Арктическая экспедиция закончилась только в декабре, когда мы вернулись домой. Ленинград встретил нас сухой солнечной погодой. Нам припомнились слова, сказанные кем-то в древности: «Прелесть путешествия в радости возвращения». Эту очень мудрую фразу поймешь и оценишь, когда после долгого путешествия вер-
нешься домой. Так было и с нами. Каким чудесным показался нам город, дом и все, что было с этим связано! Мы ходили по знакомым улицам, и они казались нам новыми; нас тянуло к людям, и все они были такими милыми и приятными. А когда мы попали в лес, о котором соскучились, то, бродя среди деревьев, любовались белизной березовых стволов. Прелесть наших лесов, кипучая жизнь города, радость встреч и домашний уют — все это заслонило на время Арктику.
Но, когда мы приступили к обработке собранного в экспедиции материала, Арктика, словно из тумана, стала снова вставать перед глазами. В этой экспедиции я многое узнал и многое понял. Понял я, что в Арктике человек должен быть весь собран, насторожен и всегда готов к любым неожиданностям. Неосторожность, плохо закрепленный прибор, непродуманная охота, случайный спуск и многое другое могут не только помешать, но даже и погубить. Шутить с Арктикой нельзя. И еще я понял, что нигде так не дорога и не ценна дружба, как здесь. В борьбе с суровой природой человек силен не один. Одного сомнут льды, как это бывало со многими исследователями-одиночками. Преодолеть ледяную стихию могут только люди, много людей — смелых и целеустремленных. И передо мной встал вопрос: могу ли я обойтись теперь без Арктики или она потянет меня снова? Нашел ли я свою мечту?
Глава VI
ТУДА, ГДЕ БЫЛИ БЕЛЫЕ ПЯТНА
ИНТЕРЕСНАЯ КНИГА
Если посмотреть на старую карту Арктики и представить, какой она была лет двадцать назад, то сразу же бросилось бы в глаза огромное пространство, на котором не было никаких следов пребывания людей. От полюса чуть не до Берингова пролива было сплошное белое пятно. Белыми пятнами называют места, куда еще не ступала нога человека. Нужно было исследовать этот район и, как говорят географы, стереть с карты белое пятно.
Эта задача выпала на долю нашего коллектива. Мне опять предстояло заняться исследованием арктических льдов.
Еще была зима, когда мы покидали Москву. На аэродроме уже все было готово. Впереди стояли «птицы-соколы» — гордые «ИЛы». Они действительно напоминали огромных птиц, которые, наклонив голову и подняв хвост, готовились с шумом взлететь. Дальше стояли самолеты поменьше. Называли их сокращенно «ЛИ-2». Они были выкрашены в зеленый цвет и напоминали гигантских лягушек.
У самолетов копошились механики; они пришли сюда рано, чтобы еще раз проверить, как работают «сердца» этих «птиц» и «лягушек».
— Заходите, товарищи! — крикнул механик Петр Ефимович Кедров, приглашая нас в самолет. — Только вытирайте ноги.
В самолете, несмотря на огромное количество нашего груза, была идеальная чистота.
Все сверкало, а на полу была постелена красная ковровая дорожка.
Загудели моторы, и самолет стало потряхивать. Я смотрел в окно. Самолет у беговой дорожки остановился. Моторы заревели еще сильнее; наш серебристый «ИЛ» помчался по аэродрому и неслышно оторвался от земли.
— Прощай, родная! — сказал я Москве.
— Нет, до свидания, Москва! — поправил стоявший сзади меня механик Саша.
Мы летели низко над землей. Были видны и домики, и даже движущиеся машины. Сначала Подмосковье, масса заводов, железных и шоссейных дорог, дальше поля, перелески и настоящие леса. Все было засыпано глубоким снегом. Порой самолет попадал в зону порывистого встречного ветра, и тогда его «кидало» то вверх, то вниз, начиналась «болтанка».
Нашим первым пунктом посадки был Архангельск — «ворота в студеное море», так называли поморы этот замечательный северный город. Через четыре с половиной часа полета мы сели на аэродром. Самолет подрулил на стоянку. Моторы взревели в последний раз, выработав остатки находившегося еще в них бензина, и остановились. Сразу же стало поразительно тихо. С непри-
вычки от быстрого снижения заболели барабанные перепонки.
Двери в самолет открыли и спустили трап. В самолет поднялась девушка, раскрасневшаяся на морозе.
