Это опять вызвало общий хохот. Оказалось, что снабженцы спутали и этих пластинок прислали целый яшик. Вот почему Евгений Иванович и не мог их все отобрать.
Больше над доктором уже не смеялись. Да и он сам перестал обижаться на шутки. За го в трудный период зимовки доктор показал себя стоящим человеком, а по окончании дрейфа он привез великолепную исследовательскую работу.
Как-то один из самолетов экспедиции, возвращаясь с задания, заблудился. В густом тумане самолету пришлось снизиться почти до самого льда, и тут вдруг летчики увидели совершенно необычайную картину. На ровном белом поле на ледяных пьедесталах стояли белые Палатки. Они напоминали огромные сказочные грибы.
— Что за чепуха? — воскликнули пилоты, когда поле проскочило под крылом самолета.
—Надо вернуться и посмотреть!—сказал первый пилот.
Самолет развернулся и пролетел снова над этой льдиной с необычайными грибами. Летчики заметили, что одно из сооружений сделано из фюзеляжа старого самолета и на нем был номер. Номер записали. Когда самолету все же удалось выйти из зоны тумана и он определил свое местоположение, штурман нанес на карту примерное место таинственной льдины. Но получился довольно широкий круг; точно определить место загадочной льдины не удалось.
Сообщили Василию Федотовичу. Он очень заинтересовался и стал выявлять, чей это может быть лагерь. Сначала думали, — Леваневского. Но по номеру старого самолета установили, что это бывший лагерь дрейфующей станции «Северный полюс-2». Тот самый лагерь, который зимовщикам пришлось бросить в разгар полярной ночи, когда на них надвинулись ледяные валы. Это известие всех взволновало. Как же так? Ведь льды должны были уйти из Арктики и растаять в теплых водах Атлантики! Как снова они попали сюда?
Значит, есть еще в центральной Арктике течение, о котором не знают люди и которое идет по круговороту. Очевидно, льдина «СП-2» попала именно в этот круговорот.
Василий Федотович понимал важность сделанного открытия. Он дал задание нескольким самолетам найти льдину с заброшенным лагерем и сесть на нее.
Мы сели в самолет и отправились для розыска таинственной льдины. Но попробуй найти иголку в стоге сена?! Так трудно было найти и случайно встреченную льдину с лагерем в этом океане, заполненном миллиардами льдин. Летали много, но льдину так и не могли найти. Хотели даже прекратить поиски, но Василий Федотович велел их продолжать. Он сам несколько раз летал в этот район и пробовал искать льдину. У самолета, на котором летал Ваня Петров, кончился ресурс мотора, и ему надо было возвращаться на базу. Ваня пересел на вертолет. Ему и повезло. Он нашел льдину, на которой был лагерь. С трепетом Ваня вышел из вертолета и побежал к палаткам. Неужели это их бывший лагерь? Ваня очень высокого роста, но даже ему ледяной пьедестал, на котором стояли палатки, был по самую
грудь. Он взобрался на пьедестал и вошел внутрь палатки.
Это была действительно их палатка. В ней было все так, как они ее бросили четыре года назад, в страшную ночь гибели лагеря.
— Здравствуй, родная, милая палатка! — сказал Ваня тихо. — Сколько дней провели мы здесь. Вот тут была моя кровать, вот там — Гурия.
Ваня поднял глаза и увидел приколотую к брезенту фотографию. Он подошел и взял фотографию. На ней были два его сына. Маленькие Витька и Сашка, улыбаясь, смотрели своими задорными глазами. Фотографу удалось схватить момент, когда они шалили. Ваня на минутку замер, а потом начал целовать фотографию.
— Все эти четыре года вы дрейфовали без меня. Вот, оказывается, какие вы у меня бесстрашные полярники!
Он еще долго смотрел на снимок ребят. Да, с тех пор много времени протекло; один из ребят пошел в школу, а другой «заканчивал» детский сад. Потом Ваня спрятал карточку в полевую сумку и стал исследовать льдину.
Что же произошло и почему выросли такие ледяные грибы? А собственно, ничего особенного не произошло. Летом снег, покрывающий палатки, растаял. Черные палатки выцвели и стали белыми. Пол палаток был покрыт теплыми оленьими шкурами, которые предохранили лед от таяния. Кругом лед сверху стаивал, а снизу продолжал расти; вот и появились эти ледяные грибы. За четыре года они выросли почти в рост человека.
