Однако на оттиске Бартона дельфин отсутствовал. Вместо него на камне виднелась глубокая борозда. Если это сделали не похитители, тогда кто?
– Так каким, по-вашему, был их мотив?
– Четкого вывода у меня пока нет, – вздохнул Бартон. – Похоже, ими руководил тот, кто в точности знал, что лежит в оссуарии.
– Мотив-шмотив… Да кому нужен ящик с костями?! – перебил Телексен, даже не пытаясь скрыть свое презрение.
Запустив руку в нагрудный карман пиджака, он вынул пачку «Тайм лайт», вытряхнул оттуда сигарету и, не спрашивая разрешения у хозяина кабинета, щелкнул серебряной зажигалкой «Зиппо».
– Трудно сказать… – ответил Бартон. – Для этого надо узнать, что находилось внутри.
Последовало долгое-долгое молчание. Офицеры переглянулись.
– Версии есть? – медленно и отчетливо выговорил Телексен.
Держа сигарету в пальцах искалеченной руки, он глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри.
– Пока нет.
Тополь держался более уравновешенно.
– А есть ли вероятность того, что это был вовсе не погребальный ковчег? Могло ли в усыпальнице находиться что-либо еще?
– Исключено, – уверенно сказал Бартон. – Согласно обычаям, в криптах не оставляли никаких ценностей. Это не Древний Египет, генерал.
– Удалось ли вам обнаружить какую-нибудь улику, позволяющую нам выйти на след злоумышленников? Есть ли в деле палестинский след? – не унимался Телексен.
Казалось, они не способны понять, что в отличие от многих коренных израильтян Бартон в своих суждениях не руководствуется религиозной или политической лояльностью.
– На данный момент ничего конкретного.
– Можно как-нибудь отследить исчезнувший оссуарий? – Телексен терял терпение.
– Наверное, можно. – Бартон спокойно разглядывал обоих, хотя агрессивное поведение и сигаретный дым постепенно истощали его терпение. – Я буду тщательно контролировать рынки древних артефактов. Больше всего шансов, что он вынырнет именно там. – Он запустил руку в портфель за вторым листком бумаги и по столу подтолкнул его к Тополю. – Вот эскиз, как примерно должен выглядеть оссуарий, вместе с его размерами и приблизительным весом. Предлагаю вам распространить это среди своих людей, особенно на блокпостах. А вот рисунки других оссуариев, найденных в крипте.
Тополь взял рисунки.
– Мне кажется, вы упускаете одну очень важную вещь, – поспешил добавить Бартон тихим голосом.
Оба офицера вскинули головы.
– Усыпальница под Храмовой горой подкрепит убежденность сионистов в том, что над ней прежде стоял иудейский храм. Вероятно, вам следовало бы поделиться этой информацией с премьер-министром.
В данном случае Бартон пытался сыграть на желании каждого израильского еврея – как ортодокса, так и безразличного к вере – ухватиться за надежду, что в один прекрасный день миру явят неопровержимую археологическую находку, подтверждающую исключительное право иудеев на Храмовую гору.
Телексен беспокойно заерзал, металлические ножки его стула царапнули пол.
– Так что не удивляйтесь, если расследование этого дела приведет к намного большим открытиям, – добавил Бартон.
– Что-нибудь еще? – осведомился Тополь.
Археолог подумал о найденном им свитке, лежащем сейчас внутри цилиндра в кармане его брюк.
– На данном этапе это все.
– Едва ли стоит напоминать вам, что поставлено на карту, – сурово сказал Телексен. – Мы балансируем на краю крайне неприятной конфронтации с Хамасом и палестинской администрацией. Множество людей с их стороны готовы воспользоваться любым предлогом, чтобы обвинить нас в теракте против ислама.
– Я приложу все усилия, чтобы найти оссуарий, – сказал Бартон.
Телексен сделал последнюю затяжку и сжег сигарету до фильтра.
– Найдете ковчег – сразу же сообщите нам обоим. Вы получите полный доступ ко всем необходимым ресурсам. – Он бросил окурок на пол и раздавил правой ногой. – И на будущее: к следующей нашей встрече я бы хотел получить нечто большее, чем лекцию по археологии.
Оба офицера поднялись и вышли в галерею.