— Здравствуйте! Поздравляю с прилетом! Дальше не полетите — пуржит! — выговорила она скороговоркой, произнося в словах вместо е э и делая почему-то ударение на букву о. От столь странного говора мы рассмеялись. Девушка была агентом по перевозкам аэропорта, и на ее обязанности лежало размещение пассажиров на ночевку.
— Ну, раз не «полетите», придется вылезать, — шутили ребята, выходя из теплого самолета. — Брр, как холодно!
Девушка, оставив записку с адресом, где мы должны ночевать, побежала встречать следующий самолет. Самолеты летели, как утки на хорошем вечернем перелете, один за другим. Скоро «птицы-соколы» заполнили все лучшие места стоянок; а через полчаса стали подлетать и «ква-ква», размещаясь уже где попало.
Маленькая столовая аэропорта гудела, как растревоженный улей. Официантки сбились с ног, не успевая приносить дымящиеся борщи, рагу и поджарку. Вешалка была завалена меховыми куртками и треухами, полярными шапками. Смех, приветствия, шутки оглашали столовую.
Короткий зимний день незаметно угас; зажглась заря, но и она как-то быстро исчезла. Ночевать мы расположились в огромном старинном поморском доме, с высоким крыльцом. Сени, сараи, коровник и половина двора были покрыты общей крышей. Это делается на случай пурги, когда она не дает возможности выйти на улицу. В одной из горниц были поставлены кровати для ночлега.
С самых давних времен эти места на Северной Двине, там, где она впадает в Белое море, являлись колыбелью русских арктических путешествий.
На следующий день мы опять не улетели, из-за плохой погоды. В Архангельске нам пришлось задержаться на несколько дней. Такие вынужденные задержки в Арктике довольно часты, и к ним приходится привыкать. В них есть и некоторая польза, — есть время почитать. Так было и в этот раз. Мне попалась очень интересная
книга о походах викингов в Архангельск тысячу лет назад. Я так увлекся, что забыл даже пойти пообедать. Книга рассказывала о викинге, по имени Эрик.
Он был очень смелый, но жестокий человек.
Викингами в древности называли жителей Скандинавии, плавающих по морям с целью разбоя и торговли. Нажива и разбой были для Эрика самым главным в жизни. Он отрубил головы своим врагам, мешавшим ему захватить престол в Норвегии. За это его прозвали: Кровавая Секира. Но он не только отрубил головы своих врагов, он также поступил и со своими братьями, опасаясь, что они отнимут у него престол.
Народ ужасался его жестокости.
Свое прозвище Эрик оправдал. Он бороздил моря, ища наживы, грабил местных жителей. Его секира всегда сверкала в центре боя и первая окрашивалась в красный цвет. Он был самый беспощадный из всех викингов. Даже Горер, прозванный Собакой, и Хардельд — Серый Плащ — при всей своей жестокости были ягнята по сравнению с Эриком — Кровавая Секира.
Эрик был сыном и наследником короля Геральда, прозванного Прекрасноволосым за свои красивые, вьющиеся кудри. Геральд Прекрасноволосый захватил престол Норвегии, разбив своих врагов в сражении при Гафре-фиорде. С тех пор норвежские князья-герсы стали покидать родные берега и многие переселились в Исландию.
Это было тысячу лет тому назад, в 900-м году.
Эрик с детских лет был уже драчуном и разбойником. Он дрался с товарищами и у побитого отбирал игрушки.
— Хороший викинг будет, — говорил отец, глядя на его забавы.
Когда же Эрику исполнилось двенадцать лет, отец позвал его и сказал:
— Сын мой, мы, норманны, не можем жить без моря, корабля и наживы. Чтобы быть хорошим викингом, надо плавать по морям, надо любить море и не бояться его. Я дарю тебе пять кораблей. Плавай, обучайся морскому делу и искусству воевать. Обучать тебя будет лучший викинг — сам старик Одд. Он и меня обучал когда-то.
Потом король махнул рукой и приказал позвать старика Одда. Когда явился Одд, Геральд сказал ему:
— Вручаю тебе сына, наследника моего престола. Обучи его плавать и воевать, как обучил меня!
