– Тебе в самом деле нравится быть беременной? Тебя так обезобразил этот живот! У тебя же была отличная фигура, а теперь посмотри, на кого ты похожа! Выглядишь ты ужасно.
В дверях появился Леопольдо. Увидев, что жена не одна, он радушно улыбнулся гостье.
– Так вы и есть Ракель? А я удивляюсь, почему вы к нам до сих пор не заходили.
Ракель почувствовала себя лишней и засобиралась домой.
– Мне было очень приятно познакомиться, – сказал Леопольдо, заглядывая ей в глаза, и обернулся к Иренэ. – Если ты когда-нибудь забеременеешь, я бы хотел, чтобы ты выглядела такой же хорошенькой, как твоя подруга.
Но когда за Ракель захлопнулась дверь, улыбка исчезла с лица Леопольдо.
– Что ты наговорила Матиасу? Повтори это мне! Значит, я – выживший из ума старик?
– Я сказала это не о тебе, а о Матиасе и твоих приятелях, – оправдывалась Иренэ.
– От тебя одни неприятности. Я уже устал от тебя!
– Я не собираюсь разводиться, если ты на это намекаешь.
– Так сильно меня любишь?
– Разве я мало дала тебе доказательств моей любви? Почему ты во мне сомневаешься?
– Нет, я не сомневаюсь. Ты ошибаешься. Я – стреляный воробей. Пока у меня есть деньги, всегда найдется женщина, которая будет делать все, о чем бы я ее ни попросил.
– Так мало я для тебя значу?
– Нет в мире такой женщины, которая для меня что-нибудь значила. И ты не исключение. Я и женился на тебе только потому, что хотел досадить Хуану Антонио, но я ошибся. Ты ему абсолютно безразлична! Да, в моем возрасте начинают делать ошибки.
Иренэ опустила глаза, чтобы Леопольдо не увидел в них ненависти и бессилия, которые переполняли ее.
Глава 41
Даниэла и Джина ждали Монику у ворот школы. Наконец она появилась вместе со своими подругами Летисией и Маргаритой. Джина обняла Монику за плечи:
– Ты не рада своей тете Джине и маме Даниэле?
– Она мне не мама, а мачеха, – сердито сказала Моника, отстранясь от Джины.
Джина быстро обменялась понимающим взглядом с Даниэлой.
Неожиданно в их разговор вмешалась Летисия:
– Это правда. И можете меня ругать, если хотите. Я-то знаю, что вы только притворяетесь хорошей. Вы – лицемерка!
– Кто здесь лицемерка, так это ты, – вспыхнула Даниэла. – Говоришь, что подруга Монике, а сама подливаешь масла в огонь, – и, видя, что Летисия хочет ей что-то возразить, отрезала: – Я не собираюсь с тобой спорить. Пойдем домой, Моника.
Всю дорогу домой они молчали, но, оказавшись в гостиной, Джина не выдержала:
– Ты не должна себя так вести, Моника. Ты такая умненькая девочка, а позволяешь собой крутить этой Летисии. Кстати, она препротивная девчонка!
– Она говорит правду, – Моника смотрела на Даниэлу и обращалась только к ней. – Мне все равно, что ты меня не любишь и хочешь, чтобы все досталось твоему ребенку.
– Я не стану тебе отвечать до тех пор, пока ты не перестанешь говорить глупости, – ответила Даниэла.
– А мне все равно, – упрямо повторила Моника, выходя из гостиной. – Мне все равно, – твердила девочка, уже поднявшись к себе. Она обняла куклу, прижалась к ней щекой. – Глорита, нам с тобой не нужны никакие братишки и сестренки.
– Да, Моника – не подарок, – покачала головой Джина, когда Моника вышла.
– Моника несправедлива ко мне. Для меня не существует разницы между ней и моим будущим ребенком.
– А если бы даже и так, ну и что? Это же твой ребенок, твоя кровиночка!
