Император отрекся от своего богоподобного статуса. Старая Япония была мертва, а новая только рождалась, рождалась в муках и в крови.
Кеи Намака, высокий и тощий подросток, стоял рядом со своей матерью. С другой стороны стоял его брат Фумио.
Даже для своего возраста он казался слишком миниатюрным, а нога его была жестоко искалечена: примерно год назад его ударил по касательной американский джип, заблудившийся в лабиринте токийских улиц и аллей. Фумио отделался сложным переломом, кости срастались очень плохо. Лекарства, перевязочные материалы, просто нормальное питание — все, что требовалось для полного выздоровления, — оставалось совершенно недоступным. В результате физическое развитие Фумио замедлилось, и он на всю жизнь остался калекой.
Суд над военными преступниками в Токио длился два с половиной года. Вели его одиннадцать судей, представляющих три четверти населения земли. Один за другим свидетели рассказывали о геноциде, убийствах, массовой резне, о голоде в лагерях для военнопленных, “маршах смерти”, уничтожении городов и поселков, групповых изнасилованиях, пытках, казнях без суда и следствия, разработке бактериологического оружия и бесчеловечных медицинских экспериментах. Это был весьма впечатляющий и полный перечень преступлений против человечества.
В результате шесть генералов и один премьер-министр были приговорены к смертной казни через повешение.
Казнь должна была состояться в час ночи 23 декабря 1948 года в тюрьме Сугамо.
Одним из приговоренных был генерал Шин Намака, родной отец Кеи и Фумио. Их мать, Ацуко Судаи, на протяжении многих лет была его любовницей, так как официальный брак генерала оказался бездетным и не слишком благополучным. Шин Намака любил Ацуко и заботился о ней и своих детях с величайшей внимательностью.
Свидетельские показания против него были неопровержимы; он был признан лично ответственным за смерть более ста тысяч рабов-китайцев и виновным в проведении запрещенных медицинских экспериментов над военнопленными.
При всем при этом он был хорошим любящим отцом. С его арестом мир Кеи — старшего сына, особенно близкого к отцу — потерпел крушение.
Осужденных содержали в одиночных камерах в блоке 5С. В каждой камере размером восемь на пять с половиной футов было централизованное отопление, стояли стол, таз для умывания и туалет. На пол укладывался футоновый матрас и выдавались одеяла. Чтобы предотвратить самоубийство, свет в камерах не гас даже ночью, и пленники находились под неусыпным круглосуточным наблюдением.
Казнь совершалась в соответствии со стандартной процедурой, принятой в американской армии для подобных случаев.
Каждый из заключенных был заранее взвешен, чтобы можно было рассчитать достаточную высоту падения. Таблица оптимальных соотношений была определена судами, действовавшими методом проб и ошибок, еще в девятнадцатом веке. Генерал Намака весил сто тридцать фунтов и должен был падать с высоты семи футов и семи дюймов, после того как из-под его ног вышибут стул. При падении с большей высоты ему могло запросто оторвать голову петлей. При недостаточной высоте он бы медленно задыхался. В случае, если высота была выбрана правильно, петля лишь мгновенно и безболезненно ломала шейные позвонки. Ничего особо мудреного в этом не было.
Последний свой день в тюрьме осужденные провели за письмами и молитвами. Последняя их трапеза состояла из риса, мелко порубленных пикулей, супа мисо и поджаренной рыбы. Потом они выпили сакэ. За полчаса до официального начала экзекуции всех их перевели в крыло смертников. Каждый из осужденных был прикован наручниками к двум охранникам.
В центре большой камеры был воздвигнут эшафот, куда вели тринадцать ступеней. С перекладины свисали четыре петли, сделанных из манильского троса дюймовой толщины. Скользящий узел был обработан воском. Перед тем как осужденные поднимались наверх, наручники снимали, а руки тут же связывали ремнями.
Пленники поднимались на эшафот мучительно медленно. На помосте каждому из них связывали лодыжки и надевали на шею петлю, так чтобы узел приходился точно за левым ухом.
Потом в помосте открылись люки, и пол ушел у них из-под ног. Сухой резкий треск эхом разнесся по коридорам крыла смертников и был слышен даже во дворе.
Осужденных казнили двумя группами, и генерал Шин Намака оказался во второй. Он вошел в камеру с виселицей в ноль часов девятнадцать минут, а в ноль тридцать восемь старший тюремный врач официально объявил о его смерти.
