Они были невинны и любили друг друга. Он вспомнил
запах ее духов, ее обворожительный смех. Влюбленные открывали для себя
Рим, как Колумб когда-то открывал Америку. Они считали город своей
собственностью. Здесь они впервые отдались друг другу. Вглядываясь в ноч
ь,
Торн подумал, будут ли они вообще когда-нибудь заниматься любовью...
- Госпиталь Женераль, - сказал водитель такси и резко затормозил.
Дженнингс проснулся. Торн выглянул в окно.
- Это не то, - сказал Торн.
- Si. Госпиталь Женераль.
- Нет, тот был старый. Кирпичный. Я же помню.
- У вас правильный адрес? - спросил Дженнингс.
- Госпиталь Женераль, - повторил шофер.
- E differente [это другое место (итал.)], - настаивал на своем Торн.
- Fuoco [пожар (итал.)]. - ответил шофер. - Tre anni piu o meno
[примерно три года назад (итал.)].
- Что он говорит? - спросил Дженнингс.
- Пожар, - ответил Торн. - "Фуоко" значит "пожар".
- Si, - добавил водитель. - Tre anni.
- Что там насчет пожара? - спросил Дженнингс.
- Очевидно, старый госпиталь сгорел. А теперь его перестроили.
- Tre anni piu o meno. Multo morte.
Торн посмотрел на Дженнингса.
- Три года назад. Многие умерли.
Они заплатили таксисту и попросили его подождать. Тот начал
отказываться, но, разглядев, сколько ему дали, охотно согласился. На
ломаном итальянском Торн объяснил ему, что они хотели бы пользоваться е
го
услугами, пока не уедут из Рима.
В госпитале их ждало разочарование. Было поздно, начальство
отсутствовало. Дженнингс решил разыскать хоть кого-нибудь, а Торн в это
время встретил монашку, говорящую по-английски, которая подтвердила, чт
о
пожар три года назад разрушил госпиталь до основания.
- Но он же не мог уничтожить все, - настаивал Торн. - Записи... Они
должны были сохраниться...
- Меня в то время здесь не было, - объяснила она на ломаном
английском. - Но люди говорят, что огонь спалил все.
- Но, возможно, какие-то бумаги хранились в другом месте?
- Я не знаю.
Торн был в отчаянии, а монашка пожала плечами, показав, что ей больше
нечего сообщить.
- Послушайте, - сказал Торн. - Для меня это очень важно. Я здесь
усыновил ребенка, и мне нужны сведения о его рождении.
- Здесь не было усыновлений.
- ОДНО здесь было. То есть это было не совсем усыновление...
- Вы ошибаетесь. У нас все усыновления проходят в Агентстве по делам
освобождения от ответственности и оказания помощи.
- У вас сохранились записи о рождении? Вы храните документы о детях,
которые здесь рождаются?
- Да, конечно.
- Может быть, если я назову число...
- Бесполезно, - прервал его Дженнингс. Он подошел к Торну, и тот
увидел на его лице выражение крайнего разочарования.
- Пожар начался именно в зале документации. В подвале, где лежали все
бумаги. Потом огонь распространился вверх по лестнице, и третий этаж
превратился в ад.
- Третий этаж?..
- Родильное отделение, - кивнул Дженнингс. - Остался один пепел.
Торн поник и прислонился к стене.
- Извините меня... - сказала монашка.
- Подождите, - попросил ее Торн. - А служащие? Наверняка ведь КТО-ТО
выжил.
- Да. Немногие.
- Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан.
- Его звали Спиллетто?
- Да, - возбужденно ответил Торн. - Спиллетто.
- Он был здесь главным.
- Да, главным. Он...
- Он выжил.
В сердце Торна вспыхнула надежда.
- Он здесь?
- Нет.
- А где же?
- В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие
умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во
время пожара он был на третьем этаже.
- Субьяко? - переспросил Дженнингс.
Монашка кивнула.
- Монастырь Сан-Бенедетто.
Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок
Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлос
ь
бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красны
м
карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать.
Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость
сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и
выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие
монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы
обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его
стенах.
