По его просьбе наш Генеральный прокурор решил вопрос кардинально: посадил всех семерых уже здесь.— И в чем их обвинили?— Да ни в чем конкретно. Поэтому с того времени у Хэллинана зуб на Фредди — тот апеллировал к «закону военного времени» и пригрозил Хэллинану публичной обструкцией, если он не выпустит заключенных.— И он их выпустил?— Неохотно. Теперь все они работают — даже трем вьетнамцам из Сайгона дали работу в китайской прачечной.Вокруг нас в помещении кафе было полно армейских офицеров: военное начальство использовало «Б. К.» как место для постоя.— С точки зрения Генерального прокурора и герцога все это делает де Мариньи идеальным кандидатом в убийцы, — сказал я.— Да, и не забывайте, что герцог лично пригласил сюда американских детективов, которые, как утверждают, игнорируют любые улики, не подходящие для обвинения моего клиента. И приказ вымыть стены в спальне Оукса — яркий тому пример.Я рассказал ему об этом по телефону вчера вечером.— Есть и другие подозрительные детали, — продолжал он. — Двое сторожей, охранявших в ночь убийства поместье Оукса, исчезли... смешались с местным населением, вероятно. Но полиция даже не попыталась найти и допросить их!Одним из сторожей был Сэмьюэл, везший меня и мисс Бристол в «Вестбурн».— Тюремный врач Рикки Оберуорт — хороший знакомый Фредди. В день ареста он осмотрел его и не обнаружил ни одного обожженного волоска.Я наклонился вперед.— Я слышал, как Баркер и Мелчен говорили, что у него полно обожженных волосков!— А вы сами их видели?— Нет.Он удивленно поднял брови.— И доктор Оберуорт тоже. А через несколько часов после осмотра, Оберуорта освободили от выполнения его обязанностей в тюрьме. Он спрашивал, почему, но не получил ответа.— Он что, не мог настоять?— Практически нет. Рикки — еврей, он скрывается тут от нацистов. Ему дали убежище в Нассау только потому, что «Багамскому главному госпиталю» нужны врачи.— И поэтому он решил, что осторожность — обратная сторона доблести?— Да. Но самое интересное то, что когда Фредди арестовали, он неоднократно просил пригласить к нему своего адвоката — сэра Альфреда Эддерли, который считается лучшим на острове специалистом по судебной защите.— Но я же читал, что Эддерли нанят, чтобы работать на обвинение!— Именно, — невесело улыбнулся Хиггс. — Мистер Эддерли утверждает, что он никогда не получал каких-либо просьб графа о защите. Поэтому де Мариньи и пришлось обратиться ко мне. Но я — юрист корпорации, не выступавший в суде и дюжины раз...— Вы поражаете меня своей скромностью, мистер Хиггс. Но почему граф обратился именно к вам?Он пожал своими широкими плечами.— Я представлял его интересы в нескольких менее важных делах. Мы — друзья по яхт-клубу. Когда я предложил ему нанять лучшего юриста Англии или США, он предпочел, чтобы его защищал я.— Похоже, ваш друг доверяет вам.— Да, но самое главное — то, что я убежден в его невиновности. Фредди сказал, что в любой момент, когда у меня возникнут сомнения в этом, я могу оставить дело.Официант принес наши заказы. Мой состоял из яичницы-болтуньи и тостов. Хиггс взял себе овсяную кашу с кокосовым молоком.— Мистер Геллер, — произнес он, помешивая кашу. — Мне очень приятно, что мы будем работать вместе. Надеюсь, помощь детектива с такой репутацией, как ваша, поможет мне выиграть первое серьезное уголовное дело.— Я сделаю все возможное. Но сейчас мне хотелось бы поделиться с вами кое-какими соображениями по поводу места убийства. Вчера я снова побывал там с моим другом-репортером.— С другом-репортером?— Это известный писатель — автор детективов из Америки. Его зовут Эрл Стенли Гарднер.Хиггс просиял.— Как же, Перри Мейсон! Хоть сейчас могу привести пару цитат. Тем не менее, нам следует быть аккуратными в отношении того, к какой информации, полученной в ходе наших расследований, можно давать доступ мистеру Гарднеру. Это дело и так уже вызывает повышенное внимание со стороны американской прессы — так пусть он представляет в ней нашу позицию.