Берсеи скрылся в задней комнате. Через несколько секунд он появился со свежим отпаренным халатом в руках и протянул его Доновану:
– Наденьте это.
Халат на Доноване сидел отвратительно.
– А еще вот это. – Шарлотта протянула падре упаковку латексных перчаток. – Терпеть их не могу, но загрязнять образец нельзя.
Оба ученых достали и натянули перчатки, а затем надели стерильные маски и шапочки.
Шарлотта вынула из ящика стола прецизионный нож и передала Доновану.
– На правах хозяина…
Глубоко вздохнув, хранитель ватиканской библиотеки кивнул, взял нож и начал разрезать пластиковую упаковку. Когда он наконец это проделал и раздвинул пластик, его глаза буквально загорелись от изумления.
12
Отец Патрик Донован пожирал глазами то, что находилось перед ним. Всего несколько недель назад он обнаружил удивительный манускрипт, на древних пергаментных страницах которого была запечатлена хроника происхождения этой изумительной реликвии с подробными рисунками и картами тайного места ее упокоения. Он пытался представить себе, как мог выглядеть этот оссуарий, но увиденное оказалось для него полной неожиданностью. Поразительно!
Джованни Берсеи кружил вокруг ковчега, не сводя с него глаз.
– Перед нами погребальный контейнер-оссуарий. – Голос его приглушала маска.
По рукам Шарлотты побежали мурашки.
– Надеюсь, внутри не Санта-Клаус, – едва слышно пробормотал Берсеи.
– Что? – Шарлотта озадаченно взглянула на него.
– Ничего, ничего.
Купаясь в лучах двух галогеновых ламп, украшенные орнаментом поверхности оссуария будто бы оживали. На фронтальной и задней гранях были изящные розетки и штриховые узоры – но не выбитые на поверхности, а сделанные с помощью вкраплений кусочков мягкого камня. Короткие боковины остались плоскими, одна без украшений, на другой виднелось незатейливое рельефное изображение дельфина, обвившегося вокруг трезубца.
Этот образ моментально приковал внимание Шарлотты.
– Отец Донован, что означает этот символ? – тихо спросила она.
Все еще пытаясь успокоиться, Донован пригляделся к изображению, затем покачал головой:
– Я точно не знаю…
Слова его нельзя было назвать абсолютной ложью. Но – и это крайне важно – символ полностью совпадал с подробным описанием оссуария, найденным им в манускрипте.
Доктор Берсеи наклонил голову ниже.
– Какой красивый.
– О да! – согласился Донован.
Искусная инкрустация оссуария завораживала, она далеко превосходила красотой все реликвии Святой земли, которые приходилось исследовать ученому. Работая с мягким известняком с помощью стилуса, резчик изваял шедевр. Не видно было ни трещин, ни изъянов. Декоративная работа с легкостью соперничала с творениями искусных римских скульпторов – лишь одно это делало стоявшую перед ними реликвию уникальной.
Берсеи провел пальцем в перчатке по тонкой щели вдоль края крышки.
– Запечатано. – Он осторожно нажал на заливку. – Скорее всего, воск.
– Да, вижу, – подтвердил Донован.
– Это добрый знак. Велики шансы, что содержимое осталось нетронутым, – добавил Берсеи.
– Давайте откроем его, – предложил Донован. – И тогда детально обсудим анализы, которые вам предстоит провести.
Хеннеси и Берсеи переглянулись. Оба поняли: вот то, что объединит их, на первый взгляд такие разные науки. Вскрытие запечатанного погребального ковчега означало только одно.
Труп.
* * *
Шарлотта и Берсеи орудовали прецизионными ножами, внимательно глядя на ковчег через защитные очки «Ораскоптик», оборудованные откидными миниатюрными бинокулярами. Они пытались вскрыть восковую пломбу, которая, несмотря на свою древность, крепко держала крышку оссуария.
– А разве нельзя просто расплавить воск? – поинтересовался Донован.
Берсеи покачал головой:
– Нельзя нагревать камень. Он может треснуть или изменить цвет. Да и воск потечет, испортит содержимое.
Шли минуты, и единственным нарушавшим тишину звуком, кроме глухого гула вентиляции, был звук двух лезвий, осторожно царапающих восковую пломбу оссуария.