Несмотря на все испытания, Сан-Бенедетто оставался священным местом,
величественно возвышаясь на холме, и эхо молитв в течение веков пропита
ло
его стены.
Маленькое, забрызганное грязью такси подъехало к стенам монастыря.
Шоферу пришлось расталкивать уснувших пассажиров.
- Сеньоры?
Торн зашевелился. Дженнингс опустил стекло и вдохнул утренний воздух,
озираясь по сторонам.
- Сан-Бенедетто, - пробурчал усталый шофер.
Торн протер глаза и увидел величественный силуэт монастыря на фоне
красноватого утреннего неба.
- Посмотри-ка туда... - прошептал Дженнингс в благоговейном страхе.
- Нельзя ли подъехать поближе? - спросил Торн.
Шофер отрицательно мотнул головой.
Предложив ему выспаться, Торн и Дженнингс побрели дальше пешком и
скоро оказались по пояс в траве, вымочившей их до нитки. Идти стало
трудно, одежда не соответствовала такой прогулке: она постоянно липла к
телу, пока они пробивались вперед через поле. Тяжело дыша, Дженнингс на
секунду остановился, взял камеру и отснял полпленки кадров.
- Невероятно, - прошептал он. - Невероятно, черт возьми.
Торн нетерпеливо оглянулся, и Дженнингс поспешно догнал его. Они
пошли вместе, прислушиваясь к собственному дыханию и к далеким звукам
пения, как стон, доносящимся изнутри монастыря.
- Как много здесь грусти, - сказал Дженнингс, когда они подошли ко
входу.
Звук внушал трепет, монотонное пение исходило, казалось, от самих
стен, в каменных коридорах и арках. Они медленно продвигались вперед,
оглядывая окружающее пространство и пытаясь обнаружить источник звука
.
- Я думаю, сюда, - сказал Дженнингс, указывая в сторону длинного
коридора. - Посмотри, какая грязь.
Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходившие здесь многие
столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда
стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой
деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. Приоткрыв
дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внут
ри
ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так силь
но
ощущалось присутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторны
й
древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался
деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама
ротонда была сложена из каменных блоков, украшенных виноградными лозам
и и
сходившихся в центре купола. Теперь с вершины купола пробивался солнечн
ый
свет и освещал фигуру Христа.
- Священное место, - прошептал Дженнингс.
Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на
группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву.
Пение их было очень эмоциональным, оно то затихало, то усиливалось.
Дженнингс достал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его
показания.
- Убери, - прошептал Торн.
- Надо было захватить вспышку.
- Я сказал, убери это.
Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повиновался. Торн
выглядел чрезвычайно расстроенным, - у него дрожали колени, будто тело
приказывало опуститься на них и принять участие в молитве.
- С тобой все в порядке? - шепнул Дженнингс.
- ...Я католик, - тихо ответил Торн.
Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс
увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека.
В
отличие от остальных, стоящих на коленях с опущенными головами, этот в
коляске сидел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у
парализованного.
- Это он? - шепнул Дженнингс.
Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурного
предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс поморщился, когда увидел ли
цо
инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо
смотрели вверх. Вместо правой руки из широкого рукава торчала
изуродованная культя.
- Мы не знаем, может ли он видеть и слышать, - сказал монах, стоящий
рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря. - После пожара он не
произнес ни слова.
Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй.
После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба
путешественника последовали за ними.
- Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться
за его выздоровление, когда кончится епитимья.
- Епитимья? - спросил Торн.
Монах кивнул.
- "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука
его иссохнет, а правый глаз его ослепнет".
- Он согрешил? - спросил Торн.
- Да.
- Можно спросить, как именно?
- Он покинул Христа.
Торн и Дженнингс удивленно переглянулись.
- Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у
монаха.
- Исповедь.
- Но он не разговаривает.
- Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой.
- И что это было за признание? - не отступал Торн.
- Можно мне узнать причину ваших расспросов?
- Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о
помощи. На карту поставлена жизнь.
Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул.
- Пойдемте со мной.
Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и
каменный стол. От вчерашнего ливня на полу осталась лужа воды. Торн
заметил, что и матрас был влажным. Неужели, подумал он, все они терпят
подобные лишения, или же это было частью епитимьи Спиллетто?
- Рисунок на столе, - сказал монах, когда они прошли внутрь. - Он
нарисовал его углем.
Коляска скрипела, передвигаясь по неровным камням. Они окружили
небольшой столик, рассматривая-странный символ, начертанный священник
ом.
- Он сделал это, когда впервые оказался здесь, - продолжал монах, -
мы оставили уголек на столе, но больше он ничего не рисовал.
На столе была коряво нацарапана неуклюжая фигурка. Она была согнута и
искажена, голова обведена кругом. Внимание Дженнингса сразу же привлек
ли
три цифры, начертанные над головой согнувшейся фигуры. Это были шестерк
и.
Их было три. Как отметка на ноге Тассоне.
- Видите эту линию над головой? - сказал монах. - Она означает
капюшон монаха.
- Это автопортрет? - спросил Дженнингс.
- Мы так считаем.
- А что это за шестерки?
- Шесть - это знак дьявола, - ответил монах. - Семь - идеальное
число, число Христа. А шесть - число Сатаны.
- А почему их три? - спросил Дженнингс.
- Мы считаем, что это означает дьявольскую Троицу. Дьявол, Антихрист
и Лжепророк.
- Отец, Сын и Святой дух, - заметил Торн.
Монах кивнул.
- Для всего святого есть свое нечистое. В этом сущность искушения.
- Но почему вы считаете, что это исповедь? - спросил Дженнингс.
- Вы назвали рисунок автопортретом или что-то в этом роде. Он
символически окружен Троицей ада.
- Но ведь вы не знаете конкретно, что он хотел рассказать?
- Детали не так важны, - сказал монах. - Самое главное, что он
раскаивается.
Дженнингс и Торн пристально взглянули друг на друга. Торном овладело
отчаяние.
- Можно мне поговорить с ним? - спросил он.
- Это вам не поможет.
Торн посмотрел на Спиллетто и содрогнулся при виде его застывшего,
обезображенного лица.
- Отец Спиллетто, - твердо сказал он. - Меня зовут Торн.
Священник смотрел вверх. Он не шевелился и не слышал Джереми.
- Бесполезно, - сказал монах.
Но остановить Торна было уже невозможно.
- Отец Спиллетто, - повторил Торн. - Помните того РЕБЕНКА? Я хочу
знать, откуда он.
- Я прошу вас, сеньор, - предупредительно произнес монах.
- Вы сознались ИМ, - закричал Торн, - теперь сознайтесь МНЕ! Я хочу
знать, откуда тот ребенок!
- Мне придется попросить вас...
Монах хотел взяться за кресло Спиллетто, но Дженнингс преградил ему
путь.
- Отец Спиллетто! - заорал Торн в немое, неподвижное лицо. - Я умоляю
вас! ГДЕ ОНА? КТО ОНА?! Пожалуйста! Отвечайте же!
Вдруг все загудело. В церкви начали звонить колокола. Звук был
невыносимый, Торн и Дженнингс содрогнулись при страшном звоне,
отражающемся от каменных монастырских стен. Торн взглянул вниз и увиде
л,
как рука священника начала подниматься.
- Уголь! - закричал Торн. - Дайте ему уголь!
Дженнингс моментально кинулся вперед, схватил кусок угля со стола и
сунул его в трясущуюся руку. Колокола продолжали звонить, рука священник
а,
дергаясь, чертила на столе корявые буквы, каждый раз вздрагивая при звук
е
колокола.
- Это какое-то слово, - возбужденно вскричал Дженнингс. - Ч... Е...
Р...
Священник затрясся всем телом, пытаясь чертить дальше, боль и
напряжение переполняли его, он раскрыл рот, и оттуда послышался какой-то
звериный стон.
- Продолжайте же! - настаивал Торн.
- В... - читал Дженнингс. - Е... Т...
