Конечно, в последнее время появились очень хорошие смеси, и многие женщины уже не кормят детей, боясь испортить грудь. Но я придерживаюсь старых правил.
– Что-то сеньоры задерживаются, – заметила рра, прислушиваясь к взрывам хохота, доносящимся в гостиной.
– Больница находится далековато. И потом… ребенка надо еще одеть, – рассудительно сказала Мария, уменьшая огонь на плите. Но на сердце у нее почему-то было тревожно…
Еще никогда дорога до больницы не казалась Даниэле такой длинной. Фу, наконец-то они доехали! Даниэла буквально вылетела из машины. Хуан Антонио, видя нетерпение жены, решил подшутить.
– А может, оставить его здесь еще на пару деньков? – спросил он, закрывая дверцу автомобиля.
– Нет, – резко ответила Даниэла, но внимательно посмотрев на мужа, поняла, что он шутит, и добавила уже мягко: – Ни на одну минуту!
Они поднялись на второй этаж и подошли к знакомому стеклу, но не увидели за ним малыша.
– Его там нет, – подняла на мужа удивленные глаза Даниэла и почувствовала сердечную тревогу, а потом свинцовую тяжесть во всем теле.
– Его, наверно, готовят, чтобы мы могли его забрать, – неуверенно произнес Хуан Антонио. – Давай пройдем к врачу.
Поддерживая жену под руку, Хуан Антонио направился по коридору к кабинету доктора Каррансы. Увидев их, врач встал из-за стола и крепко пожал им руки.
– Доктор, я так волнуюсь, я не спала всю ночь! Наконец мы можем забрать домой нашего мальчика, – быстро проговорила Даниэла, задыхаясь от волнения.
Врач опустил голову, нахмурился и начал разглядывать календарь, висевший на стене.
– Только не говорите мне, что он должен здесь остаться еще на неделю, – Даниэла напряглась.
– Даниэла, Хуан Антонио, – медленно заговорил доктор Карранса. – Ночью у вашего малыша произошла остановка сердца. Мы не смогли его спасти. Ваш сын умер.
– Умер? Умер? Почему? С ним же было все в порядке! – воскликнул Хуан Антонио.
– Нет! Не может быть! Вы пошутили? Но это жестокая шутка. Нет, я не верю! – зашлась в крике Даниэла, но посмотрела на врача и осеклась, голос ее стал тихим и безжизненным: – В доме все готово для моего сынишки: кроватка, одежда. Мой маленький! Вы не смеете отнимать его у меня! Господь не мог его отнять! Это слишком жестоко!
Даниэла опустилась на стул, заботливо предложенный ей врачом. Слезы ручьями лились по ее щекам.
– Мой ребенок, Хуан Антонио! – сказала Даниэла, обращаясь к мужу, который придерживал ее за плечи. – Мой маленький Хуан Мануэль! Я уже никогда не смогу быть матерью… Нет, я не могу поверить!
– Дорогая, не терзай себя так, – произнес Хуан Антонио.
– Не могу, не верю! Он никогда не улыбнется мне… Не скажет «мама»… Не будет спать в своей кроватке… Я этого не вынесу! Разве можно пережить эту боль?! – Даниэла рыдала.
– Довольно, дорогая, не разрывай мне сердце, – дрожащим голосом умолял Хуан Антонио.
– Я никогда не смогу быть счастливой без моего сына… моего маленького, родного человечка…
Доктор Карранса покачал головой, глядя на убитую горем женщину. Он подошел к стеклянному шкафу, открыл его и вынул какие-то таблетки, потом наполнил водой стакан.
– Вот, примите. Это успокоит вас.
Хуан Антонио взял стакан у врача, поднес его к губам Даниэлы и только тогда заметил, как дрожат у него руки. Даниэла послушно проглотила лекарство.
– Я хочу видеть моего сына, – попросила она. – Хочу взять его на руки хотя бы единственный раз в жизни. Я должна его видеть. Пожалуйста, доктор!
Врач отрицательно покачал головой.
– Прошу вас, пожалуйста, – настаивала Даниэла и обернулась к мужу: – Скажи ему, чтобы он позволил мне его увидеть! Скажи, чтобы мне дали его увидеть, умоляю тебя!..
…Даниэла прижала к груди безжизненное тельце ребенка. Она ласково дотронулась пальцами до его личика, которое приняло землистый оттенок.
– Ты уже никогда не вырастешь, никогда, – шептала Даниэла, покрывая поцелуями лоб и щеки мертвого сына. – Я не увижу, как ты начнешь ходить. Я смогу обнять тебя только в моем воображении, прижать к груди, пеленать тебя и петь тебе колыбельную, чтобы ты заснул, – Даниэла принялась легонько качать ребенка, напевая: – Баю-баюшки-баю…
Хуан Антонио и доктор Карранса вопросительно посмотрели друг на друга. Врач вышел и быстро вернулся с наполненным шприцем.