Звонком дав сигнал Рейчел о том, что гости покинули здание, Бартон быстро закрыл дверь и, волнуясь, вытащил цилиндр. Сняв колпачок, он постучал по цилиндру, чтобы свиток выпал на освобожденную поверхность столешницы. Из ящиков соседнего стеллажа он достал пару латексных перчаток и пластиковый пакет с застежкой. Потом сел за стол, опустил пониже штангу настольной лампы и натянул перчатки.
Осторожно развернув свиток, археолог уложил его текстом вверх на пластиковом пакете и так же осторожно разгладил пальцами. Буквы были аккуратными и крупными, и лупа Бартону не понадобилась. Однако ему сразу же пришлось убедиться, что без переводчика не обойтись, поскольку в греческом он был не слишком силен.
А насколько ему известно, в Иерусалиме жил только один человек, которого он считал экспертом.
23
Ватикан
Шарлотта Хеннеси все еще не могла прийти в себя от мысли, что многочисленные травмы, обнаруженные на останках мужчины тридцати лет, обладавшего при жизни отменным здоровьем, были следствием распятия.
Сейчас они с Берсеи намеревались отыскать новые факты, подтверждающие идентификацию субъекта и устанавливающие дату его смерти. Кости необходимо подвергнуть радиоуглеродному анализу, да и сам оссуарий подлежит более тщательному исследованию.
Стоя перед ковчегом, ученые осматривали его известняковый корпус.
– Я обнаружил кое-какую информацию о похожем оссуарии, найденном в Израиле в две тысячи втором году, – сообщил Берсеи. – Из надписей на нем сначала сделали вывод, что там содержались останки Иакова, брата Иисуса. Хотя в подлинности оссуария сомнений не возникло, письмена на нем сочли фальсификацией. Хотелось бы просмотреть результаты экспертизы того оссуария, тогда бы я ясно представлял, что нам следует искать тут.
– Почему они решили, что надписи фальшивые? В чем отличие фальшивки от подлинника?
– Иногда это «прыжок веры», – ответил Берсеи. – Но как правило, легитимность надписей определяется сохранностью поверхностных наслоений.
– Вы об этом? – Шарлотта указала на тонкий слой тусклого зеленовато-серого налета, равномерно покрывавшего всю поверхность камня.
– Да, смахивает на окисление меди, на патину на металлах. А на камне такой вот след со временем оставляют сырость, седиментация и атмосферные осадки.
– А органическая структура этого налета, или патины, может указать на характер окружающей среды, в которой был найден оссуарий?
– Именно так. – Берсеи нацепил очки для чтения и вгляделся в страничку записей в своем блокноте. – Вчера вечером я просмотрел кое-какие исследования об оссуариях: похоже, их начали использовать, главным образом в Иерусалиме, в первом веке до нашей эры, и длилось это недолго, всего лет сто или двести. – Он поглядел на Шарлотту. – И все же полагаю, что известняк для нашего оссуария, как и для оссуария Иакова, был добыт примерно в одно и то же время в каменоломнях Израиля.
– Ну да, и в этом случае минеральный состав патины должен соответствовать геологическим элементам в этом регионе, – продолжила Шарлотта. – Погодите, Джованни. Тогда выходит, этому оссуарию около двух тысяч лет, правильно?
– Правильно. И судя по тому, что в тот же период часто распинали людей, мы на верном пути.
– Значит, если надписи на камне сфальсифицировать, патина нарушится? – Хеннеси пригляделась к зеленоватому налету на стенках ковчега.
– Вы опять угадали! – Берсеи улыбнулся.
– А есть способ как-то определить возраст камня?
– Способ есть, да толку мало.
– Почему?
– Нам в принципе не важно, когда сформировался этот известняк. Самому камню, может, уже миллион лет. Куда интереснее знать, когда его добыли в каменоломне. Поверхностный налет и надписи – лучшие критерии оценки возраста оссуария.
– Ясно. А это? – Шарлотта указала на чуть размытый символ: дельфин и трезубец. – Думаете, нам по силам разгадать, что сие означает?
– Уверен, что символ этот языческий, – сказал Берсеи. – Странно, но у меня такое чувство, будто я уже где-то его видел. Ну что ж, давайте для начала выясним, настоящие ли здесь наслоения.
– Вы тогда заканчивайте с оссуарием, а я пока приготовлю образец кости для радиоуглеродного анализа. – Она махнула рукой в сторону стола со скелетом.
