Все мы подвержены привычкам, и мне нужен кто-то, кто знал бы привычки Адачи… А, дьявол! Нет времени”.
“Заурядный несчастный случай”, — вспомнил Фицдуэйн слова Шванберга. Безусловно, он не говорил буквально, однако этот вариант логично было рассмотреть в первую очередь. Полисмена обычно не убивают на рабочем месте. Лучше всего напасть на него, когда он не на службе, расслабляется после рабочего дня, когда он не насторожен и не слишком внимателен. Бар или спальня подружки подошли бы для этой цели лучше всего, но кто мог сказать, когда коп, работающий как лунатик круглыми сутками, окажется наконец в одном из перечисленных мест? Между тем добротное убийство требовало определенного планирования, а стало быть — предсказуемости в поведении жертвы. Зато рано или поздно Адачи вернулся бы домой — это было понятно, а Фицдуэйн догадывался, что детектив жил один.
— Сержант-сан, — спросил Фицдуэйн, — вам известно, где живет детектив-суперинтендант Адачи?
— Да, полковник-сан, — ответил Ога и утвердительно поклонился. — Это совсем недалеко от вашего отеля, а отсюда — не больше двадцати минут. Все зависит от уличного движения.
— Нам нужно попасть туда как можно скорее, — заявил Фицдуэйн и быстро пошел по коридору. Сержант Ога связался по радио с водителем, чтобы он выехал со стоянки и остановил машину у подъезда, и только потом поспешил за гайдзином. Фицдуэйн все еще ждал лифт, и Ога сдержал улыбку.
— Сержант Ога, — сказал ему Фицдуэйн с легким горловым рычанием, — вы хороший человек, но вам следовало бы знать, что я читаю ваши мысли. Теперь выслушайте меня: когда эта гребаная коробка наконец придет и мы спустимся на улицу, я хочу, чтобы водитель нарушил все правила, которые только существуют, но доставил нас к дому Адачи как можно быстрее. Кое-кто хочет убить его, и я всерьез намерен этому помешать. Что вы на это скажете?
Сержант, которому сразу расхотелось улыбаться, сглотнул и ответил Фицдуэйну коротким кивком головы. В этот момент подошел лифт.
Адачи невидящим взглядом уставился на поверхность воды во рву Императорского дворца. Он выключил свое радио и “пищалку”. Он хотел побыть в одиночестве, предаться печали и тщательно продумать ситуацию, в которой он оказался. Настроение его было подавленным, пасмурным. Куда бы Адачи ни повернулся, повсюду виделись ему коррупция и предательство. Даже лучшие из лучших, такие, как прокурор, оказались испачканы в этой грязи.
В окровавленном конверте на свое имя Адачи обнаружил всю невеселую историю. Все оказалось примитивно и просто. Одна маленькая неосторожность, допущенная много лет назад, сделала Секинэ уязвимым. Об этом случае ему напомнили совсем недавно, и прокурор стал частью плана Кацуды, направленного против Ходамы и братьев Намака. Ему даже не надо было ничего делать — только информировать самого Кацуду и подталкивать следствие по нужному пути.
Но Адачи испортил этот безупречный план. Вместо того чтобы избрать легкий путь и строить обвинения, основываясь на уликах против Намака, которые ловко подсовывал ему Кацуда, он разыграл из себя супердетектива. Его глупая, неуместная сообразительность расстроила все дело против Намака, которые вполне заслуживали судебного преследования если не за смерть Ходамы, то за многое другое, и поставила прокурора в положение, когда он вынужден был выбирать между своими обязательствами по отношению к якудза и любовью к Адачи. Решить эту проблему он мог только ценой своей жизни. Заблуждался он или нет, но он был достойным человеком, который нашел достойный конец. От этого, однако, эта потеря не переставала быть для Адачи невосполнимой и тяжелой.
Против Кацуды не было ни одной улики. Даже Секинэ в своей предсмертной записке избегал называть его имя. Контекст письма был предельно ясен для Адачи, но для суда это было не больше клочка бумаги. Нет, Кацуда станет новым куромаку, и он, Адачи, ничего не мог с этим поделать.
Верхушка системы прогнила, и, как ни крути, как ни украшай витрины и фасад, все так и останется. И если бы у него, Адачи, нашлось хоть немного здравого смысла, он согнулся бы, как побег молодого бамбука из древней пословицы, чтобы его часом кто-нибудь не сломал.