Наличие старого лагеря дрейфующей станции «Северный полюс-2» доказывало существование замкнутого течения. Это было новое открытие экспедиции. Лед, попадающий в это течение, мог дрейфовать в нем долгое время, пока под влиянием ветра льды не попадали в зону выносного течения, и тогда, проходя мимо полюса, они покидали Арктику. Дрейф последующих станций окончательно доказал это.
Когда Ваня вернулся на базу, мы поздравили его с «творческой находкой».
— Тебе везет, ты счастливчик, — сказал Гурий, которому очень хотелось найти самому эту льдину.
— Под Полярной звездой родился,— отвечал, смеясь, Ваня.
Василий Федотович поручил мне обследовать льдину другой дрейфующей станции — «СП-3», организуемую в западном секторе одновременно с «СП-4». Тогда льдина эта находилась вблизи полюса. Я прилетел туда, и мне сразу бросился в глаза изменившийся пейзаж. Он был много суровее. Очень синие, почти фиолетовые, тени шли от торосов. Поражала и белизна снегов. Но лед не понравился. Это не были восточные толстые паки с большой прочностью, способные противостоять огромным силам сжатий.
Этой льдине было не больше двух — трех лет. Сверху ее прикрывал очень толстый слой снега, чуть не в метр толщиной. Нижние его слои уже превратились в ледяные пластинки. Этот снег, как шуба, закрывал лед от суровых зимних холодов и не давал ему сделаться прочнее. Правда, он же предохранял и от таяния. Толщина ледяного покрова была небольшой. Очевидно, льдину вынесло из прибрежных морей, и она еще не была в переделках. Я поделился своими выводами и опасениями с Алексеем Федоровичем Трешниковым, — он был начальником новой дрейфующей станции. Снова мы встречались с ним на дрейфующих льдах.
— То, что ты сказал, конечно, достаточно неприятно, но других прочных льдин в этом районе нет. Мы провели обследование большого района. Везде все более или менее одинаково. Это не паковый лед востока, — сказал он, а затем добавил со свойственным ему спокойствием: — Поживем — увидим.
Его неоценимое качество — спокойствие даже в самых трудных обстоятельствах — позволяло ему в его огромной экспедиционной деятельности всегда находить правильные решения.
Спокойствие, выдержка и еще раз спокойствие — это необходимые качества для каждого полярного исследователя. Ведь, в условиях Арктики всегда надо быть готовым к любым неожиданностям.
В те дни лагерь дрейфующей станции «СП-3» готовился к встрече майских праздников, и в свободное от вахты время все строили ледяной дворец. Из снежных кирпичей сложили высокие стены, устроили перекрытия и сверху закрыли брезентом. Ледяной дворец получился
великолепным. Он мог ймеСтйть пятьдесят человек. У входа в него аэролог Вася Канаки, показав свои недюжинные способности скульптора, слепил из снега двух белых медведей. В этом дворце и должно было происходить празднование Первого мая.
— У вас, как при Анне Ивановне, ледяной дворец; только там строили его для свадьбы.
— А у нас будет крещение, посвящение в полярники,— ответили мне зимовщики.
— Кого же?
— Академика Дмитрия Ивановича Щербакова,— ответил Алексей Федорович.
— Ну, вот здорово!
Дмитрий Иванович был самым уважаемым и пожилым членом нашей экспедиции и самым молодым полярником. Он был первый раз в Арктике.
Посвящение прошло замечательно.Василий Федотович привез с собой почетного гостя.Перед входом во дворец была подвешена ленточка. Ее держали в зубах Васины снежные медведи.
Дмитрия Ивановича нарядили в кухлянку и дали ему ножницы. Перед тем как он перерезал ленточку, была произнесена речь о посвящении его в «юные» полярники. Все смеялись. Когда ленточка была перерезана и, приоткрыв полог из двух оленьих шкур, все вошли в ледяной дворец, то сразу ахнули. Внутри при свете прожекторов все сверкало и искрилось. Огромный стол был красиво сервирован. И хотя здесь не было хрусталя и фарфора, но его игру заменили ледяные кристаллы стен. Они искрились миллионами разноцветных огней.
Это было что-то феерическое. Пожалуй, ни одна экспедиция никогда не встречала Первое мая в столь роскошном снежном дворце. Так все было красиво.