– Идет. Кстати, – Берсеи потянулся к своему блокноту и что-то быстро записал. – Вот имя и телефон человека из лаборатории AMS здесь, в Риме. – Он вырвал листок. – Скажете, что от меня. Что мы вместе работаем на Ватикан и результаты нужны срочно. Он все сделает. И попросите его позвонить сразу же, как только результаты будут готовы. Свидетельство о радиоуглеродном датировании он может прислать позже.
– Антонио Кьярдини? – прочитала Хеннеси.
– Произносится как «Чардини». Мой давний друг, к тому же он мне кое-чем обязан.
– О'кей.
– Кстати, насчет языка не беспокойтесь, по-английски он говорит свободно. – Берсеи взглянул на часы: четверть второго. – Пока вы не позвонили, как насчет ланча?
– С радостью. Умираю, хочу есть.
– Сэндвич с тунцом вас не особо вдохновил?
– Ну, это не вполне соответствует моему представлению об итальянской кухне.
24
Иерусалим
Грэм Бартон свернул с базара Эль-Даббаха в Христианском квартале и приостановился полюбоваться величественным фасадом храма Гроба Господня.
Пилигримы-христиане стекались в Иерусалим, чтобы повторить крестный путь, пройденный Иисусом, с четырнадцатью «стояниями», от бичевания до распятия, – так называемые «Страсти Христовы». Путь этот берет начало у францисканского монастыря на Виа Долороса, прямо под северной стеной Храмовой горы, – места, где, как утверждают христиане, Иисус взвалил на себя крест, после того как его подвергли бичеванию и надели на голову терновый венок. Стояния от десятого до четырнадцатого – где Христос был раздет, прибит к кресту, испустил дух и затем был снят с креста – поминались в богослужении в этой церкви.
После всего произошедшего в последние дни в Иерусалиме Бартона не удивило, что сегодня туристов здесь не много. Он направился к главному входу.
Войдя в помещение массивной ротонды с двумя ярусами круговой римской колоннады, Бартон обогнул небольшой мавзолей, украшенный искусным золотым орнаментом. Внутри этого сооружения находилась главная святыня церкви – мраморная плита, прикрывавшая вход в пещеру, в которой похоронили Христа.
– Грэм, – приветливо окликнули его. – Это вы?
Повернувшись, Бартон оказался лицом к лицу с дородным пожилым священником с длинной белой бородой, одетым в церемониальное одеяние греческой православной церкви: свободная длинная черная ряса и такая же черная высокая камилавка.
– Отец Деметриос! – улыбнулся Бартон.
Коротенькими полными ручками с толстыми пальцами-сардельками священник обнял Бартона и чуть притянул к себе.
– Отлично выглядите, друг мой. Что привело вас в Иерусалим вновь? – Он говорил с сильным греческим акцентом.
Бартон впервые встретился с ним полтора года назад, когда готовил выставку распятий и других реликвий эпохи Крестовых походов в Лондонском музее. Отец Деметриос милостиво предоставил музею экспонаты для выставки на трехмесячный срок – в обмен на щедрое пожертвование.
– На этот раз надежда на вашу помощь в переводе старинного документа.
– Для вас – все, что пожелаете, – любезно ответил священник. – Пойдемте.
Шагая рядом с отцом Деметриосом, Бартон обратил внимание, как много здесь служителей церкви. Согласно распорядку, установленному когда-то султаном Оттоманской империи, греческое духовенство было вынуждено делить этот храм с другими конфессиями христианской церкви: римско-католической, эфиопской, сирийской, армянской и коптской. Каждой выделялись свои приделы и часы для молитв.
«Это было необдуманное решение и в духовном, и в материальном отношении», – подумал Бартон.
Откуда-то из глубины церкви доносилось негромкое заупокойное пение.
– Ходят слухи, что вас позвали сюда израильтяне, чтобы помочь в расследовании происшествия на Храмовой горе, – прошептал священник. – Это правда?
– Мне не хотелось бы говорить об этом…
– Я не в обиде. Но если это все-таки правда – будьте осторожны, Грэм.
Священник отвел археолога в православный придел, известный как «пуп земли», или камень мироздания, названный так в честь каменной чаши в его центре. Она обозначала то место, которое древние картографы отметили как рубеж между Востоком и Западом. Еще по прошлому приезду Бартон обратил внимание, что отец Деметриос чувствовал себя комфортно только здесь, на своей территории.