Последнее письмо Секинэ только подтвердило, что внутренним информатором в спецотделе был всегда надежный и трудолюбивый сержант Фудзивара. Возможно, он поступал так, лишь выполняя приказ прокурора и считая, что делает правильно, однако мысль эта не принесла Адачи никакого облегчения.
В своем письме прокурор называл Фудзивару по имени. Адачи уже почти догадался об этом, когда в воскресенье застал инспектора в своем кабинете во время бейсбольного матча, но тогда он отогнал эту мысль, спрятал ее в глубинах сознания. Да, это было очень непохоже на Фудзивару — работать в воскресенье, пока все остальные прилипли к телевизору, однако одного этого вряд ли могло быть достаточно.
К сожалению, Адачи не ошибся. Интуиция не обманула его. Теперь его занимал другой вопрос: работал ли Фудзивара только на прокурора или был агентом Кацуды. Неужели сержант связан с якудза?
На самом деле Адачи вовсе не стремился выяснить это в ближайшее время. Какая в конце концов разница? Он был выжат как лимон и смертельно устал.
Серое небо выглядело зловеще. Адачи отвернулся от созерцания рва, когда первые крупные капли дождя взрябили неподвижную воду. Очень скоро теплый маслянистый дождь полил как из ведра, и он промок до последней нитки. Единственной сухой вещью при нем было письмо прокурора, покрытое пятнами крови, но надежно спрятанное в пластиковый пакет для сбора вещественных доказательств.
Адачи знал, что ему нужно позвонить или самому явиться в Кейшичо, но он не мог этого сделать. Он боялся давления и вопросов. Паук непременно захочет поговорить с ним о смерти прокурора, но что мог ответить ему Адачи? Сможет ли его правда сослужить какую-то полезную службу? В конце концов, на чьей стороне сам заместитель начальника токийской полиции?
Нет, сейчас он не мог и не хотел сталкиваться со всем этим. Сегодня он должен побыть один.
Он пошел прочь с площадок Императорского дворца по направлению к Джинбохо, где располагалась его квартира. Дождь усиливался.
Ключи от квартиры Адачи появились у сержанта Фудзивары вскоре после начала расследования по делу Ходамы, когда детектив-суперинтендант послал его привезти оттуда в департамент кое-какие вещи.
Изготовить дубликаты оказалось проще простого, и с тех пор Фудзивара время от времени пользовался ими для проникновения в жилище начальника. Риска в этом почти никакого не было. Адачи жил один, а Фудзивара прекрасно знал, где находится его руководитель в каждый конкретный момент времени. Даже если бы Фудзивару застали с поличным, у него наготове была подходящая история о том, что он якобы готовит для Адачи небольшой сюрприз. Какой бы нелепой ни была эта отговорка, сержант не сомневался, что она сработает.
Именно во время одного из таких набегов он впервые узнал о том, что Адачи ведет параллельное расследование дела Ходамы. Как ни парадоксально, но сначала Фудзивара испытал сильнейшее раздражение — оказывается, детектив-суперинтендант не доверяет своим собственным людям. Только потом до него дошло, насколько неуместной и непоследовательной была с его стороны подобная реакция. Адачи действительно был проницательным и сметливым полицейским, отличным человеком, с которым приятно было работать. Просто этот проницательный коп почувствовал что-то не то. Вместе с тем Фудзивара не сомневался, что Адачи не догадывается о его истинной роли.
Войдя в квартиру Адачи, Фудзивара снова запер за собой дверь. По привычке он хотел было снять ботинки, и только потом понял насколько это глупо и смешно. Тогда он насухо вытер ботинки пиджаком, чтобы они не оставляли следов на татами, и прошел из гостиной в спальню.
Там он расстегнул дорожную сумку, переданную ему связником якудза, и достал автомат с глушителем. Это был девятимиллиметровый английский “стерлинг”, снабженный коробчатым магазином на тридцать четыре патрона, вставлявшимся с левой стороны. Благодаря этому во время стрельбы из положения лежа стрелок почти не поднимался над уровнем земли. Сержант узнал об этом от связника. Якудза был помешан на стрелковом оружии и успел за время их недолгой встречи перечислить все главные характеристики автомата.
