Но, подумав серьезно, он счел рискованным тратить время на поиски. Зима была не за горами, а приготовления к ней требовали немало времени и трудов. Остров, где они останови-
лись, вполне подходил для зимовки и на нем было много дичи.Камней для возведения стен оказалось много. Нансену посчастливилось найти на берегу солидное сосновое бревно, выброшенное морем; оно вполне годилось для крыши. Крышу соорудили из моржовых шкур, повешенных на это бревно. За это время им удалось убить еще парочку моржей.
Наступила третья полярная ночь. Она была, пожалуй, самой томительной. Во время зимовки на пустынном островке, в самодельной хижине, имевшей всего 2,5 метра в длину и 1,5 метра в ширину, они были лишены очень многого, но утешали себя сознанием, что относительно все-таки устроились недурно; могло быть и гораздо хуже! Кладовая их в снежном сугробе была переполнена медвежьим мясом. Окорока, лопатки и целые туши покоились рядами в снегу вокруг хижины. Долго тянулась эта ночь, но наконец и она кончилась. Появилось солнце. Снова шла в страну холодная весна.
Нансен и Иогансен распростились со своей хижиной и двинулись на юг, к теплу. Шел третий год их путешествия, который чуть не кончился трагически.
К 12 июня они добрались до открытого фарватера и направились к юго-западному мысу. Связали каяки вместе, поплыли под парусами и скоро миновали мыс, на который в течение нескольких дней держали курс. Земля заворачивалась к западу. Подкрепив каяки ко льду тонким ремешком, они взобрались на торос, чтобы осмотреть окрестность. Вдруг Иогансен крикнул: «Каяки уносит!» — и оба стремглав бросились вниз. Каяки, однако, уже успело отнести на некоторое расстояние от берега. «Возьми мои часы», — сказал Нансен Иогансену, поспешно сбросил с себя лишнюю одежду и бросился вплавь догонять каяки. Впоследствии он вспоминал:
«Ветер дул со льда, так и подгонял легкие каяки с их высокой оснасткой. Они были уже далеко и быстро уплывали. Вода была ледяная, одежда сильно стесняла мои движения, а каяки все уплывали да уплывали, подвигаясь временами быстрее меня. Крайне сомнительно было, чтобы мне удалось их поймать.
Но ведь вместе с ними уплывали все наши надежды, все наше имущество до последнего ножа, и поэтому — что закоченеть в этой ледяной воде и пойти ко дну, что
вернуться на лед, не догнав каяки, было для меня одно и то же, я и напрягал все силы до последней возможности. Устав, я перевернулся и поплыл на спине. Когда я опять повернулся на грудь, то увидал, что немножко при* близился к каякам. Это придало мне духу, и я пустился вперед с обновленными силами. С каждой секундой я, однако, чувствовал, что коченею все больше и больше, и сознавал, что. скоро уже не буду в состоянии шевельнуть ни одним членом. Но и до каяка уже было недалеко. «Продержаться бы еще немножко, и мы спасены», — мелькало у меня в голове, и я напрягал последние усилия. Все медленнее и слабее становились взмахи моих рук, но и расстояние все сокращалось. Я начал надеяться, что мне удастся нагнать каяки. Наконец я мог ухватиться рукой за конец лыжи, скреплявшей кормовые части каяков, подтянулся к борту одного каяка и подумал, что дело сделано, мы спасены. Но надо было еще взобраться в каяк, а между тем все тело мое так закоченело, что я не мог заставить его повиноваться. Одно мгновенье я считал, что все пропало: догнать-то каяк я догнал, а взобраться в каяк нет сил. Но через минуту мне все-таки удалось закинуть одну ногу. И вот я понемножку стал подвигаться против ветра к берегу льда. Верхняя оболочка моего тела почти потеряла от холода всякую чувствительность, но налетающие порывы ветра положительно пронизывали меня насквозь. На мне была только тонкая, мокрая шерстяная фуфайка. Я дрожал и щелкал зубами, почти теряя всякое ощущение. Но веслом я все-таки двигал. Только бы добраться до льда,— там уже согреюсь.
