Она напомнила Энрике о том, что не считает себя больше его женой, а потому и не примет с его стороны никаких упреков, несмотря на то, что их развод еще не оформлен официально. Энрике, несколько прийдя в себя, стал корить жену не в том, что она завела любовника, а в том, что любовником этим оказался человек из прислуги. Ему очевидно особенно претила мысль о том, что его место занял какой-то садовник. Сословные предрассудки глубоко в нем сидели и в данном случае даже преобладали над элементарным чувством мужской ревности. Сония не преминула заметить, что и некая Паулина Рамос – избранница Энрике – тоже не голубой крови. Энрике опять разозлился и перед тем, как хлопнуть дверью, заявил, что в ближайшее же время пришлет к Сонии своего адвоката.
– Только не забывай, что у меня есть все доказательства твоей измены, и ответчиком по суду придется выступать тебе! – предупредила его Сония.
Для Рамона приход Энрике оказался настоящим потрясением. Немало дней прошло прежде, чем Сония сумела убедить его в том, что ничего страшного не случилось, а главное, что подобное больше никогда не повторится. Постепенно Рамон начинал привыкать к Сонии, общаться с ней на равных. Трудно ему было только в присутствии посторонних. Он научился не обращать внимания на завистливые усмешки бывших друзей из прислуги, но знакомые Сонии, шокированные не столько самим фактом ее любовной связи с садовником, сколько тем, что она даже не пыталась этого факта скрыть и, напротив, всем приходившим к ней представляла Рамона, как своего жениха, эти знакомые не могли удержаться от язвительных замечаний в адрес Рамона, смеясь над его неотесанностью и провинциальным выговором. Сам Рамон предпочитал отмалчиваться, хотя в глубине души – Сония это видела – весь кипел от злости.
Однажды он все же не выдержал и грубо ответил Бренде, одной из знакомых Сонии. Он был прав. Сония всеми силами защищала его, и однозначно дала понять подругам, что скорее порвет с ними, чем с Рамоном. Из-за этого она оказалась в еще большем одиночестве, чем раньше. Ее «малыш», как она ласково называла Рамона, остался ее единственной радостью и утешением. В ее чувстве к нему была большая примесь материнской любви, и хотя она не любила вспоминать о разнице в возрасте, разделявшей их, ей нравилось, когда он слушался ее, как старшую. Иногда он даже называл ее своей учительницей, а она в шутку отвечала, что чувствует себя его матерью.
Рамон рано остался без родителей. В деревне у него жила тетка, но нравом она отличалась суровым, и, конечно же, Рамон тянулся всем сердцем к той почти материнской нежности, с которой относилась к нему Сония. Он легко подружился с Моникой, которая теперь часто бывала у Сонии. Он сам был сирота и прекрасно понимал чувства девочки. А она ощущала это понимание с его стороны.
Моника как-то спросила Сонию, куда подевался дядя Энрике, и Сония сказала ей, что тот уехал в путешествие и вернется не скоро. Моника, так же как и Рамон, любила цветы, и вместе они часто и подолгу возились в саду.
Сония старалась как можно больше бывать на людях с Рамоном. Всякий раз, заезжая за Моникой, она брала его с собой. Они гуляли вместе. Вместе катались на лодке. Во время этих прогулок Сонии иногда казалось, что Рамон по возрасту и характеру даже ближе к этой девчонке, чем к ней – Сонии. Тогда она грустила и чувствовала себя совсем старой.
И все-таки Моника и Рамон заполнили в ее душе тот вакуум невостребованности материнских чувств, который всегда удручал ее. Теперь она жила полноценной жизнью и была вполне счастлива.
Только однажды, когда Моника гостила у них в выходные, произошел эпизод, чуть не ставший причиной ее размолвки с девочкой. Сония и Рамон собирались ложиться спать, а Винни, собачка, которую Энрике подарил Монике, сбежала от девочки и заскочила в их спальню. Моника прибежала вслед за Винни и застала Сонию и Рамона целующимися посреди спальни. Она была ошеломлена своим открытием. Монике было десять лет, и она уже вполне соображала, что садовники, даже такие замечательные, как Рамон, не должны оказываться в хозяйских спальнях по вечерам, а если такое происходит, то ясно – неспроста. Сонии стоило больших трудов упросить девочку ее выслушать. Она постаралась, как можно, понятнее и мягче объяснить Монике сложившуюся ситуацию, и в конце концов попросила никому не рассказывать о том, что она видела.
