты, а на следующий день мы поехали с ним к главному инженеру. Выслушав наши доводы, тот согласился и дал для пробы один бульдозер. Молодой инженер так горячо принялся за дело, что своей энергией заразил механиков гаража. Ему стали помогать кузнецы и рабочие. Скоро сколотился вокруг него творческий коллектив, и лед не устоял. Сделанные на конус стальные резаки впились в него и стали соскабливать его верхний слой. Петр Петрович прорубил по краю участка канаву, в которую бульдозер сбрасывал сколотый и превращенный в мелкую труху лед, а река подхватывала и уносила его. Техническое решение было найдено. Поставленные затем шесть бульдозеров довершили дело.
Когда лед достиг небольшой толщины, опасной для движения бульдозеров, его взорвали, а куски вытащили на поверхность. Это сделать было уже легко. Доки отвели в безопасное место.
Два месяца спустя могучая река взломала лед и вырвалась из его холодных объятий. Молодой начальник участка стоял на высоком берегу. Он смотрел, как внизу бушевал ледоход. За мысом были спрятаны ставшие теперь ему родными деревянные доки.
Первый барьер на его инженерном, еще только что начавшемся пути был взят.
Могучая северная река бушевала; она радовалась, что сбросила оковы льда и вырвалась на свободу.
Я не застал триумфа Петра Петровича. Вскоре после нашей встречи мне пришлось вылететь в Жиганск. Когда я узнал, что доки спасены, я послал ему приветственную телеграмму, поздравляя его со сдачей первого производственного экзамена.
Глава IX
СТРАНИЧКИ ИСТОРИИ
Мы возвращались из Арктики после навигации. Была уже осень. Погода стояла прескверная. Дул резкий, холодный ветер; он нес колючий снег, режущий до боли лицо. Разъяренные волны с ревом бросались на корабль, обдавая его брызгами и пеной. Брызги сразу же обледеневали. Корабль покрывался ледяной коркой и превращался в сосульку. На корабле было неуютно, сильно качало. Хотелось скорее домой, скорее вступить на твердую
землю.
— Ну и отвратительное это Баренцево море, — сказал штурман Михаил Иванович Семенов, входя в кают-компанию.
Мы, конечно, с ним согласились.
— Да, море противное!
— Нам нельзя жаловаться, — задумчиво произнес Василий Михайлович Пасецкий, ученый секретарь нашего института. — Мы плывем па современном теплоходе, а вот попробуйте представить себе, как по этому разбушевавшемуся морю плавали на своих маленьких
ладьях русские поморы триста пятьдесят лет назад или как совершил на лодках свой последний поход Вильям Баренц, имя которого и носит это море.
— Это верно! Какой надо было обладать смелостью, чтобы рискнуть пойти в неизвестную страну полярной ночью на маленьких кочах и лодках!
Невольно задумался и я. Пожалуй, мне надо дополнить книгу и написать немного об истории Арктики, которая очень богата героическими событиями.
Я расскажу только о некоторых событиях, особенно поразивших меня. Прежде всего о Вильяме Баренце, замечательном голландском путешественнике, три раза побывавшем в Арктике.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ГУЛЬДЕНОЗ
Это было осенью 1596 года. Заседание сената торгового города Амстердама подходило к концу. Кажется, господа голландские коммерсанты соглашались направить в Китай экспедицию через Северный Ледовитый океан. На всех, кто находился в зале, произвело огромное впечатление горячее выступление стоящего на трибуне человека. Он говорил с таким жаром и убеждением, что казалось, неизведанная страна находится тут, за стенами ратуши и все присутствующие ее знают. Говоривший был смелым человеком. Он умел дерзать. Вот это-то его дерзание и смущало господ коммерсантов. Пожалуй, все же прав был адмирал Корнелий Ней, который охарактеризовал выступавшего человека как «безрассудного, готового очертя голову броситься навстречу неизвестности». И это несколько сдерживало купцов,— он больше будет интересоваться новыми землями, чем торговлей. Да, но все же совсем отказываться от экспедиции нельзя. Очень заманчиво проникнуть в Китай и начать там торговлю. Правда, англичанам не повезло,— экспедиция Виллоуби погибла, да и две голландские экспедиции вернулись, не дойдя до Китая. Риск большой, но в торговом деле разве без риска можно? Особенно когда ведешь торговлю через моря. И все же заманчиво!