Наконец я подплыл к краю льда, но течение отнесло меня далеко от места нашей высадки. Иогансен прибежал ко мне по льду, прыгнул в каяк, и скоро мы добрались до прежнего места. Я еще имел силы вылезти на лед, а уж мокрую одежду стащил с меня Иогансен. Он же надел на меня все, что оставалось в нашем гардеробе сухого, раскрыл спальный мешок, и, когда я заполз туда, прикрыл меня сверху еще парусами и всем, что только нашлось под рукой годного. Долго лежал я, трясся всем телом, но затем все-таки мало-помалу согрелся и, пока Иогансен устраивал нашу импровизированную палатку да варил ужин, заснул крепким сном».
На следующий день, немного отдохнув, они продолжали путь, направляясь к мысу Флора —самой южной оконечности Земли Франца-Иосифа.
На мысе Флора зимовала английская экспедиция. И там Нансен встретил начальника этой экспедиции — Джексона. Через месяц на мыс Флора прибыл английский пароход, который забрал Нансена и Иогансена и доставил в Норвегию.
А через шесть дней после этого прибыл в Норвегию и «Фрам».Дальше Нансена ждал заслуженный триумф.Экспедиция Нансена принесла науке об Арктике неоценимые результаты. Это поистине была «целая эпоха» в ее познании.
Для всех нас, полярных исследователей, Нансен и его поход — это «симфония торжества» человеческого разума, необычайной смелости и мужества».
В наше время огромную роль в освоении Арктики играет авиация. Нам сейчас даже непонятно, как без авиации можно осваивать такие огромные пространства. Но было время, когда казалось, что освоение Арктики с воздуха — это безумие.
Я хочу рассказать о смелом шведском воздухоплавателе Андре и его товарищах, которые первыми рискнули полететь в Арктику на воздушном шаре.
ПЛАСТИНКИ, ПРОЯВЛЕННЫЕ ЧЕРЕЗ 33 ГОДА
Андре расстроился; и хотя его товарищи — физик Стринберг и техник Френкель —пытались его успокоить, он понимал, что полет идет не так, как предполагали. Сразу же после вылета случилось несчастье: оторвались все три гайдропа. Воздушный шар потерял управляемость и взмыл вверх. Теперь он находился в полной власти ветра. С гайдропом было потеряно и 530 килограммов драгоценного балласта. Те, кто летал на воздушных шарах, знают, что такое балласт!
Может быть, и даже наверное, с потерей этого балласта была потеряна и возможность достичь Северного полюса! —думал Андре. Неужели правы его противники?
Когда он высказал идею достижения Северного полюса с помощью воздушного шара, многие с его проектом не согласились. Это была дерзкая, новая идея, а все новое всегда пугает.
В самом деле, наиболее трудное в полярных путешествиях — это идти по невыносимо тяжелой ледяной поверхности.
— Зачем идти? — сказал Андре.—Давайте полетим! Человеческий ум придумал воздушный шар. По воздуху и только по воздуху можно добраться и покорить полюс!
Идея шведского инженера Соломона Августа Андре увлекла многих. В Париже был построен воздушный шар объемом в 4800 кубометров. Чтобы можно было воздушным шаром управлять и он держался бы на одной высоте, с него спустили три каната. Они должны были волочиться по земле. Эти канаты и называют гайдропами.
Воздушному шару дали имя «Орел».Андре решил взлететь с острова Шпицбергена. Он своей базой выбрал бухту Вирго на северо-западном берегу архипелага. Настало 11 июня 1897 года. Вместе с Андре полетело еще два смелых человека, один из которых так верил в счастливое возвращение, что, даже прощаясь с невестой, сказал ей: «Не волнуйся, я скоро, очень скоро вернусь!» — как будто бы дело шло не о первом воздушном полете в страну холода, а о небольшом выезде в пригород.
— Соломон, не унывайте! Черт с ними, с этими гайдропами. Мы все же летим на север. Летим! Вот уже восемь часов! — весело сказал Френкель. Он никогда не унывал.
— Да, летим: надо, пожалуй, бросить записку, — сказал Андре. Он достал деревянный буек, вынул пробку и написал записку о своем полете. Он завернул ее в непромокаемую материю, вложил в стеклянную трубочку, трубочку положил обратно в деревянный буй, плотно забил пробку и бросил буек на лед. — Прощай, первый вестник миру о нашем полете!
Шар летел над льдами.
Через час выбросили еще буек с запиской. Время шло. Каждый час полета удалял их от земли и приближал к полюсу.