Все трупы были перевезены в Иокогамский муниципальный крематорий и там сожжены в печи. Их прах развеяли по ветру…
На этом месте сон Кеи Намаки обрывался.
Он помнил, что тогда он ощутил отчаяние и пустоту, на смену которым пришла мрачная решимость выжить любой ценой.
Кеи Намака, рослый, с отлично развитой ежедневными упражнениями в зале для единоборств мускулатурой, выглядевший лет на десять моложе своего истинного возраста, испустил ужасный, исполненный горя крик. Опустившись на колени, он зарыдал, не вытирая с лица слез.
За всю свою жизнь он видел этот сон бесчисленное число раз.
Небоскреб “Намака Корпорейшн” стоял как раз напротив того места, где когда-то располагалась тюрьма Сугамо. Новый квартал, в котором были выстроены гостиница, океанарий, несколько офисов и большой торговый центр, больше не носил названия Сугамо. После открытого конкурса район получил наименование Саншайн-сити, Солнечный город.
Только скромная надпись на небольшом гранитном обелиске, установленном в крошечном скверике у подножия “Намака Тауэр”, воскрешала в людской памяти имена казненных.
Глава 8
Окружной госпиталь “Коннемара”, 1 февраля
Килмара оглядывал палату Фицдуэйна.
Фицдуэйн сидел, опираясь на подушки, в кресле рядом с кроватью. Его забинтованная грудь была прикрыта легкомысленной маечкой, и он был уже мало похож на больного. Конечно, Фицдуэйн заметно похудел и осунулся, однако в последние дни на его щеках начали появляться первые признаки румянца, а взгляд стал настороженным и острым. На майке было нарисовано семейство скунсов с задранными хвостами. Чуть ниже красовалась надпись крупными буквами: “СКУНСОВАЯ АТАКА”.
Фицдуэйн перехватил его взгляд.
— Это Медведь прислал, — пояснил он. Килмара ухмыльнулся.
— Раз уж мы заговорили об этом… как у него дела? Сержант бернской полиции Хайни Рауфман по прозвищу Медведь, огромный и грузный, как настоящий лесной исполин, был хорошо известен обоим вислыми моржовыми усами, грубоватыми манерами и страстью к крупнокалиберному оружию, которым он, как и большинство швейцарцев, превосходно владел. Он и Фицдуэйн сошлись накоротко еще в Берне во время охоты за Палачом, а потом сражались плечом к плечу в осажденном замке Данклив. После этого рано овдовевший Медведь женился во второй раз. В этом отношении Хьюго оказался в более выгодном положении. Фицдуэйн улыбнулся.
— Официально он все еще работает в бернской “Криминалполицай”, однако в последнее время ему поручили нечто поинтереснее. Я понял, что он исполняет обязанности офицера-координатора швейцарских федеральных властей. Нормальную полицейскую работу ему теперь не поручают, как и не платят нормальных денег. Наш друг занимается борьбой с терроризмом и тому подобным.
Услышав эти новости, Килмара не удивился. Медведь только внешне походил на стандартного уличного копа, который достиг своего сержантского потолка. Это был тот самый случай, когда по внешнему виду невозможно оценить умственные способности человека. Учитывая нынешнее направление работы Медведя, это могло даже сослужить ему добрую службу. На самом же деле его мозг представлял собой тонкий и точный инструмент, которым сержант пользовался с большим успехом, так что в том, что его наконец заметили и использовали, не было ничего сверхъестественного.
Может быть, он иногда бывал излишне нетерпелив. Когда Фицдуэйн впервые встретился с ним. Медведь как раз впал в немилость к начальству за то, что прошелся дубинкой по какому-то германскому дипломату, который уж очень сильно буянил в участке. Берн, будучи столицей Швейцарии, кишмя кишел дипломатической братией, хотя делать им здесь было особенно нечего, разве что знакомиться с проститутками, гулять в барах да глазеть на медведей (в зоопарке). Центром политической жизни была Женева, а деловая активность была сосредоточена в Цюрихе.
Потом Килмара вспомнил об улыбке Фицдуэйна. Его друг все еще выжидающе улыбался, и Килмара вежливо поинтересовался, не забыл ли он чего.