Фудзивару же больше всего интересовало, насколько эффективен глушитель. Якудза заверил его, что и с этой стороны все в порядке. Глушитель был встроен в ствол и обладал столь совершенной конструкцией, что даже при использовании мощных патронов с высокой начальной скоростью пули звук получался не громче, чем плевок. Семьдесят два отверстия, высверленных в канале ствола, отводили пороховые газы в стороны, так что пуля вылетала почти беззвучно. По словам якудза, такая модель была разработана специально для британских десантных сил.
Услышав об этом, Фудзивара задумался, каким образом эта штука очутилась в Японии. Он вспомнил об этом еще раз, в квартире Адачи, и подумал, что интернационализация, оказывается, не всегда приносит хорошие плоды.
Потом он вставил магазин, передернул затвор, поставил автомат на предохранитель и устроился на кровати. Теперь ему оставалось только ждать. Одна длинная очередь, контрольный выстрел в упор — и он растворится в ночи. Его длинный плащ, шляпа и темные очки послужат достаточной маскировкой, если он встретит кого-нибудь на лестнице. Нужно только добраться до метро, а там он сумеет бесследно затеряться среди пассажиров.
На случай такого неприятного события, как расследование, в котором он будет фигурировать в качестве подозреваемого, Фудзивара приготовил себе железное алиби. Впрочем, он полагал, что алиби ему даже не пригодится. Скорее всего наоборот ^ именно он возглавит расследование убийства Адачи.
“Как я сам попал в такое положение? — раздумывал он, ожидая. — Среди всех полицейских департамента корыстных людей очень мало”.
“Деньги, Деньги и еще раз деньги” — это был единственный ответ, который нашел Фудзивара, и каким бы простым он ни казался, в данном случае этим действительно все исчерпывалось. Сержант очень любил получать достойную награду за свои действия.
Само по себе отсутствие коррупции среди полицейских являлось прекрасной возможностью заработать. Цена служебной информации была исключительно высока, и требовалось лишь немного инициативы, предпринимательской сметки и умение найти подходящих людей. Последнее было Фудзиваре особенно просто, так как он работал именно в отделе, занимающемся организованной преступностью. У него не было никакого сомнения, что грядет эпоха “Кацуда-гуми”, и именно с этой группировкой стоило связаться, чтобы не прогадать. Это были жестокие и сильные люди, но они хорошо платили, а за сегодняшнее убийство Фудзиваре была обещана награда почти королевская. Стоило всего лишь дважды нажать на спусковой крючок, и он хоть завтра мог уйти в отставку, на пенсию. Что же, в конце концов удача всегда зависела от умения оказаться в нужном месте в нужный момент.
Внезапно он услышал звон ключей, и входная дверь отворилась.
За годы жизни у Фицдуэйна выработалось стойкое отвращение к умению некоторых людей попадать прямиком в те места, где затевалось что-то нехорошее и опасное. “Несчастный случай”, о котором обмолвился Шванберг, превращал квартиру Адачи в одно из таких мест. Одному Богу было известно, что именно придумали “Кацуда-гуми”. До сих пор японцы — хотя Фицдуэйн продолжал учиться и узнавал все больше и больше — предпочитали прямое нападение и рубящее оружие. Именно поэтому ему не очень улыбалась идея вломиться в двери Адачи и оказаться перед шайкой поигрывающих мечами якудза.
Разумеется, он мог бы послать вперед свою “черепаху” — вооруженных телохранителей, однако это, во-первых, было бы просто подло, а во-вторых, он не горел желанием объяснять Пауку, как вышло, что четверо его полицейских снова оказались изрубленными, словно мясо для супа.
Нет, здесь необходимо было применить обходной маневр в сочетании с осторожной разведкой. Может быть, родители Фицдуэйна не зря положили столько сил, прививая сыну прямоту, честность и открытость, однако в реальной жизни вероломству тоже отводилась определенная роль. К примеру, Килмара был убежденным сторонником военной хитрости, и Фицдуэйн оказался его способным учеником.
Квартира Адачи располагалась на последнем этаже шестиэтажного здания, и подняться к ней можно было через запертое парадное, втиснувшееся между книжной лавкой и магазином принадлежностей для единоборств. Запертая дверь выглядела солидно, и Фицдуэйн решил, что это — еще один аргумент в пользу хитрости. У них не было ключей, а ирландец не хотел звонить в звонок и тревожить тех, кто, возможно, затаился внутри. Кроме радио и “пищалки”, Фицдуэйн попробовал дозвониться к Адачи по телефону, но квартира не отвечала. Дальнейшая проверка показала, что на линии произошел какой-то сбой. При этом известии Фицдуэйну стало вовсе не по себе.
