— Мы уже разослали по всему миру запросы через Интерпол. Особенно — в Японию, в Столичный департамент токийской полиции. Как всегда в таких случаях, когда дело касается международного терроризма, мы перетрясли все наши дополнительные источники, позвонили друзьям и попросили сделать нам небольшое одолжение… Иными словами, устроили небольшой переполох.
— И?… — спросил Фицдуэйн.
— Ответы пришли не сразу. Безусловно, тебе известно, что Интерпол никогда не отличался быстротой реакции, а японцы всегда сначала жуют, а потом глотают. В конце концов, мы выяснили, что эта троица принадлежала к правой экстремистской группировке, которая, как считалось, прекратила свое существование три года назад. Наши трое попали за решетку под каким-то формальным предлогом, но были освобождены месяцев восемь назад.
— Так… время почти точно совпадает, — прошептал Фицдуэйн. Причины, почему на него было совершено покушение, почти наверняка были связаны с его борьбой против некоего Кадара, террориста, известного также под кличкой Палач. Если попытка была предпринята из мести, то Хьюго, конечно, не был готов к тому, что пройдет столько времени. Предполагаемые убийцы тем временем были на время выведены из строя, так что задержкой он был обязан любезности японского правосудия. Но почему все-таки японцы?
— Единственное, что не совсем укладывается в схему, — продолжил Килмара, — это то, что согласно сведениям, полученным из Токио, наши трое друзей никак не могли появиться на твоем острове.
— А почему? — удивился Фицдуэйн.
— Предполагается, что сейчас они на Ближнем Востоке, — охотно объяснил Килмара. — Так сказал компьютер. Но что они знают, эти компьютеры?! Гораздо более существенным мне показался слегка необычный порядок, в каком поступали из некоторых источников ответы на наш запрос. Сначала молчание, потом — самый скупой минимум и только в самом конце настоящий фонтан слухов и домыслов. У меня сложилось впечатление, что кто-то пронюхал, что мы можем внести в их игры свой скромный вклад. Что же до того, кем могут быть эти люди…
Он озабоченно взглянул на Фицдуэйна. Выражение лица друга показалось ему странным, и он тактично спросил:
— Хьюго, ты уверен, что хочешь снова влезать во все это?
— А-аа-а! — Фицдуэйн издал звук, отдаленно напоминающий вздох понимания и признательности.
— Вот и Эделейн иногда говорит то же самое, — заметил Килмара дружески. — И я никогда не знаю наверняка, хорошо это или плохо. Смысл этого восклицания целиком зависит от контекста.
— А-аа-а, — повторил Фицдуэйн. Он полусидел на подушках на госпитальной койке. Лицо его стало пугающе белым. Внезапно он резко наклонился вперед, словно кто-то толкнул его в спину, и его вырвало.
Килмара нажал на кнопку тревожного сигнала, думая о том, что принятые им меры предосторожности могут помешать медицинской помощи поспеть вовремя. Умереть по вине системы собственной безопасности было бы довольно злой шуткой. Хьюго, безусловно, оценил бы это.
Килмара снова посмотрел на друга. Фицдуэйн откинулся назад на подушки, и лицо его было уже не бледное, а какое-то зеленое.
— Прошу прощения, — пробормотал он. Потом глаза его закрылись, и он отключился. На щеках его, как ни странно, появился легкий румянец.
Дверь в палату распахнулась, и комнату заполнили одетые в белое люди. К счастью они, похоже, знали, что делают.
“Все-таки это не очень здорово, когда тебя подстрелят, — подумал Килмара. — Вернее, совсем не здорово, ибо связано с такими вещами, о которых мы даже не любим говорить. А не любим мы говорить о пролитой крови, о гнойных ранах, о раздробленных костях и истерзанной плоти, о времени и о боли”.
В комнате остро пахло лекарствами и рвотой, но не было ни следа того, что вечно сопровождает наступление смерти, напоминая всем и каждому о бренности земного существования. Как ни старался Килмара, он не чувствовал присутствия страха.