— Мне нужно разрешение на ношение оружия, — ответил Хьюго.
— У тебя оно есть, — ответил генерал. — Собственно говоря, его отсутствие никогда тебя особенно не беспокоило.
Килмара довольно прозрачно намекал на обширную коллекцию винтовок и пистолетов, которая хранилась в замке. Если быть до конца откровенным, то не все ее экспонаты были оформлены в полном соответствии с ирландскими законами.
— Мне нужно очень большое разрешение, — продолжил Фицдуэйн. — Или, скажем, нужно разрешение для очень большого ружья.
Килмара наконец понял, и брови его слегка приподнялись.
— Если точнее, то тебе нужно разрешение для очень большого человека.
— Сегодня ты проницателен как никогда, — согласно кивнул Фицдуэйн. — Швейцарцы, похоже, почувствовали, как сильно я нуждаюсь в защите, и решили ссудить мне Медведя.
— Скорее всего, они почувствовали запах крови и мудро предпочли, чтобы горы трупов громоздились где-нибудь за пределами территории, подпадающей под швейцарскую юрисдикцию, — заметил Килмара. — И я не могу их за это винить.
Он поднялся и заглянул в бар, который Фицдуэйн попросил установить в палате для удовлетворения страждущих. Из-за дверцы на него глянула скромная, но со вкусом подобранная коллекция бутылок. В нижней части оказался небольшой холодильник с решеткой для льда.
— Эта тумбочка показалась мне знакомой, — объяснил Килмара свое любопытство. — Тебе плеснуть?
— Пока нет, — покачал головой Фицдуэйн, ожидая, пока Килмара смешает себе хорошую порцию ирландского виски. Генерал отпил и одобрительно крякнул, возвращаясь на свой стул.
— Мне сказали, что алкоголь и пулевые ранения не слишком хорошо дополняют друг друга, — объяснил Хьюго. — Поэтому я пока пью исключительно минеральную воду. Впрочем, надолго меня не хватит.
Килмара был потрясен этой декларацией трезвого образа жизни. Ему пришлось налить себе еще одну порцию, чтобы прийти в себя. Все-таки ничто не в силах было сравниться со старым добрым ирландским виски, несмотря даже на то, что самые крупные винокуренные заводы Ирландии принадлежали теперь французам.
Посмотрев на Фицдуэйна, Килмара указал на стопку документов, лежавших на тумбочке в изголовье кровати. Стопка была толщиной дюйма в три.
— Ты читал дела, Хьюго?
Фицдуэйн кивнул.
— Наконец-то… — ответил он с легкой гримасой нетерпения. — До последнего времени мне не разрешали читать ничего серьезнее, чем приключения кролика Банни.
— Мне очень нравится, — сказал, улыбаясь, Килмара, — что ты принимаешь наши проблемы так близко к сердцу. Оказывается, нужно было тебя подстрелить, чтобы ты на чем-то сосредоточился.
Фицдуэйн едва заметно улыбнулся в ответ.
— Это действительно очень смешно, — сказал он. Затем Хьюго опустил глаза и уставился на желтоватую папку, которую держал в руках.
— Позволь мне начать с выводов. Я тут кое-что надумал…
— Валяй; — кивнул Килмара.
— Удар был нанесен тремя боевиками из японской террористической организации “Яибо” — “Лезвие меча”. Они были бы вполне заурядной компанией, если бы не их потрясающая жестокость и эффективность действий. В то время как большинство террористических организаций девяносто пять процентов своей энергии посвящают пустой болтовне, “Яибо” предпочитают действовать. Секрет их успеха, как мне кажется, таится в личности их руководителя. Это роскошная женщина лет тридцати пяти по имени Рейко Ошима.
Мотивы, двигавшие людьми из “Яибо”, — продолжал Фицдуэйн, — были ясны с самого начала. Между ними и террористической организацией под предводительством Палача, которую мы с тобой, правда, не без помощи остальных, уничтожили три года тому назад, существовала тесная связь. Если говорить о личностях, то у меня есть подозрение, что Палач и Рейко Ошима некоторое время были любовниками. Впрочем, если быть откровенным, то для такого рода предположений мне не хватает фактов.
