Ветер всколыхнул пламя от свечи, и оно обожгло руку графа.— Мёрд! — сказал он.— Что это значит? — спросила одна из несовершеннолетних блондинок с широко раскрытыми глазами.— Дерьмо, моя дорогая, — ответил ее лощеный одутловатый кавалер.Все засмеялись. Кроме меня, конечно. Я шлепнул комара на щеке.Де Мариньи обжег себя еще несколько раз, но умудрился все-таки зажечь все свечи под абажуром и даже канделябры. Языки пламени качались на них, как матросы на палубе «Титаника».— Вуаля, — сказал он, восхищаясь своей работой, и я подумал, что он знает французский так же, как и я, и тут начался дождь.Все гости смеялись, а некоторые леди визжали в забавной манере, которую они, наверное, считали очень женственной.— Все в дом, быстро! — закричал де Мариньи. Его черные слуги стали разбирать стол.Гости, на которых упало несколько капель дождя, бросились врассыпную, торопясь в укрытие.Я в моем тайнике сразу промок насквозь.— Мёрд, — сказал я сам себе, продираясь обратно к «бьюику».На этот раз я сидел в машине довольно долго. Потоки дождя, как очереди из пулемета, били по лобовому стеклу, барабанили по крыше. Пальмы вокруг сильно раскачивались, их листья шелестели, шурша, как наждачная бумага; ветер отвратительно свистел, разнося свежий запах цветов. Когда я закрыл окно, в машине стало жарко, и стекла запотели. Жара и дождь. Почему же я почувствовал озноб?..Если начинался дождь, мы выстилали дно воронки брезентом и, когда в него набиралась вода, пили ее, припав к краю и жадно глотая, набирали ее в наши пустые фляги. Дождь поднимал даже раненых, и мы прижимались друг к другу, думая, когда японцы снова пойдут в атаку со своими пулеметами, штыками, минометными минами...Раскат грома вдруг разбудил меня. Я был весь в холодном поту, думая, что минометная мина все же взорвалась. Мне страшно хотелось курить.Дурной знак: я курил только однажды, в те месяцы, когда я был в войсках — на островах, на Гуадалканале. Желание курить только изредка возвращалось ко мне, после того как я вернулся: изредка, как и приступы малярии, один из которых, похоже, начинался сейчас.Я открыл окно, чтобы остудить лобовое стекло. Капли дождя стали попадать в салон. Я взглянул на часы: была почти полночь. Сколько же я проспал? Может, я пропустил что-нибудь? Может, пора хватать камеру и мчаться сквозь потоки воды, текущие по улице, продираться через могучий кустарник, чтобы выяснить, как развивается карибская оргия «только для белых»?Но как раз в этот момент вечеринка закончилась: пары стали разбредаться по своим машинам — все, кроме одутловатого Кларка Гейбла и юной Бетти Грэйбл. О, счастливая пара вышла на улицу, съежившись под зонтиком, но лишь для того, чтобы быстро подняться по наружной лестнице, которая, очевидно, вела в комнаты над гаражом.Сверкнула молния, и американский Фредди тоже вышел, на ходу прощаясь с солидным пожилым гостем. Это означало одно: граф остался в доме наедине с женами британских пилотов.Может, хоть сейчас де Мариньи оправдает свою репутацию, и мне пора приготовить свой фотоаппарат.Но тут сам граф в куртке с поднятым воротником пробежал к «Линкольну», стоящему на лужайке. Он завел машину и подогнал ее прямо к ступенькам крыльца. Потом один из слуг — по-моему, Кертис — провел блондинку под зонтом к ожидавшей машине.Я улыбнулся. Похоже, я был при деле.Но в это время Кертис вошел в дом и вернулся вместе с брюнеткой. Она присоединилась к де Мариньи и их общей подруге на переднем сиденье.Отлично. Я вспомнил другие французские слова, которые я знал: «жизнь втроем».Я эскортировал «Линкольн» до Бэй-стрит, щетки яростно скребли лобовое стекло моего автомобиля. Его машина слегка покачивалась от ветра. И моя тоже, хотя она и была далеко не веса пера. Просто за стеклом бушевала настоящая буря. Дождь лил беспрестанно. Улица была наполовину затоплена; вода заливала водозаборники у обочины. Ставни окон магазинов были плотно закрыты и блестели мокрым металлом, вспыхивая время от времени серебряно-голубым при свете молний. Неон в вывеске над аптекой мерцал в ночи, как глаза привидения.