У боковой стены располагался византийский алтарь, украшенный золотым орнаментом, над ним возвышалось массивное золотое распятие: Иисус в натуральную величину с ореолом в виде солнца, по обе стороны две скорбящие Марии, обращенные лицами к Христу. Стеклянное ограждение у основания алтаря обрамляло скальный пласт – полагали, что здесь был распят Иисус.
Голгофа. Двенадцатое стояние.
Священник перекрестился на алтарь и повернулся к Бартону:
– Показывайте, что принесли, Грэм. – Запустив руку под рясу, он достал очки для чтения.
Бартон вынул из нагрудного кармана пергамент, упакованный в пластиковый пакет с герметичной застежкой, и протянул священнику.
Отец Деметриос погладил пальцами пакет.
– Какой вы молодец – используете последние технологии. Ну-ка, посмотрим, что у вас тут…
Надев очки, он взял документ, поднял его повыше – к свету, излучаемому богато украшенным канделябром, – и уставился в текст. Через несколько секунд лицо его побелело, а нижняя губа отвисла.
– Боже мой…
– Что там?
Священник был явно напуган. Он впился в Бартона взглядом поверх очков.
– Где вы это нашли? – тихо спросил отец Деметриос.
Бартон подумал, стоит ли ему говорить, и ответил:
– Я не могу сказать. Мне очень жаль.
– Понимаю… – По глазам священника было видно, что именно такого ответа он и ожидал.
– Так вы скажете, что там написано?
Отец Деметриос обвел взглядом придел: поблизости прогуливались три католических священника в сутанах францисканцев.
– Давайте спустимся. – Он махнул Бартону, приглашая идти за ним, и проследовал вниз, под неф, по широкой изгибающейся лестнице.
Бартон не вполне понимал, чем древние письмена могли так напугать старика. Они спускались все глубже, пока выложенные камнем стены не сменились совсем древними, вырубленными прямо в холодной земле.
В похожем на пещеру помещении отец Деметриос наконец остановился.
– Вы знаете, что это за место?
– Конечно, – ответил Бартон, обводя взглядом низкий каменный потолок со следами контрольных меток, характерных для разработки месторождений полезных ископаемых. – Древняя каменоломня.
Глаза его быстро пробежались по стене за спиной священника, на которой были высечены сотни равносторонних крестов рыцарей-тамплиеров. Граффити двенадцатого века.
– Это гробница, – поправил его священник, указав на длинные погребальные ниши, расположенные в дальней стене. – Хотя мне известны оговорки, с которыми вы принимаете эту идею.
«Где Елене посчастливилось раскопать крест Христа», – хотел добавить Бартон, но сдержался.
Тот факт, что престарелая мать императора Константина лично выбрала это место – бывший римский храм, где язычники когда-то поклонялись Венере, – почти не оставляло сомнений в его подлинности. Будучи опытным археологом и прекрасно зная о расхождении во взглядах ученых-историков и служителей веры, Грэм не собирался оскорбить священника богохульством.
– Между прочим, прямо над нами еще одна священная гробница, – с серьезным лицом напомнил ему отец Деметриос.
– А зачем вы привели меня сюда? Это имеет отношение к содержанию свитка?
– Это имеет отношение ко всему, – торжественно заявил священник. – Не знаю, где вы нашли это, Грэм. Но если этот документ не отсюда – а я знаю, что он не отсюда, – то хочу предостеречь вас. Будьте очень-очень осторожны. Вы лучше других знаете, как неверно порой истолковываются слова. Если вы пообещаете, что не забудете мое предостережение, я напишу вам перевод.
– Даю вам честное слово.
– Ну хорошо. – Отец Деметриос покачал головой и испустил тяжкий вздох. – Дайте-ка мне вашу ручку и бумагу.
25
Ватикан
Каждый раз, когда отец Патрик Донован проходил по широкому коридору Апостольского дворца, ему становилось не по себе. Это были врата, ведущие к престолу Ватикана – материальной вершине иерархии христианского мира. Дворец примыкал к дальнему концу Ватиканского музея, и в нем размещались кабинеты Папы и государственного секретаря, этажом выше располагались роскошные апартаменты Борджиа. Казалось, весь этот огромный, словно вестибюль аэровокзала, комплекс являлся продолжением самого музея с его высоченными, от пола до потолка, фресками, мраморными полами и пышным убранством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Так каким, по-вашему, был их мотив?