Наша экспедиция закончила работы и, распростившись с теми, кто оставался дрейфовать, улетела на «Большую землю», захватив с собой письма людей, оставшихся на льду. Но я уносил с собой тревогу за льдину, на которой дрейфовали мои друзья у полюса; за восток, где остался Евгений Иванович, можно было не опасаться. А вот у Алексея Федоровича...
Так и случилось.Тревожные телеграммы с дрейфующей станции «Северный полюс-3» стали приходить уже с конца ноября.Собственно, тревожных слов в этих телеграммах не было. Они очень скупо передавали только то, что льдина, на которой расположен лагерь, лопнула, образовались трещины и одна из них разделила лагерь на две части. Дальше шли сообщения, что началось торошение и сжатие. В телеграммах также говорилось, что научные работы продолжаются, но много времени уходит на авралы по спасению имущества и оборудования.
Чувство тревоги охватывало за тех, кто был там, далеко в Арктике. Стихия негодовала и бушевала; в декабре она обрушилась с новой силой.
В середине декабря радиокомитет дал специальный концерт «Для тех, кто на льдине». Из великолепного белого мраморного зала неслись туда, на льдину, слова дружеского привета и пожелания встретить хорошо Новый год. А там в это время стояла темная, мрачная ночь. Только луна порой освещала своим скупым желтым светом безбрежную ледяную пустыню да лагерь смелых людей, забравшихся сюда, чтобы изучать эту негостеприимную природу. Люди устали. Уже два месяца держали их льды в огромном напряжении, а нужно сохранить свои силы до конца дрейфа. Много неприятного еще может преподнести коварная ледяная стихия! Она разрушила и тот прекрасный ледяной дворец, в котором мы праздновали день Первого мая. Одна стена его рухнула в трещину, где, при отблеске факелов, волновалась черная, будто отлитая из темного, густого металла вода.
Но люди пережили все. Ледяная стихия не смогла испугать их.Идут года, но по-прежнему, освещенные весенним солнцем или блеском ночного северного сияния, красуются научные городки «СП». На маленьких льдинах они заброшены в неизведанные просторы седого океана и несут свою вахту. Теперь уже дрейфует комсомольско-молодежная станция «СП-8» и «СП-9»; на очереди новые станции. Все они дают неоценимые материалы наблюдений для познания природы этого сумрачного, сурового края. Сменяя друг друга, приходят научные коллективы, сотни отважных людей уже путешествовали вместе с льдинами. Люди были разные: одни веселые, другие угрюмые; одни только впервые увидели центральную Арктику и смотрели на все с удивлением; другие были уже «старые полярные волки» и много лет провели
в Арктике. Но у всех было одно общее: все они принесли с собой сюда характерные черты советского человека, беспредельную любовь к своей Родине и стремление сделать все для ее процветания. В этих коллективах было «чувство локтя», так остро необходимое для сурового полярного дрейфа. И это всех делало похожими, и молодых и старых, и опытных и неопытных.
Приходила весна, и на смену уже уставшим, прошедшим трудный путь, приходили новые, со свежими силами. Стала традицией смена коллективов весной, в это самое радостное время в Арктике, когда относительно тепло (мороз—10—15°С не считается здесь за мороз). Сухо; снег чуть похрустывает и искрится на ослепительном солнце.
Вечером, когда солнце опускается ниже к горизонту, льды начинают светиться в гамме нежно-фиолетовых, синевато-розоватых тонов. Пейзаж величествен, своеобразен и очень красочен.
Прозрачный, словно звенящий воздух создает какое-то особое представление, пожалун, даже ощущение поразительной чистоты.
Наступают предмайские дни. Они для всего коллектива бывают особенно хлопотливы. Снова дымяг трубы в палатках, где помещаются бани «голубое дно». Когда на лед ставят темную палатку, то лед внутри начинает светиться зеленовато-голубым светом. Этот словно фосфорический зелено-голубой свет оставляет неизгладимое впечатление. Начинает чувствоваться вся многокилометровая глубина океана. И невольно становится жутко, — от воды вас отделяет всего лишь тоненькая корочка льда. А в бане есть даже березовые веники. Судьба забросила сюда веточки белоствольных красавиц наших русских лесов. Здесь к ним чувствуешь какую-то особую нежность. Эти хрупкие веточки веника с сухими зелеными листьями невольно, среди сверкающей белизны льдов, напоминают зеленые лужайки и качающиеся на ветру березки. Какие они родные и как далеко до них!