Так думали сидящие в зале купцы. Потом они стали думать и о том, что вообще Голландии нужно выходить
на мировые дороги. Город Амстердам становился портом. Уже начали строиться огромные шлюзы Оранье, закрывавшие доступ морю во внутренние воды порта. А каналы Осертах и Ванстертах, а гавань Флот Ховен и Эйх-свен! А верфи! Какие верфи созданы в Ротердаме и какие выросли голландские корабельные мастера! Нет, Голландия великая морская держава, и она должна не бояться всяких рискованных предприятий. Недаром ее древний герб — лев, сражающийся с морем, и надпись на гербе: «Борюсь и побеждаю».
В сенате заседали самые именитые и самые богатые граждане Амстердама. Они давно сами уже находились в том возрасте, когда тихая, спокойная жизнь в кругу своих больших семей становится вознаграждением за беспокойно прожитые годы. Конечно, никто из них не поехал бы в эту страну холода. Но человек, говоривший с кафедры, высоко ценил их роль в этом важном деле, и он убедил их раскрыть свои туго набитые кошельки.
Человек этот был немолод, ему было больше сорока пяти лет. Сам он побывал в стране полярной ночи уже два раза. Это был гражданин города Амстердама — Вильям Баренц, знаменитый капитан, бесстрашный полярный исследователь, беззаветно веривший в то, что путь через Ледовитый океан в Китай можно отыскать. Сенат решил поддержать его и направить в Китай третью экспедицию. Сенат постановил: «Если удачно закончится плавание, то участникам будет дана незаурядная награда». За открытие северного морского пути в Китай была назначена награда — 25 000 гульденов.
Но купцы были народ хитрый. Как следует все взвесив и посовещавшись друг с другом, они решили назначить Баренца не командиром экспедиции, а главным штурманом. Так будет поспокойнее, — уж больно он отчаянный. Капитанами они назначили людей умеренных, да и познатнее родом — аристократов. Баренц родился в простой семье на острове Тер-Шилленг. Купцы рассчитали верно. Баренц все равно поедет в экспедицию, зато при этом варианте интересы торговли не пострадают.
Вильям Баренц действительно согласился на те условия, какие ему были предложены. Конечно, решение купцов было несправедливым. Не кто другой, как он, опытный моряк, побывавший в тех краях уже два раза, имел
право быть начальником экспедиции. Но надо быть выше мелких личных обид, когда решается такое большое дело. Он понимал, что это козни Нея, который не мог ему простить отказа подписать документ о невозможности проникнуть дальше на восток. О! Баренц хорошо помнит этот случай.
Корабли второй голландской экспедиции прошли Югорский Шар. Уже много дней они стояли за проливом и не решались идти дальше, хотя путь был свободен.
— Что, по-твоему, надо делать, капитан Вильям Баренц? — спросил его адмирал Ней, командовавший в то время голландской эскадрой.
— Продолжать наше плавание, чтобы завершить его, — твердо ответил Баренц.
Другого, видно, ответа ждал адмирал. Не по духу ему пришлись Баренцевы слова.
— Вильям Баренц! — громко воскликнул Ней. — Думай о том, что ты говоришь! — И, рассерженный, он ушел к себе в каюту.
Адмиралу хотелось домой, ему надоела эта страшная своей неизвестностью экспедиция. Пока не поздно, надо возвращаться. Он и сам видит, путь есть, а вот что ждет там дальше? Мышь тоже видит путь в мышеловку открытым, и сало заманчиво манит к себе. «Не надо мне этого сала в мышеловке», — решил про себя Ней. Зачем только он спрашивал Баренца, — ведь знал, что тот именно так ответит. У адмирала была смутная надежда, что, может быть, Баренц ответит по-другому; тогда с каким легким сердцем повернул бы он эскадру домой.
Голландские корабли стояли у свободного пути на восток. Погода, как назло, была хорошая. Адмирал ходил мрачный и никого не принимал.