– Видишь, тебе тоже довольно трудно все это понять, – сказала Сония. – Точно так же и всем остальным. Мне еще надо подумать, как сказать им о нас с Рамоном.
Моника обещала никому ничего не Говорить, но, вернувшись в воскресение вечером домой, не удержалась и сказала Игнасио и Марии, что ее дядя Энрике уехал куда-то очень далеко, а у нее теперь новый дядя – Рамон.
Энрике, поначалу страшно разозлившийся и приславший к Сонии своего адвоката, теперь практически не досаждал ей. Адвокату Сония показала фотографию Энрике вместе с Паулиной Рамос и их тремя детьми, а также отчет частного детектива, которого она нанимала в свое время для слежки за мужем. Адвокат уехал и больше не возвращался. Видимо, ему удалось убедить Энрике, что затевать судебный процесс против Сонии с его стороны неразумно. У нее на руках были веские доказательства его измены, а значит самым лучшим решением в данной ситуации был цивилизованный развод по обоюдному согласию и без взаимных претензий.
О перемене своей политики Энрике сообщил Сонии, пригласив ее как-то в кафе – «на нейтральную территорию», как он выразился. Встреча прошла вполне мирно. Вначале Энрике еще пытался делать кое-какие ходы по поводу возможного примирения. Говорил, что прекрасно понимает Сонию. Конечно же, ее отношения с садовником это – несерьезно. Это как бы месть ему – Энрике за Паулину. Он готов забыть и простить. В конце концов они немало прожили вместе, и чего не бывает в жизни. Его словесные упражнения, однако, оказались совершенно безрезультатными. Сония настаивала на разводе, и Энрике окончательно с этим смирился. Свое миролюбие он вскоре подтвердил на деле, приехав к Сонии за вещами и общаясь на равных с Рамоном, который в свою очередь уже не выглядел таким испуганным, как раньше, но еще довольно сильно смущался.
– Для меня главное, чтобы Сония была с тобой счастлива, – заявил Энрике, прощаясь.
Сония могла теперь чувствовать себя вполне спокойной. Они с Рамоном сходили в университет и выяснили, что занятия там должны были начаться буквально через неделю. Сония внесла необходимую плату за первый семестр, и Рамон был благополучно принят. Он весь сиял от счастья, и Сония, глядя на него, радовалась еще больше.
Только одно теперь смущало и пугало ее. Скорая встреча с братом. Как ей объяснить Хуану Антонио все, что произошло за дни его отсутствия? Как он отнесется к Рамону? Сословные предрассудки – страшная вещь. Хуан Антонио ощутил это на собственной шкуре, когда женился на Лусии. Но Сония не обольщалась насчет того, что этот горький опыт мог лишить брата предрассудков в отношении других людей. К тому же Лусия это все-таки не Рамон. Она не была из богатой семьи, но и не работала прислугой.
Сония постоянно думала о том, как сказать брату о своей связи с Рамоном. Она пыталась представить его реакцию, и, к сожалению, ничего хорошего по ее предположениям ожидать не следовало. Это понимал и Рамон, но Сония старалась разубедить его. Она стремилась выглядеть беспечной, описывая их будущую встречу с Хуаном Антонио, и сама чувствовала, что получается у нее не очень. В конце концов она осознала, что ей необходимо решить для себя главное: что делать, если Хуан Антонио будет твердо настроен против ее отношений с Рамоном? Ответ был болезненным для Сонии, которая только-только вновь обрела брата, но совершенно однозначным.
Она слишком долго шла на поводу у других, подчиняя свои желания, свою судьбу чужой воле. Для того чтобы вырваться из этого порочного круга, ей пришлось сломать свою прошлую жизнь, расстаться со многими иллюзиями. Слишком тяжело ей досталась ее теперешняя духовная свобода, чтобы вот так, в одночасье, расстаться с ней, пусть даже ценою сохранения дружеских отношений с братом. Сония решила, что если придется выбирать между Рамоном и братом, между Рамоном и целым светом, она выберет Рамона. Сказав себе так, она почувствовала одновременно и горечь и легкость. Она знала теперь, что ей нужно, и знала, какую цену ей, вполне вероятно, придется за это заплатить.