Арктическая природа не всегда благосклонна. Полярники знают ее коварство и беспощадную жестокость. Наступает лето, температура ноль градусов и даже выше. Лагерь начинает донимать вода. Промозгло, сыро, холодно. Приходится бурить лед и спускать воду. Но дрейф идет и идут не прекращаясь научные работы, летом и осенью, и полярной ночью, во время буранов и пурги, и когда спокойно, и когда начнется разлом льда. Таковы традиции советских полярников.
БЕЛОМОРСКАЯ ВЕСНА
В течение многих лет весна заставала меня в Арктике. Но вот однажды случилось так, что мне и моему приятелю— Александру Федоровичу Лактионову — дали отпуск. Оба мы полярники, и нас, как перелетных птиц, потянуло на север. .
Недолго думая, мы собрали рюкзаки, взяли ружья и поехали за Полярный круг встречать весну. Это было чудесное время.Как только появились здесь первые проталины, вся природа оживилась. Весна сразу же шагнула вперед. Сосновый бор, спускающийся к самому берегу залива, быстро сбросил снег и зашумел по-весеннему. Местами из-под засохшей прошлогодней листвы робко начала про-
биваться трава. Хотя кругом еще был лед, вдруг неожиданно для всех появилась первая желтенькая бабочка. Ей было холодно, и, чтобы согреться, она перелетала с одного дерева на другое, присаживаясь на освещенные солнцем золотистые стволы сосен.
Не проявляли еще признаков жизни только почки берез. Они дремали. Но и их скоро должен разбудить сладкий березовый сок, устремившийся из корней к ним, наверх.
Море продолжало спокойно дышать. Два раза в сутки приходила полная вода. Прилив медленно заполнял берега до самых краев; казалось, стоит воде еще немного подняться, и она перельется через край этой огромной чаши. Но вода так же медленно начинала скатываться обратно. Обнажались гряды камней, песчаные отмели и низины, покрытые зеленовато-желтым ковром водорослей.
Воздух был чист. Он был напоен ароматом сосновых шишек, смешанным с йодистым запахом моря.На зорях залив оглашался торжествующим криком птиц. С самого раннего утра, еще до света, начинал свою весеннюю пляску тетерев. Он, распустив белоснежный хвост, насупив ярко-красные, налитые кровью брови и приподняв крылья, начинал грозно чуфыкать, вызывая всех на поединок во имя весны. Он подскакивал, кружился на месте и издавал свое чув-ш-ш-щ с такой яростью и задором, что все, кто его слушали, не могли усидеть на месте и готовы были броситься в бой.
Закончив свой воинственный танец, тетерев переходил на нежную, полную лирики песнь. Он, курлыкая, звал к себе свою серогрудую подругу встретить вместе с ним восход солнца. С залива хором тетереву отвечали птицы, жизнь которых была связана с морем. Они пели, свистели, кричали и крякали. В воздух врывались пронзительные призывы: «Уии. . . уии... уии...» И, словно соглашаясь с ними, кто-то отвечал: «Яий... яий. яий...». «Хау, хау», — басисто подтверждали другие. «Тье, тье, тье», — негодовал кто-то. Тонкими голосами пищали кулички, с наслаждением расхаживая по обнаженным водорослям; и самодовольно крякали утки, копошась в тине.
Стаи больших и малых чаек с криком носились по заливу. Иногда медленно проплывали в воздухе лебеди, журавли и гуси. Они также вносили свои гортанные мелодии в общий хор весны — леса и моря.
Мы остановились на берегу одного из заливов Белого моря. Я сидел в скрадке, сделанном из серых камней и сухих старых елок, на самой косе, а мой приятель поместился на мыске, метрах в двухстах от меня. Сосны спускались прямо на нас.
Мы стреляли только гусей. Первые гуси налетали на рассвете, когда было еще темно. Они летели вдоль косы с моря, гортанно переговариваясь между собой. Наши выстрелы озаряли наступающий день. Я стрелял картечью; большинство выстрелов было удачным. Птицы падали на сухое место, и их легко было подбирать. Приятелю же приходилось иногда спускаться за ними в воду, зато его скрадок был красивее моего. Александр Федорович был большой выдумщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Больше над доктором уже не смеялись. Да и он сам перестал обижаться на шутки. За го в трудный период зимовки доктор показал себя стоящим человеком, а по окончании дрейфа он привез великолепную исследовательскую работу.