— Решено.Он отодвинул недоеденную кашу на край стола и дотронулся салфеткой до губ.— Почему бы вам не поделиться своими мыслями по пути?— По пути?— Да, я думаю, настала пора посетить нашего общего клиента.Начальником тюрьмы в Нассау оказался усатый, одетый в мундир цвета хаки канадец по имени Миллер. Он провел меня и Хиггса по узкому холодному коридору и остановился перед одной из четырех дальних камер. Отперев дверь, он впустил нас внутрь, закрыл дверь и ушел.Единственное, что можно было сказать о камере де Мариньи, — это то, что она не казалась мрачным подземельем. Напротив, это было ослепительно яркое подземелье. Две электрические лампочки — ватт по 500 каждая — висели под высоким куполообразным потолком и освещали каждый выступ на белых стенах этого немалого — 12 метров в длину и 8 — в ширину — склепа. Пол здесь был сделан из неровно подогнанных каменных плит, а в противоположной от двери стене находилось решетчатое окно, расположенное слишком высоко, чтобы из него можно было выглянуть наружу, но, тем не менее, пропускавшее в камеру свежий воздух.Из мебели в камере были армейская койка у стены и табурет, на котором возвышался помятый эмалированный таз. В одном из углов стояло большое оцинкованное ведро без крышки, служившее для отправления естественных потребностей и наполнявшее камеру характерным запахом.Бородатый де Мариньи в желтой шелковой рубашке и темных брюках без ремня стоял у стены как высокий печальный дьявол. Очевидно, он был слишком большим для того, чтобы поместиться на складной койке, на которую он сейчас указывал.— Прошу садиться, джентльмены, — сказал он. Странно было слышать его изысканный французский акцент в таком месте. — Я предпочитаю стоять.— Как они обращаются с вами, Фред? — спросил Хиггс.— Нормально. Капитан Миллер — честный человек. А это кто? — спросил он, указывая на меня. — Я где-то видел вас. Точно, я видел вас в «Вестбурне». Вы — полицейский!— Нет, — сказал Хиггс, махнув рукой. — Это — Натан Геллер, Фредди. Он — тот американский детектив, которого наняла ваша жена.Теперь граф улыбнулся, но в уголках его широких чувственных губ затаилось что-то недоброе.— Как же, вы — тот, кто дал на меня показания. О том, что я был у «Вестбурна» в ночь убийства.— Вообще-то, я оказал вам услугу.— Да? Может, объясните, какую?Я пожал плечами.— Я подтвердил вашу историю. Те жены пилотов ВВС могли потом сдать вас.Он задумался над этим, и его улыбка стала почти искренней.— Я об этом не думал. А вы думали, Годфри? Хиггс сказал «да».— Садитесь, садитесь, — вдруг засуетился де Мариньи, превращаясь в заботливого хозяина.Мы с Хиггсом сели на его койку.— У вас есть сигареты, Годфри? Мои закончились.Хиггс дал ему сигарету и поднес серебряную инкрустированную зажигалку. Де Мариньи жадно затянулся и с облегчением потряс головой.— Принесите мне сигарет, Годфри. Можно даже американских.— Хорошо, Фредди, — сказал адвокат. — Я подумал, вам и мистеру Геллеру стоит встретиться. Он будет важным членом нашей команды защиты.— Он выслеживал меня из кустов, — с самодовольной улыбкой сказал де Мариньи. — А теперь будет работать на меня — искать улики, искать настоящего убийцу. Ничего себе поворотик.— Если позволите, граф, — сказал я. — Я нахожу весьма интересным, что вы так невозмутимо относитесь ко всему этому.Он снял таз с водой с табурета и сел. Он был похож на длинноногого, неуклюжего фермера, от которого отвернулась удача. Слегка нахмурившись, он сказал:— Прежде всего, мистер Геллер, — можно, я буду звать вас Натан?Нат.— Нат! Прежде всего, не называйте меня графом, Нат. Я никогда не пользовался этим титулом, и я постоянно прошу местную прессу не обращаться ко мне так. Но все мои жены настаивали на таком обращении.— Какая же женщина откажется, чтобы ее называли графиней, — сказал я.