Глава 19
На Сан-Джоне были великолепные пляжи, и Джина заранее радовалась тому, как здорово они с Даниэлой проведут там время. Она заявила, что займется подводным плаванием, потому что это занятие всегда ее привлекало. Правда, она никогда не пробовала нырять на большую глубину, но, говорят, вид там роскошный – водоросли, кораллы и разноцветные рыбки, снующие стайками туда-сюда… Даниэла, смеясь, говорила, что ей страшно даже представить, как там на глубине. Она, наверное, трусиха. Но Джина не соглашалась с ней…
– Мы им всем покажем, вот увидишь! – воскликнула она, едва сойдя на берег.
– Только не забудь, что к часу нам надо успеть на катер до Сан-Томаса, – напомнила Даниэла.
Джина слегка задумалась. Сан-Томас для нее был слишком большим искушением. Там были отличные магазины, и ради них Джина готова была пожертвовать даже подводным плаванием. Даниэла словно прочитала ее мысли:
– Ах, Джина, ты только о покупках и думаешь…
Джина пожала плечами и, отвернувшись от подруги, стала фотографировать город.
На пляже Сан-Джона, где расположились Джина с Даниэлой, было немноголюдно. Они уже накупались вволю и теперь лежали на солнце. Даже говорить было лень. Джина почувствовала, что еще немного, и она совсем сгорит. Нужно было чем-нибудь накрыться, но сил пошевелиться у нее не было. Невероятным усилием она заставила себя сесть и огляделась вокруг в поисках полотенца. Взгляд ее задержался на зелено-голубой поверхности моря, сверкающей под солнечными лучами. Песок вдоль берега был темный с синеватым оттенком. Метрах в тридцати слева Джина вдруг увидела парочку, показавшуюся ей знакомой. Да, это были Хуан Антонио и Иренэ. Джина с любопытством следила за ними, пока они сами не заметили ее с Даниэлой. Тогда она отвела взгляд и прилегла рядом с подругой…
– На нас смотрят… – вполголоса предупредила она.
Но Даниэла и сама уже заметила Хуана Антонио с Иренэ.
– Ради Бога, Джина, не смотри на них! – нервно попросила она. – Мне хватит уже проблем с этой женщиной.
– Пусть только попробует тебя тронуть, я ее мигом в нокаут отправлю, – пообещала Джина.
Хуан Антонио что-то втолковывал Иренэ, поглядывая на Джину и Даниэлу. Иренэ отрицательно качала головой, и было видно, что Хуан Антонио не на шутку рассержен. Наконец Иренэ неохотно кивнула и пошла по направлению к Джине и Даниэле. Когда она приблизилась к ним, Джина резко приподнялась и спросила:
– Что тебе нужно?
– Хочу извиниться перед вами, – обращаясь к Даниэле, холодно произнесла Иренэ. – Признаю, я вчера была неправа…
Даниэла несколько растерялась.
– Что ж… хорошо… спасибо… – помолчав, сказала она.
– Мы с Даниэлой никому не позволим вести себя с нами подобным образом! – заявила Джина, которой реакция Даниэлы показалась слишком уж мягкой.
В глазах Иренэ сверкнул злой огонек.
– Я тоже не позволю, чтобы кто-либо вставал между мной и моим женихом, – сказала она с застывшей улыбкой. – Надеюсь, вам это ясно. Думаю, нам не стоит ссориться…
Иренэ повернулась и пошла обратно к Хуану Антонио, который все это время следил за ними издали.
– Чтоб ее акулы слопали! – буркнула Джина.
Иренэ, подойдя к Хуану Антонио, взяла его под руку и потянула прочь. Он оглянулся, проводив долгим взглядом Даниэлу, и подчинился Иренэ.
– Я хочу, чтобы мы уже отправились на Сан-Томас, – капризно сказала Иренэ.
Они качались на волнах недалеко от берега. После того как Иренэ извинилась перед Даниэлой, у Хуана Антонио словно камень с души свалился. Он наслаждался солнцем, морем, покоем… Уходить ему не хотелось.
– Куда торопиться? – спросил он. – Разве тебе здесь не нравится?
– На Сан-Томасе такие магазины! – Иренэ мечтательно закатила глаза. – Мне так хочется посмотреть…
– Поедем после обеда…
– Нет, поехали сейчас… – Иренэ подплыла к Хуану Антонионио и обняла его.
Ему не хотелось спорить.
– Ладно.
Держась за руки, они вышли из моря.
На Сан-Томасе Иренэ буквально замучила Хуана Антонио. Она сама понимала, что сейчас не время требовать от него подарков, что лучше сдержать себя и лишний раз дать ему почувствовать, насколько она бескорыстна в своей любви, но ничего не могла с собой поделать. Хуан Антонио молчал, но в душе его – это было очевидно – вновь закипало раздражение.