Сосредоточившись на Фицдуэйне, дежурная бригада до поры до времени не обращала никакого внимания на Кил-мару, который так и остался сидеть в кресле для посетителей. Именно в этот момент он вдруг окончательно понял, что Фицдуэйн действительно выздоровеет. Надежда превратилась в уверенность. Килмара даже почувствовал легкое головокружение и слабость, когда напряжение этих бесконечных недель оставило его. Ему хотелось засмеяться или заплакать, закричать в голос или просто лечь и заснуть. Тем не менее, выражение его лица нисколько не изменилось.
Один из медиков повернулся, чтобы взять что-то из рук сестры, и неожиданно заметил Килмару. Врач был на дежурстве уже Бог знает сколько времени и смертельно устал; может быть, поэтому он оказался столь раздраженно-немногословен.
— Вон отсюда, — приказал он. — Эй вы там, немедленно убирайтесь!
— Немедленно убирайтесь отсюда, господин генерал, — уточнил Килмара, но послушался.
Ему было ясно, что Фицдуэйн не вышел из игры, однако, чтобы снова стать опасным игроком, ему потребуется время. Зная своего друга, он мог предположить, что времени потребуется немного.
Япония. Токио, 24 января
Чифуни, облаченная в рабочую одежду, чтобы уберечься от характерного запаха пороха, которым могло пропахнуть се уличное платье, в течение сорока пяти минут трудилась во внутреннем тире “Кванчо”, тренируясь в стрельбе при недостаточном освещении.
Ежедневно, в течение всей пятидневной рабочей недели, она выстреливала не меньше чем по сотне патронов, поддерживая форму.
Стрельба требовала полной концентрации внимания. Для проекции на экране Чифуни выбрала пленки, связанные с захватом заложников и тому подобные сложные ситуации, в которых, кроме точной стрельбы, требовалось за считанные секунды или даже меньше разобраться, где преступники, а где их жертвы. Недостаточное освещение осложняло и без того нелегкую задачу, но Чифуни избрала именно эту методику, так как ей казалось, что в ближайшем будущем ее может подстерегать нечто в этом роде.
Практиковалась она как с оптическим прицелом “Эпси”, так и без оного. Сверхминиатюрное устройство английского производства — Британия выпускала первоклассную спецтехнику для борьбы с терроризмом — позволяло вести прицельный огонь, не закрывая левого глаза, и отличалось от обычного прицела особой призматической конструкцией, которая автоматически настраивалась на инфракрасное излучение, отзываясь на него красной точкой в окне визира. Прицел идеально подходил для секретных операций, так как в отличие от лазерного действовал пассивно и не проецировал на цель луч розоватого света. Оптика собирала видимый свет наподобие мощного бинокля, а пули летели туда, куда попадало красное пятно.
Используя этот прицел на своей “беретте”, Чифуни убедилась, что может прицеливаться и вести точную стрельбу, без промаха поражая девятидюймовую мишень на расстоянии двадцати метров за одну третью часть секунды. Стандартный норматив времени был в два раза больше.
Иначе говоря, Чифуни Танабу была превосходным стрелком.
Адачи работал со стандартными опросными листами, которые использовались в расследовании убийств, и поправлял на компьютере личный план оперативной деятельности.
Несколько недель работы показали, что Ходама был в очень многих местах и встречался едва ли не со всеми. К тому же он прожил чертовски длинную жизнь. Если следовать классической процедуре допроса всех друзей и знакомых, а потом проверять и сравнивать между собой их показания, то на это могла уйти целая вечность. Что касается поиска людей, у которых могли быть веские причины разделаться с Ходамой… Проще было найти тех, у кого их не было. Старик интриговал, строил козни, подкупал и хитрил всю свою жизнь. Список его врагов мог оказаться бесконечным.
Где— то должны были быть спрятаны его записи. В доме они ничего не нашли, однако Адачи обнадеживало то обстоятельство, что они не нации также никаких признаков, указывающих на то, что хотя бы один листок бумаги был изъят преступниками. В резиденции Ходамы не было ни пустых полок, ни вскрытых ящиков с досье, ни взломанных сейфов. Адачи считал, что старик держал важные документы где-то в другом месте. Он был чертовски осторожным старым хрычом, и такой поступок вполне вписывался в его характер. Впрочем, не стоило отбрасывать и такой вариант, что в доме, где все же что-то было, поработал настоящий профессионал -мастер своего дела. Это само по себе давало пищу для неприятных раздумий.
