- Мамочка плачет, - сказал он с сомнением.
Хелина подняла его, наслаждаясь его мягкостью и запахом
свежевыкупанного тельца.
- У мамы болит головка. Она понарошку ударила себя в висок, а затем
головкой скунса показала на окно. - Мамочка ударилась в машине. Вот почему
мамочка плачет.
Было похоже, что Маркус принял это объяснение. Хелина нервно
высматривала, не появится ли тонкая струйка слизи из носа, что всегда
возвещало о приближении астматического приступа (обычно вызываемого
присутствием Руперта), но не заметила никаких признаков.
- Сказку, - оживляясь, потребовал Маркус.
- О, только не это, - подумала Хелина. - Ортруда, - позвала она. Но
Ортруда, услышав, что Хелина остается дома, уже махнула в Страуд в
"Веселую козу" на встречу с приятелями.
Руперт, дав выход своей ярости при Хелине, не получал удовольствия от
обеда у Хилари, так как чувствовал себя очень виноватым. Хилари, несмотря
на свои деспотичные рассуждения о точном количестве гостей, была
обрадована, что он появился один.
- Что случилось с Хелиной? - спросила она.
- Мигрень, - коротко ответил Руперт.
- Это значит, что была ссора, - краешком губ произнесла Хилари. -
Выпей выдержанного вина, это приободрит тебя.
Руперт остраненно смотрел на важных дам, все выпуклости которых были
скрыты под строгими одеяниями, на их бородатых мужей, выглядевших так
самоуверенно в смокингах. Если бы это не была годовщина свадьбы Хилари и
Криспина, они бы не стали одеваться так изысканно. Все, за исключением
Руперта, принесли подарки.
За обедом Хилари посадила его справа от себя. За столом не было ни
одной подходящей женщины, с которой можно было бы пофлиртовать, некому
было даже строить глазки. Обед был отвратительным - копченая форель, а
затем заяц, тушенный во всем, что только произрастает и не произрастает в
августе. Зная неряшливость Хилари, это блюдо с таким же успехом можно было
назвать "тушеные волосы" [игра слов: английские слова "заяц" - "hare" и
"волосы" - "hair" произносятся похоже].
- В чем дело? Что-то ты сегодня не блещешь, как обычно, - шепотом
спросила Хилари и погладила его руку, передавая ему желе из красной
смородины. Руперт не ответил на ее поглаживание.
- Что на самом деле случилось с Хелиной? - спросила она. - Вчера у
нее все было в порядке.
- Зато сейчас у нее все плохо, - сказал Руперт. Он повернулся к немке
с косой вокруг головы, сидящей от него справа.
- Наверное, Вы живете очень одиноко, работая с лошадьми, - обратилась
она к нему.
- Наоборот, - ответил Руперт, - слишком много народа.
Каким идиотом надо было быть, чтобы взять и нагадить у собственного
порога. Теперь придется уволить Подж, а Арчи и другие лошади так привыкли
к ней, что теперь будут выбиты из колеи по крайней мере до середины
сезона. Конюха найти, конечно, несложно, но такого как Подж - практически
невозможно. И опять же, какого черта он связался с Хилари? Теперь она
вызывала в нем только отвращение. За кофе утомительно тянулось время;
Хилари настойчиво твердила, что она ненавидит разбивать окружение.
Руперт становился все более беспокойным по мере того, как свет стал
угасать на лоснящихся ненарисованных лицах. Женщина, сидевшая справа от
Руперта, вышла в туалет. Криспин ушел из комнаты, чтобы приготовить еще
одну порцию кофе, вне сомнения без кофеина. Мрачные картины Хилари
смотрели со стен. Хилари не могла больше выдержать.
- Хелина узнала о нас?
Глаза Руперта сузились. - О ком?
- О нас, о тебе и обо мне, конечно.
Руперт рассмеялся. - Нет, она узнала о ком-то еще.
- Я не поняла.
- Хелина узнала, что я трахал одну особу.
- Давно?
- Нет, десять дней назад.
Хилари задохнулась. - Ты - ублюдок, отвратительный ублюдок, -
прошипела она. - Ты нарочно так говоришь, чтобы порвать со мной. Я не верю
тебе.
- О чем это вы секретничаете вдвоем? - Возле них появился Криспин. -
Извини, дорогая, что я так долго задержался, пришлось переодеть Германа.
Еще кофе, Руперт?