Как-то один из самолетов экспедиции, возвращаясь с задания, заблудился. В густом тумане самолету пришлось снизиться почти до самого льда, и тут вдруг летчики увидели совершенно необычайную картину. На ровном белом поле на ледяных пьедесталах стояли белые Палатки. Они напоминали огромные сказочные грибы.
— Что за чепуха? — воскликнули пилоты, когда поле проскочило под крылом самолета.
—Надо вернуться и посмотреть!—сказал первый пилот.
Самолет развернулся и пролетел снова над этой льдиной с необычайными грибами. Летчики заметили, что одно из сооружений сделано из фюзеляжа старого самолета и на нем был номер. Номер записали. Когда самолету все же удалось выйти из зоны тумана и он определил свое местоположение, штурман нанес на карту примерное место таинственной льдины. Но получился довольно широкий круг; точно определить место загадочной льдины не удалось.
Сообщили Василию Федотовичу. Он очень заинтересовался и стал выявлять, чей это может быть лагерь. Сначала думали, — Леваневского. Но по номеру старого самолета установили, что это бывший лагерь дрейфующей станции «Северный полюс-2». Тот самый лагерь, который зимовщикам пришлось бросить в разгар полярной ночи, когда на них надвинулись ледяные валы. Это известие всех взволновало. Как же так? Ведь льды должны были уйти из Арктики и растаять в теплых водах Атлантики! Как снова они попали сюда?
Значит, есть еще в центральной Арктике течение, о котором не знают люди и которое идет по круговороту. Очевидно, льдина «СП-2» попала именно в этот круговорот.
Василий Федотович понимал важность сделанного открытия. Он дал задание нескольким самолетам найти льдину с заброшенным лагерем и сесть на нее.
Мы сели в самолет и отправились для розыска таинственной льдины. Но попробуй найти иголку в стоге сена?! Так трудно было найти и случайно встреченную льдину с лагерем в этом океане, заполненном миллиардами льдин. Летали много, но льдину так и не могли найти. Хотели даже прекратить поиски, но Василий Федотович велел их продолжать. Он сам несколько раз летал в этот район и пробовал искать льдину. У самолета, на котором летал Ваня Петров, кончился ресурс мотора, и ему надо было возвращаться на базу. Ваня пересел на вертолет. Ему и повезло. Он нашел льдину, на которой был лагерь. С трепетом Ваня вышел из вертолета и побежал к палаткам. Неужели это их бывший лагерь? Ваня очень высокого роста, но даже ему ледяной пьедестал, на котором стояли палатки, был по самую
грудь. Он взобрался на пьедестал и вошел внутрь палатки.
Это была действительно их палатка. В ней было все так, как они ее бросили четыре года назад, в страшную ночь гибели лагеря.
— Здравствуй, родная, милая палатка! — сказал Ваня тихо. — Сколько дней провели мы здесь. Вот тут была моя кровать, вот там — Гурия.
Ваня поднял глаза и увидел приколотую к брезенту фотографию. Он подошел и взял фотографию. На ней были два его сына. Маленькие Витька и Сашка, улыбаясь, смотрели своими задорными глазами. Фотографу удалось схватить момент, когда они шалили. Ваня на минутку замер, а потом начал целовать фотографию.
— Все эти четыре года вы дрейфовали без меня. Вот, оказывается, какие вы у меня бесстрашные полярники!
Он еще долго смотрел на снимок ребят. Да, с тех пор много времени протекло; один из ребят пошел в школу, а другой «заканчивал» детский сад. Потом Ваня спрятал карточку в полевую сумку и стал исследовать льдину.
Что же произошло и почему выросли такие ледяные грибы? А собственно, ничего особенного не произошло. Летом снег, покрывающий палатки, растаял. Черные палатки выцвели и стали белыми. Пол палаток был покрыт теплыми оленьими шкурами, которые предохранили лед от таяния. Кругом лед сверху стаивал, а снизу продолжал расти; вот и появились эти ледяные грибы. За четыре года они выросли почти в рост человека.