В усадьбе Ходамы они обнаружили и видеокамеру, которая записывала на пленку всех входящих и выходящих. Очевидно, Ходаме нравилось вести постоянное видеонаблюдение за своими посетителями, но так, чтобы они об этом не догадывались. Видеозапись была скремблирована и нуждалась в расшифровке. В настоящее время инженеры из техотдела пытались расшифровать пленку, но пока безрезультатно. Адачи же просто не находил себе места. Вполне вероятно, что им в руки попала полная видеозапись нападения, а они не могли ее прочитать! Кстати, почему преступники не забрали и не уничтожили пленку? Не заметили? Во всем остальном они, однако, действовали скрупулезно и предельно аккуратно. Попадутся ли они на этом, или по какой-то, одним им ведомой причине, преступники намеренно оставили запись?
— Босс! — окликнул его Фудзивара. Адачи поднял голову.
Инспектор Фудзивара размахивал телефонной трубкой и приветливо скалился.
— У нас есть прогресс, босс! Мы проверили слуг Ходамы, и в доме у некоего Моринаги обнаружили кое-что любопытное.
— Кто, черт возьми, такой этот Моринага? — нелюбезно откликнулся Адачи. Он изрядно устал, к тому же у него было такое ощущение, что бумажная волна вот-вот захлестнет его с головой. Рапорты на термочувствительной бумаге, которая использовалась в миниатюрных компьютерах со встроенными принтерами, повсеместно распространившимися в японском делопроизводстве, были разбросаны повсюду, перемежаясь со скрученными рулонами свежеполученных факсов. Адачи часто скучал по простой бумаге; мало того, что термобумага стремилась свернуться в руках в тоненькую трубочку, она вдобавок довольно скверно переносила прямой солнечный свет. Буквы на ней начинали бледнеть и исчезали прямо на глазах. Детектив-суперинтендант уже предвидел, как важное сообщение, например “Убийцей является…”, исчезнет со страницы еще до того, как он успеет дочитать его до конца.
— Харуми Моринага был одним из телохранителей Ходамы, — объяснил Фудзивара невозмутимо. — Его застрелили в доме; очередь в грудь и две пули в шею. Ему около двадцати пяти лет, и для своей работы он довольно щуплый…
Адачи быстро просмотрел свое досье. Большинство жертв он знал только по фотографиям, сделанным с трупов. Эти снимки, как ни странно, лучше помогали ему составить свое мнение об убитых. Старые фотографии тех же самых людей, сделанные пока они были живы и собранные оперативниками в процессе расследования, казались ему какими-то нереальными. Самый яркий и запоминающийся образ бывал запечатлен на самом последнем снимке — на снимке фотографа-криминалиста.
Найдя цветной снимок, на котором виднелась кровавая каша, оставшаяся от Моринаги, Адачи кивнул Фудзиваре.
— Его отец, — продолжил инспектор, — служил Ходаме много лет. Похоже, что отношения между сыном и отцом не были самыми теплыми: отец желал, чтобы сын поддержал семейную традицию и начал работать на Ходаму, а молодой Моринаги стремился найти свой путь в жизни. В конце концов, он нанялся на работу в крупную корпорацию. Неожиданно он оставил службу и, подчинившись требованиям отца, стал работать у Ходамы.
Адачи кивнул. С самого начала они подозревали, что кто-то из слуг был подкуплен. В убийствах подобного рода это была обычная практика, к тому же внешние ворота остались целы. Либо кто-то сообщил нападавшим код замка, либо он был им известен заранее.
— Мы обнаружили кое-какие документы, касающиеся финансового положения Моринаги-младшего, — сказал Фудзивара. — Он слишком много покупал на рынке ценных бумаг, гораздо больше, чем мог бы себе позволить со своим Жалованьем телохранителя. Кроме того, в его квартире оказалось больше миллиона йен наличными.
Фудзивара продолжал ухмыляться, и Адачи спросил:
— Что-нибудь еще?
— В одном из его костюмов мы нашли квитанцию из ночного клуба и пару членских карточек. Отправившись по этим адресам и допросив тамошних служащих, требуя чтобы они опознали Моринагу и людей, которые были с ним, мы узнали кое-что любопытное. Моринага встречался с людьми из “Намака Корпорейшн”.