— Пока все логично, — кивнул Килмара. — Хотя к безвременной кончине Палача было причастно несколько человек, “Яибо” выбрали тебя, поскольку именно ты больше других приложил к этому руку… в прямом и в переносном смысле. Ты, черт тебя возьми, прикончил любовника их предводительницы своими собственными руками! Это уже не просто традиции и обычаи, Хьюго. Она действительно тебя недолюбливает.
Фицдуэйн отпил немного воды.
— Все именно так и выглядело, просто и прямолинейно, но лишь до тех пор, пока я не стал читать дальше, — заметил он. — Весьма вероятно, что “Яибо” отнюдь не неистовая банда кровожадных фанатиков, какими им хотелось бы выглядеть в наших глазах. Оказывается, эта группа была замешана в серии убийств, которые очень выгодны быстро набирающей силу японской корпорации “Намака”. Твои американские друзья в Токио связывают братьев Намака и Палача.
Итак, что мы имеем… Имеем мы внешне респектабельных японских кейрецу, которые для грязной работы пользуются услугами террористической организации. Развивая мысль дальше, мы приходим к выводу, что приказ о нападении исходил из самой “Намака Корпорейшн” и не был просто маленькой прихотью “Яибо”. В лучшем случае это решение было принято совместно.
— Это предположение, — заметил Килмара. Фицдуэйн пожал плечами.
— Может быть, в суде нам бы не удалось доказать существование связи между группами “Намака” и “Яибо”, однако я в этом не сомневаюсь. Что же касается того, кто отдал приказ, я согласен — тут еще нет полной ясности. Это могли быть братья Намака, и это могла быть сама “Яибо”. Так сказать, инициатива снизу.
— А как ты сам считаешь?
— У меня пока нет твердого мнения на этот счет. Я не нашел доказательств ни одной из версии. Больше всего меня сбивает с толку то обстоятельство, что в этих бумагах, — Фицдуэйн потряс в воздухе папкой, — очень многое говорит против “Намаки”. Казалось бы, яснее ясного, что “Яибо” — самые вероятные кандидаты на роль закулисного филиала корпорации, но в большинстве рапортов, где открытым текстом, где скрытно, проскальзывает прямое указание на то, что “Намаку” следует исключить из списка подозреваемых. Черт возьми, это же огромная корпорация, почти такая же, как “Сони”, вот что важно!
Килмара позвенел в бокале кубиками нерастаявшего льда.
— Самые серьезные обвинения против “Намаки” идут из Лэнгли, точнее — от их токийского отделения. Возможно, тебе будет небезынтересно узнать, что руководит им незабвенный Шванберг.
Фицдуэйн растерянно посмотрел на него.
— Давай вернемся назад лет этак на двадцать, — предложил Килмара. — Ты тогда носился с фотоаппаратом по всему Южному Вьетнаму в надежде, что тебя убьют, и тогда ты непременно попадешь на обложку “Тайма”.
— А Шванберг в это время посылал рапорты о победном завершении операции “Феникс”, причем каждого убитого вьетнамца включал в отчет как вьетконговца, хотя большинство из них были просто мирными жителями, — подхватил Фицдуэйн. — Я думал, его вышвырнули из ЦРУ. Он был премерзким типом.
— У него слишком большие связи, — покачал головой Килмара. — К тому же подонки типа Шванберга всегда могут пригодиться. Он работал в Греции во времена “черных полковников”, потом промелькнул в Чили, а оттуда перебрался в Японию в качестве “опытного специалиста” по азиатским проблемам. И это при всем при том, что остальные его подвиги пока не стали достоянием истории! В ЦРУ немало хороших людей, однако, как ты знаешь, накипь всегда всплывает на поверхность, и от нее не всегда просто избавиться.
Фицдуэйн потер подбородок. Внезапно его лицо стало очень старым и утомленным. Килмара, внимательно за ним наблюдавший, подумал, что хотя его друг определенно пошел на поправку, однако до полного выздоровления ему было еще ой как неблизко.
— Значит, Шванберг по какой-то причине точит на “Намаку” зуб, — заявил Фицдуэйн. — И что нам это дает?
— Ты должен немного отдохнуть, а мои мальчики пока немного покопают, — предложил Килмара. — У Шванберга действительно могут быть свои планы относительно “Намака Корпорейшн”, но это не значит, что он ошибается.