Неожиданно колокольный звон оборвался. Священник выронил уголь из
судорожно сжатых пальцев, и голова его упала на спинку кресла. Измученны
е
глаза уставились в небо, лицо было покрыто потом.
Все стояли в тишине, вглядываясь в слово, нацарапанное на столе.
- Червет?.. - спросил Торн.
- Червет, - отозвался Дженнингс.
- Это по-итальянски?
Они обернулись к монаху, тоже смотревшему на слово.
- Вам это слово о чем-нибудь говорит? - спросил Торн.
- Черветери, - ответил монах. - Я думаю, что это Черветери.
- Что это? - спросил Дженнингс.
- Это старое кладбище. Этрусское. Кладбище ди Сантанджело.
Тело священника снова задрожало, он застонал, пытаясь что-то сказать,
но потом внезапно затих.
Торн и Дженнингс посмотрели на монаха, тот покачал головой и произнес
с отвращением:
- Черветери - это сплошные развалины. Остатки гробницы Течалка.
- Течалка? - переспросил Дженнингс.
- Этрусский дьяволобог. Они сами были почитателями дьявола. Место его
захоронения считалось священным.
- Почему он написал это? - спросил Торн.
- Я не знаю.
- Где оно находится? - спросил Дженнингс.
- Там ничего нет, сеньор, кроме могил и... одичавших собак.
- Где оно? - нетерпеливо переспросил Дженнингс.
- Ваш шофер должен знать. Километров пятьдесят к северу от Рима.
Гроза из Рима перенеслась за город, сильный дождь замедлял их
движение, особенно после того, как они свернули с главного шоссе на более
старую дорогу, грязную и всю в рытвинах. Один раз машина застряла, въехав
задним левым колесом в канаву, им всем пришлось выходить и толкать ее.
Приближалось утро, небо светлело. Дженнингс заморгал, пытаясь
разглядеть, куда же они заехали. Постепенно до него дошло, что это уже
Черветери. Перед ним возвышался железный забор, а за ним на фоне
светлеющего неба виднелись силуэты надгробий.
Дженнингс вернулся к машине, открыл багажник, отыскал свой аппарат и
зарядил новую пленку. Взгляд его упал на железный ломик, валявшийся в угл
у
багажника среди промасленных тряпок. Дженнингс достал его, оглядел и
заткнул за пояс, потом осторожно закрыл багажник и пошел в сторону ржаво
го
железного забора. Земля была сырая, Дженнингс замерз и дрожал, двигаясь
вдоль забора в поисках ворот. Но их не было. Проверив еще раз фотоаппарат,
он влез с помощью дерева на забор, на секунду потерял равновесие и порвал
пальто, неудачно приземлившись с другой стороны. Поправив камеру и
поднявшись, Дженнингс направился в глубь кладбища. Небо становилось вс
е
светлей, и теперь он мог разглядеть вокруг могилы и разбитые статуи. Они
были сделаны довольно искусно, хотя и подверглись сильному разрушению.
Изуродованные каменные лица холодно и отрешенно взирали на снующих вни
зу
грызунов.
Несмотря на заморозки, Дженнингс почувствовал, что вспотел. Он нервно
оглядывался, продолжая идти дальше. Дженнингса не покидало ощущение, чт
о
за ним наблюдают. Пустые глаза статуй, казалось, следили за ним, когда он
проходил мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
запах ее духов, ее обворожительный смех. Влюбленные открывали для себя
Рим, как Колумб когда-то открывал Америку. Они считали город своей
собственностью. Здесь они впервые отдались друг другу. Вглядываясь в ноч
ь,
Торн подумал, будут ли они вообще когда-нибудь заниматься любовью...
- Госпиталь Женераль, - сказал водитель такси и резко затормозил.
Дженнингс проснулся. Торн выглянул в окно.
- Это не то, - сказал Торн.
- Si. Госпиталь Женераль.
- Нет, тот был старый. Кирпичный. Я же помню.
- У вас правильный адрес? - спросил Дженнингс.
- Госпиталь Женераль, - повторил шофер.
- E differente [это другое место (итал.)], - настаивал на своем Торн.