— Эни-бени-рес, квинтер-финтер-жес! — сказал Адачи.
— Что это значит, босс? — поинтересовался инспектор Фудзивара.
— Будь я проклят, если я знаю, — откликнулся Адачи. — Давай прихватим с собой кого-нибудь из наших и сходим попьем пива.
Чифуни лежала на полу, спрятавшись за штабелем упаковочных ящиков на третьем этаже склада, расположенного в глубине района Гинза неподалеку от Рыбного рынка, коротая время за размышлениями о психологии информаторов.
В одном из контейнеров, судя по надписи, находился острый вьетнамский соус “Нуок Мам”, и Чифуни подумала, что одна или две бутылки наверняка разбились при транспортировке: от контейнера разило гнилой рыбой. Морщась от непереносимой вони, Чифуни задумалась, куда девался старый добрый соевый соус, к которому она привыкла. Средняя продолжительность жизни японцев была гораздо выше, чем у любой другой национальности, что лишний раз свидетельствовало о том, что традиционная японская пища не нуждается в улучшениях.
Строго говоря, если оценивать проблему информаторов с точки зрения чистой функциональности — в личных встречах не было никакой нужды. Необходимые сведения можно было получить по телефону, по радио, по факсу или даже по почте, не говоря уже о более экзотических способах передачи информации, которые давно облюбовали шпионы: тайниках, выдолбленных кирпичах, дуплах деревьев и тому подобных. В конце концов, любой мало-мальски подкованный человек мог воспользоваться системой “Компьюсерва”.
Нет, сама по себе передача информации не требовала такой опасной процедуры, как личная встреча. Именно человеческий аспект этой проблемы диктовал необходимость столь непрактичной и функционально излишней детали, как встреча лицом к лицу оперативного работника и его информатора.
В соответствии с принятой в “Кванчо” стандартной системой подготовки Чифуни проходила обучение не только в своей спецслужбе, но стажировалась и в иностранной разведывательной организации. Обычно такой организацией выступало ЦРУ, однако в последнее время экономические успехи Японии породили вполне объяснимое желание добиться определенной независимости и в этих вопросах. Начиная с конца шестидесятых годов, престиж Соединенных Штатов и, соответственно, ЦРУ упал в результате войны во Вьетнаме настолько низко, что “Кванчо” решила предпринять самостоятельные шаги. Многие японцы уже тогда отправлялись за границу, чтобы перенять прогрессивный опыт, и первоначальный толчок, приведший к стремительному прогрессу японской промышленности, был напрямую связан с подобной политикой.
Что касается разведки, то Израиль оказался для “Кванчо” настоящей золотой жилой. Зарубежный период подготовки Чифуни тоже прошел в “Моссаде”, точнее, в его “Институте”, полное название которого звучало как Институт разведки и специальных операций, или “Ха Моссад ле Модийн ве ле Тафкидим Майухадим” на иврите.
Центр специальной подготовки “Моссада”, расположенный к северу от Тель-Авива, выпускал блестяще подготовленных катса, элиту оперативного состава, которые составляли костяк израильской разведки. Бабушка Чифуни была еврейкой, и “Моссад” об этом знал. Отношение израильской разведки к этому факту выразилось в особой заботе и тщательности, с которой Чифуни готовили к дальнейшей деятельности.
Однако именно японская кровь заставляла Чифуни Танабу пойти на личную встречу со своим информатором. Ее израильские инструкторы не раз подчеркивали нежелательность и неизбежную опасность подобных свиданий, настаивая на том, что чистая логика диктует необходимость сведения личных контактов к минимуму. Однако японское воспитание Чифуни и та подготовка, которую она прошла в “Кванчо”, не позволяли ей забыть о ниндо — человеческих чувствах.
Ниндо лежало в основе всех человеческих взаимоотношений, будь это даже отношения между полицейским и якудза, между оперативным работником спецслужбы и его информатором. В Японии, даже в смертельно опасном деле противостояния терроризму, необходимо было уважать чужое гири — чужие обязательства и долг. Сама Чифуни постоянно чувствовала свои обязательства перед информаторами, работавшими на нее. Практика показывала, что люди всегда чувствуют подобное отношение и, как правило, отвечают тем же, а образовавшаяся крепкая связь оплачивалась сторицей, повышая ценность добытой информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— И?… — спросил Фицдуэйн.