Руперт посмотрел на руки Криспина. Он мог держать пари, что тот их не
моет. - Нет, спасибо. - Он встал. - Я должен идти. Прекрасный вечер, но
сегодня я встал в 4 часа утра, и потом я не люблю надолго оставлять Хелину
одну.
- Раньше он никогда не беспокоился, - подумала Хилари в бешенстве.
- Почему бы тебе не позвонить? Она, наверное, крепко спит. Жаль
разбивать компанию.
Чью компанию? - сказал Руперт так, чтобы только она могла услышать
его. - Наша личная компания уже закончилась, моя дорогая.
- Что случилось с твоим Поршем? - спросил Криспин, наблюдая, как
Руперт устраивает свои длинные ноги в Мини Хелины.
- Хелина попала в аварию вчера. - Он отъехал.
Он был дома без четверти двенадцать. У Ортруды свет не горел, не
светилось и у Подж в ее мансарде над конюшней. Наверное, все домочадцы
знают, что он ушел после шумной ссоры с Хелиной. Он направился к конюшням.
Было все еще невыносимо жарко. Полная луна блистала в окружении мириада
звезд. Лошади беспрестанно двигались. Арктурус подошел к полуоткрытой
двери. Руперт дал ему морковку, которую он прихватил у Хилари из тарелки с
необработанными овощами.
- Хотелось бы мне быть таким жеребцом, как ты, - сказал он.
Арчи выкатил глаза и слегка укусил Руперта, а тот легонько ударил его
по носу.
- Однажды, когда ты станешь известным, ты сможешь покрыть любую
кобылу, какую пожелаешь, - сказал он коню. - Почему я не могу?
Руперт знал, что Подж будет ждать его, но он пошел прямо в дом. Он не
любил спать в комнате для гостей. Она считалась убежищем изгнанника, а
сегодня он был не настолько пьян, чтобы не чувствовать этого.
После того, как она наконец уложила Маркуса, Хелина приняла ванну,
промыла глаза, помыла голову и одела ночную рубашку от Дженет Речер из
черного шелка, которую подарил ей на Рождество Руперт и которую она еще ни
разу не одевала, потому что она почти не прикрывала грудь. Теперь потушив
свет, она лежала в кровати и мерцание луны струилось в окно. Когда Руперт
на цыпочках проходил мимо двери, она окликнула его. Он зашел осторожно,
ожидая услышать новый поток брани; его волосы отливали серебром, как его
щетки для волос.
- Прости, - сказала Хелина сдавленным голосом. - Это моя вина.
Руперт, осознавая полностью свою неправоту, был тронут до глубины
души.
- Я поняла, почему ты занимался любовью с Подж, - продолжала она. - Я
безнадежна в постели. Это мое воспитание делало меня такой до ужаса
сдержанной, но я очень люблю тебя. Я не могу вынести мысли, что потеряю
тебя. Я буду стараться и сделаю так же много увертюр, как Россини, -
попробовала она пошутить, но ее голос сорвался. Руперт сел и прижал ее к
себе.
- Нет, это моя вина, - сказал он, поглаживая ее оголенные руки. - Я
завтра же освобожусь от Подж, я рассчитаю ее и ты больше никогда ее не
увидишь. Я полагаю, что тут виновато и мое воспитание. Верность в нашем
семействе не считалась самой большой добродетелью. Но я люблю тебя.
- Я куплю сексуальное нижнее белье черного цвета, как у Дженни, буду
читать книги о сексе и научусь, как вызвать у мужчины сильное желание.
- Но ты уже это сделала. Разве я когда-нибудь не хотел тебя? Я просто
устал трахать ту, которая не хочет меня.
Этой ночью была зачата Табита.
29
Постепенно коттедж Билли и Дженни приобретал жилой вид. И хотя на
данный момент Билли подвел черту под строительными работами, отложив
обустройство плавательного бассейна и теннисного корта, дом имел все
необходимые для жизни удобства.
- Если у меня будет фантастический сезон, а ты закончишь описывать
ягодицы, то мы приведем все в порядок к концу следующего года и сможем
тогда расщедриться на несколько бутылочек Белла, - сказал Билли, когда они
с Дженни в октябре въехали в коттедж. Но он никак не ожидал, что счета
будут такими астрономическими. Не получив свадебных подарков, они с Дженни
должны были все покупать сами, начиная от давилки для чеснока до
посудомойки. Мать Билли была очень богатой женщиной и могла бы им помочь.