Так прошли сутки. Эти смелые люди уже двадцать четыре часа находились в воздухе.
Но вот шар почему-то стал снижаться. Выбросили
часть балласта, стараясь облегчить гондолу, но это не помогло. Шар спускался. К вечеру он спустился так низко, что гондола дважды стукнулась о лед. Затем удары о лед стали следовать один за другим все чаше и чаще. Но полет продолжался. Так пролетели еще сутки.
«Мы словно штемпелевали лед», — записал в свой дневник Андре. В клетке, поджав крылья, страдая от холода, сидели голуби. Андре достал их. Ом вложил записки в специально привязанные к левой ножке очень легкие трубочки. Голубей выпустили.
— Летите, голуби, летите, милые, на родину! — сказал он им на прощанье, и все помахали рукой. И каждый, смотря им вслед, подумал о самом дорогом, что осталось там, в милой им Швеции.
Освобожденные голуби радостно взлетели вверх и скоро скрылись в туманной дымке горизонта.
Но голуби не долетели до Швеции. Только один из них был подобран через два дня промысловым норвежским судном. А спустя два года у берегов Исландии был найден буек с запиской Андре, а еще через год у северных берегов Норвегии нашли и второй буек. Это было все, что узнал мир о первых воздухоплавателях, рискнувших покорить Арктику с воздуха. Сколько ни искали экспедицию Андре, найти не могли. И время взяло свое. Острая боль потери близких стала стихать, и постепенно их забыли.
Кончился XIX и наступил XX век. Он принес миру грандиозные события. Человеческий ум проник в такие глубины природы, о которых не могли мечтать даже самые смелые фантасты прошлого. Познания человека стали расти с невероятной быстротой. И уже не голуби, съежившиеся от холода в клетке, а невидимые волны радио, открытые русским ученым А. И. Поповым, стали рассказывать людям о том, где и что случается с путешественником. Родились самолеты и дирижабли. Они завоевали Арктику с воздуха. То, о чем мечтал Андре, за каких-нибудь 20—25 лет после него стало реальностью. Над полюсом пролетел дирижабль «Норвегия», на борту которого находился знаменитый норвежский полярный исследователь Руал Амундсен и строитель дирижабля— итальянец Умберто Нобиле.
Дирижабль имел объем 1850 кубометров, то есть в четыре раза больше «Орла».
Стояли августовские дни 1930 года. Норвежская научная экспедиция на судне «Вратфааг» работала в районе островов Франца-Иосифа. Начальником экспедиции был геолог Гуннар Хорн. Этот неутомимый исследователь очень любил свою специальность — геологию-и стремился обследовать с геологической точки зрения все острова, какие видел. По пути их судна был остров Белый. Когда Хорн высадился на берег и прошел несколько шагов, то наткнулся на вещи какой-то экспедиции. Хорн стал их рассматривать. Он позвал своих товарищей. Найденные вещи принадлежали исчезнувшей экспедиции смелого воздухоплавателя Андре. Арктика раскрыла одну из своих страшных тайн. .
Среди вещей находились их дневники, записные книжки и даже фотоаппарат с заснятыми пластинками. Пластинки проявили, и спустя 33 года люди увидели то, что держала в тайне Арктика. Вскоре были найдены и останки самих участников этого смелого полета, первого полета в Арктику!
По дневникам удалось установить, что случилось с людьми после того, как они выпустили голубей. Воздушный шар опустился еще ниже. Удары о лед следовали один за другим, потом гондолу поволокло по льду; Полет продолжать дальше уже было нельзя. Андре и его спутники открыли клапан и спустились на лед. Они находились к северу от Шпицбергена и решили идти к островам Франца-Иосифа, где для них были устроены продовольственные склады. Но льды туда их не пустили, — отважные путешественники дрейфовали на юго-запад. Измученные долгим переходом, Андре и его товарищи повернули обратно и с огромными усилиями добрались до острова Белый. Последняя их записка, которую еще удалось разобрать, была от 7 октября. Многой так и осталось неясным. У них еще были продовольственные запасы, и не от голода они погибли. Было в порядке и их снаряжение. Из примуса, который пролежал 33 года, когда его начали накачивать, тонкой струйкой потек керосин. Причина их гибели так и осталась неизвестной. Шведское правительство вывезло останки своих героев. Их прах был предан родной земле. А на торжественном заседании Шведской Академии наук, посвященном памяти этой смелой экспедиции, были произнесены замечательные слова.