— Ответы пришли не сразу. Безусловно, тебе известно, что Интерпол никогда не отличался быстротой реакции, а японцы всегда сначала жуют, а потом глотают. В конце концов, мы выяснили, что эта троица принадлежала к правой экстремистской группировке, которая, как считалось, прекратила свое существование три года назад. Наши трое попали за решетку под каким-то формальным предлогом, но были освобождены месяцев восемь назад.
— Так… время почти точно совпадает, — прошептал Фицдуэйн. Причины, почему на него было совершено покушение, почти наверняка были связаны с его борьбой против некоего Кадара, террориста, известного также под кличкой Палач. Если попытка была предпринята из мести, то Хьюго, конечно, не был готов к тому, что пройдет столько времени. Предполагаемые убийцы тем временем были на время выведены из строя, так что задержкой он был обязан любезности японского правосудия. Но почему все-таки японцы?
— Единственное, что не совсем укладывается в схему, — продолжил Килмара, — это то, что согласно сведениям, полученным из Токио, наши трое друзей никак не могли появиться на твоем острове.
— А почему? — удивился Фицдуэйн.
— Предполагается, что сейчас они на Ближнем Востоке, — охотно объяснил Килмара. — Так сказал компьютер. Но что они знают, эти компьютеры?! Гораздо более существенным мне показался слегка необычный порядок, в каком поступали из некоторых источников ответы на наш запрос. Сначала молчание, потом — самый скупой минимум и только в самом конце настоящий фонтан слухов и домыслов. У меня сложилось впечатление, что кто-то пронюхал, что мы можем внести в их игры свой скромный вклад. Что же до того, кем могут быть эти люди…
Он озабоченно взглянул на Фицдуэйна. Выражение лица друга показалось ему странным, и он тактично спросил:
— Хьюго, ты уверен, что хочешь снова влезать во все это?
— А-аа-а! — Фицдуэйн издал звук, отдаленно напоминающий вздох понимания и признательности.
— Вот и Эделейн иногда говорит то же самое, — заметил Килмара дружески. — И я никогда не знаю наверняка, хорошо это или плохо. Смысл этого восклицания целиком зависит от контекста.
— А-аа-а, — повторил Фицдуэйн. Он полусидел на подушках на госпитальной койке. Лицо его стало пугающе белым. Внезапно он резко наклонился вперед, словно кто-то толкнул его в спину, и его вырвало.
Килмара нажал на кнопку тревожного сигнала, думая о том, что принятые им меры предосторожности могут помешать медицинской помощи поспеть вовремя. Умереть по вине системы собственной безопасности было бы довольно злой шуткой. Хьюго, безусловно, оценил бы это.
Килмара снова посмотрел на друга. Фицдуэйн откинулся назад на подушки, и лицо его было уже не бледное, а какое-то зеленое.
— Прошу прощения, — пробормотал он. Потом глаза его закрылись, и он отключился. На щеках его, как ни странно, появился легкий румянец.
Дверь в палату распахнулась, и комнату заполнили одетые в белое люди. К счастью они, похоже, знали, что делают.
“Все-таки это не очень здорово, когда тебя подстрелят, — подумал Килмара. — Вернее, совсем не здорово, ибо связано с такими вещами, о которых мы даже не любим говорить. А не любим мы говорить о пролитой крови, о гнойных ранах, о раздробленных костях и истерзанной плоти, о времени и о боли”.
В комнате остро пахло лекарствами и рвотой, но не было ни следа того, что вечно сопровождает наступление смерти, напоминая всем и каждому о бренности земного существования. Как ни старался Килмара, он не чувствовал присутствия страха.
Сосредоточившись на Фицдуэйне, дежурная бригада до поры до времени не обращала никакого внимания на Кил-мару, который так и остался сидеть в кресле для посетителей. Именно в этот момент он вдруг окончательно понял, что Фицдуэйн действительно выздоровеет. Надежда превратилась в уверенность. Килмара даже почувствовал легкое головокружение и слабость, когда напряжение этих бесконечных недель оставило его. Ему хотелось засмеяться или заплакать, закричать в голос или просто лечь и заснуть. Тем не менее, выражение его лица нисколько не изменилось.