– Какая красота! Однако как все дорого… – печально сказала Иренэ, когда они выходили из очередного магазина.
– Лучше бы мы остались на пляже, – заметил Хуан Антонио.
– Ты правда не хочешь ничего мне купить? – Иренэ устала ходить вокруг да около.
– Нет. Пошли отсюда, – коротко ответил Хуан Антонио.
Они немного побродили по городу и вышли к берегу моря. На небольшой смотровой площадке у моря Хуан Антонио остановился и, присев на скамью, уставился вдаль, туда, где темно-синяя водная гладь смыкалась с голубым небом. Он словно забыл о существовании Иренэ. Рассердившись, Иренэ осталась стоять.
– Если мы ничего не собирались покупать, лучше было остаться на корабле, – раздраженно бросила она.
– Или на пляже… – ровным голосом ответил Хуан Антонио. – Я тебе говорил, но ты такая упрямая…
– Я не понимаю, почему ты так не любишь магазины? Ты же не нищий!
– Как знать… – Хуан Антонио откровенно издевался.
– Все кругом что-то покупают, только я – ничего! – крикнула Иренэ.
– Так покупай! Кто тебе мешает?
Иренэ даже опешила.
– А на какие деньги?! – наконец спросила она. – У меня с собой слишком мало…
– Если хочешь, я могу тебе одолжить… – великодушно предложил Хуан Антонио. – Потом, в Мехико отдашь.
Шок, пережитый Иренэ при этих словах, надолго заставил ее замолчать. Они шли с Хуаном Антонио по каким-то улицам, говорили о чем-то… Иренэ сама что-то произносила, но все это было как бы в стороне от ее сознания. Страх, всегда прятавшийся в глубине ее существа, вдруг выплыл наружу и мешал ей осознавать происходящее. Наконец усилием воли Иренэ заставила себя слушать и понимать, что именно говорит человек, идущий рядом с ней…
– Нет, Иренэ, я вовсе не обязан тебя содержать… – Хуан Антонио, похоже, отвечал на какой-то ее вопрос или упрек. – Я всегда помогал тебе, всегда дарил то, что ты хотела, но теперь – все, хватит!
– Раньше ты так не думал… – выдавила Иренэ.
– Так было раньше. Ты сама это сказала.
– Это твоя сестра наговорила тебе на меня? – Иренэ понимала, что Сония здесь ни при чем, но другой, верный ответ, который она предчувствовала, был для нее страшнее, чем ссылка на сестру.
– Рано или поздно всему приходит конец, – спокойно объяснял Хуан Антонио. – К тому же, мне нет необходимости платить кому бы то ни было за то, чтобы он был со мной.
– Вот как?! Значит, теперь ты считаешь, что платил мне? Ты сильно изменился с тех пор, как познакомился с этой… Даниэлой. Это она во всем виновата!
– Мы уклонились от темы, – заметил Хуан Антонио. – Кажется, начиналось все с магазинов… Заруби себе на носу: я не собираюсь покупать тебе ни драгоценностей, ни чего-либо еще! Ясно? А теперь – на корабль!
Круто повернувшись, Хуан Антонио зашагал по улице. Иренэ, постояв несколько секунд, бросилась за ним.
Даниэла и Джина вернулись на корабль перед самым ужином. Джина, накупившая кучу самых экзотических тряпок, принялась разбирать их, едва они вошли в каюту. Даниэла дивилась выносливости подруги. Не чуя ног, она рухнула на кровать. В этот момент в дверь постучали. Даниэла хотела встать, но Джина жестом руки остановила ее:
– Лежи, лежи… на тебе лица нет. Я сама открою.
Она открыла дверь и удивленно отступила. За дверью стоял стюард с огромным букетом цветов.
– Вам прислали, – сказал он по-английски и протянул букет.
Джина, не понимая слов, поняла жест и, забрав букет из рук стюарда, мастерски произнесла свое «сэнк ю-у-у», каковое считала вполне достаточным для общения с неговорящими по-испански.
Стюард произнес еще несколько английских фраз, но, получив в ответ все то же «сэнк ю-у-у», осознал ситуацию и вежливо удалился.
– Кому же это? – Джина искала среди цветов записку.
Пальцы ее в конце концов выудили визитную карточку.
– Это тебе, Даниэла, – прочитав, сказала она.