- Fuoco [пожар (итал.)]. - ответил шофер. - Tre anni piu o meno
[примерно три года назад (итал.)].
- Что он говорит? - спросил Дженнингс.
- Пожар, - ответил Торн. - "Фуоко" значит "пожар".
- Si, - добавил водитель. - Tre anni.
- Что там насчет пожара? - спросил Дженнингс.
- Очевидно, старый госпиталь сгорел. А теперь его перестроили.
- Tre anni piu o meno. Multo morte.
Торн посмотрел на Дженнингса.
- Три года назад. Многие умерли.
Они заплатили таксисту и попросили его подождать. Тот начал
отказываться, но, разглядев, сколько ему дали, охотно согласился. На
ломаном итальянском Торн объяснил ему, что они хотели бы пользоваться е
го
услугами, пока не уедут из Рима.
В госпитале их ждало разочарование. Было поздно, начальство
отсутствовало. Дженнингс решил разыскать хоть кого-нибудь, а Торн в это
время встретил монашку, говорящую по-английски, которая подтвердила, чт
о
пожар три года назад разрушил госпиталь до основания.
- Но он же не мог уничтожить все, - настаивал Торн. - Записи... Они
должны были сохраниться...
- Меня в то время здесь не было, - объяснила она на ломаном
английском. - Но люди говорят, что огонь спалил все.
- Но, возможно, какие-то бумаги хранились в другом месте?
- Я не знаю.
Торн был в отчаянии, а монашка пожала плечами, показав, что ей больше
нечего сообщить.
- Послушайте, - сказал Торн. - Для меня это очень важно. Я здесь
усыновил ребенка, и мне нужны сведения о его рождении.
- Здесь не было усыновлений.
- ОДНО здесь было. То есть это было не совсем усыновление...
- Вы ошибаетесь. У нас все усыновления проходят в Агентстве по делам
освобождения от ответственности и оказания помощи.
- У вас сохранились записи о рождении? Вы храните документы о детях,
которые здесь рождаются?
- Да, конечно.
- Может быть, если я назову число...
- Бесполезно, - прервал его Дженнингс. Он подошел к Торну, и тот
увидел на его лице выражение крайнего разочарования.
- Пожар начался именно в зале документации. В подвале, где лежали все
бумаги. Потом огонь распространился вверх по лестнице, и третий этаж
превратился в ад.
- Третий этаж?..
- Родильное отделение, - кивнул Дженнингс. - Остался один пепел.
Торн поник и прислонился к стене.
- Извините меня... - сказала монашка.
- Подождите, - попросил ее Торн. - А служащие? Наверняка ведь КТО-ТО
выжил.
- Да. Немногие.
- Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан.
- Его звали Спиллетто?
- Да, - возбужденно ответил Торн. - Спиллетто.
- Он был здесь главным.
- Да, главным. Он...
- Он выжил.
В сердце Торна вспыхнула надежда.
- Он здесь?
- Нет.
- А где же?
- В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие
умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во
время пожара он был на третьем этаже.
- Субьяко? - переспросил Дженнингс.
Монашка кивнула.
- Монастырь Сан-Бенедетто.
Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок
Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлос
ь
бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красны
м
карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать.
Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость
сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и
выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие
монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы
обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его
стенах.
Несмотря на все испытания, Сан-Бенедетто оставался священным местом,
величественно возвышаясь на холме, и эхо молитв в течение веков пропита
ло
его стены.
Маленькое, забрызганное грязью такси подъехало к стенам монастыря.
Шоферу пришлось расталкивать уснувших пассажиров.
- Сеньоры?
Торн зашевелился. Дженнингс опустил стекло и вдохнул утренний воздух,
озираясь по сторонам.
- Сан-Бенедетто, - пробурчал усталый шофер.
Торн протер глаза и увидел величественный силуэт монастыря на фоне
красноватого утреннего неба.
- Посмотри-ка туда... - прошептал Дженнингс в благоговейном страхе.
- Нельзя ли подъехать поближе? - спросил Торн.
Шофер отрицательно мотнул головой.