Священник наблюдал за учеными, отойдя чуть в сторону. Мысли его беспорядочно метались между удивительными тайнами, которые, как пророчил манускрипт, хранил этот оссуарий, и перестрелкой в Иерусалиме, унесшей столько жизней. Возможно, ему станет чуточку легче лишь тогда, когда он своими глазами увидит содержимое.
Сделав последние надрезы, Берсеи глубоко вздохнул.
– Почти готово. – Итальянец практически лежал поперек стола, доскребая шов задней стенки ковчега.
Шарлотта закончила переднюю стенку и стянула перчатки. Несколько секунд спустя Джованни Берсеи положил нож и сделал то же самое.
– Готовы? – спросил Берсеи Шарлотту и священника. Донован кивнул и подошел к столу.
Двое ученых заняли позицию с разных сторон оссуария. Засунув пальцы под края крышки, они стали равномерно тянуть ее вверх, одновременно слегка расшатывая осторожными движениями, чтобы расцепить хватку остатков воска. Когда древняя пломба поддалась, раздался легкий хлопок, а за ним шипение вылетающего на свободу газа. Даже сквозь маски они почувствовали едкий запах.
– По-видимому, миазмы, – предположил Берсеи. – Побочный продукт разложения кости.
Все трое обменялись взглядами.
Донован с трудом сглотнул и взволнованным жестом предложил им продолжить.
Джованни и Шарлотта сняли крышку и опустили ее на резиновый коврик.
13
Подтянув поближе конструкцию, напоминающую большую настольную лампу, Шарлотта повернула ее так, чтобы свет падал прямо в темный провал полости открытого оссуария.
Улыбка отца Патрика Донована была видна даже под хирургической маской, широкая, от уха до уха. Глазам его предстала покоящаяся в ковчеге аккуратно сложенная горстка человеческих останков.
Шарлотта первой протянула руку и провела кончиками пальцев вдоль бедренной кости.
– Форма у них просто удивительная.
Про себя она подумала, что хотела бы, чтоб ее кости выглядели так же хорошо, когда придет ее время. То, что ее вызвали с другого конца света для этого, показался сейчас жестокой шуткой. Но в конце концов, единственным ее спасением от страшных прогнозов была работа. И хватит об этом!
Заинтригованный Берсеи резко обернулся к Доновану:
– Чьи это останки?
– Полной уверенности у нас нет… – Хранитель библиотеки старался не смотреть доктору в глаза. – Именно это и явилось причиной вашего приезда: надо помочь установить подлинность и идентичность скелета. Как я говорил недавно, Ватикан не обладает профессиональными ресурсами для анализа такого уникального артефакта. Вот почему вас обоих пригласили. – Руками в перчатках он деликатно коснулся края оссуария и вновь загляделся на останки. – У нас есть причина верить, что эта удивительная реликвия может помочь нам более глубоко понять исторический контекст Библии.
– Каким именно образом? – спросила Шарлотта. Она предпочитала, чтобы с ней говорили прямо.
Взгляд Донована буквально прилип к костям.
– Этого мы не узнаем до тех пор, пока не установим возраст образца, не определим причину смерти методами судебной экспертизы и не попробуем воссоздать внешний вид.
Берсеи замер в нерешительности, чувствуя, что те же чувства обуревают и Шарлотту. Священник что-то недоговаривал.
– Большая часть успеха в изучении памятников древности кроется в знании особенностей их происхождения. Вам известно что-то конкретное об этом оссуарий? Откуда он взялся? Из археологического раскопа?
Донован покачал головой и, наконец подняв на них глаза, выпрямился.
– Нам предоставили кое-какие данные. Вы же понимаете, с такой находкой необходимо обращаться крайне осторожно, поскольку стоимость ее высока.
На лице Шарлотты застыло недоумение. Они заманили сюда двух видных ученых для подтверждения подлинности останков, заставив их подписать документ о неразглашении. Очевидно, Ватикан твердо убежден, что оссуарий и его содержимое подлинные. Иначе ради чего они взвалили на себя такие сложности и расходы?
– Мы проведем всестороннее исследование, – заверил священника Берсеи. – Комплексный лабораторный анализ. Физическую реконструкцию. Все, что полагается. – Он перевел взгляд на Шарлотту.
– А я сделаю радиоуглеродный анализ и составлю обобщенный генетический профиль, – добавила она. – Фантастический экземпляр. Насколько я могу судить по первому впечатлению, вы сделали прекрасное приобретение. Уверена, что результаты будут потрясающие.