Один из медиков повернулся, чтобы взять что-то из рук сестры, и неожиданно заметил Килмару. Врач был на дежурстве уже Бог знает сколько времени и смертельно устал; может быть, поэтому он оказался столь раздраженно-немногословен.
— Вон отсюда, — приказал он. — Эй вы там, немедленно убирайтесь!
— Немедленно убирайтесь отсюда, господин генерал, — уточнил Килмара, но послушался.
Ему было ясно, что Фицдуэйн не вышел из игры, однако, чтобы снова стать опасным игроком, ему потребуется время. Зная своего друга, он мог предположить, что времени потребуется немного.
Япония. Токио, 24 января
Чифуни, облаченная в рабочую одежду, чтобы уберечься от характерного запаха пороха, которым могло пропахнуть се уличное платье, в течение сорока пяти минут трудилась во внутреннем тире “Кванчо”, тренируясь в стрельбе при недостаточном освещении.
Ежедневно, в течение всей пятидневной рабочей недели, она выстреливала не меньше чем по сотне патронов, поддерживая форму.
Стрельба требовала полной концентрации внимания. Для проекции на экране Чифуни выбрала пленки, связанные с захватом заложников и тому подобные сложные ситуации, в которых, кроме точной стрельбы, требовалось за считанные секунды или даже меньше разобраться, где преступники, а где их жертвы. Недостаточное освещение осложняло и без того нелегкую задачу, но Чифуни избрала именно эту методику, так как ей казалось, что в ближайшем будущем ее может подстерегать нечто в этом роде.
Практиковалась она как с оптическим прицелом “Эпси”, так и без оного. Сверхминиатюрное устройство английского производства — Британия выпускала первоклассную спецтехнику для борьбы с терроризмом — позволяло вести прицельный огонь, не закрывая левого глаза, и отличалось от обычного прицела особой призматической конструкцией, которая автоматически настраивалась на инфракрасное излучение, отзываясь на него красной точкой в окне визира. Прицел идеально подходил для секретных операций, так как в отличие от лазерного действовал пассивно и не проецировал на цель луч розоватого света. Оптика собирала видимый свет наподобие мощного бинокля, а пули летели туда, куда попадало красное пятно.
Используя этот прицел на своей “беретте”, Чифуни убедилась, что может прицеливаться и вести точную стрельбу, без промаха поражая девятидюймовую мишень на расстоянии двадцати метров за одну третью часть секунды. Стандартный норматив времени был в два раза больше.
Иначе говоря, Чифуни Танабу была превосходным стрелком.
Адачи работал со стандартными опросными листами, которые использовались в расследовании убийств, и поправлял на компьютере личный план оперативной деятельности.
Несколько недель работы показали, что Ходама был в очень многих местах и встречался едва ли не со всеми. К тому же он прожил чертовски длинную жизнь. Если следовать классической процедуре допроса всех друзей и знакомых, а потом проверять и сравнивать между собой их показания, то на это могла уйти целая вечность. Что касается поиска людей, у которых могли быть веские причины разделаться с Ходамой… Проще было найти тех, у кого их не было. Старик интриговал, строил козни, подкупал и хитрил всю свою жизнь. Список его врагов мог оказаться бесконечным.
Где— то должны были быть спрятаны его записи. В доме они ничего не нашли, однако Адачи обнадеживало то обстоятельство, что они не нации также никаких признаков, указывающих на то, что хотя бы один листок бумаги был изъят преступниками. В резиденции Ходамы не было ни пустых полок, ни вскрытых ящиков с досье, ни взломанных сейфов. Адачи считал, что старик держал важные документы где-то в другом месте. Он был чертовски осторожным старым хрычом, и такой поступок вполне вписывался в его характер. Впрочем, не стоило отбрасывать и такой вариант, что в доме, где все же что-то было, поработал настоящий профессионал -мастер своего дела. Это само по себе давало пищу для неприятных раздумий.