Даниэла, забыв об усталости, вскочила с кровати и схватила карточку.
– «Я не думаю… я уверен, что люблю тебя. Хуан Антонио», – прочла она и, радостная, закружилась по комнате.
– Готов! Готов! Он по тебе с ума сходит! – закричала Джина.
– Мне просто не верится, Джина, – призналась Даниэла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Только не забывай, что у меня есть все доказательства твоей измены, и ответчиком по суду придется выступать тебе! – предупредила его Сония.
Для Рамона приход Энрике оказался настоящим потрясением. Немало дней прошло прежде, чем Сония сумела убедить его в том, что ничего страшного не случилось, а главное, что подобное больше никогда не повторится. Постепенно Рамон начинал привыкать к Сонии, общаться с ней на равных. Трудно ему было только в присутствии посторонних. Он научился не обращать внимания на завистливые усмешки бывших друзей из прислуги, но знакомые Сонии, шокированные не столько самим фактом ее любовной связи с садовником, сколько тем, что она даже не пыталась этого факта скрыть и, напротив, всем приходившим к ней представляла Рамона, как своего жениха, эти знакомые не могли удержаться от язвительных замечаний в адрес Рамона, смеясь над его неотесанностью и провинциальным выговором. Сам Рамон предпочитал отмалчиваться, хотя в глубине души – Сония это видела – весь кипел от злости.
Однажды он все же не выдержал и грубо ответил Бренде, одной из знакомых Сонии. Он был прав. Сония всеми силами защищала его, и однозначно дала понять подругам, что скорее порвет с ними, чем с Рамоном. Из-за этого она оказалась в еще большем одиночестве, чем раньше. Ее «малыш», как она ласково называла Рамона, остался ее единственной радостью и утешением. В ее чувстве к нему была большая примесь материнской любви, и хотя она не любила вспоминать о разнице в возрасте, разделявшей их, ей нравилось, когда он слушался ее, как старшую. Иногда он даже называл ее своей учительницей, а она в шутку отвечала, что чувствует себя его матерью.
Рамон рано остался без родителей. В деревне у него жила тетка, но нравом она отличалась суровым, и, конечно же, Рамон тянулся всем сердцем к той почти материнской нежности, с которой относилась к нему Сония. Он легко подружился с Моникой, которая теперь часто бывала у Сонии. Он сам был сирота и прекрасно понимал чувства девочки. А она ощущала это понимание с его стороны.
Моника как-то спросила Сонию, куда подевался дядя Энрике, и Сония сказала ей, что тот уехал в путешествие и вернется не скоро. Моника, так же как и Рамон, любила цветы, и вместе они часто и подолгу возились в саду.
Сония старалась как можно больше бывать на людях с Рамоном. Всякий раз, заезжая за Моникой, она брала его с собой. Они гуляли вместе. Вместе катались на лодке. Во время этих прогулок Сонии иногда казалось, что Рамон по возрасту и характеру даже ближе к этой девчонке, чем к ней – Сонии. Тогда она грустила и чувствовала себя совсем старой.
И все-таки Моника и Рамон заполнили в ее душе тот вакуум невостребованности материнских чувств, который всегда удручал ее. Теперь она жила полноценной жизнью и была вполне счастлива.
Только однажды, когда Моника гостила у них в выходные, произошел эпизод, чуть не ставший причиной ее размолвки с девочкой. Сония и Рамон собирались ложиться спать, а Винни, собачка, которую Энрике подарил Монике, сбежала от девочки и заскочила в их спальню. Моника прибежала вслед за Винни и застала Сонию и Рамона целующимися посреди спальни. Она была ошеломлена своим открытием. Монике было десять лет, и она уже вполне соображала, что садовники, даже такие замечательные, как Рамон, не должны оказываться в хозяйских спальнях по вечерам, а если такое происходит, то ясно – неспроста. Сонии стоило больших трудов упросить девочку ее выслушать. Она постаралась, как можно, понятнее и мягче объяснить Монике сложившуюся ситуацию, и в конце концов попросила никому не рассказывать о том, что она видела.
– Видишь, тебе тоже довольно трудно все это понять, – сказала Сония. – Точно так же и всем остальным. Мне еще надо подумать, как сказать им о нас с Рамоном.
Моника обещала никому ничего не Говорить, но, вернувшись в воскресение вечером домой, не удержалась и сказала Игнасио и Марии, что ее дядя Энрике уехал куда-то очень далеко, а у нее теперь новый дядя – Рамон.