– Что это? – спросила его Даниэла.
– Легкий транквилизатор, – ответил доктор Карранса и сделал ей укол.
– Дай ребенка мне, – сказал Хуан Антонио. Он был подавлен смертью сына, но его испугала реакция Даниэлы.
– Нет, – ответила Даниэла, прижимая крепче ребенка к своей груди.
– Надо договориться о похоронах, – тихо сказал врач Хуану Антонио.
– Нет, я не хочу его хоронить, – взмолилась Даниэла. – Мой малыш! Моя крошка! За что? Так не должно быть! Нет!
Даниэла вновь принялась укачивать мертвого ребенка, напевая колыбельную. Хуан Антонио нежно, но твердо отстранил ее и забрал у нее сына.
Всю обратную дорогу домой Даниэла не произнесла ни слова. Когда они вошли в гостиную, их с радостными криками приветствовали друзья.
– А где ребенок? – спросила Джина, заподозрив неладное. – Даниэла, что случилось?
– Он умер! Умер! У него остановилось сердце. Незадолго перед тем, как мы пришли. И он умер, – зарыдала Даниэла. – Все кончено! Я столько ждала, так мечтала об этом дне! А теперь все кончено. У меня уже нет ребенка, Джина! Единственный раз я смогла взять его на руки, когда он был мертв. Что я такого сделала? За что? За какие мои грехи Господь отобрал у меня сына?
– Не надо, – умоляюще взглянула Джина на подругу. – Ты – самая замечательная женщина, которую я знаю.
– Джина, почему это должно было случиться со мной? Без сына я не хочу жить! Я должна была умереть вместе с ним. Зачем мне жить, скажи? Мой сын! Мой мальчик! Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Счастье – это мираж. Когда мы думаем, что достигли его вершины, что-нибудь случается. Всегда что-нибудь случается.
Даниэла невидящим взглядом обвела гостиную. Воздушные шары, цветы, плакат… Все выглядело теперь так нелепо! Даниэла увидела подарки для малыша, сложенные на софе. Она дрожащей рукой прикрыла глаза:
– Это уже никогда мне не пригодится. Все было напрасно. Напрасно! У меня уже никогда не будет ребенка.
– Возьми себя в руки, Даниэла, – сказала Джина и обняла за плечи подругу. Но Даниэла передернула плечами, сбрасывая ее руки:
– Зачем? Зачем мне брать себя в руки? Зачем? Я прождала три мучительных недели, чтобы забрать сына из больницы и… вернулась с пустыми руками!
– Успокойся, довольно, – увещевала Даниэлу Джина, уводя ее в спальню.
Когда они ушли, Сония, Каролина и Ракель молча начали снимать воздушные шары. Все были потрясены случившимся.
– Даниэла убита горем. В какой-то момент я подумал, что она сходит с ума и придется ее оставить в больнице, – сказал Хуан Антонио, окружившим его друзьям.
– Такая трагедия! Это несправедливо! Даниэла так любила своего ребенка, – голос Херардо дрожал.
– Мануэль, помоги мне уладить все с похоронами, – попросил Хуан Антонио.
– Конечно, я все сделаю, – ответил Мануэль и обратился к жене и матери: – Пожалуйста, уезжайте домой.
– Нет, мы должны остаться здесь, – возразила Долорес.
– Вы будете только мешать. Прошу вас, – настойчиво повторил Мануэль.
И женщины начали собираться домой.
– Не знаю, что хуже: плакать, потому что никогда не сможешь иметь детей, как я, – тихо сказала Сония Рамону, – или плакать, потому что потеряла ребенка, как Даниэла.
– Я думаю, что хуже потерять, – ответил Рамон. – Бедная Даниэла! Она так несчастна!
– Да уж, ничего хорошего… Если бы ты видел, с каким рвением она училась вязать, готовя приданое для своего маленького сына, – Сония сокрушенно покачала головой.
– Перед лицом смерти нам остается только смириться, – Рамон крепко сжал руку Сонии.
– Жизнь такая тяжелая вещь! Если бы у меня не было тебя, она была бы совсем печальной и горькой, – Сония с благодарностью взглянула на Рамона.
– Нет, Сония, это без тебя она была бы горькой, – возразил Рамон.
Сония подошла попрощаться с Хуаном Антонио, заглянула в глаза брата:
– Иди к Даниэле. В такую минуту ты должен быть рядом с ней.
– С Джиной ей будет лучше, – угрюмо ответил Хуан Антонио.
– Нет, ты ее муж, ты должен ее поддержать, – возразила Сония.
Хуан Антонио поднял на нее глаза, и она увидела в них такую тоску!..
– Я не смогу ее утешить, я не в силах!.. Я не знаю, что ей сказать! Джина скорее сможет помочь ей, – затравленно пробормотал Хуан Антонио.