Мы проехали мой отель — здесь светилось лишь несколько окон и меня ждала постель — и устремились на запад. Когда-то, века назад, по этой дороге Сэмьюэл вез меня и мисс Бристол в «Вестбурн». За «Вестбурном», окна второго этажа которого были освещены, «Линкольн» затормозил перед столбом с деревянной вывеской «Хаббардз Коттеджиз».Кажется, здесь были коттеджи, сдаваемые внаем. Я проехал мимо, но успел заметить остановившийся «Линкольн» и двух молодых женщин, быстро бегущих к дверям коттеджа. Де Мариньи так и не вылез из машины с работающим двигателем.Когда я нашел место, где развернуться, и снова проезжал мимо коттеджа, «Линкольна» уже не было.Я мог лишь вздохнуть. Видно, не этой ночью мне удастся добыть улики на графа. Де Мариньи, как вежливый хозяин, просто довез своих гостей до дома. Впереди краснели огоньки — наверное, «Линкольна», но я и не пытался их догнать.Часы показывали час ночи, и этот долгий-долгий день был позади. Я честно отработал свою тысячу долларов. Глава 6 Гроза сотрясала небо, как залпы артиллерии, превратив мою ночь в каскад горячечных снов о морских сражениях. Раз десять за ночь я просыпался и принимался бродить по комнате, и, глядя на бушующее море и беспокойное небо, боролся с желанием курить. Пальмы за окном невероятно изгибались, их черные силуэты казались синими при вспышках молний. Проклятый шторм ревел как плохой радиоприемник со сбитой шкалой настройки. Шквал сменялся слабеющим порывом ветра с барабанящим в окно дождем и возвращался вновь с оглушительными раскатами грома...Наконец батальные сны прекратились. Мне стало сниться что-то другое — что-то приятное, мирное. Я качался в гамаке, рядом прекрасная темнокожая девушка, одетая в одну только коротенькую юбочку, протягивала мне кокосовый орех. Она была похожа на Марджори Бристол, только темнее, и, когда я допил кокосовое молоко, она стала гладить мой лоб мягкой, как подушка, рукой, и тут — бум, бум, бум: артиллерийская канонада снова разбудила меня.Сидя в кровати и переводя дыхание, весь в холодном поту, я снова услышал те звуки и понял, что это просто кто-то стучит в дверь. Кто-то очень настойчивый беспардонно барабанил по моей двери. А никакой артиллерии в помине не было.Я отшвырнул простыню и пошел открывать, надевая по дороге брюки на нижнее белье, в котором спал. Я собирался негодовать, особенно, если это коридорный, пришедший убирать мой номер, по крайней мере, до тех пор, пока не взглянул на часы и не понял, сколько я спал: было больше десяти часов утра.Открывая дверь, я спросил «Да, кто там?» еще до того, как увидел его. На меня смотрело темное лицо из-под белого шлема с золотым наконечником.— Натан Геллер? — раздался голос с карибским акцентом.Я шире приоткрыл дверь. На пороге стояли два темнокожих полицейских в блестящих шлемах, белых мундирах, брюках с красными лампасами и сверкающих сапогах. Я видел таких в оперетте.— Да, это я, — сказал я. — Хотите войти, ребята? Я только что проснулся.Они торжественно вошли в мой номер, держась очень прямо. Почему я вдруг почувствовал себя так глупо?— Вам придется поехать с нами в «Вестбурн», сэр, — сказал один из них, замерев в напряженной позе.— В «Вестбурн»? А зачем?— Возникли трудности с вашим работодателем.— С моим работодателем?— С сэром Гарри Оуксом.— Что за трудности?— Мы не можем ничего больше сказать вам, сэр. Так вы поедете с нами? — Полицейский произнес все эти фразы с таким занятным багамским акцентом, что они прозвучали высокопарно, как поэзия.— Да, конечно. Дадите мне пять минут, чтобы умыться и почистить зубы?Говоривший полицейский кивнул.— Может, встретимся в вестибюле, — предложил я.— Мы подождем вас за дверью, сэр.— Ну, как хотите. — Я непринужденно пожал плечами, хотя было ясно, что случилось что-то очень серьезное.Мой эскорт разместился впереди, я — на заднем сиденье, полицейская машина тронулась с места и покатилась по мокрой и грязной Бэй-стрит. Все водостоки были забиты пальмовыми листьями. Небо по-прежнему все было в тучах, и это делало утро больше похожим на вечерние сумерки. В окно дул сильный ветер, иногда его порывы ударяли в лобовое стекло машины.Я наклонился вперед:— Ладно, ребята, в чем дело?Они как будто не слышали меня.Я повторил вопрос, и тот, который до сих пор молчал, обернулся и отрицательно покачал головой. Да, у этих черных багамских полицейских была в характере твердость — не хуже, чем у британских бобби.