Энрике, поначалу страшно разозлившийся и приславший к Сонии своего адвоката, теперь практически не досаждал ей. Адвокату Сония показала фотографию Энрике вместе с Паулиной Рамос и их тремя детьми, а также отчет частного детектива, которого она нанимала в свое время для слежки за мужем. Адвокат уехал и больше не возвращался. Видимо, ему удалось убедить Энрике, что затевать судебный процесс против Сонии с его стороны неразумно. У нее на руках были веские доказательства его измены, а значит самым лучшим решением в данной ситуации был цивилизованный развод по обоюдному согласию и без взаимных претензий.
О перемене своей политики Энрике сообщил Сонии, пригласив ее как-то в кафе – «на нейтральную территорию», как он выразился. Встреча прошла вполне мирно. Вначале Энрике еще пытался делать кое-какие ходы по поводу возможного примирения. Говорил, что прекрасно понимает Сонию. Конечно же, ее отношения с садовником это – несерьезно. Это как бы месть ему – Энрике за Паулину. Он готов забыть и простить. В конце концов они немало прожили вместе, и чего не бывает в жизни. Его словесные упражнения, однако, оказались совершенно безрезультатными. Сония настаивала на разводе, и Энрике окончательно с этим смирился. Свое миролюбие он вскоре подтвердил на деле, приехав к Сонии за вещами и общаясь на равных с Рамоном, который в свою очередь уже не выглядел таким испуганным, как раньше, но еще довольно сильно смущался.
– Для меня главное, чтобы Сония была с тобой счастлива, – заявил Энрике, прощаясь.
Сония могла теперь чувствовать себя вполне спокойной. Они с Рамоном сходили в университет и выяснили, что занятия там должны были начаться буквально через неделю. Сония внесла необходимую плату за первый семестр, и Рамон был благополучно принят. Он весь сиял от счастья, и Сония, глядя на него, радовалась еще больше.
Только одно теперь смущало и пугало ее. Скорая встреча с братом. Как ей объяснить Хуану Антонио все, что произошло за дни его отсутствия? Как он отнесется к Рамону? Сословные предрассудки – страшная вещь. Хуан Антонио ощутил это на собственной шкуре, когда женился на Лусии. Но Сония не обольщалась насчет того, что этот горький опыт мог лишить брата предрассудков в отношении других людей. К тому же Лусия это все-таки не Рамон. Она не была из богатой семьи, но и не работала прислугой.
Сония постоянно думала о том, как сказать брату о своей связи с Рамоном. Она пыталась представить его реакцию, и, к сожалению, ничего хорошего по ее предположениям ожидать не следовало. Это понимал и Рамон, но Сония старалась разубедить его. Она стремилась выглядеть беспечной, описывая их будущую встречу с Хуаном Антонио, и сама чувствовала, что получается у нее не очень. В конце концов она осознала, что ей необходимо решить для себя главное: что делать, если Хуан Антонио будет твердо настроен против ее отношений с Рамоном? Ответ был болезненным для Сонии, которая только-только вновь обрела брата, но совершенно однозначным.
Она слишком долго шла на поводу у других, подчиняя свои желания, свою судьбу чужой воле. Для того чтобы вырваться из этого порочного круга, ей пришлось сломать свою прошлую жизнь, расстаться со многими иллюзиями. Слишком тяжело ей досталась ее теперешняя духовная свобода, чтобы вот так, в одночасье, расстаться с ней, пусть даже ценою сохранения дружеских отношений с братом. Сония решила, что если придется выбирать между Рамоном и братом, между Рамоном и целым светом, она выберет Рамона. Сказав себе так, она почувствовала одновременно и горечь и легкость. Она знала теперь, что ей нужно, и знала, какую цену ей, вполне вероятно, придется за это заплатить.
Глава 19
На Сан-Джоне были великолепные пляжи, и Джина заранее радовалась тому, как здорово они с Даниэлой проведут там время. Она заявила, что займется подводным плаванием, потому что это занятие всегда ее привлекало. Правда, она никогда не пробовала нырять на большую глубину, но, говорят, вид там роскошный – водоросли, кораллы и разноцветные рыбки, снующие стайками туда-сюда… Даниэла, смеясь, говорила, что ей страшно даже представить, как там на глубине. Она, наверное, трусиха. Но Джина не соглашалась с ней…
– Мы им всем покажем, вот увидишь! – воскликнула она, едва сойдя на берег.