— Присмотрись к нему, — попросил Фицдуэйн. — Я помню, как он вырвал язык девчонке, которую счел агентом Вьетконга — Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. А ей было всего тринадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Кеи Намака, высокий и тощий подросток, стоял рядом со своей матерью. С другой стороны стоял его брат Фумио.
Даже для своего возраста он казался слишком миниатюрным, а нога его была жестоко искалечена: примерно год назад его ударил по касательной американский джип, заблудившийся в лабиринте токийских улиц и аллей. Фумио отделался сложным переломом, кости срастались очень плохо. Лекарства, перевязочные материалы, просто нормальное питание — все, что требовалось для полного выздоровления, — оставалось совершенно недоступным. В результате физическое развитие Фумио замедлилось, и он на всю жизнь остался калекой.
Суд над военными преступниками в Токио длился два с половиной года. Вели его одиннадцать судей, представляющих три четверти населения земли. Один за другим свидетели рассказывали о геноциде, убийствах, массовой резне, о голоде в лагерях для военнопленных, “маршах смерти”, уничтожении городов и поселков, групповых изнасилованиях, пытках, казнях без суда и следствия, разработке бактериологического оружия и бесчеловечных медицинских экспериментах. Это был весьма впечатляющий и полный перечень преступлений против человечества.
В результате шесть генералов и один премьер-министр были приговорены к смертной казни через повешение.
Казнь должна была состояться в час ночи 23 декабря 1948 года в тюрьме Сугамо.
Одним из приговоренных был генерал Шин Намака, родной отец Кеи и Фумио. Их мать, Ацуко Судаи, на протяжении многих лет была его любовницей, так как официальный брак генерала оказался бездетным и не слишком благополучным. Шин Намака любил Ацуко и заботился о ней и своих детях с величайшей внимательностью.
Свидетельские показания против него были неопровержимы; он был признан лично ответственным за смерть более ста тысяч рабов-китайцев и виновным в проведении запрещенных медицинских экспериментов над военнопленными.
При всем при этом он был хорошим любящим отцом. С его арестом мир Кеи — старшего сына, особенно близкого к отцу — потерпел крушение.
Осужденных содержали в одиночных камерах в блоке 5С. В каждой камере размером восемь на пять с половиной футов было централизованное отопление, стояли стол, таз для умывания и туалет. На пол укладывался футоновый матрас и выдавались одеяла. Чтобы предотвратить самоубийство, свет в камерах не гас даже ночью, и пленники находились под неусыпным круглосуточным наблюдением.
Казнь совершалась в соответствии со стандартной процедурой, принятой в американской армии для подобных случаев.
Каждый из заключенных был заранее взвешен, чтобы можно было рассчитать достаточную высоту падения. Таблица оптимальных соотношений была определена судами, действовавшими методом проб и ошибок, еще в девятнадцатом веке. Генерал Намака весил сто тридцать фунтов и должен был падать с высоты семи футов и семи дюймов, после того как из-под его ног вышибут стул. При падении с большей высоты ему могло запросто оторвать голову петлей. При недостаточной высоте он бы медленно задыхался. В случае, если высота была выбрана правильно, петля лишь мгновенно и безболезненно ломала шейные позвонки. Ничего особо мудреного в этом не было.
Последний свой день в тюрьме осужденные провели за письмами и молитвами. Последняя их трапеза состояла из риса, мелко порубленных пикулей, супа мисо и поджаренной рыбы. Потом они выпили сакэ. За полчаса до официального начала экзекуции всех их перевели в крыло смертников. Каждый из осужденных был прикован наручниками к двум охранникам.
В центре большой камеры был воздвигнут эшафот, куда вели тринадцать ступеней. С перекладины свисали четыре петли, сделанных из манильского троса дюймовой толщины. Скользящий узел был обработан воском. Перед тем как осужденные поднимались наверх, наручники снимали, а руки тут же связывали ремнями.
Пленники поднимались на эшафот мучительно медленно. На помосте каждому из них связывали лодыжки и надевали на шею петлю, так чтобы узел приходился точно за левым ухом.
Потом в помосте открылись люки, и пол ушел у них из-под ног. Сухой резкий треск эхом разнесся по коридорам крыла смертников и был слышен даже во дворе.
Осужденных казнили двумя группами, и генерал Шин Намака оказался во второй. Он вошел в камеру с виселицей в ноль часов девятнадцать минут, а в ноль тридцать восемь старший тюремный врач официально объявил о его смерти.