— Сержант-сан, — распорядился он. — Оставьте двоих людей у подъезда, пусть не впускают и не выпускают никого, в частности, пусть не пускают внутрь детектив-суперинтенданта Адачи. Мы с вами должны найти путь на крышу.
Квартал состоял примерно из десятка соприкасающихся Друг с другом строений. Глядя с улицы, нельзя было сказать наверняка, но Фицдуэйну показалось, что, пройдя поверху можно без труда добраться до крыши дома Адачи. Единственным препятствием были несколько парапетов.
На самом деле задача оказалась намного сложнее. Им удалось проникнуть на крышу лишь третьего дома, да и то после оживленной дискуссии, во время которой сержант Ога свирепо размахивал своим полицейским удостоверением и едва не кричал на одну весьма упрямую пожилую японку. Но здесь их подстерегало еще одно препятствие: пройдя по крыше, они обнаружили, что крыша дома Адачи располагается на этаж выше соседних.
Стоя под дождем, который напоминал сильный теплый душ, Фицдуэйн осмысливал ситуацию. Нужная ему крыша располагалась на четырнадцать-пятнадцать футов выше той, на которой они стояли, и Фицдуэйн не видел иного способа взобраться наверх, кроме как по водосточной трубе. Самое неприятное заключалось в том, что водосточная труба была укреплена со стороны фасада здания, прямо над улицей.
— Сержант-сан, — сказал Фицдуэйн. — Пошлите вашего коллегу за веревкой. Одному Богу известно, что мы обнаружим там, наверху, когда вскарабкаемся на крышу. Пока детектив будет разыскивать веревку, мы с вами поупражняемся в альпинизме.
Ога отдал второму детективу короткий приказ, и полицейский бросился исполнять его. Сам сержант подошел к ограждению и перегнулся через него, пытаясь дотянуться до трубы водостока.
Фицдуэйн быстро догнал его и перехватил его руку.
— Пропустите гайдзина вперед, — сказал он. — В конце концов, эта дурацкая затея пришла мне в голову первому.
Он перешагнул через ограждение, схватился за трубу и начал взбираться по ней. Уже через шесть футов он заметил, что, несмотря на пресловутую аккуратность японцев и их высокую технологию, кронштейны закреплены в камне не самым надежным образом.
Он сделал паузу, стараясь отдышаться.
Потом у него под ногами затрещало, и изрядный кусок трубы отделился от стены в том месте, где были ноги Фицдуэйна.
Он посмотрел вниз. Сержант Ога что-то кричал ему с крыши, а далеко внизу Фицдуэйн увидел бледные крапинки множества обращенных к нему лиц. Теперь, когда опора у него под ногами исчезла, Фицдуэйн удерживался только на руках, а водосточная труба, на которой он повис, была скользкой и грязной. Впрочем, это волновало Фицдуэйна меньше всего. Если верхнее крепление окажется столь же ненадежным, как нижнее, то он погибнет в Японии, но под ирландским дождем.
Ога на что-то указывал.
Фицдуэйн повернул голову и посмотрел туда, куда указывал сержант. Там, примерно на два фута выше его ног, торчал из стены надежный с виду кусок металлической арматуры, который, судя по всему, имел какое-то отношение к сверкавшей внизу неоновой рекламе.
Фицдуэйн тут же нащупал арматуру левой ногой, потом медленно перенес на нее вес своего тела и выпрямился. Арматура держалась. Теперь Фицдуэйн мог перешагнуть на следующую опору водосточной трубы. Благодаря этому он поднялся настолько высоко, что его руки достали до перил ограждения, и Фицдуэйн напрягся, приготовившись сделать последний рывок. Оттолкнувшись ногами от кронштейна, чтобы перемахнуть через парапет, он почувствовал, как обвалился еще один кусок трубы.