Но она не любила Дженни, которая называла ее старой калошей с твидовой
задницей или более мягко - императором Веспасианом в экипаже. У миссис
Ллойд-Фокс был крупный нос и густые серые локоны, которые больше бы
подошли мужчине. Она считала Дженни слишком едкой и соглашалась с мнением
Хелины, что Дженни пишет очень поверхностные статьи. На прошлой неделе
Дженни написала статью о ее женитьбе, дав там слишком много интимных
подробностей. Большинство их знакомых, и даже Билли, нашли статью
забавной, но миссис Ллойд-Фокс не разделяла этого мнения.
- Как там дорогая Хелина и дорогуша Маркус? - спрашивала она всегда,
когда звонила Дженни, зная, что это раздражает ее.
У миссис Ллойд-Фокс были дочери, которые делали детей с такой же
легкостью, как куры несут яйца. Свекровь часто наме кала Дженни, что нужно
поскорее родить сына. - Будет маленький Ллойд-Фокс - продолжатель рода.
Хелина, чувствуя легкое недомогание и счастливая после их сближения с
Рупертом, была радостно взволнована, обнаружив, что ждет ребенка. Дженнни
тоже хотелось забеременеть, она прекратила принимать таблетки с тех пор,
как они с Билли поженились. Но каждый месяц было одно и то же. Она
наведалась к своему доктору, но он сказал, что волноваться еще рано и
предложил продувание труб.
- Вы слишком много и беспорядочно носитесь по свету, - сказал он ей.
- Почему бы Вам на время не бросить работу, не заняться домашним
хозяйством и Билли? Тогда появится настроение свить свое гнездо.
Постарайтесь ограничивать свои сношения серединой периода между месячными.
На самом деле Дженни уже надоела эта беспорядочная жизнь. Она была
сыта по горло этой жизнью на чемоданах, с вечным интервьюированием
рок-звезд и глав государств. Она хотела оставаться дома, и наблюдать как
желтеют липы вокруг коттеджа, и ходить ранним утром за грибами.
А тут еще возникла проблема с оплатой ее расходов, которые были
огромны, и на которые у Дженни было всего несколько счетов, чтобы их можно
было предъявить к оплате, так как остальные она потеряла. Было слишком
много обедов на десятерых у Тиберио или Максима, на которых Билли и Дженни
угощали остальных членов команды. Корреспондент "Дейли Пост",
аккредитованный на соревнования по верховой езде и завидовавший положению
Дженни, поссорившись с ней, наябедничал редактору спортивного отдела о ее
излишней расточительности. Редактора Майка Пардю чуть не хватил инфаркт,
когда он увидел сумму и он вызвал Дженни из Глочестершира.
Пардю когда-то был любовником Дженни. Когда Дженни вновь увидела его
красивое, бдительное и хищное лицо, она подумала, насколько симпатичнее
выглядит Билли.
- Эти расходы - просто посмешище, - сказал Пардю. - Какого черта ты
потратила столько денег в Афинах? Ты что купила какой-то греческий остров?
- Материалы для статьи были прекрасны. Ты сам сказал это.
- Да, но они уже потеряли свою актуальность. Создается впечатление,
что большая часть их написана в спальне гостинницы, причем твое перо при
этом окуналось в Мутон Каде. Я хочу, чтобы ты возвратилась на Флит Стрит,
где я смогу присматривать за тобой и направлять тебя. Ты хорошо пишешь,
Дженни, но ты потеряла свою остроту.
- Мне хотелось бы написать дневник из провинции, нечто типа "Дневник
провинциальной леди" - возразила Дженни.
- Кого, черт побери, это заинтересует?
Дженни побледнела. Она посмотрела на вытертую, пропитанную вином,
кожаную софу, стоявшую в кабинете Пардю, на которую он однажды уложил ее
много лет тому назад, и которая недавно была заново обтянута черной
блестящей кожей. Она не хотела возвращаться к этому дикому, ненадежному
существованию, которое она вела до появления Билли, с утренним дрожанием
на платформе метро по дороге на работу, когда ты стоишь в вечернем платье
и каждый понимает, что ты не ночевала дома.
Дженни вышла из редакции и пошла на ленч с другом-издателем. Она
сказала ему, что хочет написать книгу о мужчинах и о их месте в борьбе
полов. - Я хочу назвать ее "Донесения с неизвестного фронта".