«Андре был первым, проложившим новые пути и возвестившим: мы будем летать, как орлы, и ничто не сломит наших крыльев!»
Большим событием в деле освоения Арктики явилось создание первого русского ледокола «Ермак».
ДЕДУШКА ЛЕДОКОЛЬНОГО ФЛОТА
Если вы пройдете по набережной Невы, то около Кировского моста увидите роскошный мраморный дворец. Он обращен своим фасадом на Неву. Пилястры из серо-розового мрамора с тонкими белыми прожилками придают зданию строгий и вместе с тем необычайно красивый вид.
Разве мог знать строитель этого замечательного дворца, что с его зданием будет связана одна из волнующих страниц в завоевании Арктики? И тем не менее это именно так. 30 марта 1897 года здесь, в этом дворце, произошло событие, положившее начало новой эпохе борьбы с полярными льдами. В тот день Мраморный дворец был переполнен. Сюда съехались важные сановники, ученые, коммерсанты, инженеры и бесчисленные корреспонденты. Всех заинтересовал доклад адмирала С. О. Макарова с весьма интригующим названием: «К Северному полюсу напролом».
Еще в памяти у людей было путешествие Нансена. Арктика была овеяна ореолом таинственного, чего-то манящего и недоступного. Все помнили путешествие Нансена, но полюс еще не завоеван. Доклад С. О. Макарова был совершенно неожиданным для большинства. Макарова знали и уважали как ученого, моряка, адмирала, — крупнейшего специалиста по броне. Но как полярного исследователя его никто не знал. И самое главное, в противовес общепринятым взглядам, он вы-двигал совершенно новую идею. Если бы с таким предложением выступал не Макаров, а кто-либо другой, то эта восприняли бы как сказку. Но Макаров был известен как очень серьезный человек.
Все полярные исследователи до Макарова говорили, что плавать во льдах надо только на деревянных судах, пытаясь пройти в разводья по чистой воде,— что когда-то делали поморы.
- Нет! — сказал Макаров. — В век машин, стали и пара плавать на деревянных судах так же нелепо, как отказываться от парохода в пользу парусного флота! Ломать надо льды мощными ледоколами — вот главная задача при плавании во льдах. Ледокол в десять тысяч лошадиных сил!
Все затаили дыхание. Совершенно новая, а главное — современная идея. Действительно, надо пользоваться новой техникой, которую создает время! Так думало большинство из сидящих в зале. Доклад в Мраморном дворце был для Макарова решающим. Надо было во что бы то ни стало заинтересовать общественность, инженеров, ученых и купцов, всех тех, кто мог бы помочь развитию его идеи. Макаров, готовясь к докладу, все продумал; заказал карты, макеты существующих ледоколов, сделал чертежи и картины будущего ледокола. Он даже сделал модель первого в мире ледокола, созданного в 1867 году русским промышленником Бритневым для ломки льда в портах. Но вот ломать полярные льды! Это было ново и смело. Перед докладом в Мраморном дворце Макаров сделал генеральную репетицию в географическом обществе. Надо было узнать, как отнесутся ученые к этой идее. Это была разведка. Ученые его поддержали. Тогда он и решился на генеральное сражение.
Сначала выступил член государственного совета и вице-председатель Географического общества — знаменитый ученый Семенов. Он поддержал идею Макарова. Когда Макаров делал доклад, все сидели точно загипнотизированные.
Доклад принес победу; друзья Макарова торжествовали. Но для осуществления этой идеи нужны деньги. Много денег, целых 2 миллиона рублей. Где их взять? Макаров стал думать. Привлечь купцов и промышленников, пустить подписной лист? Он тогда не знал, что среди сотен тысяч людей, читающих газеты, в которых было напечатано его предложение построить арктический ледокол, были двое, очень заинтересовавшиеся этим вопросом. Эти два человека изучали его идею, взвешивали и рассчитывали, что она может дать; причем каждый из них подходил к ней по-своему. Одного увлекала дерзновенная мысль проникнуть к полюсу, другого — экономические выгоды.