– Замечательно! – явно довольный, воскликнул Донован. – Пожалуйста, дайте мне знать, когда будете готовы доложить о полученных результатах. Если это возможно, я хотел бы в течение ближайших нескольких дней представить предварительный доклад.
Ученые переглянулись.
– Договорились, – сказал Берсеи.
Донован снял перчатки, маску и халат.
– Прошу вас держать меня в курсе дела. Связаться со мной можно по интеркому, – он указал на маленькую панель управления у входа, – или позвонить по местному телефону два-один-один-четыре. – Донован взглянул на свои часы, они показывали двенадцать минут седьмого. – О, уже поздно. Давайте считать этот день полноценным рабочим днем, а завтра с утра вы приступите к работе с новыми силами. Скажем, часов в восемь?
Шарлотта и Берсеи кивнули.
– Доктор Хеннеси, вам не довелось осмотреть собор, когда вы приехали? – поинтересовался священник.
– Нет.
– Будучи в Ватикане, в первую очередь надо взглянуть на его сердце и душу. Это ни с чем не сравнимо. Многие говорят – это словно заглянуть на минутку в рай.
– Он прав, – поддакнул Берсеи.
– Хотите посмотреть прямо сейчас?
Глаза Шарлотты загорелись:
– Если у вас найдется для меня время, я с удовольствием.
– Скоро уже закрытие, так что посетителей не должно быть много. Джованни, не составите нам компанию?
– Простите, но я должен вернуться домой, к жене, – застенчиво отказался итальянец. – Она обещала приготовить на обед оссобуко. – Берсеи наклонился к Шарлотте и прошептал достаточно громко, чтобы Донован услышал: – Вы в хороших руках. Лучшего гида вам не сыскать. Никто не знает Ватикан так, как он.
14
Над западной частью Рима заходило солнце. Нежный ветерок шевелил листву кипарисов. Легко шагая рядом с отцом Донованом, Шарлотта наслаждалась благоуханием сада, казалось впитавшим ароматы всех цветов мира.
– А скажите, доктор Хеннеси, теперь, когда вы увидели мощи, что вы думаете о нашем проекте?
– Признаться, это не совсем то, что я предполагала. – Шарлотта недоговаривала. Человеческие останки показались ей не совсем типичным приобретением Ватиканского музея. А смотритель библиотеки – не вполне подходящей кандидатурой для коллекционера такого рода вещей. – Хотя… я была приятно удивлена, – добавила она. – Предстоит захватывающая работа.
– Для всех нас! – пообещал Донован. Приблизившись к заднему фасаду собора, он с благоговением поднял глаза вверх. – В первом веке нашей эры на месте, где ныне расположен Ватикан, был Циркус Максимус, или Большой цирк. Император Нерон устраивал здесь гонки на колесницах. Ирония судьбы, ведь Нерон известен как самый ярый гонитель ранних христиан.
– Он обвинил их в поджоге Рима в шестьдесят четвертом году. А в шестьдесят седьмом на потеху толпе распял на кресте святого Петра.
– Вы христианка или хороший историк? – На Донована ее слова произвели впечатление.
– Когда-то я была хороша в обеих ипостасях.
– Понимаю. – Отдавая себе отчет в том, что тема щекотливая, священник все же рискнул сказать: – Знаете, у нас в Ирландии люди говорят: «Я верю в солнце, когда оно не светит. Я верю в любовь, когда не чувствую ее в себе, я верю в Бога, даже когда Он безмолвствует». – Донован глянул на Шарлотту и увидел, что она улыбается. К счастью, он, похоже, не обидел ее. – Порой достаточно всего лишь помнить о том, что нам дорого.
Поднявшись по пролету мраморных ступеней, что вели к заднему фасаду собора, Донован подвел Шарлотту к самой большой бронзовой двери, какие ей доводилось видеть. Он достал карточку-ключ и провел по считывающему устройству. Электромеханический замок с характерным щелчком открылся. Священник с заметным усилием отворил массивную дверь и жестом пригласил женщину войти.
– Мы пойдем через этот вход?
– Конечно. Одно из преимуществ гостей папства.
Шарлотта была немного знакома с преимуществами ВИП-персон, однако это оказалось ни с чем не сравнимо. Пройдя под арочным сводом двери, она мгновенно почувствовала, что переносится в иной мир.