Вдруг через несколько дней Баренца позвали в салон адмирала. Когда он туда вошел, то встретил там и остальных капитанов. Войдя, он поздоровался, но капитаны очень вяло ответили на его поклон. Они явно были смущены и смотрели в пол, не поднимая глаз.
Адмирал протянул Баренцу бумагу и сказал властным, не требующим возражения, тоном:
— Подпиши!
Баренц взял бумагу и начал читать. Вся кровь бросилась ему в лицо. Вот почему, как побитые псы, стоят капитаны. В бумаге было написано: «Мы, нижеподписав-
шиеся, объявляем перед богом и перед миром, что мы сделали все, что от нас зависело, чтобы проникнуть через Северное море в Китай и Японию, как нам приказано в наших инструкциях. Наконец мы увидели, что богу неугодно, чтобы мы продолжали наш путь и что надо отказаться от предприятия. Посему мы решили как можно скорее вернуться в Голландию».
Под документом была витиеватая подпись адмирала и подписи остальных капитанов.
Несколько секунд Баренц молчал. В салоне стало тихо. Все ждали, что скажет он. В эти несколько секунд Баренц обдумал все. Он знал, что наживает себе на всю жизнь смертельного врага, который никогда не простит ему этого. Но он сказал:
— Я не подпишу этого документа, адмирал. Путь на восток открыт! — Он поклонился и вышел.
Как ясно вспомнил Баренц теперь все, что было.
— Ну что же, адмирал, в тундре гнус кусает и больнее. История нас рассудит! — сказал он тихо.
Третья голландская экспедиция состоялась.
Уже в июне, войдя в Ледовитое море, суда встретили первые льды. Плывя, они наткнулись на остров, где было много медведей. Остров был назван Медвежьим. Спустя несколько дней суда подошли к большой земле. Это был Шпицберген, который давно освоили русские поморы, называя его Грумант. Голландцы попали сюда первый раз и приняли его за Гренландию.
В экспедиции было два судна, но история не сохранила их имен. В Шпицбергене суда разъединились и пошли в разные стороны: одно ушло на север, другое — на
восток.Баренц отправился на восток. Во время похода он составил подробную карту, изучал скорость течения, наблюдал за поведением магнитной стрелки. Корабль часто попадал в критическое положение. Льды могли его раздавить, но благодаря Баренцу моряки избегали этих опасностей.
К середине августа они подошли к самому северному мысу Новой Земли. Баренц назвал его мысом Желания. Это название сохранилось и до сих пор. Баренц не знал, что до этого русские поморы часто плавали к этому мысу и назвали его мысом Доходы.
Обогнув мыс, экспедиция вошла в Карское море.Разыгрался шторм. Нанесло много льда и стало сжимать судно. Шпангоуты затрещали. Спасаясь, Баренцу удалось пробраться в первую попавшуюся гавань. Там он и укрылся.
Штормы следовали один за другим. Лед наторосило так, что пробиться обратно было нельзя. У судна сломало руль. Потом судно подняло наверх и опрокинуло набок. Наступили морозы. Надвигалась полярная ночь. Шла зима на север. Надо было думать о зимовке. Экспедиция вышла на берег и стала искать подходящего места для зимовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Его сразу назначили начальником участка. Для молодого инженера это был рост. Но дальше калейдоскоп жизни резко изменил свои красивые картины.
Тропинка в снегу привела к огромным деревянным кубам. Такими кубиками могли играть дети великанов.Это были замороженные во льду сухие доки. Вот они-то и были первым и безнадежным барьером на пути Петра Петровича. Все варианты вывода доков, которые он придумал, казались наивно детскими.
Теоретически все было весьма просто. Тут даже не требовалось особых знаний, которыми до «отказа» он был насыщен в институте. А может быть, и наоборот, нужны были такие знания, которых он не имел. Голова напряженно работала. Уже в который раз он обходил замороженные, безжизненные деревянные кубы, состоящие из ферм, стоек, прогонов и водонепроницаемых стенок.