Сония положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку.
– Я хочу, чтобы ты знал, что можешь на меня рассчитывать, Хуан Антонио. Всегда! Ты и твоя семья – единственные мои родные люди.
– Да, Сония, спасибо, – ответил ей брат. – Я тоже очень тебя люблю.
В спальне Джина пыталась успокоить Даниэлу, которая вдруг вспомнила свой кошмарный сон, оказавшийся пророческим.
– Не говори глупости! Твой сон тут не причем.
– Альберто смеялся надо мной! Он сказал, что мой сын умер. И это оказалось правдой.
Джина с тревогой взглянула на подругу.
– Но жизнь продолжается, Даниэла. Надо жить! Время все лечит. Ты – сильная женщина, – Джина сама понимала, что ее слова не доходят до Даниэлы. Ей очень хотелось, чтобы ее Дани улыбнулась, и она сказала: – Мы, богини, должны быть сильными и не имеем права плакать.
– Нет, я не богиня, – возразила Даниэла равнодушно. – Я всего лишь женщина. Я несчастная женщина, потерявшая последнюю надежду. Женщина, которую никто и никогда не назовет мамой.
Утром следующего дня Иренэ проснулась поздно. Леопольдо куда-то уехал. Ах, да, сегодня же четверг, день, когда он посещает сауну, а оттуда обычно ездит в клуб. Значит, у нее свободен весь день. Иренэ любила, когда Леопольдо не было дома, и она могла ощущать себя полноправной хозяйкой. Иренэ долго нежилась в постели. Затем она села, подложив подушку под спину, и потянулась к подносу с завтраком, на котором стояли небольшой термос с кофе, чашка, тарелка с двумя хрустящими тостами и стакан апельсинового сока. Раздался телефонный звонок. Иренэ, скорчив недовольную гримасу, сняла трубку и услышала знакомый хриплый голос:
– Доброе утро, дорогая сеньора! Вы не читали сегодняшних газет?
Иренэ вообще газет не читала, разве что иногда пролистывала женские журналы, но голос она узнала.
– Нет, – недовольно ответила она.
– А зря! – мужчина рассмеялся. – Ребеночек-то умер, сеньора? И она может умереть в любой день. Так что с вас причитается.
– Мне плевать на то, что вы говорите, – рассердилась Иренэ. «Опять этот наглец вымогает деньги», – подумала она. Иренэ не поверила ни одному его слову. – Я не дам вам больше ни гроша!
– Не вынуждайте меня делать то, чего бы мне очень не хотелось.
– Знаете, я не терплю, когда мне угрожают! Да еще типы вроде вас, – зло сказала Иренэ.
– Я вас предупреждаю…
– Идите вы к черту! – и Иренэ бросила трубку.
«Какой мерзавец, испортил мне настроение», – думала Иренэ, одеваясь. Есть ей расхотелось, поэтому она взяла только стакан сока, и с ним в руках спустилась в гостиную. Она села в кресло и отпила сок. Взгляд ее упал на газету, брошенную Леопольдо на столе. Иренэ стала лениво просматривать газету, ища страницу с некрологами. Там она и наткнулась на небольшое объявление в траурной рамке, выведенное готическими буквами: «Родные и близкие Даниэлы Лорентэ и Хуана Антонио Мендеса Давиды с прискорбием сообщают о безвременной кончине их горячо любимого маленького сына Хуана Мануэля Мендеса Давиды Лорентэ и извещают, что панихида состоится в церкви Всех Святых в 10 часов утра». Иренэ щелкнула по газете пальцами и выпустила ее из рук. Она подошла к низкому бару, отодвинула дверцу и, вынув бутылку джина «Бифитер», плеснула в стакан с соком.
«Итак, он умер! Хуан Мануэль Мендес Давила Лорентэ умер», – Иренэ подняла стакан, будто хотела с кем-то чокнуться. – Ну, за упокой его души, – сказала она вслух и осушила стакан залпом. – Замечательно! Наконец-то!
Глава 50
Похороны были недолгими. Маленький гробик снесли в угол кладбища, где земля была скованна каменными надгробьями, и опустили в могилу. Присутствовавшие стали расходиться. У ворот кладбища Долорес повернулась к сыну:
– Ты должен быть рядом с Хуаном Антонио. Ты можешь ему понадобиться.
– Нет, он должен побыть наедине с Даниэлой. Она просто убита горем, – возразил Мануэль.
– Ты прав, дорогой, – сказала Ракель, беря мужа под руку. – Чем можно их утешить? Они потеряли сына! Я даже думать боюсь, что было бы со мной, случись что с нашим мальчиком.
– Бедный малыш! – вздохнула Долорес. – Он не смог даже узнать, что такое жизнь. Она прошла у него в этом «инкубаторе». Похороны вообще печальное событие, а уж таких печальных, как эти, я не помню.