Первым был великий ученый Д. И. Менделеев, вторым — министр финансов Витте. Из всех царских чиновников Витте был самый умный и влиятельный человек. Он понимал, что царское правительство идет к финансовой катастрофе. Надо было спасать самодержавие от банкротства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
лись, вполне подходил для зимовки и на нем было много дичи.Камней для возведения стен оказалось много. Нансену посчастливилось найти на берегу солидное сосновое бревно, выброшенное морем; оно вполне годилось для крыши. Крышу соорудили из моржовых шкур, повешенных на это бревно. За это время им удалось убить еще парочку моржей.
Наступила третья полярная ночь. Она была, пожалуй, самой томительной. Во время зимовки на пустынном островке, в самодельной хижине, имевшей всего 2,5 метра в длину и 1,5 метра в ширину, они были лишены очень многого, но утешали себя сознанием, что относительно все-таки устроились недурно; могло быть и гораздо хуже! Кладовая их в снежном сугробе была переполнена медвежьим мясом. Окорока, лопатки и целые туши покоились рядами в снегу вокруг хижины. Долго тянулась эта ночь, но наконец и она кончилась. Появилось солнце. Снова шла в страну холодная весна.
Нансен и Иогансен распростились со своей хижиной и двинулись на юг, к теплу. Шел третий год их путешествия, который чуть не кончился трагически.
К 12 июня они добрались до открытого фарватера и направились к юго-западному мысу. Связали каяки вместе, поплыли под парусами и скоро миновали мыс, на который в течение нескольких дней держали курс. Земля заворачивалась к западу. Подкрепив каяки ко льду тонким ремешком, они взобрались на торос, чтобы осмотреть окрестность. Вдруг Иогансен крикнул: «Каяки уносит!» — и оба стремглав бросились вниз. Каяки, однако, уже успело отнести на некоторое расстояние от берега. «Возьми мои часы», — сказал Нансен Иогансену, поспешно сбросил с себя лишнюю одежду и бросился вплавь догонять каяки. Впоследствии он вспоминал:
«Ветер дул со льда, так и подгонял легкие каяки с их высокой оснасткой. Они были уже далеко и быстро уплывали. Вода была ледяная, одежда сильно стесняла мои движения, а каяки все уплывали да уплывали, подвигаясь временами быстрее меня. Крайне сомнительно было, чтобы мне удалось их поймать.
Но ведь вместе с ними уплывали все наши надежды, все наше имущество до последнего ножа, и поэтому — что закоченеть в этой ледяной воде и пойти ко дну, что
вернуться на лед, не догнав каяки, было для меня одно и то же, я и напрягал все силы до последней возможности. Устав, я перевернулся и поплыл на спине. Когда я опять повернулся на грудь, то увидал, что немножко при* близился к каякам. Это придало мне духу, и я пустился вперед с обновленными силами. С каждой секундой я, однако, чувствовал, что коченею все больше и больше, и сознавал, что. скоро уже не буду в состоянии шевельнуть ни одним членом. Но и до каяка уже было недалеко. «Продержаться бы еще немножко, и мы спасены», — мелькало у меня в голове, и я напрягал последние усилия. Все медленнее и слабее становились взмахи моих рук, но и расстояние все сокращалось. Я начал надеяться, что мне удастся нагнать каяки. Наконец я мог ухватиться рукой за конец лыжи, скреплявшей кормовые части каяков, подтянулся к борту одного каяка и подумал, что дело сделано, мы спасены. Но надо было еще взобраться в каяк, а между тем все тело мое так закоченело, что я не мог заставить его повиноваться. Одно мгновенье я считал, что все пропало: догнать-то каяк я догнал, а взобраться в каяк нет сил. Но через минуту мне все-таки удалось закинуть одну ногу. И вот я понемножку стал подвигаться против ветра к берегу льда. Верхняя оболочка моего тела почти потеряла от холода всякую чувствительность, но налетающие порывы ветра положительно пронизывали меня насквозь. На мне была только тонкая, мокрая шерстяная фуфайка. Я дрожал и щелкал зубами, почти теряя всякое ощущение. Но веслом я все-таки двигал. Только бы добраться до льда,— там уже согреюсь.