Доки сидели глубоко в воде. О том, чтобы их перетащить, вытащив на лед, не могло быть и речи. Разобрать их также было невозможно. Оставалось одно — сплавить их вниз по реке до устья небольшой речки, куда и спрятать на время ледохода. Но легко сказать «сплавить», когда на реке двухметровый лед. Чтобы сделать во льду канал, надо убрать около ста тысяч тонн льда. Если его взорвать, он останется в канале. Чтобы его растопить, нужно вырубить всю окрестную тайгу.
Как быть?Конечно, Петр Петрович был не виноват, что вмерзли доки. Когда это случилось, он еще готовил диплом. Но теперь он должен исправить каприз реки или расписаться, что он не инженер и, тем более, не начальник участка.
Когда мы подошли к докам, зимний день угасал, заря цвета спелой рябины уже догорала. Появился морозный туман. В темнеющем небе зажглись первые звезды. Мы осмотрели вмерзшие, безжизненные деревянные кубы. Петр Петрович смотрел на меня и, видимо, ждал, что я скажу.
— Что же вы предлагаете? — спросил я его и потом добавил: — Главный инженер говорил, что у вас есть идея; он даже несколько нелестно о ней отозвался.
— Отзываться можно, а вот придумать что-либо существенное куда труднее, — отпарировал мне Петр Петрович.
— Это верно, — согласился я.
Задача, конечно, трудная. Надо будет куда-то убрать лед с пути доков.
— Я хочу сделать так, — сказал он: — Прорубить длинную канаву и бульдозером сгребать лед. Мне говорят, что бульдозер не возьмет лед. Это верно? — спросил он меня.
— Увы, верно! — ответил я.
— Тогда я поставлю рабочих, которые будут срубать верхний слой льда, а уж бульдозер будет его сгребать. Ведь можно так?
Мне нравился задор этого юноши. Он во что бы то ни стало хотел решить задачу и сдать свой первый практический экзамен.
— Утро вечера мудренее, — сказал я ему. — Пойдемте в поселок. Подумаем что делать.
За дорогу я утомился, и мне в голову не приходило никаких хороших мыслей. У меня уже выработалась привычка — сложные вопросы решать на свежую голову. Петр Петрович пригласил меня к себе. Он был очень общительный человек, много рассказывал о своем институте, но несколько раз в разговоре возвращался снова к замерзшим докам. Очевидно, эта мысль не выходила у него из головы. Она передалась и мне. Проснулся я рано. Петр Петрович, разбросав руки, безмятежно спал. Я тихонько оделся, вышел на улицу и пошел к докам по тропинке Петра Петровича. Начинало уже светать. За ночь отдохнул, и голова была ясной. Я снова обошел вмерзшие кубы. Чем больше я думал, тем яснее мне становилось, что паренек прав. Другого выхода не было. Надо убрать лед. Загвоздка была в том, что уж очень много льда и нужно много рабочих, а это довольно сложно. Нужно что-то еще придумать, -чтобы механизировать работы. Может быть, взрывать небольшими зарядами верхний слой льда? Словом, все это надо подсчитать с карандашом в руках. Когда я подходил к поселку*» то было уже совсем светло. Новый день входил в свои права. Из-за белеющих у горизонта сопок скоро покажется солнце, Снег похрустывал, был небольшой морозец.
В общежитии, где жил Петр Петрович, уборщица мыла коридор. Она острым скребком соскабливала примерзший к ступенькам крыльца лед.
«А может быть, вот это!» — мелькнуло у меня в голове. Я подскочил к уборщице, взял скребок и стал соскабливать лед. Тот легко отскакивал. — Что, если попробовать? Как это не пришло ему сразу в голову!» Мысли сменяли одна другую, проносились в голове, раз-
вивая возникшую идею. Надо на бульдозер насадить шипы, они и заменят рабочих. Только следует подобрать угол резки.
— Вы что так рано встали? — спросил меня Петр Петрович, виновато улыбаясь.
— Ваши доки спать не давали, — ответил я.
— Вот и мне они уже третий месяц спать не дают,— сокрушенно сказал он.
— Это и видно, — весело ответил я, вспоминая, как он безмятежно спал утром.
На железной печке стоял чайник с чаем, на столе были нарезаны хлеб и колбаса.