– Четкого вывода у меня пока нет, – вздохнул Бартон. – Похоже, ими руководил тот, кто в точности знал, что лежит в оссуарии.
– Мотив-шмотив… Да кому нужен ящик с костями?! – перебил Телексен, даже не пытаясь скрыть свое презрение.
Запустив руку в нагрудный карман пиджака, он вынул пачку «Тайм лайт», вытряхнул оттуда сигарету и, не спрашивая разрешения у хозяина кабинета, щелкнул серебряной зажигалкой «Зиппо».
– Трудно сказать… – ответил Бартон. – Для этого надо узнать, что находилось внутри.
Последовало долгое-долгое молчание. Офицеры переглянулись.
– Версии есть? – медленно и отчетливо выговорил Телексен.
Держа сигарету в пальцах искалеченной руки, он глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри.
– Пока нет.
Тополь держался более уравновешенно.
– А есть ли вероятность того, что это был вовсе не погребальный ковчег? Могло ли в усыпальнице находиться что-либо еще?
– Исключено, – уверенно сказал Бартон. – Согласно обычаям, в криптах не оставляли никаких ценностей. Это не Древний Египет, генерал.
– Удалось ли вам обнаружить какую-нибудь улику, позволяющую нам выйти на след злоумышленников? Есть ли в деле палестинский след? – не унимался Телексен.
Казалось, они не способны понять, что в отличие от многих коренных израильтян Бартон в своих суждениях не руководствуется религиозной или политической лояльностью.
– На данный момент ничего конкретного.
– Можно как-нибудь отследить исчезнувший оссуарий? – Телексен терял терпение.
– Наверное, можно. – Бартон спокойно разглядывал обоих, хотя агрессивное поведение и сигаретный дым постепенно истощали его терпение. – Я буду тщательно контролировать рынки древних артефактов. Больше всего шансов, что он вынырнет именно там. – Он запустил руку в портфель за вторым листком бумаги и по столу подтолкнул его к Тополю. – Вот эскиз, как примерно должен выглядеть оссуарий, вместе с его размерами и приблизительным весом. Предлагаю вам распространить это среди своих людей, особенно на блокпостах. А вот рисунки других оссуариев, найденных в крипте.
Тополь взял рисунки.
– Мне кажется, вы упускаете одну очень важную вещь, – поспешил добавить Бартон тихим голосом.
Оба офицера вскинули головы.
– Усыпальница под Храмовой горой подкрепит убежденность сионистов в том, что над ней прежде стоял иудейский храм. Вероятно, вам следовало бы поделиться этой информацией с премьер-министром.
В данном случае Бартон пытался сыграть на желании каждого израильского еврея – как ортодокса, так и безразличного к вере – ухватиться за надежду, что в один прекрасный день миру явят неопровержимую археологическую находку, подтверждающую исключительное право иудеев на Храмовую гору.
Телексен беспокойно заерзал, металлические ножки его стула царапнули пол.
– Так что не удивляйтесь, если расследование этого дела приведет к намного большим открытиям, – добавил Бартон.
– Что-нибудь еще? – осведомился Тополь.
Археолог подумал о найденном им свитке, лежащем сейчас внутри цилиндра в кармане его брюк.
– На данном этапе это все.
– Едва ли стоит напоминать вам, что поставлено на карту, – сурово сказал Телексен. – Мы балансируем на краю крайне неприятной конфронтации с Хамасом и палестинской администрацией. Множество людей с их стороны готовы воспользоваться любым предлогом, чтобы обвинить нас в теракте против ислама.
– Я приложу все усилия, чтобы найти оссуарий, – сказал Бартон.
Телексен сделал последнюю затяжку и сжег сигарету до фильтра.
– Найдете ковчег – сразу же сообщите нам обоим. Вы получите полный доступ ко всем необходимым ресурсам. – Он бросил окурок на пол и раздавил правой ногой. – И на будущее: к следующей нашей встрече я бы хотел получить нечто большее, чем лекцию по археологии.
Оба офицера поднялись и вышли в галерею.