Предложив ему выспаться, Торн и Дженнингс побрели дальше пешком и
скоро оказались по пояс в траве, вымочившей их до нитки. Идти стало
трудно, одежда не соответствовала такой прогулке: она постоянно липла к
телу, пока они пробивались вперед через поле. Тяжело дыша, Дженнингс на
секунду остановился, взял камеру и отснял полпленки кадров.
- Невероятно, - прошептал он. - Невероятно, черт возьми.
Торн нетерпеливо оглянулся, и Дженнингс поспешно догнал его. Они
пошли вместе, прислушиваясь к собственному дыханию и к далеким звукам
пения, как стон, доносящимся изнутри монастыря.
- Как много здесь грусти, - сказал Дженнингс, когда они подошли ко
входу.
Звук внушал трепет, монотонное пение исходило, казалось, от самих
стен, в каменных коридорах и арках. Они медленно продвигались вперед,
оглядывая окружающее пространство и пытаясь обнаружить источник звука
.
- Я думаю, сюда, - сказал Дженнингс, указывая в сторону длинного
коридора. - Посмотри, какая грязь.
Впереди виднелась коричневая тропинка. Люди, ходившие здесь многие
столетия подряд, ногами протерли в камне ложбинку, и во время ливней сюда
стекала вода. Тропинка вела к огромной каменной ротонде с закрытой
деревянной дверью. Они подошли поближе, и пение стало громче. Приоткрыв
дверь, Торн и Дженнингс с благоговением уставились на происходящее внут
ри
ротонды. Казалось, они неожиданно перенеслись в средневековье, так силь
но
ощущалось присутствие Бога и духовной святости. Они увидели просторны
й
древний зал. Каменные ступени вели к алтарю, на котором возвышался
деревянный крест с фигурой распятого Христа, высеченной из камня. Сама
ротонда была сложена из каменных блоков, украшенных виноградными лозам
и и
сходившихся в центре купола. Теперь с вершины купола пробивался солнечн
ый
свет и освещал фигуру Христа.
- Священное место, - прошептал Дженнингс.
Торн кивнул и продолжал осматривать помещение. Взгляд его упал на
группу монахов в капюшонах, стоящих на коленях и произносящих молитву.
Пение их было очень эмоциональным, оно то затихало, то усиливалось.
Дженнингс достал экспонометр и в полутьме попытался разобрать его
показания.
- Убери, - прошептал Торн.
- Надо было захватить вспышку.
- Я сказал, убери это.
Дженнингс взглянул на Торна с удивлением, но повиновался. Торн
выглядел чрезвычайно расстроенным, - у него дрожали колени, будто тело
приказывало опуститься на них и принять участие в молитве.
- С тобой все в порядке? - шепнул Дженнингс.
- ...Я католик, - тихо ответил Торн.
Вдруг взгляд его застыл, уставившись куда-то в темноту. Дженнингс
увидел инвалидное кресло-коляску и сидящего в нем неуклюжего человека.
В
отличие от остальных, стоящих на коленях с опущенными головами, этот в
коляске сидел прямо, голова его словно окаменела, руки были выгнуты, как у
парализованного.
- Это он? - шепнул Дженнингс.
Торн кивнул, глаза его широко раскрылись, как от дурного
предчувствия. Они подошли ближе, и Дженнингс поморщился, когда увидел ли
цо
инвалида. Половина его была как будто расплавлена, мутные глаза слепо
смотрели вверх. Вместо правой руки из широкого рукава торчала
изуродованная культя.
- Мы не знаем, может ли он видеть и слышать, - сказал монах, стоящий
рядом со Спиллетто во внутреннем дворике монастыря. - После пожара он не
произнес ни слова.
Они находились в заросшем саду, который был завален осколками статуй.
После окончания службы монах вывез коляску Спиллетто из ротонды, и оба
путешественника последовали за ними.
- Братья за ним ухаживают, - продолжал монах, - и мы будем молиться
за его выздоровление, когда кончится епитимья.
- Епитимья? - спросил Торн.
Монах кивнул.
- "Горе пастуху, который покидает своих овец. Пускай же правая рука
его иссохнет, а правый глаз его ослепнет".