Старик ничего не сказал; он только молча поклонился, и в его тусклых глазах вдруг сверкнул огонь. Он был одет в старую броню, какие уже перестали носить из-за тяжести. Щит его местами был расколот и починен, а огромное красное солнце, изображенное на щите, давно уже выцвело. У старика был огромный крючковатый нос и нависшие брови. Весь его вид напоминал хищного, старого коршуна, у которого время уже повыщипало часть перьев, но который еще силен и, главное, очень опытен. Все его морщинистое лицо было в шрамах. Давным-давно в одном из боев ему отрубили ухо. С тех пор за ним и осталось прозвище Отрубленное Ухо, но он его не любил и редко прибавлял к своему имени. Время и походы превратили его тело в жилы и кости, пропитанные морской солью. Он был худ, высок и немного горбился, но ходил быстро, несмотря на свои годы. Его все уважали и боялись, даже король.
Скоро Эрик почувствовал, в какие руки он попал. Когда однажды он совершил какую-то шалость, Одд так ударил его палкой по спине, что Эрик целую неделю не мог подняться с постели, а боль чувствовал чуть не пол1 года. Этот удар он запомнил на всю жизнь.
Много лет плавал Эрик со своими дружинами по разным морям. Он полюбил море, обучился воевать и вернулся на родину настоящим викингом.
В ту пору в Норвегии только и говорили о плавании Отара в страну Биармаланд, Великую Пермь, что начинается у огромной реки Двины, впадающей в море со льдами. И лежит эта страна у самой границы «Отчизны ужасов природы и злого чародейства». Жили в этой стране биармийцы — народ смелый, гостеприимный и богатый. Лат железных они не носили, а одевались в шкуры. Огромные богатства имела та страна. Там были ценные меха серебристых лис, куниц и соболей. Рассказывали, что вверх по реке там стоял курган, состоящий из блестящих монет из золота и серебра, смешанных с землей. По обычаю страны, за каждого, кто умирал или рождался, родственники клали в этот курган монеты и горсть земли. А стоял курган давным-давно.
Но вход в страну Биармаланд сторожил дракон. Своим дыханием он напускал густой туман, сбивая ко-
рабли с пути, разбивая о камни, и море поглощало их останки.
Передавали, что Отар рассказал английскому королю Альфреду Великому, как надо плыть в ту страну. До Отара даже самые смелые охотники на китов и то туда не добирались. Отар первый добрался до этой страны. Держась берега, в течение нескольких дней он плыл около пустынной страны, где не было жителей. Только одинокие избушки лесных людей — терфинов — попадались на пути.
Потом земля пошла резко на юг. Дождался Отар северо-западного ветра и поплыл морем. Как-то он миновал дракона и попал в страну Биармаланд.
Когда возвратился Эрик домой, то отец его уже умер и трон хотели захватить враги. Отрубив врагам головы, Эрик стал королем Норвегии. Он велел найти Отара, чтобы узнать путь в страну Биармаланд и поплыть туда. Долго искали Отара; наконец один старец сказал, что Отар умер. Он был счастливым, так как в последнее свое путешествие в страну мертвых отправился на своем корабле. По обычаю древних викингов, счастливым бывал тот, кого хоронили на корабле, а не зарывали в землю. По прихоти волн, со своим печальным грузом плавал такой корабль, пока море не поглотит его.
Стал Эрик собирать дружины. Но пришла к нему мать его, Рангильда, прозванная за свой ум Мудрой. Сказала она ему:
— Не ходи, Эрик, в страну Биармаланд; ты теперь король Норвегии, а не просто викинг. Как только ты покинешь страну, твои враги поднимут головы. Укрепись. Это говорю я, твоя мать.
Отвечал Эрик:
— О мать моя, прозванная Мудрой! Не могут подняться головы, отрубленные секирой. Богата, безмерно богата страна Биармаланд. Я завоюю ее и возьму все богатства.
Глаза его сверкали, ноздри раздувались, а узкий рот, признак жестоких людей, чуть улыбался. Не послушал Эрик мать — мудрую Рангильду.
Велел Эрик построить такие корабли, чтобы высоко над водой поднимались борта.
— Стрелять будет лучше сверху и добычи войдет больше, — говорил он.
Собрал Эрик лучших викингов. Пришел к нему Рис-ланд, прозванный Оленьим Рогом, Грим—Медвежья Пасть, — Шальмар — Моржовый Клык и Хоральд — Лисий Ум, и еще много других викингов. Все они пришли со своими крепкими дружинами.