Все трупы были перевезены в Иокогамский муниципальный крематорий и там сожжены в печи. Их прах развеяли по ветру…
На этом месте сон Кеи Намаки обрывался.
Он помнил, что тогда он ощутил отчаяние и пустоту, на смену которым пришла мрачная решимость выжить любой ценой.
Кеи Намака, рослый, с отлично развитой ежедневными упражнениями в зале для единоборств мускулатурой, выглядевший лет на десять моложе своего истинного возраста, испустил ужасный, исполненный горя крик. Опустившись на колени, он зарыдал, не вытирая с лица слез.
За всю свою жизнь он видел этот сон бесчисленное число раз.
Небоскреб “Намака Корпорейшн” стоял как раз напротив того места, где когда-то располагалась тюрьма Сугамо. Новый квартал, в котором были выстроены гостиница, океанарий, несколько офисов и большой торговый центр, больше не носил названия Сугамо. После открытого конкурса район получил наименование Саншайн-сити, Солнечный город.
Только скромная надпись на небольшом гранитном обелиске, установленном в крошечном скверике у подножия “Намака Тауэр”, воскрешала в людской памяти имена казненных.
Глава 8
Окружной госпиталь “Коннемара”, 1 февраля
Килмара оглядывал палату Фицдуэйна.
Фицдуэйн сидел, опираясь на подушки, в кресле рядом с кроватью. Его забинтованная грудь была прикрыта легкомысленной маечкой, и он был уже мало похож на больного. Конечно, Фицдуэйн заметно похудел и осунулся, однако в последние дни на его щеках начали появляться первые признаки румянца, а взгляд стал настороженным и острым. На майке было нарисовано семейство скунсов с задранными хвостами. Чуть ниже красовалась надпись крупными буквами: “СКУНСОВАЯ АТАКА”.
Фицдуэйн перехватил его взгляд.
— Это Медведь прислал, — пояснил он. Килмара ухмыльнулся.
— Раз уж мы заговорили об этом… как у него дела? Сержант бернской полиции Хайни Рауфман по прозвищу Медведь, огромный и грузный, как настоящий лесной исполин, был хорошо известен обоим вислыми моржовыми усами, грубоватыми манерами и страстью к крупнокалиберному оружию, которым он, как и большинство швейцарцев, превосходно владел. Он и Фицдуэйн сошлись накоротко еще в Берне во время охоты за Палачом, а потом сражались плечом к плечу в осажденном замке Данклив. После этого рано овдовевший Медведь женился во второй раз. В этом отношении Хьюго оказался в более выгодном положении. Фицдуэйн улыбнулся.
— Официально он все еще работает в бернской “Криминалполицай”, однако в последнее время ему поручили нечто поинтереснее. Я понял, что он исполняет обязанности офицера-координатора швейцарских федеральных властей. Нормальную полицейскую работу ему теперь не поручают, как и не платят нормальных денег. Наш друг занимается борьбой с терроризмом и тому подобным.
Услышав эти новости, Килмара не удивился. Медведь только внешне походил на стандартного уличного копа, который достиг своего сержантского потолка. Это был тот самый случай, когда по внешнему виду невозможно оценить умственные способности человека. Учитывая нынешнее направление работы Медведя, это могло даже сослужить ему добрую службу. На самом же деле его мозг представлял собой тонкий и точный инструмент, которым сержант пользовался с большим успехом, так что в том, что его наконец заметили и использовали, не было ничего сверхъестественного.
Может быть, он иногда бывал излишне нетерпелив. Когда Фицдуэйн впервые встретился с ним. Медведь как раз впал в немилость к начальству за то, что прошелся дубинкой по какому-то германскому дипломату, который уж очень сильно буянил в участке. Берн, будучи столицей Швейцарии, кишмя кишел дипломатической братией, хотя делать им здесь было особенно нечего, разве что знакомиться с проститутками, гулять в барах да глазеть на медведей (в зоопарке). Центром политической жизни была Женева, а деловая активность была сосредоточена в Цюрихе.
Потом Килмара вспомнил об улыбке Фицдуэйна. Его друг все еще выжидающе улыбался, и Килмара вежливо поинтересовался, не забыл ли он чего.
— Мне нужно разрешение на ношение оружия, — ответил Хьюго.