Ворота усадьбы были закрыты, но около них стоял темнокожий коп в белом шлеме, который быстро открыл их для нас. Полукруглая дорожка к дому была вся забита машинами, в основном черного цвета с золотой надписью «полиция» на дверях, — такими же как та, в которой ехал я.— Пойдемте, мистер Геллер, — сказал «разговорчивый» коп. Он вежливо открыл мне дверь машины, я прошел вслед за ним по ступенькам крыльца и вошел в дом, где мне сразу ударил в нос едкий запах гари, казалось, пропитавший все изнутри. Здесь что, был пожар? Оглядевшись вокруг, я заметил, что ковер на полу и деревянная лестница были опалены. И перила тоже, но не везде: как будто по лестнице спускался горящий человек, пятнами сажи отмечая свой путь...— Мистер Геллер? — раздался резкий, деловой мужской голос, который я никогда раньше не слышал. Голос англичанина.Я оторвался от изучения лестницы и увидел идущего ко мне белого, похожего на военного мужчину лет пятидесяти с оттопыренными ушами и ямочкой на подбородке. Он был одет в военного образца униформу цвета хаки, которую перерезал ремень кобуры; на голове у него высился массивный шлем с эмблемой британской королевской полиции.Этот человек был похож на очень профессионального и очень дорогого гида-проводника по сафари.— Я — полковник Эрскин Линдоп, старший инспектор полиции, — представился он, протягивая руку, которую я пожал.— Какое преступление привело сюда такую важную персону, как вы, полковник?Его лицо ищейки исказилось в улыбке, и он ответил вопросом:— Это вы — частный детектив из Чикаго?— Я.Полковник откинул голову назад так, что мог свысока взглянуть на меня, хотя я был выше его на несколько дюймов.— Не могли бы вы сообщить мне детали вашей вчерашней встречи с сэром Гарри?— Нет — без разрешения моего клиента.Удивленно вскинув брови, Линдоп шагнул к лестнице и сказал:— Тогда пойдемте со мной, мистер Геллер.Он остановился и поманил меня пальцем, будто звал ребенка.И я послушно пошел за ним, как послушный маленький мальчик.— А кто подпалил эту лестницу? — поинтересовался я.— А это как раз одна из тех вещей, которые я хотел бы узнать.Кое-где на ступеньках были засохшие куски грязи и песок. Я сказал:— Послушайте, если здесь произошло преступление, мы как раз затаптываем чьи-то следы.Но он продолжал подниматься. Наши шаги эхом отзывались вокруг.— К сожалению, здесь уже наследили до того, как я приехал. — Он вежливо улыбнулся. — Но я ценю вашу добросовестность.Что это, сарказм? С этими британскими типами никогда не поймешь.Наверху, справа от лестницы была закрытая дверь. Прямо перед нами — окно, а справа — короткий коридор. Его стены тоже были опалены вдоль пола. Здесь пахло дымом сильнее, чем на первом этаже. Линдоп взглянул на меня и кивнул, приглашая следовать за ним в комнату в конце коридора. Прямо перед выходом в самом низу оштукатуренной стены были видны пятна сажи. Внутренняя сторона белой открытой двери тоже была покрыта отметинами, а коврик за порогом был черен весь, как прямая дорожка в ад.Стоявшая посреди большой комнаты шестипанельная, с изысканным, ручной работы восточным узором ширма мешала увидеть то, что было за ней. Правый нижний угол ширмы под вышитым драконом был опален и казался его темной тенью. На платяном шкафу, расположенном слева, виднелись следы сажи. Испачкан был и дорогой ковер: весь в больших и не очень пятнах, будто кто-то разлил на нем черную краску.Здесь, в комнате, запах дыма был еще сильнее, но к нему примешивался другой, более сильный запах: сладковатый запах горелого человеческого мяса.Ощутив его, я согнулся пополам и упал в мягкое кресло рядом с колыхающимися на ветру кружевными занавесками. На письменно столе около кресла стоял телефон и лежала телефонная книга, тоже в рыжеватых пятнах.Я наклонился к открытому окну и глотнул свежего воздуха. Хотя он и был сырой, это помогло мне.— Вы в порядке, мистер Геллер? — Линдоп выглядел неподдельно встревоженным.Я поднялся на ноги. Слава Богу, я не успел позавтракать.— Извините, — сказал я. — Я хорошо знаю, что это за запах. Уже однажды слышал его в тропиках... — (Обуглившиеся оскаленные трупы японцев рядом с подбитым танком на Матаникау, сладковатый ветер шевелит невысокую траву кунаи).