Несколько секунд Фицдуэйн потратил на то, чтобы отдышаться и собраться с силами. Он все еще опирался на ограждение и мог видеть, что творится внизу. Собравшаяся толпа зевак бросилась врассыпную, когда еще один кусок трубы ударился о землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
“Заурядный несчастный случай”, — вспомнил Фицдуэйн слова Шванберга. Безусловно, он не говорил буквально, однако этот вариант логично было рассмотреть в первую очередь. Полисмена обычно не убивают на рабочем месте. Лучше всего напасть на него, когда он не на службе, расслабляется после рабочего дня, когда он не насторожен и не слишком внимателен. Бар или спальня подружки подошли бы для этой цели лучше всего, но кто мог сказать, когда коп, работающий как лунатик круглыми сутками, окажется наконец в одном из перечисленных мест? Между тем добротное убийство требовало определенного планирования, а стало быть — предсказуемости в поведении жертвы. Зато рано или поздно Адачи вернулся бы домой — это было понятно, а Фицдуэйн догадывался, что детектив жил один.
— Сержант-сан, — спросил Фицдуэйн, — вам известно, где живет детектив-суперинтендант Адачи?
— Да, полковник-сан, — ответил Ога и утвердительно поклонился. — Это совсем недалеко от вашего отеля, а отсюда — не больше двадцати минут. Все зависит от уличного движения.
— Нам нужно попасть туда как можно скорее, — заявил Фицдуэйн и быстро пошел по коридору. Сержант Ога связался по радио с водителем, чтобы он выехал со стоянки и остановил машину у подъезда, и только потом поспешил за гайдзином. Фицдуэйн все еще ждал лифт, и Ога сдержал улыбку.
— Сержант Ога, — сказал ему Фицдуэйн с легким горловым рычанием, — вы хороший человек, но вам следовало бы знать, что я читаю ваши мысли. Теперь выслушайте меня: когда эта гребаная коробка наконец придет и мы спустимся на улицу, я хочу, чтобы водитель нарушил все правила, которые только существуют, но доставил нас к дому Адачи как можно быстрее. Кое-кто хочет убить его, и я всерьез намерен этому помешать. Что вы на это скажете?
Сержант, которому сразу расхотелось улыбаться, сглотнул и ответил Фицдуэйну коротким кивком головы. В этот момент подошел лифт.
Адачи невидящим взглядом уставился на поверхность воды во рву Императорского дворца. Он выключил свое радио и “пищалку”. Он хотел побыть в одиночестве, предаться печали и тщательно продумать ситуацию, в которой он оказался. Настроение его было подавленным, пасмурным. Куда бы Адачи ни повернулся, повсюду виделись ему коррупция и предательство. Даже лучшие из лучших, такие, как прокурор, оказались испачканы в этой грязи.
В окровавленном конверте на свое имя Адачи обнаружил всю невеселую историю. Все оказалось примитивно и просто. Одна маленькая неосторожность, допущенная много лет назад, сделала Секинэ уязвимым. Об этом случае ему напомнили совсем недавно, и прокурор стал частью плана Кацуды, направленного против Ходамы и братьев Намака. Ему даже не надо было ничего делать — только информировать самого Кацуду и подталкивать следствие по нужному пути.
Но Адачи испортил этот безупречный план. Вместо того чтобы избрать легкий путь и строить обвинения, основываясь на уликах против Намака, которые ловко подсовывал ему Кацуда, он разыграл из себя супердетектива. Его глупая, неуместная сообразительность расстроила все дело против Намака, которые вполне заслуживали судебного преследования если не за смерть Ходамы, то за многое другое, и поставила прокурора в положение, когда он вынужден был выбирать между своими обязательствами по отношению к якудза и любовью к Адачи. Решить эту проблему он мог только ценой своей жизни. Заблуждался он или нет, но он был достойным человеком, который нашел достойный конец. От этого, однако, эта потеря не переставала быть для Адачи невосполнимой и тяжелой.
Против Кацуды не было ни одной улики. Даже Секинэ в своей предсмертной записке избегал называть его имя. Контекст письма был предельно ясен для Адачи, но для суда это было не больше клочка бумаги. Нет, Кацуда станет новым куромаку, и он, Адачи, ничего не мог с этим поделать.
Верхушка системы прогнила, и, как ни крути, как ни украшай витрины и фасад, все так и останется. И если бы у него, Адачи, нашлось хоть немного здравого смысла, он согнулся бы, как побег молодого бамбука из древней пословицы, чтобы его часом кто-нибудь не сломал.