Фелипе и Джина сели в машину и отъехали от кладбища. Оба молчали. Потом Фелипе сказал:
– Не плачь, а то я тоже заплачу.
– Это так ужасно! Мне казалось, я сама умираю, когда опускали в могилу гроб с сыном Даниэлы.
– Да, очень тяжело, но слезами горю не поможешь.
– Даниэла уже никогда не будет прежней. Я потеряла мою подругу, понимаешь?
– Нет, Даниэла – умная женщина. И сильная. Она еще оправится от горя.
– Тогда почему она не захотела, чтобы я поехала вместе с ней?
– Потому что бывают минуты, когда нужно побыть одному. Даниэле необходимо выплакаться.
– Я не хочу, чтобы она плакала. Она и так уже все глаза выплакала.
– Ты тоже должна успокоиться! Тебе нельзя переутомляться, – озабоченно сказал Фелипе. – Побереги себя!
– Да, теперь на мне лежит вся работа в Доме моделей, – кивнула Джина, – пока Даниэла не оправится от шока. Мне кажется, что никогда уже не будет так, как раньше. Я пессимистка, да?
– Прошлого не вернуть, это точно, – согласился Фелипе.
– Я должна благодарить Бога за то, что у меня такой характер. Если бы не это, я бы сошла с ума из-за тебя.
– Так ты уже сошла с ума, – хмыкнул Фелипе.
– Издеваешься, да? – укоризненно покачала головой Джина.
– Нет… Разве что самую малость, – ответил Фелипе.
После похорон Моника прошла на кухню к Марии и Доре. Мария налила Монике грейпфрутовый сок в высокий стакан.
– На, выпей.
– Спасибо, – поблагодарила Моника, но пить не стала. Она угрюмо уставилась в одну точку и спросила: – Мой братик умер не из-за меня, правда?
– Конечно, нет, Моника. Не мучай себя!
– Мне так грустно, – призналась девочка.
– Нам всем грустно. То, что случилось, слишком тяжело, – отозвалась Дора.
– А теперь кто умрет? – неожиданно спросила Моника.
– Бог с тобой! – замахала руками Мария. – Надеюсь, что никто.
– Все умирают. Зачем мы рождаемся, если так получается? – Моника повернулась к Марии.
– Ты еще очень мала, чтобы думать о таких вещах. Как такое тебе приходит в голову?
– Я любила моего братика. Я так просила святую деву, чтобы она его спасла!
– Не плачь, Моника! – попросила Дора и погладила девочку по голове.
– Мне кажется, что Даниэла никогда меня не простит. Тем более сейчас, когда мой братик умер.
– Мы все должны жалеть Даниэлу, помочь ей забыть ее горе. В последнее время на нее слишком много всего навалилось. Подумай, как ей тяжело, – стараясь быть спокойной, сказала Мария.
– Детей ведь очень любят? – опять задала Моника неожиданный вопрос.
– Да, Моника, очень!
– Когда я выйду замуж, у меня не будет детей. От них только слезы и неприятности. Как у моего папы и Даниэлы от меня.
– Но ты им можешь дать и огромную радость, они могут гордиться тобой, – заверила Монику Мария.
– Ты считаешь?
– Да, вот увидишь, – Мария понизила голос. – Слушай, пойди к сеньоре Даниэле и скажи ей, что ты очень ее любишь и что она тебе нужна.
Хуан Антонио обнял жену:
– Я рядом с тобой, любимая! Я люблю тебя. Очень! Ты должна взять себя в руки. То, что произошло, очень печально. И не думай, я тоже переживаю, мне очень больно, но я не могу видеть то, что творится с тобой.
Даниэла, казалось, не слышала его и повторяла как в бреду:
– Мой мальчик! Моя кроха! Столько планов, столько надежд!
– Мы могли бы усыновить ребенка… – сказал Хуан Антонио.
– Нет, это не то, – Даниэла покачала головой. – Я не могу не думать о нашем сыне, понимаешь? Временами моя боль так велика, что я просто ничего не чувствую.
– Ты должна вернуться на работу в Дом моделей. Это тебя отвлечет.
– Я одинаково плохо буду чувствовать себя тут, дома, и там.
– Что ты намереваешься делать? Запереться в комнате и рыдать целыми днями?
– Ты меня не понимаешь, – вздохнула Даниэла.
– Ты мне нужна! И Монике тоже! Подумай о нас!
– Единственное, что я хочу, это умереть, Хуан Антонио. Неужели ты не понимаешь? Я – самая несчастная женщина на свете!
– Поплачь, дорогая! Отведи душу, – сдался Хуан Антонио и вышел из спальни, оставив жену одну.