В усадьбе Ходамы они обнаружили и видеокамеру, которая записывала на пленку всех входящих и выходящих. Очевидно, Ходаме нравилось вести постоянное видеонаблюдение за своими посетителями, но так, чтобы они об этом не догадывались. Видеозапись была скремблирована и нуждалась в расшифровке. В настоящее время инженеры из техотдела пытались расшифровать пленку, но пока безрезультатно. Адачи же просто не находил себе места. Вполне вероятно, что им в руки попала полная видеозапись нападения, а они не могли ее прочитать! Кстати, почему преступники не забрали и не уничтожили пленку? Не заметили? Во всем остальном они, однако, действовали скрупулезно и предельно аккуратно. Попадутся ли они на этом, или по какой-то, одним им ведомой причине, преступники намеренно оставили запись?
— Босс! — окликнул его Фудзивара. Адачи поднял голову.
Инспектор Фудзивара размахивал телефонной трубкой и приветливо скалился.
— У нас есть прогресс, босс! Мы проверили слуг Ходамы, и в доме у некоего Моринаги обнаружили кое-что любопытное.
— Кто, черт возьми, такой этот Моринага? — нелюбезно откликнулся Адачи. Он изрядно устал, к тому же у него было такое ощущение, что бумажная волна вот-вот захлестнет его с головой. Рапорты на термочувствительной бумаге, которая использовалась в миниатюрных компьютерах со встроенными принтерами, повсеместно распространившимися в японском делопроизводстве, были разбросаны повсюду, перемежаясь со скрученными рулонами свежеполученных факсов. Адачи часто скучал по простой бумаге; мало того, что термобумага стремилась свернуться в руках в тоненькую трубочку, она вдобавок довольно скверно переносила прямой солнечный свет. Буквы на ней начинали бледнеть и исчезали прямо на глазах. Детектив-суперинтендант уже предвидел, как важное сообщение, например “Убийцей является…”, исчезнет со страницы еще до того, как он успеет дочитать его до конца.
— Харуми Моринага был одним из телохранителей Ходамы, — объяснил Фудзивара невозмутимо. — Его застрелили в доме; очередь в грудь и две пули в шею. Ему около двадцати пяти лет, и для своей работы он довольно щуплый…
Адачи быстро просмотрел свое досье. Большинство жертв он знал только по фотографиям, сделанным с трупов. Эти снимки, как ни странно, лучше помогали ему составить свое мнение об убитых. Старые фотографии тех же самых людей, сделанные пока они были живы и собранные оперативниками в процессе расследования, казались ему какими-то нереальными. Самый яркий и запоминающийся образ бывал запечатлен на самом последнем снимке — на снимке фотографа-криминалиста.
Найдя цветной снимок, на котором виднелась кровавая каша, оставшаяся от Моринаги, Адачи кивнул Фудзиваре.
— Его отец, — продолжил инспектор, — служил Ходаме много лет. Похоже, что отношения между сыном и отцом не были самыми теплыми: отец желал, чтобы сын поддержал семейную традицию и начал работать на Ходаму, а молодой Моринаги стремился найти свой путь в жизни. В конце концов, он нанялся на работу в крупную корпорацию. Неожиданно он оставил службу и, подчинившись требованиям отца, стал работать у Ходамы.
Адачи кивнул. С самого начала они подозревали, что кто-то из слуг был подкуплен. В убийствах подобного рода это была обычная практика, к тому же внешние ворота остались целы. Либо кто-то сообщил нападавшим код замка, либо он был им известен заранее.
— Мы обнаружили кое-какие документы, касающиеся финансового положения Моринаги-младшего, — сказал Фудзивара. — Он слишком много покупал на рынке ценных бумаг, гораздо больше, чем мог бы себе позволить со своим Жалованьем телохранителя. Кроме того, в его квартире оказалось больше миллиона йен наличными.
Фудзивара продолжал ухмыляться, и Адачи спросил:
— Что-нибудь еще?
— В одном из его костюмов мы нашли квитанцию из ночного клуба и пару членских карточек. Отправившись по этим адресам и допросив тамошних служащих, требуя чтобы они опознали Моринагу и людей, которые были с ним, мы узнали кое-что любопытное. Моринага встречался с людьми из “Намака Корпорейшн”.
— Эни-бени-рес, квинтер-финтер-жес! — сказал Адачи.