Последнее письмо Секинэ только подтвердило, что внутренним информатором в спецотделе был всегда надежный и трудолюбивый сержант Фудзивара. Возможно, он поступал так, лишь выполняя приказ прокурора и считая, что делает правильно, однако мысль эта не принесла Адачи никакого облегчения.
В своем письме прокурор называл Фудзивару по имени. Адачи уже почти догадался об этом, когда в воскресенье застал инспектора в своем кабинете во время бейсбольного матча, но тогда он отогнал эту мысль, спрятал ее в глубинах сознания. Да, это было очень непохоже на Фудзивару — работать в воскресенье, пока все остальные прилипли к телевизору, однако одного этого вряд ли могло быть достаточно.
К сожалению, Адачи не ошибся. Интуиция не обманула его. Теперь его занимал другой вопрос: работал ли Фудзивара только на прокурора или был агентом Кацуды. Неужели сержант связан с якудза?
На самом деле Адачи вовсе не стремился выяснить это в ближайшее время. Какая в конце концов разница? Он был выжат как лимон и смертельно устал.
Серое небо выглядело зловеще. Адачи отвернулся от созерцания рва, когда первые крупные капли дождя взрябили неподвижную воду. Очень скоро теплый маслянистый дождь полил как из ведра, и он промок до последней нитки. Единственной сухой вещью при нем было письмо прокурора, покрытое пятнами крови, но надежно спрятанное в пластиковый пакет для сбора вещественных доказательств.
Адачи знал, что ему нужно позвонить или самому явиться в Кейшичо, но он не мог этого сделать. Он боялся давления и вопросов. Паук непременно захочет поговорить с ним о смерти прокурора, но что мог ответить ему Адачи? Сможет ли его правда сослужить какую-то полезную службу? В конце концов, на чьей стороне сам заместитель начальника токийской полиции?
Нет, сейчас он не мог и не хотел сталкиваться со всем этим. Сегодня он должен побыть один.
Он пошел прочь с площадок Императорского дворца по направлению к Джинбохо, где располагалась его квартира. Дождь усиливался.
Ключи от квартиры Адачи появились у сержанта Фудзивары вскоре после начала расследования по делу Ходамы, когда детектив-суперинтендант послал его привезти оттуда в департамент кое-какие вещи.
Изготовить дубликаты оказалось проще простого, и с тех пор Фудзивара время от времени пользовался ими для проникновения в жилище начальника. Риска в этом почти никакого не было. Адачи жил один, а Фудзивара прекрасно знал, где находится его руководитель в каждый конкретный момент времени. Даже если бы Фудзивару застали с поличным, у него наготове была подходящая история о том, что он якобы готовит для Адачи небольшой сюрприз. Какой бы нелепой ни была эта отговорка, сержант не сомневался, что она сработает.
Именно во время одного из таких набегов он впервые узнал о том, что Адачи ведет параллельное расследование дела Ходамы. Как ни парадоксально, но сначала Фудзивара испытал сильнейшее раздражение — оказывается, детектив-суперинтендант не доверяет своим собственным людям. Только потом до него дошло, насколько неуместной и непоследовательной была с его стороны подобная реакция. Адачи действительно был проницательным и сметливым полицейским, отличным человеком, с которым приятно было работать. Просто этот проницательный коп почувствовал что-то не то. Вместе с тем Фудзивара не сомневался, что Адачи не догадывается о его истинной роли.
Войдя в квартиру Адачи, Фудзивара снова запер за собой дверь. По привычке он хотел было снять ботинки, и только потом понял насколько это глупо и смешно. Тогда он насухо вытер ботинки пиджаком, чтобы они не оставляли следов на татами, и прошел из гостиной в спальню.
Там он расстегнул дорожную сумку, переданную ему связником якудза, и достал автомат с глушителем. Это был девятимиллиметровый английский “стерлинг”, снабженный коробчатым магазином на тридцать четыре патрона, вставлявшимся с левой стороны. Благодаря этому во время стрельбы из положения лежа стрелок почти не поднимался над уровнем земли. Сержант узнал об этом от связника. Якудза был помешан на стрелковом оружии и успел за время их недолгой встречи перечислить все главные характеристики автомата.