– Мне тяжело думать, что кто-то не любит моего ребенка еще до его рождения.
– Я на твоем месте знаешь что бы сделала? Отшлепала бы Монику как следует. Меня удивляет, что Хуан Антонио до сих пор еще этого не сделал. Из Моники бы живо вся дурь вылетела. А вы с ней слишком цацкаетесь.
– Нет, это не метод. Я вот что придумала… В субботу у нас будут гости. Кстати, и ты, и Фелипе тоже приглашены. Я приглашу еще и подруг Моники. Да, и Летисию тоже, – сказала Даниэла, заметив удивленный взгляд Джины. – Я хочу ей доказать, что она неправа. Заставить ее переменить мнение обо мне.
– Что ж, попробуй, – Джина с сомнением покачала головой.
– Лупита, кофе, пожалуйста, – попросил Хуан Антонио.
– Лупита, два кофе. И без сахара, – поправил его Мануэль, входя в кабинет.
– Ну и что хотел от тебя этот настырный старикан? – спросил Хуан Антонио, отхлебывая кофе.
– Не называй его так. Хустино – прекрасный человек!
– Я хотел бы познакомиться с ним. Ты только один раз с ним поговорил, а уже успел, кажется, его полюбить.
Зазвонил телефон.
– Это тебя, – сказал Хуан Антонио, протягивая Мануэлю трубку. – Звонит твоя мама. Говорит, что срочно.
– Что случилось, мама? – Мануэль переменился в лице. – Где ты? Я сейчас приеду.
– Что случилось, Мануэль? – спросил Хуан Антонио.
– Хустино умер. Бедная мама не знает, что делать.
– А где она?
– В больнице «Скорой помощи».
– Я поеду с тобой.
В приемном покое больницы родные и друзья пытались утешить плачущую Долорес.
– Не плачь, мама. Подумай лучше о том, что он был счастлив с тобой в свои последние дни, – Мануэль погладил плечо матери.
Долорес подняла на него глаза, полные слез:
– Бедный Хустино! Он был так доволен разговором с тобой.
– Да, он ведь только сегодня приходил к нам в контору, – сказал Хуан Антонио. – Такая неожиданная смерть!
– Спасибо. Спасибо вам всем, что пришли поддержать меня в моем горе. А я-то думала, что худшее для меня уже позади. Но где же сыновья Хустино? Пора бы им появиться, – сказала Долорес, оглядывая собравшихся. Здесь с ней были ее сын и невестка и их друзья Хуан Антонио и Даниэла. Приехали даже Джина и Фелипе. Но сыновей Хустино все еще не было.
– Мы можем и сами договориться с похоронным бюро, – решительно сказал Мануэль.
Но тут в дверях появился младший сын Хустино, Данило. Он не был похож на человека, убитого горем.
– Мой отец умер, и здесь уж ничего не поделаешь. Я уже переговорил с похоронным бюро. Скоро за ним приедут. Как вы понимаете, мы не будем проводить ночь с покойным. Совершенно нет времени, – деловым тоном оповестил он.
– Я так и думала. У вас никогда не было времени для него, пока он был жив, откуда же ему взяться сейчас, когда он мертв? – с упреком в голосе произнесла Долорес.
Данило был уязвлен.
– Я вижу, вы здесь с целой свитой. Но для моего отца вы не были хорошей подругой, – сказал он недовольно.
– А я и не была ему подругой. Я его вдова, – выпалила Долорес.
В первый раз на лице Данило мелькнуло беспокойство:
– Так вы поженились? Нет, определенно мой отец сошел с ума. В его-то возрасте! Должен сразу вас предупредить, что не позволю, чтобы вы прикарманили наследство.
– Кто говорит о наследстве? Я уверена, что твой отец распорядился, чтобы ты и твои братья получили все, что вам положено.
Данило сразу успокоился:
– Так-то лучше. А теперь уходите!