Наличие старого лагеря дрейфующей станции «Северный полюс-2» доказывало существование замкнутого течения. Это было новое открытие экспедиции. Лед, попадающий в это течение, мог дрейфовать в нем долгое время, пока под влиянием ветра льды не попадали в зону выносного течения, и тогда, проходя мимо полюса, они покидали Арктику. Дрейф последующих станций окончательно доказал это.
Когда Ваня вернулся на базу, мы поздравили его с «творческой находкой».
— Тебе везет, ты счастливчик, — сказал Гурий, которому очень хотелось найти самому эту льдину.
— Под Полярной звездой родился,— отвечал, смеясь, Ваня.
Василий Федотович поручил мне обследовать льдину другой дрейфующей станции — «СП-3», организуемую в западном секторе одновременно с «СП-4». Тогда льдина эта находилась вблизи полюса. Я прилетел туда, и мне сразу бросился в глаза изменившийся пейзаж. Он был много суровее. Очень синие, почти фиолетовые, тени шли от торосов. Поражала и белизна снегов. Но лед не понравился. Это не были восточные толстые паки с большой прочностью, способные противостоять огромным силам сжатий.
Этой льдине было не больше двух — трех лет. Сверху ее прикрывал очень толстый слой снега, чуть не в метр толщиной. Нижние его слои уже превратились в ледяные пластинки. Этот снег, как шуба, закрывал лед от суровых зимних холодов и не давал ему сделаться прочнее. Правда, он же предохранял и от таяния. Толщина ледяного покрова была небольшой. Очевидно, льдину вынесло из прибрежных морей, и она еще не была в переделках. Я поделился своими выводами и опасениями с Алексеем Федоровичем Трешниковым, — он был начальником новой дрейфующей станции. Снова мы встречались с ним на дрейфующих льдах.
— То, что ты сказал, конечно, достаточно неприятно, но других прочных льдин в этом районе нет. Мы провели обследование большого района. Везде все более или менее одинаково. Это не паковый лед востока, — сказал он, а затем добавил со свойственным ему спокойствием: — Поживем — увидим.
Его неоценимое качество — спокойствие даже в самых трудных обстоятельствах — позволяло ему в его огромной экспедиционной деятельности всегда находить правильные решения.
Спокойствие, выдержка и еще раз спокойствие — это необходимые качества для каждого полярного исследователя. Ведь, в условиях Арктики всегда надо быть готовым к любым неожиданностям.
В те дни лагерь дрейфующей станции «СП-3» готовился к встрече майских праздников, и в свободное от вахты время все строили ледяной дворец. Из снежных кирпичей сложили высокие стены, устроили перекрытия и сверху закрыли брезентом. Ледяной дворец получился
великолепным. Он мог ймеСтйть пятьдесят человек. У входа в него аэролог Вася Канаки, показав свои недюжинные способности скульптора, слепил из снега двух белых медведей. В этом дворце и должно было происходить празднование Первого мая.
— У вас, как при Анне Ивановне, ледяной дворец; только там строили его для свадьбы.
— А у нас будет крещение, посвящение в полярники,— ответили мне зимовщики.
— Кого же?
— Академика Дмитрия Ивановича Щербакова,— ответил Алексей Федорович.
— Ну, вот здорово!
Дмитрий Иванович был самым уважаемым и пожилым членом нашей экспедиции и самым молодым полярником. Он был первый раз в Арктике.
Посвящение прошло замечательно.Василий Федотович привез с собой почетного гостя.Перед входом во дворец была подвешена ленточка. Ее держали в зубах Васины снежные медведи.
Дмитрия Ивановича нарядили в кухлянку и дали ему ножницы. Перед тем как он перерезал ленточку, была произнесена речь о посвящении его в «юные» полярники. Все смеялись. Когда ленточка была перерезана и, приоткрыв полог из двух оленьих шкур, все вошли в ледяной дворец, то сразу ахнули. Внутри при свете прожекторов все сверкало и искрилось. Огромный стол был красиво сервирован. И хотя здесь не было хрусталя и фарфора, но его игру заменили ледяные кристаллы стен. Они искрились миллионами разноцветных огней.
Это было что-то феерическое. Пожалуй, ни одна экспедиция никогда не встречала Первое мая в столь роскошном снежном дворце. Так все было красиво.