— Садитесь чай пить! — пригласил он.
Я разделся, вымыл руки и сел. Разговор сразу же перешел к замерзшим кубам.
— Знаете, ваша идея вывода замерзших доков в основном правильна. Именно этим путем и надо идти,— сказал я. Петр Петрович весь просиял. — Но надо просчитать несколько вариантов, а именно: сколько потребуется рабочих, чтобы скалывать лед, сколько надо взрывчатки, чтобы верхний слой взорвать, и, наконец, третий вариант. — Тут я остановился.
— Что третье? — с нетерпением спросил он.
— Попробовать приварить к бульдозеру резаки, с тем чтобы они скалывали лед.
— О, вот это идея! Тогда нам и не нужно никаких рабочих.
— Да, но надо подобрать такие резаки, чтобы они скалывали лед. Это уже попробовать на месте.
Сразу же после чая Петр Петрович сел за расчеты, а на следующий день мы поехали с ним к главному инженеру. Выслушав наши доводы, тот согласился и дал для пробы один бульдозер. Молодой инженер так горячо принялся за дело, что своей энергией заразил механиков гаража. Ему стали помогать кузнецы и рабочие. Скоро сколотился вокруг него творческий коллектив, и лед не устоял. Сделанные на конус стальные резаки впились в него и стали соскабливать его верхний слой. Петр Петрович прорубил по краю участка канаву, в которую бульдозер сбрасывал сколотый и превращенный в мелкую труху лед, а река подхватывала и уносила его. Техническое решение было найдено. Поставленные затем шесть бульдозеров довершили дело.
Когда лед достиг небольшой толщины, опасной для движения бульдозеров, его взорвали, а куски вытащили на поверхность. Это сделать было уже легко. Доки отвели в безопасное место.
Два месяца спустя могучая река взломала лед и вырвалась из его холодных объятий. Молодой начальник участка стоял на высоком берегу. Он смотрел, как внизу бушевал ледоход. За мысом были спрятаны ставшие теперь ему родными деревянные доки.
Первый барьер на его инженерном, еще только что начавшемся пути был взят.
Могучая северная река бушевала; она радовалась, что сбросила оковы льда и вырвалась на свободу.
Я не застал триумфа Петра Петровича. Вскоре после нашей встречи мне пришлось вылететь в Жиганск. Когда я узнал, что доки спасены, я послал ему приветственную телеграмму, поздравляя его со сдачей первого производственного экзамена.
Глава IX
СТРАНИЧКИ ИСТОРИИ
Мы возвращались из Арктики после навигации. Была уже осень. Погода стояла прескверная. Дул резкий, холодный ветер; он нес колючий снег, режущий до боли лицо. Разъяренные волны с ревом бросались на корабль, обдавая его брызгами и пеной. Брызги сразу же обледеневали. Корабль покрывался ледяной коркой и превращался в сосульку. На корабле было неуютно, сильно качало. Хотелось скорее домой, скорее вступить на твердую
землю.
— Ну и отвратительное это Баренцево море, — сказал штурман Михаил Иванович Семенов, входя в кают-компанию.
Мы, конечно, с ним согласились.
— Да, море противное!
— Нам нельзя жаловаться, — задумчиво произнес Василий Михайлович Пасецкий, ученый секретарь нашего института. — Мы плывем па современном теплоходе, а вот попробуйте представить себе, как по этому разбушевавшемуся морю плавали на своих маленьких
ладьях русские поморы триста пятьдесят лет назад или как совершил на лодках свой последний поход Вильям Баренц, имя которого и носит это море.
— Это верно! Какой надо было обладать смелостью, чтобы рискнуть пойти в неизвестную страну полярной ночью на маленьких кочах и лодках!
Невольно задумался и я. Пожалуй, мне надо дополнить книгу и написать немного об истории Арктики, которая очень богата героическими событиями.
Я расскажу только о некоторых событиях, особенно поразивших меня. Прежде всего о Вильяме Баренце, замечательном голландском путешественнике, три раза побывавшем в Арктике.