– Послушайте, молодой человек, я вам не позволю разговаривать таким тоном с моей матерью, – вмешался Мануэль. – Не смейте оскорблять ее!
– Пожалуйста, немного больше уважения. Ведь мы в больнице, – заметила Даниэла.
– А вы не лезьте! Заткнитесь, – отрезал Данило.
Хуан Антонио взял Данило за лацканы пиджака:
– Я не позволю какому-то грубияну разговаривать так с моей женой!
– Какой ужас! Я уж думала, вы подеретесь прямо в больнице, – сказала Даниэла, когда они вернулись домой.
– Сынок Хустино на это напрашивался, – ответил Хуан Антонио.
– Давай зайдем к Монике. А вдруг она еще не спит? – предложила Даниэла.
Моника не спала.
– Мы хотели пожелать тебе спокойной ночи, – сказала, улыбаясь, Даниэла.
– Уходите. Мне хорошо и одной, – Моника отвернулась к стене.
– Моника, не веди себя так, будто тебе пять лет. Разве можно устраивать такое из-за того, что у тебя будет братик? – Хуан Антонио почувствовал, что в нем закипает гнев.
– Он мне не брат. Я его не люблю и не хочу, – ответила Моника.
– Мне уже надоело, Моника! Знаешь, если ты будешь себя так вести, мне ничего не останется, как отдать тебя в интернат, – вырвалось у Хуана Антонио неожиданно для него самого.
Даниэла встала между мужем и Моникой. Она хотела обнять девочку, но та забилась в истерике:
– Не прикасайся ко мне! Это все из-за тебя!
– Теперь Моника будет думать, что это я сказала тебе про интернат, – рассердилась на мужа Даниэла, когда они остались вдвоем.
Даниэла вернулась с работы специально пораньше, чтобы встретить Дору. Она провела ее на кухню и представила Марии.
– С сегодняшнего для Дора будет работать у нас. Она работала у меня довольно долго и… – Даниэла окинула взглядом сжавшуюся в комок Дору, – И я ей полностью доверяю.
Когда Даниэла вышла, Мария спросила у Доры:
– Ты, кажется, ждешь ребенка?
– Да. И, как вы уже догадались, у него нет отца. Ну, да все равно. Я смогу обойтись и без Марсело.
Услышав знакомое имя, Мария переменилась в лице. Воспоминания нахлынули на нее, и она рассказала Доре печальную историю своей жизни. К тому же Дора оказалась благодарной слушательницей.
– Очень вам сочувствую. Должно быть, тяжело потерять такого человека, как ваш муж.
Доре было жаль эту милую, немолодую женщину. Ей хотелось, чтобы Мария поняла, что она тоже страдала и может понять, насколько сложна жизнь. И она рассказала Марии о Марсело, ее возлюбленном, носящем такое же имя, как и сын Марии.
– У меня есть фотография, где мы сняты вместе. Вот она. Видите, он здесь улыбается и выглядит так, будто и мухи не обидит, – и Дора протянула фото Марии. – А на самом деле оказался такой мерзавец. Совсем без стыда и совести. Что с вами, Мария?
– Дора, этого не может быть. Это же мой сын, – сказала Мария и взглянула на нее с удивлением. – Значит, ребенок, которого ты ждешь…
– Ваш внук, – закончила Дора.
И обе женщины замолчали, пораженные этой новостью.
В школе Моника рассказала подругам о стычке с отцом.
– Какой ужас! Я же тебе говорила, – усмехнулась Летисия.
– Я не пойду в интернат, – решительно сказала Моника.
– Твой папа сказал это не всерьез, – пыталась вразумить ее Маргарита.
– Конечно, всерьез. Эта ведьма ему накапала. Она его настроила. Теперь ты видишь, что я права? – Летисия была очень довольна тем, что ее предсказания начали сбываться.
– Нет, ты сама виновата, – Маргарита покачала головой. – Ты все делаешь для того, чтобы тебя не любили.