- Он согрешил? - спросил Торн.
- Да.
- Можно спросить, как именно?
- Он покинул Христа.
Торн и Дженнингс удивленно переглянулись.
- Откуда вам известно, что он покинул Христа? - спросил Торн у
монаха.
- Исповедь.
- Но он не разговаривает.
- Это была письменная исповедь. Он может шевелить левой рукой.
- И что это было за признание? - не отступал Торн.
- Можно мне узнать причину ваших расспросов?
- Это жизненно важно, - искренне признался Торн. - Я умоляю вас о
помощи. На карту поставлена жизнь.
Монах внимательно посмотрел на Торна и кивнул.
- Пойдемте со мной.
Келья Спиллетто была совсем пуста: только соломенный матрас и
каменный стол. От вчерашнего ливня на полу осталась лужа воды. Торн
заметил, что и матрас был влажным. Неужели, подумал он, все они терпят
подобные лишения, или же это было частью епитимьи Спиллетто?
- Рисунок на столе, - сказал монах, когда они прошли внутрь. - Он
нарисовал его углем.
Коляска скрипела, передвигаясь по неровным камням. Они окружили
небольшой столик, рассматривая-странный символ, начертанный священник
ом.
- Он сделал это, когда впервые оказался здесь, - продолжал монах, -
мы оставили уголек на столе, но больше он ничего не рисовал.
На столе была коряво нацарапана неуклюжая фигурка. Она была согнута и
искажена, голова обведена кругом. Внимание Дженнингса сразу же привлек
ли
три цифры, начертанные над головой согнувшейся фигуры. Это были шестерк
и.
Их было три. Как отметка на ноге Тассоне.
- Видите эту линию над головой? - сказал монах. - Она означает
капюшон монаха.
- Это автопортрет? - спросил Дженнингс.
- Мы так считаем.
- А что это за шестерки?
- Шесть - это знак дьявола, - ответил монах. - Семь - идеальное
число, число Христа. А шесть - число Сатаны.
- А почему их три? - спросил Дженнингс.
- Мы считаем, что это означает дьявольскую Троицу. Дьявол, Антихрист
и Лжепророк.
- Отец, Сын и Святой дух, - заметил Торн.
Монах кивнул.
- Для всего святого есть свое нечистое. В этом сущность искушения.
- Но почему вы считаете, что это исповедь? - спросил Дженнингс.
- Вы назвали рисунок автопортретом или что-то в этом роде. Он
символически окружен Троицей ада.
- Но ведь вы не знаете конкретно, что он хотел рассказать?
- Детали не так важны, - сказал монах. - Самое главное, что он
раскаивается.
Дженнингс и Торн пристально взглянули друг на друга. Торном овладело
отчаяние.
- Можно мне поговорить с ним? - спросил он.
- Это вам не поможет.
Торн посмотрел на Спиллетто и содрогнулся при виде его застывшего,
обезображенного лица.
- Отец Спиллетто, - твердо сказал он. - Меня зовут Торн.
Священник смотрел вверх. Он не шевелился и не слышал Джереми.
- Бесполезно, - сказал монах.
Но остановить Торна было уже невозможно.
- Отец Спиллетто, - повторил Торн. - Помните того РЕБЕНКА? Я хочу
знать, откуда он.
- Я прошу вас, сеньор, - предупредительно произнес монах.
- Вы сознались ИМ, - закричал Торн, - теперь сознайтесь МНЕ! Я хочу
знать, откуда тот ребенок!
- Мне придется попросить вас...
Монах хотел взяться за кресло Спиллетто, но Дженнингс преградил ему
путь.
- Отец Спиллетто! - заорал Торн в немое, неподвижное лицо. - Я умоляю
вас! ГДЕ ОНА? КТО ОНА?! Пожалуйста! Отвечайте же!
Вдруг все загудело. В церкви начали звонить колокола. Звук был
невыносимый, Торн и Дженнингс содрогнулись при страшном звоне,
отражающемся от каменных монастырских стен. Торн взглянул вниз и увиде
л,
как рука священника начала подниматься.