Звонком дав сигнал Рейчел о том, что гости покинули здание, Бартон быстро закрыл дверь и, волнуясь, вытащил цилиндр. Сняв колпачок, он постучал по цилиндру, чтобы свиток выпал на освобожденную поверхность столешницы. Из ящиков соседнего стеллажа он достал пару латексных перчаток и пластиковый пакет с застежкой. Потом сел за стол, опустил пониже штангу настольной лампы и натянул перчатки.
Осторожно развернув свиток, археолог уложил его текстом вверх на пластиковом пакете и так же осторожно разгладил пальцами. Буквы были аккуратными и крупными, и лупа Бартону не понадобилась. Однако ему сразу же пришлось убедиться, что без переводчика не обойтись, поскольку в греческом он был не слишком силен.
А насколько ему известно, в Иерусалиме жил только один человек, которого он считал экспертом.
23
Ватикан
Шарлотта Хеннеси все еще не могла прийти в себя от мысли, что многочисленные травмы, обнаруженные на останках мужчины тридцати лет, обладавшего при жизни отменным здоровьем, были следствием распятия.
Сейчас они с Берсеи намеревались отыскать новые факты, подтверждающие идентификацию субъекта и устанавливающие дату его смерти. Кости необходимо подвергнуть радиоуглеродному анализу, да и сам оссуарий подлежит более тщательному исследованию.
Стоя перед ковчегом, ученые осматривали его известняковый корпус.
– Я обнаружил кое-какую информацию о похожем оссуарии, найденном в Израиле в две тысячи втором году, – сообщил Берсеи. – Из надписей на нем сначала сделали вывод, что там содержались останки Иакова, брата Иисуса. Хотя в подлинности оссуария сомнений не возникло, письмена на нем сочли фальсификацией. Хотелось бы просмотреть результаты экспертизы того оссуария, тогда бы я ясно представлял, что нам следует искать тут.
– Почему они решили, что надписи фальшивые? В чем отличие фальшивки от подлинника?
– Иногда это «прыжок веры», – ответил Берсеи. – Но как правило, легитимность надписей определяется сохранностью поверхностных наслоений.
– Вы об этом? – Шарлотта указала на тонкий слой тусклого зеленовато-серого налета, равномерно покрывавшего всю поверхность камня.
– Да, смахивает на окисление меди, на патину на металлах. А на камне такой вот след со временем оставляют сырость, седиментация и атмосферные осадки.
– А органическая структура этого налета, или патины, может указать на характер окружающей среды, в которой был найден оссуарий?
– Именно так. – Берсеи нацепил очки для чтения и вгляделся в страничку записей в своем блокноте. – Вчера вечером я просмотрел кое-какие исследования об оссуариях: похоже, их начали использовать, главным образом в Иерусалиме, в первом веке до нашей эры, и длилось это недолго, всего лет сто или двести. – Он поглядел на Шарлотту. – И все же полагаю, что известняк для нашего оссуария, как и для оссуария Иакова, был добыт примерно в одно и то же время в каменоломнях Израиля.
– Ну да, и в этом случае минеральный состав патины должен соответствовать геологическим элементам в этом регионе, – продолжила Шарлотта. – Погодите, Джованни. Тогда выходит, этому оссуарию около двух тысяч лет, правильно?
– Правильно. И судя по тому, что в тот же период часто распинали людей, мы на верном пути.
– Значит, если надписи на камне сфальсифицировать, патина нарушится? – Хеннеси пригляделась к зеленоватому налету на стенках ковчега.
– Вы опять угадали! – Берсеи улыбнулся.
– А есть способ как-то определить возраст камня?
– Способ есть, да толку мало.
– Почему?
– Нам в принципе не важно, когда сформировался этот известняк. Самому камню, может, уже миллион лет. Куда интереснее знать, когда его добыли в каменоломне. Поверхностный налет и надписи – лучшие критерии оценки возраста оссуария.
– Ясно. А это? – Шарлотта указала на чуть размытый символ: дельфин и трезубец. – Думаете, нам по силам разгадать, что сие означает?
– Уверен, что символ этот языческий, – сказал Берсеи. – Странно, но у меня такое чувство, будто я уже где-то его видел. Ну что ж, давайте для начала выясним, настоящие ли здесь наслоения.
– Вы тогда заканчивайте с оссуарием, а я пока приготовлю образец кости для радиоуглеродного анализа. – Она махнула рукой в сторону стола со скелетом.