– Только не забудь, что к часу нам надо успеть на катер до Сан-Томаса, – напомнила Даниэла.
Джина слегка задумалась. Сан-Томас для нее был слишком большим искушением. Там были отличные магазины, и ради них Джина готова была пожертвовать даже подводным плаванием. Даниэла словно прочитала ее мысли:
– Ах, Джина, ты только о покупках и думаешь…
Джина пожала плечами и, отвернувшись от подруги, стала фотографировать город.
На пляже Сан-Джона, где расположились Джина с Даниэлой, было немноголюдно. Они уже накупались вволю и теперь лежали на солнце. Даже говорить было лень. Джина почувствовала, что еще немного, и она совсем сгорит. Нужно было чем-нибудь накрыться, но сил пошевелиться у нее не было. Невероятным усилием она заставила себя сесть и огляделась вокруг в поисках полотенца. Взгляд ее задержался на зелено-голубой поверхности моря, сверкающей под солнечными лучами. Песок вдоль берега был темный с синеватым оттенком. Метрах в тридцати слева Джина вдруг увидела парочку, показавшуюся ей знакомой. Да, это были Хуан Антонио и Иренэ. Джина с любопытством следила за ними, пока они сами не заметили ее с Даниэлой. Тогда она отвела взгляд и прилегла рядом с подругой…
– На нас смотрят… – вполголоса предупредила она.
Но Даниэла и сама уже заметила Хуана Антонио с Иренэ.
– Ради Бога, Джина, не смотри на них! – нервно попросила она. – Мне хватит уже проблем с этой женщиной.
– Пусть только попробует тебя тронуть, я ее мигом в нокаут отправлю, – пообещала Джина.
Хуан Антонио что-то втолковывал Иренэ, поглядывая на Джину и Даниэлу. Иренэ отрицательно качала головой, и было видно, что Хуан Антонио не на шутку рассержен. Наконец Иренэ неохотно кивнула и пошла по направлению к Джине и Даниэле. Когда она приблизилась к ним, Джина резко приподнялась и спросила:
– Что тебе нужно?
– Хочу извиниться перед вами, – обращаясь к Даниэле, холодно произнесла Иренэ. – Признаю, я вчера была неправа…
Даниэла несколько растерялась.
– Что ж… хорошо… спасибо… – помолчав, сказала она.
– Мы с Даниэлой никому не позволим вести себя с нами подобным образом! – заявила Джина, которой реакция Даниэлы показалась слишком уж мягкой.
В глазах Иренэ сверкнул злой огонек.
– Я тоже не позволю, чтобы кто-либо вставал между мной и моим женихом, – сказала она с застывшей улыбкой. – Надеюсь, вам это ясно. Думаю, нам не стоит ссориться…
Иренэ повернулась и пошла обратно к Хуану Антонио, который все это время следил за ними издали.
– Чтоб ее акулы слопали! – буркнула Джина.
Иренэ, подойдя к Хуану Антонио, взяла его под руку и потянула прочь. Он оглянулся, проводив долгим взглядом Даниэлу, и подчинился Иренэ.
– Я хочу, чтобы мы уже отправились на Сан-Томас, – капризно сказала Иренэ.
Они качались на волнах недалеко от берега. После того как Иренэ извинилась перед Даниэлой, у Хуана Антонио словно камень с души свалился. Он наслаждался солнцем, морем, покоем… Уходить ему не хотелось.
– Куда торопиться? – спросил он. – Разве тебе здесь не нравится?
– На Сан-Томасе такие магазины! – Иренэ мечтательно закатила глаза. – Мне так хочется посмотреть…
– Поедем после обеда…
– Нет, поехали сейчас… – Иренэ подплыла к Хуану Антонионио и обняла его.
Ему не хотелось спорить.
– Ладно.
Держась за руки, они вышли из моря.
На Сан-Томасе Иренэ буквально замучила Хуана Антонио. Она сама понимала, что сейчас не время требовать от него подарков, что лучше сдержать себя и лишний раз дать ему почувствовать, насколько она бескорыстна в своей любви, но ничего не могла с собой поделать. Хуан Антонио молчал, но в душе его – это было очевидно – вновь закипало раздражение.
– Какая красота! Однако как все дорого… – печально сказала Иренэ, когда они выходили из очередного магазина.
– Лучше бы мы остались на пляже, – заметил Хуан Антонио.