Моника видела, как отец спустился со второго этажа, вышел из дома, сел в машину и уехал. Она решила, что настал удобный момент поговорить с Даниэлой, и поднялась к ней в спальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Что-то сеньоры задерживаются, – заметила рра, прислушиваясь к взрывам хохота, доносящимся в гостиной.
– Больница находится далековато. И потом… ребенка надо еще одеть, – рассудительно сказала Мария, уменьшая огонь на плите. Но на сердце у нее почему-то было тревожно…
Еще никогда дорога до больницы не казалась Даниэле такой длинной. Фу, наконец-то они доехали! Даниэла буквально вылетела из машины. Хуан Антонио, видя нетерпение жены, решил подшутить.
– А может, оставить его здесь еще на пару деньков? – спросил он, закрывая дверцу автомобиля.
– Нет, – резко ответила Даниэла, но внимательно посмотрев на мужа, поняла, что он шутит, и добавила уже мягко: – Ни на одну минуту!
Они поднялись на второй этаж и подошли к знакомому стеклу, но не увидели за ним малыша.
– Его там нет, – подняла на мужа удивленные глаза Даниэла и почувствовала сердечную тревогу, а потом свинцовую тяжесть во всем теле.
– Его, наверно, готовят, чтобы мы могли его забрать, – неуверенно произнес Хуан Антонио. – Давай пройдем к врачу.
Поддерживая жену под руку, Хуан Антонио направился по коридору к кабинету доктора Каррансы. Увидев их, врач встал из-за стола и крепко пожал им руки.
– Доктор, я так волнуюсь, я не спала всю ночь! Наконец мы можем забрать домой нашего мальчика, – быстро проговорила Даниэла, задыхаясь от волнения.
Врач опустил голову, нахмурился и начал разглядывать календарь, висевший на стене.
– Только не говорите мне, что он должен здесь остаться еще на неделю, – Даниэла напряглась.
– Даниэла, Хуан Антонио, – медленно заговорил доктор Карранса. – Ночью у вашего малыша произошла остановка сердца. Мы не смогли его спасти. Ваш сын умер.
– Умер? Умер? Почему? С ним же было все в порядке! – воскликнул Хуан Антонио.
– Нет! Не может быть! Вы пошутили? Но это жестокая шутка. Нет, я не верю! – зашлась в крике Даниэла, но посмотрела на врача и осеклась, голос ее стал тихим и безжизненным: – В доме все готово для моего сынишки: кроватка, одежда. Мой маленький! Вы не смеете отнимать его у меня! Господь не мог его отнять! Это слишком жестоко!
Даниэла опустилась на стул, заботливо предложенный ей врачом. Слезы ручьями лились по ее щекам.
– Мой ребенок, Хуан Антонио! – сказала Даниэла, обращаясь к мужу, который придерживал ее за плечи. – Мой маленький Хуан Мануэль! Я уже никогда не смогу быть матерью… Нет, я не могу поверить!
– Дорогая, не терзай себя так, – произнес Хуан Антонио.
– Не могу, не верю! Он никогда не улыбнется мне… Не скажет «мама»… Не будет спать в своей кроватке… Я этого не вынесу! Разве можно пережить эту боль?! – Даниэла рыдала.
– Довольно, дорогая, не разрывай мне сердце, – дрожащим голосом умолял Хуан Антонио.
– Я никогда не смогу быть счастливой без моего сына… моего маленького, родного человечка…
Доктор Карранса покачал головой, глядя на убитую горем женщину. Он подошел к стеклянному шкафу, открыл его и вынул какие-то таблетки, потом наполнил водой стакан.
– Вот, примите. Это успокоит вас.
Хуан Антонио взял стакан у врача, поднес его к губам Даниэлы и только тогда заметил, как дрожат у него руки. Даниэла послушно проглотила лекарство.
– Я хочу видеть моего сына, – попросила она. – Хочу взять его на руки хотя бы единственный раз в жизни. Я должна его видеть. Пожалуйста, доктор!
Врач отрицательно покачал головой.
– Прошу вас, пожалуйста, – настаивала Даниэла и обернулась к мужу: – Скажи ему, чтобы он позволил мне его увидеть! Скажи, чтобы мне дали его увидеть, умоляю тебя!..
…Даниэла прижала к груди безжизненное тельце ребенка. Она ласково дотронулась пальцами до его личика, которое приняло землистый оттенок.
– Ты уже никогда не вырастешь, никогда, – шептала Даниэла, покрывая поцелуями лоб и щеки мертвого сына. – Я не увижу, как ты начнешь ходить. Я смогу обнять тебя только в моем воображении, прижать к груди, пеленать тебя и петь тебе колыбельную, чтобы ты заснул, – Даниэла принялась легонько качать ребенка, напевая: – Баю-баюшки-баю…
Хуан Антонио и доктор Карранса вопросительно посмотрели друг на друга. Врач вышел и быстро вернулся с наполненным шприцем.