– Идет. Кстати, – Берсеи потянулся к своему блокноту и что-то быстро записал. – Вот имя и телефон человека из лаборатории AMS здесь, в Риме. – Он вырвал листок. – Скажете, что от меня. Что мы вместе работаем на Ватикан и результаты нужны срочно. Он все сделает. И попросите его позвонить сразу же, как только результаты будут готовы. Свидетельство о радиоуглеродном датировании он может прислать позже.
– Антонио Кьярдини? – прочитала Хеннеси.
– Произносится как «Чардини». Мой давний друг, к тому же он мне кое-чем обязан.
– О'кей.
– Кстати, насчет языка не беспокойтесь, по-английски он говорит свободно. – Берсеи взглянул на часы: четверть второго. – Пока вы не позвонили, как насчет ланча?
– С радостью. Умираю, хочу есть.
– Сэндвич с тунцом вас не особо вдохновил?
– Ну, это не вполне соответствует моему представлению об итальянской кухне.
24
Иерусалим
Грэм Бартон свернул с базара Эль-Даббаха в Христианском квартале и приостановился полюбоваться величественным фасадом храма Гроба Господня.
Пилигримы-христиане стекались в Иерусалим, чтобы повторить крестный путь, пройденный Иисусом, с четырнадцатью «стояниями», от бичевания до распятия, – так называемые «Страсти Христовы». Путь этот берет начало у францисканского монастыря на Виа Долороса, прямо под северной стеной Храмовой горы, – места, где, как утверждают христиане, Иисус взвалил на себя крест, после того как его подвергли бичеванию и надели на голову терновый венок. Стояния от десятого до четырнадцатого – где Христос был раздет, прибит к кресту, испустил дух и затем был снят с креста – поминались в богослужении в этой церкви.
После всего произошедшего в последние дни в Иерусалиме Бартона не удивило, что сегодня туристов здесь не много. Он направился к главному входу.
Войдя в помещение массивной ротонды с двумя ярусами круговой римской колоннады, Бартон обогнул небольшой мавзолей, украшенный искусным золотым орнаментом. Внутри этого сооружения находилась главная святыня церкви – мраморная плита, прикрывавшая вход в пещеру, в которой похоронили Христа.
– Грэм, – приветливо окликнули его. – Это вы?
Повернувшись, Бартон оказался лицом к лицу с дородным пожилым священником с длинной белой бородой, одетым в церемониальное одеяние греческой православной церкви: свободная длинная черная ряса и такая же черная высокая камилавка.
– Отец Деметриос! – улыбнулся Бартон.
Коротенькими полными ручками с толстыми пальцами-сардельками священник обнял Бартона и чуть притянул к себе.
– Отлично выглядите, друг мой. Что привело вас в Иерусалим вновь? – Он говорил с сильным греческим акцентом.
Бартон впервые встретился с ним полтора года назад, когда готовил выставку распятий и других реликвий эпохи Крестовых походов в Лондонском музее. Отец Деметриос милостиво предоставил музею экспонаты для выставки на трехмесячный срок – в обмен на щедрое пожертвование.
– На этот раз надежда на вашу помощь в переводе старинного документа.
– Для вас – все, что пожелаете, – любезно ответил священник. – Пойдемте.
Шагая рядом с отцом Деметриосом, Бартон обратил внимание, как много здесь служителей церкви. Согласно распорядку, установленному когда-то султаном Оттоманской империи, греческое духовенство было вынуждено делить этот храм с другими конфессиями христианской церкви: римско-католической, эфиопской, сирийской, армянской и коптской. Каждой выделялись свои приделы и часы для молитв.
«Это было необдуманное решение и в духовном, и в материальном отношении», – подумал Бартон.
Откуда-то из глубины церкви доносилось негромкое заупокойное пение.
– Ходят слухи, что вас позвали сюда израильтяне, чтобы помочь в расследовании происшествия на Храмовой горе, – прошептал священник. – Это правда?
– Мне не хотелось бы говорить об этом…
– Я не в обиде. Но если это все-таки правда – будьте осторожны, Грэм.
Священник отвел археолога в православный придел, известный как «пуп земли», или камень мироздания, названный так в честь каменной чаши в его центре. Она обозначала то место, которое древние картографы отметили как рубеж между Востоком и Западом. Еще по прошлому приезду Бартон обратил внимание, что отец Деметриос чувствовал себя комфортно только здесь, на своей территории.