— Где вы служили?Я сказал.— Понятно, — ответил он.— Полковник, я — бывший полицейский и не особенно щепетилен. Но такое возвращение в тропики связано с тяжелыми воспоминаниями.Он кивнул в сторону двери:— Мы можем уйти.— Нет, — выдохнул я. — Покажите мне, что там, за ширмой...Полковник Линдоп коротко кивнул, обошел ширму, ступая по опаленному дорогому ковру, и я двинулся за ним на мою последнюю аудиенцию у сэра Гарри, который был чуть менее обычного оживлен в это утро.Он лежал на широкой двуспальной кровати, рядом с ширмой, которую, вероятно, поставил сюда, чтобы она защищала его от прохладного багамского ветра, но она не защитила его от иного.Труп сэра Гарри лежал лицом вверх. Одна рука свесилась к полу. Кожа почернела от огня, и на ней проступили красные пятна ожогов. На голове и шее виднелась запекшаяся кровь. Он был голым, но лоскутья полосатой синей пижамы говорили о том, что одежда сгорела на нем. Его глаза и пах особенно пострадали от огня. Эти участки тела были покрыты волдырями и обуглились.Поверх кровати и тела лежала деревянная рама с марлевой сеткой от москитов, большая часть которой теперь сгорела. Странно, но с этой стороны китайская ширма совсем не пострадала от огня. Но самой странной деталью во всей этой кошмарной сцене были перья из подушки, рассыпанные по всему почерневшему трупу, прилипшие ко вздувшейся, обожженной плоти.— О Господи! — вырвалось у меня. Сейчас это звучало почти как молитва.— Сэра Гарри нашел его друг Гарольд Кристи сегодня утром, — сказал Линдоп. — Около семи.— Бедный старый чудак, — я покачал головой и повторил это снова. Я старался дышать только ртом, чтобы не чувствовать запаха.— У такого сварливого старого миллионера, как Оукс, наверняка было полно врагов.— Наверняка.Передо мной была жуткая панорама места убийства. Красные отпечатки ладоней, будто нарисованные ребенком, виднелись на стене у окон по ту сторону несмятой двуспальной кровати. Кто-то с мокрыми руками выглядывал наружу. Вряд ли они были в кетчупе. Такие же отпечатки были у стены над кроватью. Все отпечатки оставались мокрыми: сырость за окном не дала им высохнуть.Кровь блестела на обеих ручках открытой двери, ведущей в другую, маленькую спальню напротив пустой кровати. Я заглянул туда — эта комната, которой, похоже, никто сегодня не пользовался, была метров пять в ширину. Спальня сэра Гарри была вдвое шире и тянулась вокруг всего дома, выходя окнами на крыльцо с южной и северной стороны.— Что ж, — сказал я. — Здесь, кажется, осталось полно улик. Эти следы огня... и кровавые отпечатки пальцев.Он ткнул пальцем в вентилятор у ног сэра Оукса.— Кажется, эта штука развеяла все эти перья над ним.— Кстати, что вы думаете о самих перьях? Какой-нибудь языческий ритуал?— Оуби, — сказал полковник.— Простите?— Так называется обычай, используемый местной магией: оуби.— И эти перья означают, что здесь были туземцы... Или кто-то хотел, чтобы мы так подумали.— А в самом деле, — Линдоп задумался, сложив руки перед собой. — Ведь сэр Гарри был очень популярен среди местного населения.На полу рядом с дверью в соседнюю комнату я заметил валяющийся распылитель.— Против комаров?Линдоп кивнул.— Средство от насекомых. Очень огнеопасно...— Его что, прикончили чем-то таким? — мрачно усмехнулся я. — Раз, и сэр Гарри — мотылек.Я заглянул в соседнюю дверь и смотрел на северное крыльцо, откуда по внешней лестнице можно было попасть на второй этаж, когда Линдоп заметил:— Эта дверь была незаперта.— Как и входная дверь вчера, когда я приехал сюда. Охрана здесь поставлена из рук вон плохо. Вы уже допросили охранников?— Нет, я даже не знал, что они здесь есть.— Двое. Одного зовут Сэмьюэл. Управляющая поместьем, Марджори Бристол, может просветить вас насчет них.Он кивнул, глядя на труп.— Она сейчас внизу. Кажется, очень переживает. До сих пор невозможно было допросить ее.Я подошел ближе, чтобы разглядеть сэра Гарри. Приступ тошноты уже прошел, и во мне проснулись старые инстинкты копа. Я наклонился над телом. Отверстия над левым ухом сэра Гарри многое мне объяснили.— Не думаю, что он умер от ожогов, — сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40