– Что это? – спросила его Даниэла.
– Легкий транквилизатор, – ответил доктор Карранса и сделал ей укол.
– Дай ребенка мне, – сказал Хуан Антонио. Он был подавлен смертью сына, но его испугала реакция Даниэлы.
– Нет, – ответила Даниэла, прижимая крепче ребенка к своей груди.
– Надо договориться о похоронах, – тихо сказал врач Хуану Антонио.
– Нет, я не хочу его хоронить, – взмолилась Даниэла. – Мой малыш! Моя крошка! За что? Так не должно быть! Нет!
Даниэла вновь принялась укачивать мертвого ребенка, напевая колыбельную. Хуан Антонио нежно, но твердо отстранил ее и забрал у нее сына.
Всю обратную дорогу домой Даниэла не произнесла ни слова. Когда они вошли в гостиную, их с радостными криками приветствовали друзья.
– А где ребенок? – спросила Джина, заподозрив неладное. – Даниэла, что случилось?
– Он умер! Умер! У него остановилось сердце. Незадолго перед тем, как мы пришли. И он умер, – зарыдала Даниэла. – Все кончено! Я столько ждала, так мечтала об этом дне! А теперь все кончено. У меня уже нет ребенка, Джина! Единственный раз я смогла взять его на руки, когда он был мертв. Что я такого сделала? За что? За какие мои грехи Господь отобрал у меня сына?
– Не надо, – умоляюще взглянула Джина на подругу. – Ты – самая замечательная женщина, которую я знаю.
– Джина, почему это должно было случиться со мной? Без сына я не хочу жить! Я должна была умереть вместе с ним. Зачем мне жить, скажи? Мой сын! Мой мальчик! Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Счастье – это мираж. Когда мы думаем, что достигли его вершины, что-нибудь случается. Всегда что-нибудь случается.
Даниэла невидящим взглядом обвела гостиную. Воздушные шары, цветы, плакат… Все выглядело теперь так нелепо! Даниэла увидела подарки для малыша, сложенные на софе. Она дрожащей рукой прикрыла глаза:
– Это уже никогда мне не пригодится. Все было напрасно. Напрасно! У меня уже никогда не будет ребенка.
– Возьми себя в руки, Даниэла, – сказала Джина и обняла за плечи подругу. Но Даниэла передернула плечами, сбрасывая ее руки:
– Зачем? Зачем мне брать себя в руки? Зачем? Я прождала три мучительных недели, чтобы забрать сына из больницы и… вернулась с пустыми руками!
– Успокойся, довольно, – увещевала Даниэлу Джина, уводя ее в спальню.
Когда они ушли, Сония, Каролина и Ракель молча начали снимать воздушные шары. Все были потрясены случившимся.
– Даниэла убита горем. В какой-то момент я подумал, что она сходит с ума и придется ее оставить в больнице, – сказал Хуан Антонио, окружившим его друзьям.
– Такая трагедия! Это несправедливо! Даниэла так любила своего ребенка, – голос Херардо дрожал.
– Мануэль, помоги мне уладить все с похоронами, – попросил Хуан Антонио.
– Конечно, я все сделаю, – ответил Мануэль и обратился к жене и матери: – Пожалуйста, уезжайте домой.
– Нет, мы должны остаться здесь, – возразила Долорес.
– Вы будете только мешать. Прошу вас, – настойчиво повторил Мануэль.
И женщины начали собираться домой.
– Не знаю, что хуже: плакать, потому что никогда не сможешь иметь детей, как я, – тихо сказала Сония Рамону, – или плакать, потому что потеряла ребенка, как Даниэла.
– Я думаю, что хуже потерять, – ответил Рамон. – Бедная Даниэла! Она так несчастна!
– Да уж, ничего хорошего… Если бы ты видел, с каким рвением она училась вязать, готовя приданое для своего маленького сына, – Сония сокрушенно покачала головой.
– Перед лицом смерти нам остается только смириться, – Рамон крепко сжал руку Сонии.
– Жизнь такая тяжелая вещь! Если бы у меня не было тебя, она была бы совсем печальной и горькой, – Сония с благодарностью взглянула на Рамона.
– Нет, Сония, это без тебя она была бы горькой, – возразил Рамон.
Сония подошла попрощаться с Хуаном Антонио, заглянула в глаза брата:
– Иди к Даниэле. В такую минуту ты должен быть рядом с ней.
– С Джиной ей будет лучше, – угрюмо ответил Хуан Антонио.
– Нет, ты ее муж, ты должен ее поддержать, – возразила Сония.
Хуан Антонио поднял на нее глаза, и она увидела в них такую тоску!..
– Я не смогу ее утешить, я не в силах!.. Я не знаю, что ей сказать! Джина скорее сможет помочь ей, – затравленно пробормотал Хуан Антонио.
Сония положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку.