У боковой стены располагался византийский алтарь, украшенный золотым орнаментом, над ним возвышалось массивное золотое распятие: Иисус в натуральную величину с ореолом в виде солнца, по обе стороны две скорбящие Марии, обращенные лицами к Христу. Стеклянное ограждение у основания алтаря обрамляло скальный пласт – полагали, что здесь был распят Иисус.
Голгофа. Двенадцатое стояние.
Священник перекрестился на алтарь и повернулся к Бартону:
– Показывайте, что принесли, Грэм. – Запустив руку под рясу, он достал очки для чтения.
Бартон вынул из нагрудного кармана пергамент, упакованный в пластиковый пакет с герметичной застежкой, и протянул священнику.
Отец Деметриос погладил пальцами пакет.
– Какой вы молодец – используете последние технологии. Ну-ка, посмотрим, что у вас тут…
Надев очки, он взял документ, поднял его повыше – к свету, излучаемому богато украшенным канделябром, – и уставился в текст. Через несколько секунд лицо его побелело, а нижняя губа отвисла.
– Боже мой…
– Что там?
Священник был явно напуган. Он впился в Бартона взглядом поверх очков.
– Где вы это нашли? – тихо спросил отец Деметриос.
Бартон подумал, стоит ли ему говорить, и ответил:
– Я не могу сказать. Мне очень жаль.
– Понимаю… – По глазам священника было видно, что именно такого ответа он и ожидал.
– Так вы скажете, что там написано?
Отец Деметриос обвел взглядом придел: поблизости прогуливались три католических священника в сутанах францисканцев.
– Давайте спустимся. – Он махнул Бартону, приглашая идти за ним, и проследовал вниз, под неф, по широкой изгибающейся лестнице.
Бартон не вполне понимал, чем древние письмена могли так напугать старика. Они спускались все глубже, пока выложенные камнем стены не сменились совсем древними, вырубленными прямо в холодной земле.
В похожем на пещеру помещении отец Деметриос наконец остановился.
– Вы знаете, что это за место?
– Конечно, – ответил Бартон, обводя взглядом низкий каменный потолок со следами контрольных меток, характерных для разработки месторождений полезных ископаемых. – Древняя каменоломня.
Глаза его быстро пробежались по стене за спиной священника, на которой были высечены сотни равносторонних крестов рыцарей-тамплиеров. Граффити двенадцатого века.
– Это гробница, – поправил его священник, указав на длинные погребальные ниши, расположенные в дальней стене. – Хотя мне известны оговорки, с которыми вы принимаете эту идею.
«Где Елене посчастливилось раскопать крест Христа», – хотел добавить Бартон, но сдержался.
Тот факт, что престарелая мать императора Константина лично выбрала это место – бывший римский храм, где язычники когда-то поклонялись Венере, – почти не оставляло сомнений в его подлинности. Будучи опытным археологом и прекрасно зная о расхождении во взглядах ученых-историков и служителей веры, Грэм не собирался оскорбить священника богохульством.
– Между прочим, прямо над нами еще одна священная гробница, – с серьезным лицом напомнил ему отец Деметриос.
– А зачем вы привели меня сюда? Это имеет отношение к содержанию свитка?
– Это имеет отношение ко всему, – торжественно заявил священник. – Не знаю, где вы нашли это, Грэм. Но если этот документ не отсюда – а я знаю, что он не отсюда, – то хочу предостеречь вас. Будьте очень-очень осторожны. Вы лучше других знаете, как неверно порой истолковываются слова. Если вы пообещаете, что не забудете мое предостережение, я напишу вам перевод.
– Даю вам честное слово.
– Ну хорошо. – Отец Деметриос покачал головой и испустил тяжкий вздох. – Дайте-ка мне вашу ручку и бумагу.
25
Ватикан
Каждый раз, когда отец Патрик Донован проходил по широкому коридору Апостольского дворца, ему становилось не по себе. Это были врата, ведущие к престолу Ватикана – материальной вершине иерархии христианского мира. Дворец примыкал к дальнему концу Ватиканского музея, и в нем размещались кабинеты Папы и государственного секретаря, этажом выше располагались роскошные апартаменты Борджиа. Казалось, весь этот огромный, словно вестибюль аэровокзала, комплекс являлся продолжением самого музея с его высоченными, от пола до потолка, фресками, мраморными полами и пышным убранством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38