– Ты правда не хочешь ничего мне купить? – Иренэ устала ходить вокруг да около.
– Нет. Пошли отсюда, – коротко ответил Хуан Антонио.
Они немного побродили по городу и вышли к берегу моря. На небольшой смотровой площадке у моря Хуан Антонио остановился и, присев на скамью, уставился вдаль, туда, где темно-синяя водная гладь смыкалась с голубым небом. Он словно забыл о существовании Иренэ. Рассердившись, Иренэ осталась стоять.
– Если мы ничего не собирались покупать, лучше было остаться на корабле, – раздраженно бросила она.
– Или на пляже… – ровным голосом ответил Хуан Антонио. – Я тебе говорил, но ты такая упрямая…
– Я не понимаю, почему ты так не любишь магазины? Ты же не нищий!
– Как знать… – Хуан Антонио откровенно издевался.
– Все кругом что-то покупают, только я – ничего! – крикнула Иренэ.
– Так покупай! Кто тебе мешает?
Иренэ даже опешила.
– А на какие деньги?! – наконец спросила она. – У меня с собой слишком мало…
– Если хочешь, я могу тебе одолжить… – великодушно предложил Хуан Антонио. – Потом, в Мехико отдашь.
Шок, пережитый Иренэ при этих словах, надолго заставил ее замолчать. Они шли с Хуаном Антонио по каким-то улицам, говорили о чем-то… Иренэ сама что-то произносила, но все это было как бы в стороне от ее сознания. Страх, всегда прятавшийся в глубине ее существа, вдруг выплыл наружу и мешал ей осознавать происходящее. Наконец усилием воли Иренэ заставила себя слушать и понимать, что именно говорит человек, идущий рядом с ней…
– Нет, Иренэ, я вовсе не обязан тебя содержать… – Хуан Антонио, похоже, отвечал на какой-то ее вопрос или упрек. – Я всегда помогал тебе, всегда дарил то, что ты хотела, но теперь – все, хватит!
– Раньше ты так не думал… – выдавила Иренэ.
– Так было раньше. Ты сама это сказала.
– Это твоя сестра наговорила тебе на меня? – Иренэ понимала, что Сония здесь ни при чем, но другой, верный ответ, который она предчувствовала, был для нее страшнее, чем ссылка на сестру.
– Рано или поздно всему приходит конец, – спокойно объяснял Хуан Антонио. – К тому же, мне нет необходимости платить кому бы то ни было за то, чтобы он был со мной.
– Вот как?! Значит, теперь ты считаешь, что платил мне? Ты сильно изменился с тех пор, как познакомился с этой… Даниэлой. Это она во всем виновата!
– Мы уклонились от темы, – заметил Хуан Антонио. – Кажется, начиналось все с магазинов… Заруби себе на носу: я не собираюсь покупать тебе ни драгоценностей, ни чего-либо еще! Ясно? А теперь – на корабль!
Круто повернувшись, Хуан Антонио зашагал по улице. Иренэ, постояв несколько секунд, бросилась за ним.
Даниэла и Джина вернулись на корабль перед самым ужином. Джина, накупившая кучу самых экзотических тряпок, принялась разбирать их, едва они вошли в каюту. Даниэла дивилась выносливости подруги. Не чуя ног, она рухнула на кровать. В этот момент в дверь постучали. Даниэла хотела встать, но Джина жестом руки остановила ее:
– Лежи, лежи… на тебе лица нет. Я сама открою.
Она открыла дверь и удивленно отступила. За дверью стоял стюард с огромным букетом цветов.
– Вам прислали, – сказал он по-английски и протянул букет.
Джина, не понимая слов, поняла жест и, забрав букет из рук стюарда, мастерски произнесла свое «сэнк ю-у-у», каковое считала вполне достаточным для общения с неговорящими по-испански.
Стюард произнес еще несколько английских фраз, но, получив в ответ все то же «сэнк ю-у-у», осознал ситуацию и вежливо удалился.
– Кому же это? – Джина искала среди цветов записку.
Пальцы ее в конце концов выудили визитную карточку.
– Это тебе, Даниэла, – прочитав, сказала она.
Даниэла, забыв об усталости, вскочила с кровати и схватила карточку.
– «Я не думаю… я уверен, что люблю тебя. Хуан Антонио», – прочла она и, радостная, закружилась по комнате.
– Готов! Готов! Он по тебе с ума сходит! – закричала Джина.
– Мне просто не верится, Джина, – призналась Даниэла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49