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ГУЛЬДЕНОЗ
Это было осенью 1596 года. Заседание сената торгового города Амстердама подходило к концу. Кажется, господа голландские коммерсанты соглашались направить в Китай экспедицию через Северный Ледовитый океан. На всех, кто находился в зале, произвело огромное впечатление горячее выступление стоящего на трибуне человека. Он говорил с таким жаром и убеждением, что казалось, неизведанная страна находится тут, за стенами ратуши и все присутствующие ее знают. Говоривший был смелым человеком. Он умел дерзать. Вот это-то его дерзание и смущало господ коммерсантов. Пожалуй, все же прав был адмирал Корнелий Ней, который охарактеризовал выступавшего человека как «безрассудного, готового очертя голову броситься навстречу неизвестности». И это несколько сдерживало купцов,— он больше будет интересоваться новыми землями, чем торговлей. Да, но все же совсем отказываться от экспедиции нельзя. Очень заманчиво проникнуть в Китай и начать там торговлю. Правда, англичанам не повезло,— экспедиция Виллоуби погибла, да и две голландские экспедиции вернулись, не дойдя до Китая. Риск большой, но в торговом деле разве без риска можно? Особенно когда ведешь торговлю через моря. И все же заманчиво!
Так думали сидящие в зале купцы. Потом они стали думать и о том, что вообще Голландии нужно выходить
на мировые дороги. Город Амстердам становился портом. Уже начали строиться огромные шлюзы Оранье, закрывавшие доступ морю во внутренние воды порта. А каналы Осертах и Ванстертах, а гавань Флот Ховен и Эйх-свен! А верфи! Какие верфи созданы в Ротердаме и какие выросли голландские корабельные мастера! Нет, Голландия великая морская держава, и она должна не бояться всяких рискованных предприятий. Недаром ее древний герб — лев, сражающийся с морем, и надпись на гербе: «Борюсь и побеждаю».
В сенате заседали самые именитые и самые богатые граждане Амстердама. Они давно сами уже находились в том возрасте, когда тихая, спокойная жизнь в кругу своих больших семей становится вознаграждением за беспокойно прожитые годы. Конечно, никто из них не поехал бы в эту страну холода. Но человек, говоривший с кафедры, высоко ценил их роль в этом важном деле, и он убедил их раскрыть свои туго набитые кошельки.
Человек этот был немолод, ему было больше сорока пяти лет. Сам он побывал в стране полярной ночи уже два раза. Это был гражданин города Амстердама — Вильям Баренц, знаменитый капитан, бесстрашный полярный исследователь, беззаветно веривший в то, что путь через Ледовитый океан в Китай можно отыскать. Сенат решил поддержать его и направить в Китай третью экспедицию. Сенат постановил: «Если удачно закончится плавание, то участникам будет дана незаурядная награда». За открытие северного морского пути в Китай была назначена награда — 25 000 гульденов.
Но купцы были народ хитрый. Как следует все взвесив и посовещавшись друг с другом, они решили назначить Баренца не командиром экспедиции, а главным штурманом. Так будет поспокойнее, — уж больно он отчаянный. Капитанами они назначили людей умеренных, да и познатнее родом — аристократов. Баренц родился в простой семье на острове Тер-Шилленг. Купцы рассчитали верно. Баренц все равно поедет в экспедицию, зато при этом варианте интересы торговли не пострадают.
Вильям Баренц действительно согласился на те условия, какие ему были предложены. Конечно, решение купцов было несправедливым. Не кто другой, как он, опытный моряк, побывавший в тех краях уже два раза, имел
право быть начальником экспедиции. Но надо быть выше мелких личных обид, когда решается такое большое дело. Он понимал, что это козни Нея, который не мог ему простить отказа подписать документ о невозможности проникнуть дальше на восток. О! Баренц хорошо помнит этот случай.
Корабли второй голландской экспедиции прошли Югорский Шар. Уже много дней они стояли за проливом и не решались идти дальше, хотя путь был свободен.
— Что, по-твоему, надо делать, капитан Вильям Баренц? — спросил его адмирал Ней, командовавший в то время голландской эскадрой.
— Продолжать наше плавание, чтобы завершить его, — твердо ответил Баренц.