— У тебя оно есть, — ответил генерал. — Собственно говоря, его отсутствие никогда тебя особенно не беспокоило.
Килмара довольно прозрачно намекал на обширную коллекцию винтовок и пистолетов, которая хранилась в замке. Если быть до конца откровенным, то не все ее экспонаты были оформлены в полном соответствии с ирландскими законами.
— Мне нужно очень большое разрешение, — продолжил Фицдуэйн. — Или, скажем, нужно разрешение для очень большого ружья.
Килмара наконец понял, и брови его слегка приподнялись.
— Если точнее, то тебе нужно разрешение для очень большого человека.
— Сегодня ты проницателен как никогда, — согласно кивнул Фицдуэйн. — Швейцарцы, похоже, почувствовали, как сильно я нуждаюсь в защите, и решили ссудить мне Медведя.
— Скорее всего, они почувствовали запах крови и мудро предпочли, чтобы горы трупов громоздились где-нибудь за пределами территории, подпадающей под швейцарскую юрисдикцию, — заметил Килмара. — И я не могу их за это винить.
Он поднялся и заглянул в бар, который Фицдуэйн попросил установить в палате для удовлетворения страждущих. Из-за дверцы на него глянула скромная, но со вкусом подобранная коллекция бутылок. В нижней части оказался небольшой холодильник с решеткой для льда.
— Эта тумбочка показалась мне знакомой, — объяснил Килмара свое любопытство. — Тебе плеснуть?
— Пока нет, — покачал головой Фицдуэйн, ожидая, пока Килмара смешает себе хорошую порцию ирландского виски. Генерал отпил и одобрительно крякнул, возвращаясь на свой стул.
— Мне сказали, что алкоголь и пулевые ранения не слишком хорошо дополняют друг друга, — объяснил Хьюго. — Поэтому я пока пью исключительно минеральную воду. Впрочем, надолго меня не хватит.
Килмара был потрясен этой декларацией трезвого образа жизни. Ему пришлось налить себе еще одну порцию, чтобы прийти в себя. Все-таки ничто не в силах было сравниться со старым добрым ирландским виски, несмотря даже на то, что самые крупные винокуренные заводы Ирландии принадлежали теперь французам.
Посмотрев на Фицдуэйна, Килмара указал на стопку документов, лежавших на тумбочке в изголовье кровати. Стопка была толщиной дюйма в три.
— Ты читал дела, Хьюго?
Фицдуэйн кивнул.
— Наконец-то… — ответил он с легкой гримасой нетерпения. — До последнего времени мне не разрешали читать ничего серьезнее, чем приключения кролика Банни.
— Мне очень нравится, — сказал, улыбаясь, Килмара, — что ты принимаешь наши проблемы так близко к сердцу. Оказывается, нужно было тебя подстрелить, чтобы ты на чем-то сосредоточился.
Фицдуэйн едва заметно улыбнулся в ответ.
— Это действительно очень смешно, — сказал он. Затем Хьюго опустил глаза и уставился на желтоватую папку, которую держал в руках.
— Позволь мне начать с выводов. Я тут кое-что надумал…
— Валяй; — кивнул Килмара.
— Удар был нанесен тремя боевиками из японской террористической организации “Яибо” — “Лезвие меча”. Они были бы вполне заурядной компанией, если бы не их потрясающая жестокость и эффективность действий. В то время как большинство террористических организаций девяносто пять процентов своей энергии посвящают пустой болтовне, “Яибо” предпочитают действовать. Секрет их успеха, как мне кажется, таится в личности их руководителя. Это роскошная женщина лет тридцати пяти по имени Рейко Ошима.
Мотивы, двигавшие людьми из “Яибо”, — продолжал Фицдуэйн, — были ясны с самого начала. Между ними и террористической организацией под предводительством Палача, которую мы с тобой, правда, не без помощи остальных, уничтожили три года тому назад, существовала тесная связь. Если говорить о личностях, то у меня есть подозрение, что Палач и Рейко Ошима некоторое время были любовниками. Впрочем, если быть откровенным, то для такого рода предположений мне не хватает фактов.
— Пока все логично, — кивнул Килмара. — Хотя к безвременной кончине Палача было причастно несколько человек, “Яибо” выбрали тебя, поскольку именно ты больше других приложил к этому руку… в прямом и в переносном смысле. Ты, черт тебя возьми, прикончил любовника их предводительницы своими собственными руками! Это уже не просто традиции и обычаи, Хьюго. Она действительно тебя недолюбливает.