Наконец я подплыл к краю льда, но течение отнесло меня далеко от места нашей высадки. Иогансен прибежал ко мне по льду, прыгнул в каяк, и скоро мы добрались до прежнего места. Я еще имел силы вылезти на лед, а уж мокрую одежду стащил с меня Иогансен. Он же надел на меня все, что оставалось в нашем гардеробе сухого, раскрыл спальный мешок, и, когда я заполз туда, прикрыл меня сверху еще парусами и всем, что только нашлось под рукой годного. Долго лежал я, трясся всем телом, но затем все-таки мало-помалу согрелся и, пока Иогансен устраивал нашу импровизированную палатку да варил ужин, заснул крепким сном».
На следующий день, немного отдохнув, они продолжали путь, направляясь к мысу Флора —самой южной оконечности Земли Франца-Иосифа.
На мысе Флора зимовала английская экспедиция. И там Нансен встретил начальника этой экспедиции — Джексона. Через месяц на мыс Флора прибыл английский пароход, который забрал Нансена и Иогансена и доставил в Норвегию.
А через шесть дней после этого прибыл в Норвегию и «Фрам».Дальше Нансена ждал заслуженный триумф.Экспедиция Нансена принесла науке об Арктике неоценимые результаты. Это поистине была «целая эпоха» в ее познании.
Для всех нас, полярных исследователей, Нансен и его поход — это «симфония торжества» человеческого разума, необычайной смелости и мужества».
В наше время огромную роль в освоении Арктики играет авиация. Нам сейчас даже непонятно, как без авиации можно осваивать такие огромные пространства. Но было время, когда казалось, что освоение Арктики с воздуха — это безумие.
Я хочу рассказать о смелом шведском воздухоплавателе Андре и его товарищах, которые первыми рискнули полететь в Арктику на воздушном шаре.
ПЛАСТИНКИ, ПРОЯВЛЕННЫЕ ЧЕРЕЗ 33 ГОДА
Андре расстроился; и хотя его товарищи — физик Стринберг и техник Френкель —пытались его успокоить, он понимал, что полет идет не так, как предполагали. Сразу же после вылета случилось несчастье: оторвались все три гайдропа. Воздушный шар потерял управляемость и взмыл вверх. Теперь он находился в полной власти ветра. С гайдропом было потеряно и 530 килограммов драгоценного балласта. Те, кто летал на воздушных шарах, знают, что такое балласт!
Может быть, и даже наверное, с потерей этого балласта была потеряна и возможность достичь Северного полюса! —думал Андре. Неужели правы его противники?
Когда он высказал идею достижения Северного полюса с помощью воздушного шара, многие с его проектом не согласились. Это была дерзкая, новая идея, а все новое всегда пугает.
В самом деле, наиболее трудное в полярных путешествиях — это идти по невыносимо тяжелой ледяной поверхности.
— Зачем идти? — сказал Андре.—Давайте полетим! Человеческий ум придумал воздушный шар. По воздуху и только по воздуху можно добраться и покорить полюс!
Идея шведского инженера Соломона Августа Андре увлекла многих. В Париже был построен воздушный шар объемом в 4800 кубометров. Чтобы можно было воздушным шаром управлять и он держался бы на одной высоте, с него спустили три каната. Они должны были волочиться по земле. Эти канаты и называют гайдропами.
Воздушному шару дали имя «Орел».Андре решил взлететь с острова Шпицбергена. Он своей базой выбрал бухту Вирго на северо-западном берегу архипелага. Настало 11 июня 1897 года. Вместе с Андре полетело еще два смелых человека, один из которых так верил в счастливое возвращение, что, даже прощаясь с невестой, сказал ей: «Не волнуйся, я скоро, очень скоро вернусь!» — как будто бы дело шло не о первом воздушном полете в страну холода, а о небольшом выезде в пригород.
— Соломон, не унывайте! Черт с ними, с этими гайдропами. Мы все же летим на север. Летим! Вот уже восемь часов! — весело сказал Френкель. Он никогда не унывал.
— Да, летим: надо, пожалуй, бросить записку, — сказал Андре. Он достал деревянный буек, вынул пробку и написал записку о своем полете. Он завернул ее в непромокаемую материю, вложил в стеклянную трубочку, трубочку положил обратно в деревянный буй, плотно забил пробку и бросил буек на лед. — Прощай, первый вестник миру о нашем полете!
Шар летел над льдами.
Через час выбросили еще буек с запиской. Время шло. Каждый час полета удалял их от земли и приближал к полюсу.
Так прошли сутки. Эти смелые люди уже двадцать четыре часа находились в воздухе.