Наша экспедиция закончила работы и, распростившись с теми, кто оставался дрейфовать, улетела на «Большую землю», захватив с собой письма людей, оставшихся на льду. Но я уносил с собой тревогу за льдину, на которой дрейфовали мои друзья у полюса; за восток, где остался Евгений Иванович, можно было не опасаться. А вот у Алексея Федоровича...
Так и случилось.Тревожные телеграммы с дрейфующей станции «Северный полюс-3» стали приходить уже с конца ноября.Собственно, тревожных слов в этих телеграммах не было. Они очень скупо передавали только то, что льдина, на которой расположен лагерь, лопнула, образовались трещины и одна из них разделила лагерь на две части. Дальше шли сообщения, что началось торошение и сжатие. В телеграммах также говорилось, что научные работы продолжаются, но много времени уходит на авралы по спасению имущества и оборудования.
Чувство тревоги охватывало за тех, кто был там, далеко в Арктике. Стихия негодовала и бушевала; в декабре она обрушилась с новой силой.
В середине декабря радиокомитет дал специальный концерт «Для тех, кто на льдине». Из великолепного белого мраморного зала неслись туда, на льдину, слова дружеского привета и пожелания встретить хорошо Новый год. А там в это время стояла темная, мрачная ночь. Только луна порой освещала своим скупым желтым светом безбрежную ледяную пустыню да лагерь смелых людей, забравшихся сюда, чтобы изучать эту негостеприимную природу. Люди устали. Уже два месяца держали их льды в огромном напряжении, а нужно сохранить свои силы до конца дрейфа. Много неприятного еще может преподнести коварная ледяная стихия! Она разрушила и тот прекрасный ледяной дворец, в котором мы праздновали день Первого мая. Одна стена его рухнула в трещину, где, при отблеске факелов, волновалась черная, будто отлитая из темного, густого металла вода.
Но люди пережили все. Ледяная стихия не смогла испугать их.Идут года, но по-прежнему, освещенные весенним солнцем или блеском ночного северного сияния, красуются научные городки «СП». На маленьких льдинах они заброшены в неизведанные просторы седого океана и несут свою вахту. Теперь уже дрейфует комсомольско-молодежная станция «СП-8» и «СП-9»; на очереди новые станции. Все они дают неоценимые материалы наблюдений для познания природы этого сумрачного, сурового края. Сменяя друг друга, приходят научные коллективы, сотни отважных людей уже путешествовали вместе с льдинами. Люди были разные: одни веселые, другие угрюмые; одни только впервые увидели центральную Арктику и смотрели на все с удивлением; другие были уже «старые полярные волки» и много лет провели
в Арктике. Но у всех было одно общее: все они принесли с собой сюда характерные черты советского человека, беспредельную любовь к своей Родине и стремление сделать все для ее процветания. В этих коллективах было «чувство локтя», так остро необходимое для сурового полярного дрейфа. И это всех делало похожими, и молодых и старых, и опытных и неопытных.
Приходила весна, и на смену уже уставшим, прошедшим трудный путь, приходили новые, со свежими силами. Стала традицией смена коллективов весной, в это самое радостное время в Арктике, когда относительно тепло (мороз—10—15°С не считается здесь за мороз). Сухо; снег чуть похрустывает и искрится на ослепительном солнце.
Вечером, когда солнце опускается ниже к горизонту, льды начинают светиться в гамме нежно-фиолетовых, синевато-розоватых тонов. Пейзаж величествен, своеобразен и очень красочен.
Прозрачный, словно звенящий воздух создает какое-то особое представление, пожалун, даже ощущение поразительной чистоты.
Наступают предмайские дни. Они для всего коллектива бывают особенно хлопотливы. Снова дымяг трубы в палатках, где помещаются бани «голубое дно». Когда на лед ставят темную палатку, то лед внутри начинает светиться зеленовато-голубым светом. Этот словно фосфорический зелено-голубой свет оставляет неизгладимое впечатление. Начинает чувствоваться вся многокилометровая глубина океана. И невольно становится жутко, — от воды вас отделяет всего лишь тоненькая корочка льда. А в бане есть даже березовые веники. Судьба забросила сюда веточки белоствольных красавиц наших русских лесов. Здесь к ним чувствуешь какую-то особую нежность. Эти хрупкие веточки веника с сухими зелеными листьями невольно, среди сверкающей белизны льдов, напоминают зеленые лужайки и качающиеся на ветру березки. Какие они родные и как далеко до них!