Фицдуэйн отпил немного воды.
— Все именно так и выглядело, просто и прямолинейно, но лишь до тех пор, пока я не стал читать дальше, — заметил он. — Весьма вероятно, что “Яибо” отнюдь не неистовая банда кровожадных фанатиков, какими им хотелось бы выглядеть в наших глазах. Оказывается, эта группа была замешана в серии убийств, которые очень выгодны быстро набирающей силу японской корпорации “Намака”. Твои американские друзья в Токио связывают братьев Намака и Палача.
Итак, что мы имеем… Имеем мы внешне респектабельных японских кейрецу, которые для грязной работы пользуются услугами террористической организации. Развивая мысль дальше, мы приходим к выводу, что приказ о нападении исходил из самой “Намака Корпорейшн” и не был просто маленькой прихотью “Яибо”. В лучшем случае это решение было принято совместно.
— Это предположение, — заметил Килмара. Фицдуэйн пожал плечами.
— Может быть, в суде нам бы не удалось доказать существование связи между группами “Намака” и “Яибо”, однако я в этом не сомневаюсь. Что же касается того, кто отдал приказ, я согласен — тут еще нет полной ясности. Это могли быть братья Намака, и это могла быть сама “Яибо”. Так сказать, инициатива снизу.
— А как ты сам считаешь?
— У меня пока нет твердого мнения на этот счет. Я не нашел доказательств ни одной из версии. Больше всего меня сбивает с толку то обстоятельство, что в этих бумагах, — Фицдуэйн потряс в воздухе папкой, — очень многое говорит против “Намаки”. Казалось бы, яснее ясного, что “Яибо” — самые вероятные кандидаты на роль закулисного филиала корпорации, но в большинстве рапортов, где открытым текстом, где скрытно, проскальзывает прямое указание на то, что “Намаку” следует исключить из списка подозреваемых. Черт возьми, это же огромная корпорация, почти такая же, как “Сони”, вот что важно!
Килмара позвенел в бокале кубиками нерастаявшего льда.
— Самые серьезные обвинения против “Намаки” идут из Лэнгли, точнее — от их токийского отделения. Возможно, тебе будет небезынтересно узнать, что руководит им незабвенный Шванберг.
Фицдуэйн растерянно посмотрел на него.
— Давай вернемся назад лет этак на двадцать, — предложил Килмара. — Ты тогда носился с фотоаппаратом по всему Южному Вьетнаму в надежде, что тебя убьют, и тогда ты непременно попадешь на обложку “Тайма”.
— А Шванберг в это время посылал рапорты о победном завершении операции “Феникс”, причем каждого убитого вьетнамца включал в отчет как вьетконговца, хотя большинство из них были просто мирными жителями, — подхватил Фицдуэйн. — Я думал, его вышвырнули из ЦРУ. Он был премерзким типом.
— У него слишком большие связи, — покачал головой Килмара. — К тому же подонки типа Шванберга всегда могут пригодиться. Он работал в Греции во времена “черных полковников”, потом промелькнул в Чили, а оттуда перебрался в Японию в качестве “опытного специалиста” по азиатским проблемам. И это при всем при том, что остальные его подвиги пока не стали достоянием истории! В ЦРУ немало хороших людей, однако, как ты знаешь, накипь всегда всплывает на поверхность, и от нее не всегда просто избавиться.
Фицдуэйн потер подбородок. Внезапно его лицо стало очень старым и утомленным. Килмара, внимательно за ним наблюдавший, подумал, что хотя его друг определенно пошел на поправку, однако до полного выздоровления ему было еще ой как неблизко.
— Значит, Шванберг по какой-то причине точит на “Намаку” зуб, — заявил Фицдуэйн. — И что нам это дает?
— Ты должен немного отдохнуть, а мои мальчики пока немного покопают, — предложил Килмара. — У Шванберга действительно могут быть свои планы относительно “Намака Корпорейшн”, но это не значит, что он ошибается.
— Присмотрись к нему, — попросил Фицдуэйн. — Я помню, как он вырвал язык девчонке, которую счел агентом Вьетконга — Национального фронта освобождения Южного Вьетнама. А ей было всего тринадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67