Фудзивару же больше всего интересовало, насколько эффективен глушитель. Якудза заверил его, что и с этой стороны все в порядке. Глушитель был встроен в ствол и обладал столь совершенной конструкцией, что даже при использовании мощных патронов с высокой начальной скоростью пули звук получался не громче, чем плевок. Семьдесят два отверстия, высверленных в канале ствола, отводили пороховые газы в стороны, так что пуля вылетала почти беззвучно. По словам якудза, такая модель была разработана специально для британских десантных сил.
Услышав об этом, Фудзивара задумался, каким образом эта штука очутилась в Японии. Он вспомнил об этом еще раз, в квартире Адачи, и подумал, что интернационализация, оказывается, не всегда приносит хорошие плоды.
Потом он вставил магазин, передернул затвор, поставил автомат на предохранитель и устроился на кровати. Теперь ему оставалось только ждать. Одна длинная очередь, контрольный выстрел в упор — и он растворится в ночи. Его длинный плащ, шляпа и темные очки послужат достаточной маскировкой, если он встретит кого-нибудь на лестнице. Нужно только добраться до метро, а там он сумеет бесследно затеряться среди пассажиров.
На случай такого неприятного события, как расследование, в котором он будет фигурировать в качестве подозреваемого, Фудзивара приготовил себе железное алиби. Впрочем, он полагал, что алиби ему даже не пригодится. Скорее всего наоборот ^ именно он возглавит расследование убийства Адачи.
“Как я сам попал в такое положение? — раздумывал он, ожидая. — Среди всех полицейских департамента корыстных людей очень мало”.
“Деньги, Деньги и еще раз деньги” — это был единственный ответ, который нашел Фудзивара, и каким бы простым он ни казался, в данном случае этим действительно все исчерпывалось. Сержант очень любил получать достойную награду за свои действия.
Само по себе отсутствие коррупции среди полицейских являлось прекрасной возможностью заработать. Цена служебной информации была исключительно высока, и требовалось лишь немного инициативы, предпринимательской сметки и умение найти подходящих людей. Последнее было Фудзиваре особенно просто, так как он работал именно в отделе, занимающемся организованной преступностью. У него не было никакого сомнения, что грядет эпоха “Кацуда-гуми”, и именно с этой группировкой стоило связаться, чтобы не прогадать. Это были жестокие и сильные люди, но они хорошо платили, а за сегодняшнее убийство Фудзиваре была обещана награда почти королевская. Стоило всего лишь дважды нажать на спусковой крючок, и он хоть завтра мог уйти в отставку, на пенсию. Что же, в конце концов удача всегда зависела от умения оказаться в нужном месте в нужный момент.
Внезапно он услышал звон ключей, и входная дверь отворилась.
За годы жизни у Фицдуэйна выработалось стойкое отвращение к умению некоторых людей попадать прямиком в те места, где затевалось что-то нехорошее и опасное. “Несчастный случай”, о котором обмолвился Шванберг, превращал квартиру Адачи в одно из таких мест. Одному Богу было известно, что именно придумали “Кацуда-гуми”. До сих пор японцы — хотя Фицдуэйн продолжал учиться и узнавал все больше и больше — предпочитали прямое нападение и рубящее оружие. Именно поэтому ему не очень улыбалась идея вломиться в двери Адачи и оказаться перед шайкой поигрывающих мечами якудза.
Разумеется, он мог бы послать вперед свою “черепаху” — вооруженных телохранителей, однако это, во-первых, было бы просто подло, а во-вторых, он не горел желанием объяснять Пауку, как вышло, что четверо его полицейских снова оказались изрубленными, словно мясо для супа.
Нет, здесь необходимо было применить обходной маневр в сочетании с осторожной разведкой. Может быть, родители Фицдуэйна не зря положили столько сил, прививая сыну прямоту, честность и открытость, однако в реальной жизни вероломству тоже отводилась определенная роль. К примеру, Килмара был убежденным сторонником военной хитрости, и Фицдуэйн оказался его способным учеником.
Квартира Адачи располагалась на последнем этаже шестиэтажного здания, и подняться к ней можно было через запертое парадное, втиснувшееся между книжной лавкой и магазином принадлежностей для единоборств. Запертая дверь выглядела солидно, и Фицдуэйн решил, что это — еще один аргумент в пользу хитрости. У них не было ключей, а ирландец не хотел звонить в звонок и тревожить тех, кто, возможно, затаился внутри. Кроме радио и “пищалки”, Фицдуэйн попробовал дозвониться к Адачи по телефону, но квартира не отвечала. Дальнейшая проверка показала, что на линии произошел какой-то сбой. При этом известии Фицдуэйну стало вовсе не по себе.