Но вот шар почему-то стал снижаться. Выбросили
часть балласта, стараясь облегчить гондолу, но это не помогло. Шар спускался. К вечеру он спустился так низко, что гондола дважды стукнулась о лед. Затем удары о лед стали следовать один за другим все чаше и чаще. Но полет продолжался. Так пролетели еще сутки.
«Мы словно штемпелевали лед», — записал в свой дневник Андре. В клетке, поджав крылья, страдая от холода, сидели голуби. Андре достал их. Ом вложил записки в специально привязанные к левой ножке очень легкие трубочки. Голубей выпустили.
— Летите, голуби, летите, милые, на родину! — сказал он им на прощанье, и все помахали рукой. И каждый, смотря им вслед, подумал о самом дорогом, что осталось там, в милой им Швеции.
Освобожденные голуби радостно взлетели вверх и скоро скрылись в туманной дымке горизонта.
Но голуби не долетели до Швеции. Только один из них был подобран через два дня промысловым норвежским судном. А спустя два года у берегов Исландии был найден буек с запиской Андре, а еще через год у северных берегов Норвегии нашли и второй буек. Это было все, что узнал мир о первых воздухоплавателях, рискнувших покорить Арктику с воздуха. Сколько ни искали экспедицию Андре, найти не могли. И время взяло свое. Острая боль потери близких стала стихать, и постепенно их забыли.
Кончился XIX и наступил XX век. Он принес миру грандиозные события. Человеческий ум проник в такие глубины природы, о которых не могли мечтать даже самые смелые фантасты прошлого. Познания человека стали расти с невероятной быстротой. И уже не голуби, съежившиеся от холода в клетке, а невидимые волны радио, открытые русским ученым А. И. Поповым, стали рассказывать людям о том, где и что случается с путешественником. Родились самолеты и дирижабли. Они завоевали Арктику с воздуха. То, о чем мечтал Андре, за каких-нибудь 20—25 лет после него стало реальностью. Над полюсом пролетел дирижабль «Норвегия», на борту которого находился знаменитый норвежский полярный исследователь Руал Амундсен и строитель дирижабля— итальянец Умберто Нобиле.
Дирижабль имел объем 1850 кубометров, то есть в четыре раза больше «Орла».
Стояли августовские дни 1930 года. Норвежская научная экспедиция на судне «Вратфааг» работала в районе островов Франца-Иосифа. Начальником экспедиции был геолог Гуннар Хорн. Этот неутомимый исследователь очень любил свою специальность — геологию-и стремился обследовать с геологической точки зрения все острова, какие видел. По пути их судна был остров Белый. Когда Хорн высадился на берег и прошел несколько шагов, то наткнулся на вещи какой-то экспедиции. Хорн стал их рассматривать. Он позвал своих товарищей. Найденные вещи принадлежали исчезнувшей экспедиции смелого воздухоплавателя Андре. Арктика раскрыла одну из своих страшных тайн. .
Среди вещей находились их дневники, записные книжки и даже фотоаппарат с заснятыми пластинками. Пластинки проявили, и спустя 33 года люди увидели то, что держала в тайне Арктика. Вскоре были найдены и останки самих участников этого смелого полета, первого полета в Арктику!
По дневникам удалось установить, что случилось с людьми после того, как они выпустили голубей. Воздушный шар опустился еще ниже. Удары о лед следовали один за другим, потом гондолу поволокло по льду; Полет продолжать дальше уже было нельзя. Андре и его спутники открыли клапан и спустились на лед. Они находились к северу от Шпицбергена и решили идти к островам Франца-Иосифа, где для них были устроены продовольственные склады. Но льды туда их не пустили, — отважные путешественники дрейфовали на юго-запад. Измученные долгим переходом, Андре и его товарищи повернули обратно и с огромными усилиями добрались до острова Белый. Последняя их записка, которую еще удалось разобрать, была от 7 октября. Многой так и осталось неясным. У них еще были продовольственные запасы, и не от голода они погибли. Было в порядке и их снаряжение. Из примуса, который пролежал 33 года, когда его начали накачивать, тонкой струйкой потек керосин. Причина их гибели так и осталась неизвестной. Шведское правительство вывезло останки своих героев. Их прах был предан родной земле. А на торжественном заседании Шведской Академии наук, посвященном памяти этой смелой экспедиции, были произнесены замечательные слова.