Моника с обидой взглянула на подругу.
– Прекрасно. Значит, ты защищаешь эту ведьму, ее мачеху? – вкрадчивым голосом произнесла Летисия. – Можно подумать, что твоя подруга Даниэла, а не Моника.
– Летисия права, – сказала Моника. – Если ты моя подруга, то должна быть на моей стороне, а не защищать Даниэлу.
– Я защищаю справедливость, – Маргарита смотрела на подруг исподлобья.
– Просто ты не любишь Монику, – заявила Летисия.
– Нет, люблю. Именно потому что люблю, я и говорю, что ты поступаешь плохо. Но ты настаиваешь на своем… Лучше с тобой не разговаривать.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Летисия. – Пусть не разговаривает. Она нам совсем не нужна.
Маргарита с тоской смотрела, как Летисия уводит от нее Монику.
Глава 42
Долорес понимала, что рано или поздно тайное становится явным, но ей очень хотелось оттянуть этот момент. А тайна ее состояла в том, что Хустино, женившись на ней, отдал ей все свои деньги. Сумма была немалая. Теперь Долорес была богата, очень богата. Зная своего сына, которому пришлось пробиваться в жизни самому, начиная с нуля, Долорес хорошо представляла его реакцию на эту новость.
Она боялась, что Мануэль заставит ее вернуть деньги сыновьям Хустино. Долорес твердо решила выполнить волю мужа, который не хотел, чтобы деньги перешли к его детям. Должны же они понести наказание за свою черствость, нет, жестокость к отцу. Хустино, ставший на закате лет ненужным своим собственным детям, хотел только восстановить таким образом справедливость. Долорес посоветовалась с Ракель, и вместе они решили ничего не говорить Мануэлю.
На сердце у Долорес было тяжело. Какая уж тут справедливость? Хустино ушел, его нет, она осталась одна. С кем она теперь будет гулять по парку, кому выскажет свои самые сокровенные мысли, кому скажет: «Какой ты сегодня красивый», – и кто назовет ее «моя Клеопатра»?
– Знаешь, я думаю, что у Хустино не выдержало сердце, потому что он слишком сильно любил меня, – сказала она Ракель.
– Он вас просто боготворил. Давайте я поухаживаю за вами. Что вы хотите на ужин? – Ракель хотела поддержать свекровь.
– У меня горе, но я еще не инвалид. Я найму трех служанок, чтобы у каждого из нас было по одной, и пусть ухаживают. Теперь я могу себе это позволить.
Мануэль по-своему истолковал слова матери:
– Я уже устал вам повторять, чтобы вы наняли прислугу. Но вы же упрямы, как не знаю кто.
В дверь позвонили.
– Я открою, – сказала Долорес и лукаво улыбнулась. – Должно быть, это один из моих ухажеров.
Но за дверью стоял Данило. Встретившись лицом к лицу с Долорес, он с ненавистью посмотрел на нее:
– Я знаю, что вы сделали с моим отцом. Вы обвели его вокруг пальца.
– Хустино не хотел оставлять ни сентаво ни тебе, ни твоим братьям.
Услышав, что разговор идет на повышенных тонах, в прихожую вышел Мануэль:
– Вы сию же секунду уберетесь отсюда!
– Что? Ну да, вы же с ней заодно! Вам ведь тоже перепало кое-что из денег отца.
– Каких еще денег? Ничего не понимаю, – растерялся Мануэль.
– Не притворяйтесь невинной овечкой! – возмутился Данило. – Речь идет о деньгах, которые украла ваша мать.
– Давайте разберемся, – вмешалась Долорес. – Я ничего не украла. Хустино перевел деньги на мое имя.
– Вам эти деньги не достанутся, сеньора. Эти деньги по праву принадлежат мне и моим братьям, – возмущенно кричал Данило.
– По какому такому праву? Деньги – на мое имя. И я скорее сожгу их, чем дам вам.