- Уголь! - закричал Торн. - Дайте ему уголь!
Дженнингс моментально кинулся вперед, схватил кусок угля со стола и
сунул его в трясущуюся руку. Колокола продолжали звонить, рука священник
а,
дергаясь, чертила на столе корявые буквы, каждый раз вздрагивая при звук
е
колокола.
- Это какое-то слово, - возбужденно вскричал Дженнингс. - Ч... Е...
Р...
Священник затрясся всем телом, пытаясь чертить дальше, боль и
напряжение переполняли его, он раскрыл рот, и оттуда послышался какой-то
звериный стон.
- Продолжайте же! - настаивал Торн.
- В... - читал Дженнингс. - Е... Т...
Неожиданно колокольный звон оборвался. Священник выронил уголь из
судорожно сжатых пальцев, и голова его упала на спинку кресла. Измученны
е
глаза уставились в небо, лицо было покрыто потом.
Все стояли в тишине, вглядываясь в слово, нацарапанное на столе.
- Червет?.. - спросил Торн.
- Червет, - отозвался Дженнингс.
- Это по-итальянски?
Они обернулись к монаху, тоже смотревшему на слово.
- Вам это слово о чем-нибудь говорит? - спросил Торн.
- Черветери, - ответил монах. - Я думаю, что это Черветери.
- Что это? - спросил Дженнингс.
- Это старое кладбище. Этрусское. Кладбище ди Сантанджело.
Тело священника снова задрожало, он застонал, пытаясь что-то сказать,
но потом внезапно затих.
Торн и Дженнингс посмотрели на монаха, тот покачал головой и произнес
с отвращением:
- Черветери - это сплошные развалины. Остатки гробницы Течалка.
- Течалка? - переспросил Дженнингс.
- Этрусский дьяволобог. Они сами были почитателями дьявола. Место его
захоронения считалось священным.
- Почему он написал это? - спросил Торн.
- Я не знаю.
- Где оно находится? - спросил Дженнингс.
- Там ничего нет, сеньор, кроме могил и... одичавших собак.
- Где оно? - нетерпеливо переспросил Дженнингс.
- Ваш шофер должен знать. Километров пятьдесят к северу от Рима.
Гроза из Рима перенеслась за город, сильный дождь замедлял их
движение, особенно после того, как они свернули с главного шоссе на более
старую дорогу, грязную и всю в рытвинах. Один раз машина застряла, въехав
задним левым колесом в канаву, им всем пришлось выходить и толкать ее.
Приближалось утро, небо светлело. Дженнингс заморгал, пытаясь
разглядеть, куда же они заехали. Постепенно до него дошло, что это уже
Черветери. Перед ним возвышался железный забор, а за ним на фоне
светлеющего неба виднелись силуэты надгробий.
Дженнингс вернулся к машине, открыл багажник, отыскал свой аппарат и
зарядил новую пленку. Взгляд его упал на железный ломик, валявшийся в угл
у
багажника среди промасленных тряпок. Дженнингс достал его, оглядел и
заткнул за пояс, потом осторожно закрыл багажник и пошел в сторону ржаво
го
железного забора. Земля была сырая, Дженнингс замерз и дрожал, двигаясь
вдоль забора в поисках ворот. Но их не было. Проверив еще раз фотоаппарат,
он влез с помощью дерева на забор, на секунду потерял равновесие и порвал
пальто, неудачно приземлившись с другой стороны. Поправив камеру и
поднявшись, Дженнингс направился в глубь кладбища. Небо становилось вс
е
светлей, и теперь он мог разглядеть вокруг могилы и разбитые статуи. Они
были сделаны довольно искусно, хотя и подверглись сильному разрушению.
Изуродованные каменные лица холодно и отрешенно взирали на снующих вни
зу
грызунов.
Несмотря на заморозки, Дженнингс почувствовал, что вспотел. Он нервно
оглядывался, продолжая идти дальше. Дженнингса не покидало ощущение, чт
о
за ним наблюдают. Пустые глаза статуй, казалось, следили за ним, когда он
проходил мимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83