Арктическая природа не всегда благосклонна. Полярники знают ее коварство и беспощадную жестокость. Наступает лето, температура ноль градусов и даже выше. Лагерь начинает донимать вода. Промозгло, сыро, холодно. Приходится бурить лед и спускать воду. Но дрейф идет и идут не прекращаясь научные работы, летом и осенью, и полярной ночью, во время буранов и пурги, и когда спокойно, и когда начнется разлом льда. Таковы традиции советских полярников.
БЕЛОМОРСКАЯ ВЕСНА
В течение многих лет весна заставала меня в Арктике. Но вот однажды случилось так, что мне и моему приятелю— Александру Федоровичу Лактионову — дали отпуск. Оба мы полярники, и нас, как перелетных птиц, потянуло на север. .
Недолго думая, мы собрали рюкзаки, взяли ружья и поехали за Полярный круг встречать весну. Это было чудесное время.Как только появились здесь первые проталины, вся природа оживилась. Весна сразу же шагнула вперед. Сосновый бор, спускающийся к самому берегу залива, быстро сбросил снег и зашумел по-весеннему. Местами из-под засохшей прошлогодней листвы робко начала про-
биваться трава. Хотя кругом еще был лед, вдруг неожиданно для всех появилась первая желтенькая бабочка. Ей было холодно, и, чтобы согреться, она перелетала с одного дерева на другое, присаживаясь на освещенные солнцем золотистые стволы сосен.
Не проявляли еще признаков жизни только почки берез. Они дремали. Но и их скоро должен разбудить сладкий березовый сок, устремившийся из корней к ним, наверх.
Море продолжало спокойно дышать. Два раза в сутки приходила полная вода. Прилив медленно заполнял берега до самых краев; казалось, стоит воде еще немного подняться, и она перельется через край этой огромной чаши. Но вода так же медленно начинала скатываться обратно. Обнажались гряды камней, песчаные отмели и низины, покрытые зеленовато-желтым ковром водорослей.
Воздух был чист. Он был напоен ароматом сосновых шишек, смешанным с йодистым запахом моря.На зорях залив оглашался торжествующим криком птиц. С самого раннего утра, еще до света, начинал свою весеннюю пляску тетерев. Он, распустив белоснежный хвост, насупив ярко-красные, налитые кровью брови и приподняв крылья, начинал грозно чуфыкать, вызывая всех на поединок во имя весны. Он подскакивал, кружился на месте и издавал свое чув-ш-ш-щ с такой яростью и задором, что все, кто его слушали, не могли усидеть на месте и готовы были броситься в бой.
Закончив свой воинственный танец, тетерев переходил на нежную, полную лирики песнь. Он, курлыкая, звал к себе свою серогрудую подругу встретить вместе с ним восход солнца. С залива хором тетереву отвечали птицы, жизнь которых была связана с морем. Они пели, свистели, кричали и крякали. В воздух врывались пронзительные призывы: «Уии. . . уии... уии...» И, словно соглашаясь с ними, кто-то отвечал: «Яий... яий. яий...». «Хау, хау», — басисто подтверждали другие. «Тье, тье, тье», — негодовал кто-то. Тонкими голосами пищали кулички, с наслаждением расхаживая по обнаженным водорослям; и самодовольно крякали утки, копошась в тине.
Стаи больших и малых чаек с криком носились по заливу. Иногда медленно проплывали в воздухе лебеди, журавли и гуси. Они также вносили свои гортанные мелодии в общий хор весны — леса и моря.
Мы остановились на берегу одного из заливов Белого моря. Я сидел в скрадке, сделанном из серых камней и сухих старых елок, на самой косе, а мой приятель поместился на мыске, метрах в двухстах от меня. Сосны спускались прямо на нас.
Мы стреляли только гусей. Первые гуси налетали на рассвете, когда было еще темно. Они летели вдоль косы с моря, гортанно переговариваясь между собой. Наши выстрелы озаряли наступающий день. Я стрелял картечью; большинство выстрелов было удачным. Птицы падали на сухое место, и их легко было подбирать. Приятелю же приходилось иногда спускаться за ними в воду, зато его скрадок был красивее моего. Александр Федорович был большой выдумщик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23