– Мы еще увидимся, – пригрозил Данило. – Потому что я этого так не оставлю! Я вас всех предупреждаю!
– Посмотрим. Во всяком случае вы больше никогда не переступите порог этого дома, – ответил ему Мануэль и, закрыв дверь, обернулся к матери. – Похоже, что твой тайный брак с Хустино не был твоим единственным секретом, мама.
– Хустино так хотел.
– А ты не вздумай сказать опять, что ты об этом ничего не знала, – сказал Мануэль, обращаясь к жене.
– Нет, я… давно об этом знала.
– А ты не вздумай сказать, чтобы я отдала им деньги. Я, знаешь ли, еще не сошла с ума, – сказала Долорес.
– Мама, но это может быть опасно. Данило не из тех, кто легко отступает. А вдруг он задумал что-то против тебя? Да и зачем тебе столько денег?
– Счастье не в деньгах, а в их количестве. Счастье для всех нас, – произнесла Долорес совершенно серьезно, без тени улыбки.
– Я никогда даже не упоминала ни о каком интернате, Моника, – оправдывалась Даниэла.
– Папа сказал это из-за тебя! Раньше он говорил, что ни за что на свете не расстанется со мной.
– Так и будет. Дай мне возможность доказать тебе мою искренность. Пойми, для меня не существует разницы между тобой и моим ребенком. Мне бы очень хотелось быть матерью и для тебя. И чтобы ты звала меня мамой.
– Никогда! Я никогда этого не сделаю.
– Моника, посмотри мне в глаза. Ты думаешь, что я тебя обманываю? Поцелуй меня, и я тебе обещаю, что все будет забыто.
Моника обняла Даниэлу:
– С тех пор как умерла моя мамочка, в моей жизни нет ничего хорошего. Мне так грустно.
– Я хочу пригласить завтра на обед Маргариту и Летисию, – сказала Даниэла.
– Я поссорилась с Маргаритой, потому что она защищала тебя.
– Если она согласится прийти, вы помиритесь. Маргарита очень хорошая девочка и любит тебя.
– А зачем ты приглашаешь Летисию? Она же тебе не нравится. И ты ей тоже.
– Но она твоя подруга, – объяснила Даниэла.
Вечером за ужином Моника спросила у отца:
– Ты ведь не отправишь меня в интернат?
– Нет, обещаю тебе, – ответил Хуан Антонио.
– Ты должна помочь нам вырастить твоего братика, – подняла глаза от тарелки Даниэла.
– Папа, но ты не будешь его любить больше, чем меня?
– Нет, дорогая, я вас двоих буду любить одинаково.
– Нет, папочка, меня ты должен любить больше. Летисия говорит…
– Опять Летисия? – рассердился Хуан Антонио. – Мне уже надоело слышать о Летисии!
– Прошу тебя, дорогой, успокойся, – попросила Даниэла.
– А ты не вмешивайся. Ты неправильно воспитываешь мою дочь, – вдруг выпалил Хуан Антонио.
– Не кричи на меня! Я, может быть, плохая мать, но я не глухая, – у Даниэлы от обиды задрожали губы. Она встала из-за стола и выбежала из столовой.
Хуан Антонио бросил салфетку на стол и вышел вслед за женой. Поднявшись в спальню, он увидел рыдающую Даниэлу. Сердце его сжалось:
– Я был груб, признаю. Я слишком взвинчен из-за этой сцены в больнице. И потом, у меня уже в печенках сидит эта Летисия! Дорогая, я не хочу, чтобы ты плакала и тем более из-за меня.
– Все это не дает тебе право отыгрываться на мне. Но ты, наверно, прав: я не умею обращаться с Моникой.
– Ты простишь меня?
– Я уже все забыла, – сказала Даниэла и вытерла слезы.
– Дора опять будет работать у Даниэлы, – сказала Джина, подкрашивая губы.
– Да?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49