Другого, видно, ответа ждал адмирал. Не по духу ему пришлись Баренцевы слова.
— Вильям Баренц! — громко воскликнул Ней. — Думай о том, что ты говоришь! — И, рассерженный, он ушел к себе в каюту.
Адмиралу хотелось домой, ему надоела эта страшная своей неизвестностью экспедиция. Пока не поздно, надо возвращаться. Он и сам видит, путь есть, а вот что ждет там дальше? Мышь тоже видит путь в мышеловку открытым, и сало заманчиво манит к себе. «Не надо мне этого сала в мышеловке», — решил про себя Ней. Зачем только он спрашивал Баренца, — ведь знал, что тот именно так ответит. У адмирала была смутная надежда, что, может быть, Баренц ответит по-другому; тогда с каким легким сердцем повернул бы он эскадру домой.
Голландские корабли стояли у свободного пути на восток. Погода, как назло, была хорошая. Адмирал ходил мрачный и никого не принимал.
Вдруг через несколько дней Баренца позвали в салон адмирала. Когда он туда вошел, то встретил там и остальных капитанов. Войдя, он поздоровался, но капитаны очень вяло ответили на его поклон. Они явно были смущены и смотрели в пол, не поднимая глаз.
Адмирал протянул Баренцу бумагу и сказал властным, не требующим возражения, тоном:
— Подпиши!
Баренц взял бумагу и начал читать. Вся кровь бросилась ему в лицо. Вот почему, как побитые псы, стоят капитаны. В бумаге было написано: «Мы, нижеподписав-
шиеся, объявляем перед богом и перед миром, что мы сделали все, что от нас зависело, чтобы проникнуть через Северное море в Китай и Японию, как нам приказано в наших инструкциях. Наконец мы увидели, что богу неугодно, чтобы мы продолжали наш путь и что надо отказаться от предприятия. Посему мы решили как можно скорее вернуться в Голландию».
Под документом была витиеватая подпись адмирала и подписи остальных капитанов.
Несколько секунд Баренц молчал. В салоне стало тихо. Все ждали, что скажет он. В эти несколько секунд Баренц обдумал все. Он знал, что наживает себе на всю жизнь смертельного врага, который никогда не простит ему этого. Но он сказал:
— Я не подпишу этого документа, адмирал. Путь на восток открыт! — Он поклонился и вышел.
Как ясно вспомнил Баренц теперь все, что было.
— Ну что же, адмирал, в тундре гнус кусает и больнее. История нас рассудит! — сказал он тихо.
Третья голландская экспедиция состоялась.
Уже в июне, войдя в Ледовитое море, суда встретили первые льды. Плывя, они наткнулись на остров, где было много медведей. Остров был назван Медвежьим. Спустя несколько дней суда подошли к большой земле. Это был Шпицберген, который давно освоили русские поморы, называя его Грумант. Голландцы попали сюда первый раз и приняли его за Гренландию.
В экспедиции было два судна, но история не сохранила их имен. В Шпицбергене суда разъединились и пошли в разные стороны: одно ушло на север, другое — на
восток.Баренц отправился на восток. Во время похода он составил подробную карту, изучал скорость течения, наблюдал за поведением магнитной стрелки. Корабль часто попадал в критическое положение. Льды могли его раздавить, но благодаря Баренцу моряки избегали этих опасностей.
К середине августа они подошли к самому северному мысу Новой Земли. Баренц назвал его мысом Желания. Это название сохранилось и до сих пор. Баренц не знал, что до этого русские поморы часто плавали к этому мысу и назвали его мысом Доходы.
Обогнув мыс, экспедиция вошла в Карское море.Разыгрался шторм. Нанесло много льда и стало сжимать судно. Шпангоуты затрещали. Спасаясь, Баренцу удалось пробраться в первую попавшуюся гавань. Там он и укрылся.
Штормы следовали один за другим. Лед наторосило так, что пробиться обратно было нельзя. У судна сломало руль. Потом судно подняло наверх и опрокинуло набок. Наступили морозы. Надвигалась полярная ночь. Шла зима на север. Надо было думать о зимовке. Экспедиция вышла на берег и стала искать подходящего места для зимовки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23