— Что это значит, босс? — поинтересовался инспектор Фудзивара.
— Будь я проклят, если я знаю, — откликнулся Адачи. — Давай прихватим с собой кого-нибудь из наших и сходим попьем пива.
Чифуни лежала на полу, спрятавшись за штабелем упаковочных ящиков на третьем этаже склада, расположенного в глубине района Гинза неподалеку от Рыбного рынка, коротая время за размышлениями о психологии информаторов.
В одном из контейнеров, судя по надписи, находился острый вьетнамский соус “Нуок Мам”, и Чифуни подумала, что одна или две бутылки наверняка разбились при транспортировке: от контейнера разило гнилой рыбой. Морщась от непереносимой вони, Чифуни задумалась, куда девался старый добрый соевый соус, к которому она привыкла. Средняя продолжительность жизни японцев была гораздо выше, чем у любой другой национальности, что лишний раз свидетельствовало о том, что традиционная японская пища не нуждается в улучшениях.
Строго говоря, если оценивать проблему информаторов с точки зрения чистой функциональности — в личных встречах не было никакой нужды. Необходимые сведения можно было получить по телефону, по радио, по факсу или даже по почте, не говоря уже о более экзотических способах передачи информации, которые давно облюбовали шпионы: тайниках, выдолбленных кирпичах, дуплах деревьев и тому подобных. В конце концов, любой мало-мальски подкованный человек мог воспользоваться системой “Компьюсерва”.
Нет, сама по себе передача информации не требовала такой опасной процедуры, как личная встреча. Именно человеческий аспект этой проблемы диктовал необходимость столь непрактичной и функционально излишней детали, как встреча лицом к лицу оперативного работника и его информатора.
В соответствии с принятой в “Кванчо” стандартной системой подготовки Чифуни проходила обучение не только в своей спецслужбе, но стажировалась и в иностранной разведывательной организации. Обычно такой организацией выступало ЦРУ, однако в последнее время экономические успехи Японии породили вполне объяснимое желание добиться определенной независимости и в этих вопросах. Начиная с конца шестидесятых годов, престиж Соединенных Штатов и, соответственно, ЦРУ упал в результате войны во Вьетнаме настолько низко, что “Кванчо” решила предпринять самостоятельные шаги. Многие японцы уже тогда отправлялись за границу, чтобы перенять прогрессивный опыт, и первоначальный толчок, приведший к стремительному прогрессу японской промышленности, был напрямую связан с подобной политикой.
Что касается разведки, то Израиль оказался для “Кванчо” настоящей золотой жилой. Зарубежный период подготовки Чифуни тоже прошел в “Моссаде”, точнее, в его “Институте”, полное название которого звучало как Институт разведки и специальных операций, или “Ха Моссад ле Модийн ве ле Тафкидим Майухадим” на иврите.
Центр специальной подготовки “Моссада”, расположенный к северу от Тель-Авива, выпускал блестяще подготовленных катса, элиту оперативного состава, которые составляли костяк израильской разведки. Бабушка Чифуни была еврейкой, и “Моссад” об этом знал. Отношение израильской разведки к этому факту выразилось в особой заботе и тщательности, с которой Чифуни готовили к дальнейшей деятельности.
Однако именно японская кровь заставляла Чифуни Танабу пойти на личную встречу со своим информатором. Ее израильские инструкторы не раз подчеркивали нежелательность и неизбежную опасность подобных свиданий, настаивая на том, что чистая логика диктует необходимость сведения личных контактов к минимуму. Однако японское воспитание Чифуни и та подготовка, которую она прошла в “Кванчо”, не позволяли ей забыть о ниндо — человеческих чувствах.
Ниндо лежало в основе всех человеческих взаимоотношений, будь это даже отношения между полицейским и якудза, между оперативным работником спецслужбы и его информатором. В Японии, даже в смертельно опасном деле противостояния терроризму, необходимо было уважать чужое гири — чужие обязательства и долг. Сама Чифуни постоянно чувствовала свои обязательства перед информаторами, работавшими на нее. Практика показывала, что люди всегда чувствуют подобное отношение и, как правило, отвечают тем же, а образовавшаяся крепкая связь оплачивалась сторицей, повышая ценность добытой информации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67