– Я хочу, чтобы ты знал, что можешь на меня рассчитывать, Хуан Антонио. Всегда! Ты и твоя семья – единственные мои родные люди.
– Да, Сония, спасибо, – ответил ей брат. – Я тоже очень тебя люблю.
В спальне Джина пыталась успокоить Даниэлу, которая вдруг вспомнила свой кошмарный сон, оказавшийся пророческим.
– Не говори глупости! Твой сон тут не причем.
– Альберто смеялся надо мной! Он сказал, что мой сын умер. И это оказалось правдой.
Джина с тревогой взглянула на подругу.
– Но жизнь продолжается, Даниэла. Надо жить! Время все лечит. Ты – сильная женщина, – Джина сама понимала, что ее слова не доходят до Даниэлы. Ей очень хотелось, чтобы ее Дани улыбнулась, и она сказала: – Мы, богини, должны быть сильными и не имеем права плакать.
– Нет, я не богиня, – возразила Даниэла равнодушно. – Я всего лишь женщина. Я несчастная женщина, потерявшая последнюю надежду. Женщина, которую никто и никогда не назовет мамой.
Утром следующего дня Иренэ проснулась поздно. Леопольдо куда-то уехал. Ах, да, сегодня же четверг, день, когда он посещает сауну, а оттуда обычно ездит в клуб. Значит, у нее свободен весь день. Иренэ любила, когда Леопольдо не было дома, и она могла ощущать себя полноправной хозяйкой. Иренэ долго нежилась в постели. Затем она села, подложив подушку под спину, и потянулась к подносу с завтраком, на котором стояли небольшой термос с кофе, чашка, тарелка с двумя хрустящими тостами и стакан апельсинового сока. Раздался телефонный звонок. Иренэ, скорчив недовольную гримасу, сняла трубку и услышала знакомый хриплый голос:
– Доброе утро, дорогая сеньора! Вы не читали сегодняшних газет?
Иренэ вообще газет не читала, разве что иногда пролистывала женские журналы, но голос она узнала.
– Нет, – недовольно ответила она.
– А зря! – мужчина рассмеялся. – Ребеночек-то умер, сеньора? И она может умереть в любой день. Так что с вас причитается.
– Мне плевать на то, что вы говорите, – рассердилась Иренэ. «Опять этот наглец вымогает деньги», – подумала она. Иренэ не поверила ни одному его слову. – Я не дам вам больше ни гроша!
– Не вынуждайте меня делать то, чего бы мне очень не хотелось.
– Знаете, я не терплю, когда мне угрожают! Да еще типы вроде вас, – зло сказала Иренэ.
– Я вас предупреждаю…
– Идите вы к черту! – и Иренэ бросила трубку.
«Какой мерзавец, испортил мне настроение», – думала Иренэ, одеваясь. Есть ей расхотелось, поэтому она взяла только стакан сока, и с ним в руках спустилась в гостиную. Она села в кресло и отпила сок. Взгляд ее упал на газету, брошенную Леопольдо на столе. Иренэ стала лениво просматривать газету, ища страницу с некрологами. Там она и наткнулась на небольшое объявление в траурной рамке, выведенное готическими буквами: «Родные и близкие Даниэлы Лорентэ и Хуана Антонио Мендеса Давиды с прискорбием сообщают о безвременной кончине их горячо любимого маленького сына Хуана Мануэля Мендеса Давиды Лорентэ и извещают, что панихида состоится в церкви Всех Святых в 10 часов утра». Иренэ щелкнула по газете пальцами и выпустила ее из рук. Она подошла к низкому бару, отодвинула дверцу и, вынув бутылку джина «Бифитер», плеснула в стакан с соком.
«Итак, он умер! Хуан Мануэль Мендес Давила Лорентэ умер», – Иренэ подняла стакан, будто хотела с кем-то чокнуться. – Ну, за упокой его души, – сказала она вслух и осушила стакан залпом. – Замечательно! Наконец-то!
Глава 50
Похороны были недолгими. Маленький гробик снесли в угол кладбища, где земля была скованна каменными надгробьями, и опустили в могилу. Присутствовавшие стали расходиться. У ворот кладбища Долорес повернулась к сыну:
– Ты должен быть рядом с Хуаном Антонио. Ты можешь ему понадобиться.
– Нет, он должен побыть наедине с Даниэлой. Она просто убита горем, – возразил Мануэль.
– Ты прав, дорогой, – сказала Ракель, беря мужа под руку. – Чем можно их утешить? Они потеряли сына! Я даже думать боюсь, что было бы со мной, случись что с нашим мальчиком.
– Бедный малыш! – вздохнула Долорес. – Он не смог даже узнать, что такое жизнь. Она прошла у него в этом «инкубаторе». Похороны вообще печальное событие, а уж таких печальных, как эти, я не помню.