Подняли викинги паруса на своих кораблях, поставили весла-гребли длинные и поплыли в страну Биармаланд. Были те корабли особенные: высокие с носами, заделанными в виде лошадиных голов, а на парусах вышиты золотом драконы. Велел Эрик расписать драконов пострашнее, чтобы тот дракон, что стережет ворота в страну Биармаланд, устрашился. Поплыли они так, что с правой руки у них. земля была, а с левой — море. Плыли они несколько дней, а потом земля на юг пошла, и тут викинги стали ждать попутного ветра. Зорко следил Эрик, не появится ли дракон, но дракона не было,— видно, испугался он смелых викингов.
Подул попутный ветер, и ринулись на всех парусах корабли в открытое море. Небо было ясное. Солнце не заходило; ласково плескались волны, и за кормой кричали чайки. Казалось, и не было угрозы. Но Эрик знал, как бывает коварно море; знал это и Одд, который еще больше высох и состарился; усы его стали белые как снег, но по-прежнему он носил старые латы и держал свой чиненый щит, на котором не осталось и следов красного солнца.
Оба они зорко смотрели вперед.
Несколько дней плыли викинги по морю. Наконец они увидели впереди полоску далекого берега. Целые сутки еще плыли викинги до берега.
Велел Эрик черпнуть воды в ковш, попробовал и передал Одду; тот попробовал и кивнул головой. Была вода пресная. Значит, близко река Двина. Повернули викинги вдоль берега так, что север стал им в корму смотреть, и вошли в устье этой реки. Правый берег ее гористый, а левый низкий.
На правом берегу жило много людей. Увидели жители корабли викингов, выбежали на берег и приветливо махали руками. Были они в звериных шкурах. Не было им счету.
В первый раз за все время Эрик улыбнулся своей жестокой улыбкой. Поднял он секиру и сказал:
— Секиры наши жаждут крови; дадим им напиться
вволю. Пустите стрелы каленые, пусть они пропоют свои песни смертоносные.
И поднялась туча стрел с кораблей викингов, и затмила она солнце. Стоном ответили берега реки. Бросились биармийцы бежать: поняли они, какие гости к ним явились. Потом схватили они свои копья, луки со стрелами, пустили стрелы в викингов. Было тех стрел столько, что темно стало, как ночью. Но высокие борта у кораблей защитили викингов. Приказал Эрик подойти кораблям к берегу и рубиться с биармийцами мечами и секирами. Выскочили викинги на берег — и пошел бой, какого еще не видело Белое море. Ручьями красными лилась кровь, и окрасила она воду реки Двины.
Не выдержали биармийцы, бросились бежать в лес. Не было у них лат железных; греют хорошо шкуры звериные, да не спасают от меча острого и стрелы каленой.
Захватил Эрик несметные богатства. Не вместить
всего груза кораблям. Оставить надо бы добрую половину, но жаден был он и велел взять все. Погрузились корабли в воду чуть не до самых бортов, а когда села дружина, — только четверть до воды осталась. Подошел тут к нему Одд и сказал:
— Потонут корабли, захлестнет их морская волна. Оставь часть добычи.
Ничего не ответил ему Эрик, только так на него посмотрел, что даже самому Одду страшно стало.
Тронулись корабли в обратный путь. Велел Эрик перейти Одду на корабль, где было больше всего наживы. Медленно пошли корабли вниз по реке, а потом вышли в море. Неприветливо встретило их море. Срывал ветер белые гребни. Шли большие волны. Словно негодовало море на разбойника Эрика — Кровавая Секира. Стали волны захлестывать корабли, — вот-вот пойдут они на дно со всей своей добычей.
Видел Эрик это, но жадность его была так велика, что решил он лучше потонуть, но не расставаться с добычей. Все ниже и ниже опускались корабли в воду; вот уже полчетверти осталось. Крикнул тогда Одд: «Бросай щиты в море!» — поднял свой старый щит с заплатками, поцеловал его и бросил первый. Сверкнул его старый товарищ в последний раз и пошел на дно. Полетели щиты и у других викингов. Поднялись корабли на четверть. Поплыли дальше. Но усилился ветер, и пошли волны еще круче. Снова стало заливать корабли, — вот-вот опять захлестнут их волны.
Снова поднялся Одд и крикнул: «Снимай броню, бросай в море!» — снял свою старую тяжелую броню, с которой не расставался всю жизнь, поцеловал ее, бросил в море. Чуть заметная слезинка показалась в его тусклых глазах.
И снова поднялись корабли, когда викинги бросили в море свои тяжелые брони.
Стоял Одд на носу один. Непривычно было видеть его без брони. Никто его таким и не видел. Налетевший ветер рвал его домотканую рубашку, шевелил на голове редкие белые волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23