Шагнув из-под арки входа, Шарлотта застыла, ошеломленная простором мраморного нефа собора. Она припомнила, как в самолете прочла в путеводителе, что парижский Нотр-Дам мог бы легко поместиться под куполом этой огромной базилики. Но, стоя здесь, она почувствовала, что ее восприятие пространства искажается.
Взгляд Шарлотты мгновенно привлек величественный кессонный купол Микеланджело. Покрытый мозаичной плиткой, он вздымался над нефом на четыреста пятьдесят футов, и лучи солнца, струясь из западных окон, заливали его неземным светом.
Медленно взор ее опустился на знаменитый бронзовый Балдахин, стоявший над папским алтарем, прямо под куполом. Четыре витые бронзовые колонны творения гения Возрождения Джованни Лоренцо Бернини поднимались на семьдесят футов, чтобы поддерживать позолоченный барочный свод, простиравшийся еще на двадцать футов вверх.
Даже полы в соборе были выложены мрамором и мозаикой.
– Боже мой! – ахнула Шарлотта.
– Да, впечатляет, – согласился Донован, сложив на груди руки и в который раз восхищаясь великолепием внутреннего убранства. – Я с удовольствием посвятил бы несколько часов тому, чтобы провести для вас экскурсию. Здесь можно увидеть двадцать семь часовен, сорок восемь алтарей и триста девяносто восемь статуй. Но я считаю, что собор есть скорее путешествие духовное и его следует осуществлять наедине с самим собой. – В деревянном киоске у стены он взял карту и путеводитель и вручил их Шарлотте. – Если что-то вас заинтересует, о подробностях можете справиться в этой книге. Мне пора. Приятно провести время.
Поблагодарив отца Донована, она медленно пошла вдоль бокового придела северной стены базилики.
Как большинство приезжающих сюда паломников, Шарлотта остановилась перед бронзовой статуей святого Петра на массивном мраморном пьедестале. Святого изобразили сидящим на папском троне с нимбом над головой, в левой руке папский ключ, правая воздета в благословляющем жесте. Несколько посетителей стояли в очереди, чтобы подойти и коснуться ноги статуи. Шарлотта заглянула в путеводитель: оказывается, люди верили, что этот ритуал приносит удачу. Она не была суеверной, но уговорила себя, что в ее ситуации может помочь даже такая мелочь.
Менее чем через пять минут она шагнула вперед, глядя вверх, в величественное лицо святого, и протянула левую руку к холодной металлической ступне. И сделала то, чего не делала уже более десяти лет. Она помолилась, прося Господа дать ей сил и указать путь. В точности как говорил Донован. Возможно, ей надо было всего лишь вспомнить, что когда-то она была верующей.
Веру она едва ли не полностью отвергла одиннадцать лет назад, наблюдая, как ее мать, преданную католичку, медленно пожирал рак желудка. Милость Божья, предположила тогда Шарлотта, не гарантирована праведникам, не важно, сколько молитв вознесено и сколько воскресений смиренно просижено на церковной скамье. После смерти матери Шарлотта не стала ходить в церковь и искать там ответы – она заняла место у окуляров микроскопа, довольствуясь тем, что пороком матери была не вера, а банальное генетическое несовершенство, дефектный генетический код.
Отец Шарлотты, даже пережив потерю любимой жены, по-прежнему посещал мессы каждое воскресенье, по-прежнему воздавал хвалу Всевышнему перед едой и благодарил за подаренный день. Почему? – недоумевала Шарлотта. Был момент, когда она задала ему этот самый вопрос. Ответ его был скорым и искренним.
– Чарли. – Отец был единственным, кроме Эвана Олдрича, кто называл ее так. – Я решил не винить Господа в моем несчастье. В жизни столько горя. Но и красоты – тоже. – Произнеся это, как помнила Шарлотта, он улыбнулся, с нежностью глядя на дочь, и чуть коснулся ее лица. – Кто я такой, чтобы подвергать сомнению силу, стоящую за этим чудом? Помни, доченька, вера – это когда ты веришь в то, что жизнь что-то значит, независимо от того, какой тяжкой она может порой казаться.
Возможно, сейчас ей в самом деле хотелось поверить, что ее личное несчастье было предопределено свыше. Однако, несмотря на духовный вердикт отца, Шарлотта так и не решилась рассказать ему о своем недуге, даже сознавая, что ближе его у нее нет никого на свете.
Недостаток религиозной поддержки заставлял ее частенько ощущать духовную пустоту, особенно в последнее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38