Фелипе и Джина сели в машину и отъехали от кладбища. Оба молчали. Потом Фелипе сказал:
– Не плачь, а то я тоже заплачу.
– Это так ужасно! Мне казалось, я сама умираю, когда опускали в могилу гроб с сыном Даниэлы.
– Да, очень тяжело, но слезами горю не поможешь.
– Даниэла уже никогда не будет прежней. Я потеряла мою подругу, понимаешь?
– Нет, Даниэла – умная женщина. И сильная. Она еще оправится от горя.
– Тогда почему она не захотела, чтобы я поехала вместе с ней?
– Потому что бывают минуты, когда нужно побыть одному. Даниэле необходимо выплакаться.
– Я не хочу, чтобы она плакала. Она и так уже все глаза выплакала.
– Ты тоже должна успокоиться! Тебе нельзя переутомляться, – озабоченно сказал Фелипе. – Побереги себя!
– Да, теперь на мне лежит вся работа в Доме моделей, – кивнула Джина, – пока Даниэла не оправится от шока. Мне кажется, что никогда уже не будет так, как раньше. Я пессимистка, да?
– Прошлого не вернуть, это точно, – согласился Фелипе.
– Я должна благодарить Бога за то, что у меня такой характер. Если бы не это, я бы сошла с ума из-за тебя.
– Так ты уже сошла с ума, – хмыкнул Фелипе.
– Издеваешься, да? – укоризненно покачала головой Джина.
– Нет… Разве что самую малость, – ответил Фелипе.
После похорон Моника прошла на кухню к Марии и Доре. Мария налила Монике грейпфрутовый сок в высокий стакан.
– На, выпей.
– Спасибо, – поблагодарила Моника, но пить не стала. Она угрюмо уставилась в одну точку и спросила: – Мой братик умер не из-за меня, правда?
– Конечно, нет, Моника. Не мучай себя!
– Мне так грустно, – призналась девочка.
– Нам всем грустно. То, что случилось, слишком тяжело, – отозвалась Дора.
– А теперь кто умрет? – неожиданно спросила Моника.
– Бог с тобой! – замахала руками Мария. – Надеюсь, что никто.
– Все умирают. Зачем мы рождаемся, если так получается? – Моника повернулась к Марии.
– Ты еще очень мала, чтобы думать о таких вещах. Как такое тебе приходит в голову?
– Я любила моего братика. Я так просила святую деву, чтобы она его спасла!
– Не плачь, Моника! – попросила Дора и погладила девочку по голове.
– Мне кажется, что Даниэла никогда меня не простит. Тем более сейчас, когда мой братик умер.
– Мы все должны жалеть Даниэлу, помочь ей забыть ее горе. В последнее время на нее слишком много всего навалилось. Подумай, как ей тяжело, – стараясь быть спокойной, сказала Мария.
– Детей ведь очень любят? – опять задала Моника неожиданный вопрос.
– Да, Моника, очень!
– Когда я выйду замуж, у меня не будет детей. От них только слезы и неприятности. Как у моего папы и Даниэлы от меня.
– Но ты им можешь дать и огромную радость, они могут гордиться тобой, – заверила Монику Мария.
– Ты считаешь?
– Да, вот увидишь, – Мария понизила голос. – Слушай, пойди к сеньоре Даниэле и скажи ей, что ты очень ее любишь и что она тебе нужна.
Хуан Антонио обнял жену:
– Я рядом с тобой, любимая! Я люблю тебя. Очень! Ты должна взять себя в руки. То, что произошло, очень печально. И не думай, я тоже переживаю, мне очень больно, но я не могу видеть то, что творится с тобой.
Даниэла, казалось, не слышала его и повторяла как в бреду:
– Мой мальчик! Моя кроха! Столько планов, столько надежд!
– Мы могли бы усыновить ребенка… – сказал Хуан Антонио.
– Нет, это не то, – Даниэла покачала головой. – Я не могу не думать о нашем сыне, понимаешь? Временами моя боль так велика, что я просто ничего не чувствую.
– Ты должна вернуться на работу в Дом моделей. Это тебя отвлечет.
– Я одинаково плохо буду чувствовать себя тут, дома, и там.
– Что ты намереваешься делать? Запереться в комнате и рыдать целыми днями?
– Ты меня не понимаешь, – вздохнула Даниэла.
– Ты мне нужна! И Монике тоже! Подумай о нас!
– Единственное, что я хочу, это умереть, Хуан Антонио. Неужели ты не понимаешь? Я – самая несчастная женщина на свете!
– Поплачь, дорогая! Отведи душу, – сдался Хуан Антонио и вышел из спальни, оставив жену одну.
Моника видела, как отец спустился со второго этажа, вышел из дома, сел в машину и уехал. Она решила, что настал удобный момент поговорить с Даниэлой, и поднялась к ней в спальню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49