- Прекрасная мысль, - поддержал ее друг. - Это приятно отличается от
всех этих феминистских вздорных излияний нашей прессы. Взять все в
совокупности: разводы, нарушения супружеской верности, домашние мужья.
Разве "раскрепощенный" мужчина стал лучше в постели? Сделай свою книгу
чертовски острой, забавной и задиристой. Я дам тебе аванс 21000 фунтов.
Сытая после ленча, Дженни вернулась к Пардю и вручила ему заявление.
- Ты еще вернешься, - заметил он. - Если ты когда-нибудь закончишь эту
книгу, в чем я очень сомневаюсь, я напечатаю ее в газете сериалом.
- Сомневаюь в этом, - ответила Дженни, - потому что ты точно будешь в
ней, но не сможешь меня преследовать за это описание.
Дженни не беспокоилась о том, как долго она будет работать над
книгой. Отец содержал ее мать. Почему Билли не сможет содержать ее? Когда
Билли приехал из Гамбурга, он узнал, что Дженни уволилась, но зато
получила огромный аванс.
- Теперь я стану "правильной" женой, как Хелина, - сообщила она.
Билли сказал, что он предпочитает неправильных жен, и хотя ему
нравилась мысль о том, что она будет жить в "домике дровосека", как
маленькая Красная шапочка, он надеялся, что в наше время не очень много
волков рискнет переодеваться в бабушек. Он был также несколько обеспокоен
тем, что кроме счета в 50000 фунтов от строителей были еще налоговый счет
в размере 10000 фунтов и счет Дженни за налог на добавочную стоимость
размером в 3000 фунтов. Внезапно обнаружилось, что по этим счетам нечем
заплатить.
- Отдай счета Кеву, - сказала беззаботно Дженни. - Для этого он и
существует.
Но все тревоги о деньгах отошли на второй план на фоне волнения,
вызванного переездом в свой дом. Тут все доставляло удовольствие: и
созерцание мебели, которая так хорошо сочеталась с каменными полами, и
разжигание больших поленьев в каминах гостиной, и обрезка роз и жимолости,
которые все еще были в цвету и затеняли окна. Затем было блаженство
пробуждения в собственной постели в собственном доме, где сквозь липовые
деревья можно было полюбоваться долиной. Разве могли они не быть
счастливыми и преуспевающими в таком очаровательном жилище?
Дженни скучала за Билли, когда он стал уезжать на соревнования без
нее; но она умела наслаждаться реальностями жизни: ведь было, ей богу,
хорошо, что ей не приходится вставать в 5 часов утра и пробираться по
горным проездам и спускаться вниз по обледенелым дорогам. Наступившая зима
была очень холодной, и ветер задувал в их дверь прямо с Бристольского
канала, но Дженни просто включала центральное отопление до тропической
жары и лениво размышляла о книге. Музу нельзя насиловать, ей необходимо
время, чтобы раскрыть свои секреты.
После переезда Билли и Дженни Руперт очень сильно скучал за ними
обоими. Казалось, все веселье покинуло их дом. Он делал героические
усилия, чтобы быть хорошим мужем, а Хелина тоже с трудом пыталась быть
более сексуальной. Но при беременности, когда чувствуешь себя плохо, это
было непросто. Беджер больше всего скучал за Мевис и если Руперт был в
отъезде, он проводил дни в коттедже. Когда Руперт приезжал, чтобы забрать
его, он ложился в замешательстве перед камином и закрывал глаза,
притворяясь, что если он не видит Руперта, значит его здесь нет.
Чтобы снискать расположение, Дженни пригласила Кева и Энид Кали на
свой первый обед. По этому поводу огромный китайский пудель был вынут из
своего постоянного местопребывания, т.е. погреба, хорошенько вытерт и
водружен на почетное место в гостиной. К несчастью, накануне обеда Дженни
распылила в духовке средство для чистки плит и забыла смыть его, а когда
она перед обедом вынула из печи утку, то кухня заполнилаь ядовитым дымом,
а утка представляла собой обуглив шийся остов размером с
птичку-крапивника. Все покатывались от хохота, а Билли послал в Страуд в
китайский ресторанчик заказ с доставкой на дом. Возможно к лучшему. Когда
же Билли проверил горчицу, которую Дженни поставила на стол, он обнаружил
вместо нее шафранную мазь против мух, используемую для лошадей.
- Дженни очень привлекательна, но я не уверена, что она сможет вести
домашнее хозяйство, - по дороге домой высказала свои соображения Энид
Кали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57