— Сержант-сан, — распорядился он. — Оставьте двоих людей у подъезда, пусть не впускают и не выпускают никого, в частности, пусть не пускают внутрь детектив-суперинтенданта Адачи. Мы с вами должны найти путь на крышу.
Квартал состоял примерно из десятка соприкасающихся Друг с другом строений. Глядя с улицы, нельзя было сказать наверняка, но Фицдуэйну показалось, что, пройдя поверху можно без труда добраться до крыши дома Адачи. Единственным препятствием были несколько парапетов.
На самом деле задача оказалась намного сложнее. Им удалось проникнуть на крышу лишь третьего дома, да и то после оживленной дискуссии, во время которой сержант Ога свирепо размахивал своим полицейским удостоверением и едва не кричал на одну весьма упрямую пожилую японку. Но здесь их подстерегало еще одно препятствие: пройдя по крыше, они обнаружили, что крыша дома Адачи располагается на этаж выше соседних.
Стоя под дождем, который напоминал сильный теплый душ, Фицдуэйн осмысливал ситуацию. Нужная ему крыша располагалась на четырнадцать-пятнадцать футов выше той, на которой они стояли, и Фицдуэйн не видел иного способа взобраться наверх, кроме как по водосточной трубе. Самое неприятное заключалось в том, что водосточная труба была укреплена со стороны фасада здания, прямо над улицей.
— Сержант-сан, — сказал Фицдуэйн. — Пошлите вашего коллегу за веревкой. Одному Богу известно, что мы обнаружим там, наверху, когда вскарабкаемся на крышу. Пока детектив будет разыскивать веревку, мы с вами поупражняемся в альпинизме.
Ога отдал второму детективу короткий приказ, и полицейский бросился исполнять его. Сам сержант подошел к ограждению и перегнулся через него, пытаясь дотянуться до трубы водостока.
Фицдуэйн быстро догнал его и перехватил его руку.
— Пропустите гайдзина вперед, — сказал он. — В конце концов, эта дурацкая затея пришла мне в голову первому.
Он перешагнул через ограждение, схватился за трубу и начал взбираться по ней. Уже через шесть футов он заметил, что, несмотря на пресловутую аккуратность японцев и их высокую технологию, кронштейны закреплены в камне не самым надежным образом.
Он сделал паузу, стараясь отдышаться.
Потом у него под ногами затрещало, и изрядный кусок трубы отделился от стены в том месте, где были ноги Фицдуэйна.
Он посмотрел вниз. Сержант Ога что-то кричал ему с крыши, а далеко внизу Фицдуэйн увидел бледные крапинки множества обращенных к нему лиц. Теперь, когда опора у него под ногами исчезла, Фицдуэйн удерживался только на руках, а водосточная труба, на которой он повис, была скользкой и грязной. Впрочем, это волновало Фицдуэйна меньше всего. Если верхнее крепление окажется столь же ненадежным, как нижнее, то он погибнет в Японии, но под ирландским дождем.
Ога на что-то указывал.
Фицдуэйн повернул голову и посмотрел туда, куда указывал сержант. Там, примерно на два фута выше его ног, торчал из стены надежный с виду кусок металлической арматуры, который, судя по всему, имел какое-то отношение к сверкавшей внизу неоновой рекламе.
Фицдуэйн тут же нащупал арматуру левой ногой, потом медленно перенес на нее вес своего тела и выпрямился. Арматура держалась. Теперь Фицдуэйн мог перешагнуть на следующую опору водосточной трубы. Благодаря этому он поднялся настолько высоко, что его руки достали до перил ограждения, и Фицдуэйн напрягся, приготовившись сделать последний рывок. Оттолкнувшись ногами от кронштейна, чтобы перемахнуть через парапет, он почувствовал, как обвалился еще один кусок трубы.
Несколько секунд Фицдуэйн потратил на то, чтобы отдышаться и собраться с силами. Он все еще опирался на ограждение и мог видеть, что творится внизу. Собравшаяся толпа зевак бросилась врассыпную, когда еще один кусок трубы ударился о землю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67