«Андре был первым, проложившим новые пути и возвестившим: мы будем летать, как орлы, и ничто не сломит наших крыльев!»
Большим событием в деле освоения Арктики явилось создание первого русского ледокола «Ермак».
ДЕДУШКА ЛЕДОКОЛЬНОГО ФЛОТА
Если вы пройдете по набережной Невы, то около Кировского моста увидите роскошный мраморный дворец. Он обращен своим фасадом на Неву. Пилястры из серо-розового мрамора с тонкими белыми прожилками придают зданию строгий и вместе с тем необычайно красивый вид.
Разве мог знать строитель этого замечательного дворца, что с его зданием будет связана одна из волнующих страниц в завоевании Арктики? И тем не менее это именно так. 30 марта 1897 года здесь, в этом дворце, произошло событие, положившее начало новой эпохе борьбы с полярными льдами. В тот день Мраморный дворец был переполнен. Сюда съехались важные сановники, ученые, коммерсанты, инженеры и бесчисленные корреспонденты. Всех заинтересовал доклад адмирала С. О. Макарова с весьма интригующим названием: «К Северному полюсу напролом».
Еще в памяти у людей было путешествие Нансена. Арктика была овеяна ореолом таинственного, чего-то манящего и недоступного. Все помнили путешествие Нансена, но полюс еще не завоеван. Доклад С. О. Макарова был совершенно неожиданным для большинства. Макарова знали и уважали как ученого, моряка, адмирала, — крупнейшего специалиста по броне. Но как полярного исследователя его никто не знал. И самое главное, в противовес общепринятым взглядам, он вы-двигал совершенно новую идею. Если бы с таким предложением выступал не Макаров, а кто-либо другой, то эта восприняли бы как сказку. Но Макаров был известен как очень серьезный человек.
Все полярные исследователи до Макарова говорили, что плавать во льдах надо только на деревянных судах, пытаясь пройти в разводья по чистой воде,— что когда-то делали поморы.
- Нет! — сказал Макаров. — В век машин, стали и пара плавать на деревянных судах так же нелепо, как отказываться от парохода в пользу парусного флота! Ломать надо льды мощными ледоколами — вот главная задача при плавании во льдах. Ледокол в десять тысяч лошадиных сил!
Все затаили дыхание. Совершенно новая, а главное — современная идея. Действительно, надо пользоваться новой техникой, которую создает время! Так думало большинство из сидящих в зале. Доклад в Мраморном дворце был для Макарова решающим. Надо было во что бы то ни стало заинтересовать общественность, инженеров, ученых и купцов, всех тех, кто мог бы помочь развитию его идеи. Макаров, готовясь к докладу, все продумал; заказал карты, макеты существующих ледоколов, сделал чертежи и картины будущего ледокола. Он даже сделал модель первого в мире ледокола, созданного в 1867 году русским промышленником Бритневым для ломки льда в портах. Но вот ломать полярные льды! Это было ново и смело. Перед докладом в Мраморном дворце Макаров сделал генеральную репетицию в географическом обществе. Надо было узнать, как отнесутся ученые к этой идее. Это была разведка. Ученые его поддержали. Тогда он и решился на генеральное сражение.
Сначала выступил член государственного совета и вице-председатель Географического общества — знаменитый ученый Семенов. Он поддержал идею Макарова. Когда Макаров делал доклад, все сидели точно загипнотизированные.
Доклад принес победу; друзья Макарова торжествовали. Но для осуществления этой идеи нужны деньги. Много денег, целых 2 миллиона рублей. Где их взять? Макаров стал думать. Привлечь купцов и промышленников, пустить подписной лист? Он тогда не знал, что среди сотен тысяч людей, читающих газеты, в которых было напечатано его предложение построить арктический ледокол, были двое, очень заинтересовавшиеся этим вопросом. Эти два человека изучали его идею, взвешивали и рассчитывали, что она может дать; причем каждый из них подходил к ней по-своему. Одного увлекала дерзновенная мысль проникнуть к полюсу, другого — экономические выгоды.
Первым был великий ученый Д. И. Менделеев, вторым — министр финансов Витте. Из всех царских чиновников Витте был самый умный и влиятельный человек. Он понимал, что царское правительство идет к финансовой катастрофе. Надо было спасать самодержавие от банкротства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23