— Вы очень понятливы, Нат. Так вот, я так спокоен потому, что я невиновен. Я не совершал этого преступления и, надеюсь, вам не составит труда доказать этом.— Вот это вряд ли — здесь все подтасовано против вас... и нас, — покачал головой Хиггс. — Хэллинан и, возможно, сам герцог используют все свои связи...— Мошенники, — с чувством произнес де Мариньи. Он затянулся и улыбнулся мне.— Вы щуритесь?— Здесь чертовски яркий свет.— В этом тоже есть своя польза: удобно следить за крысами, тараканами и пауками. Конечно, здесь немного тяжело спать, ведь они не уходят отсюда на ночь. Еще я хочу извиниться за этот отвратительный аромат... Мне никогда еще не приходилось спать с собственными испражнениями под носом.— Что за черт, — сказал я. — Впервые слышу слово «испражнения» в тюрьме.Он внимательно посмотрел на меня и засмеялся.— Очаровательное чувство юмора. У вас сомнительные манеры, но вы, бесспорно, настоящий американец.— Бесспорно. Почему вас так ненавидел Гарри Оукс?Я заготовил де Мариньи подвох, но он легко обошел его.— Потому, что его бесило, что я занимался сексом с его дочерью.— А, — сказал я. — До или после свадьбы?Он снова широко и ехидно улыбнулся.— Я никогда не занимался с ней сексом до свадьбы.Явное вранье, но я промолчал: старался улучшить свои манеры.— Через несколько месяцев после венчания, — сказал он, — мы были в Мехико-сити, где Нэнси подхватила брюшной тиф. Кроме того, она нуждалась в сложной зубной операции. У нас с ней одна группа крови, поэтому я мог сдавать свою кровь для переливания. Но еще через несколько месяцев, из-за продолжавшейся болезни, по настоянию врачей она сделала аборт.Де Мариньи прервался, чтобы снова затянуться. Все его небрежные манеры сейчас исчезли.— Юнис и Гарри почему-то подумали, что я изнасиловал Нэнси в Мехико-сити, ну, залез к ней в постель в перерыве между переливаниями, и «подверг насилию» свою жену! Оукс пришел в ярость, он назвал меня сексуальным маньяком. Ничего из того, что говорила ему Нэнси, не могло разубедить Гарри. Это был очень странный, грубовато-эксцентричный человек, знаете ли.— Конечно, — сказал я, думая, что вообще все это очень странно.— Но это было только начало, — слабо усмехаясь сказал де Мариньи. — Вскоре Нэнси отправилась к дантисту в Нью-Йорк, для операции. В то время мне требовалась операция на миндалинах, поэтому мы остановились в одном отеле, в соседних номерах. Но сэр Гарри узнал об этом и ворвался к нам в номер как бешеных бык. Он, без сомнения, ожидал застать там дикую оргию. Затем угрожал выставить меня вон. Я сказал, чтобы он убирался, или я сверну ему шею.— Не самый удачный выбор слов, — сказал я, но до де Мариньи дошло; он вздохнул и продолжил:— С тех пор между нами — холодная война. В марте сэр Гарри вломился ко мне в дом, чтобы забрать Сидни, своего сына-тинэйджера. Я не виноват, что парню больше нравится общаться с сестрой и со мной, но сэр Гарри посчитал, что я разбиваю сыновнюю привязанность, — он пожал плечами. — Это был последний раз, когда я видел сэра Гарри.— Послушайте, майамские копы утверждают, что у них есть ваши отпечатки из «Вестбурна».— Ерунда, — сказал он, взмахивая рукой, будто собираясь шлепнуть муху. — Я не был в «Вестбурне» больше двух лет. Если они и нашли там какие-то отпечатки, так это те, которые я оставил во время допроса.Хиггс нахмурился.— Мне говорили, Баркер — эксперт по дактилоскопии.— Этот парень — эксперт по резиновым шлангам. Какой он дактилоскопист, — сказал я.— Вы думаете, американцы ведут нечистую игру? — спросил де Мариньи.— Возможно. Что, тупые, как бревно? Конечно. Они «выбрали» вас в убийцы и теперь отметают все, что не вписывается в их сценарий преступления.— С помощью Хэллинана, без сомнения, — горько сказал де Мариньи. На миг с него слетела маска самоуверенности. — Дома, на Маврикии, мы принимаем таких человечков за тех, кто они есть: профессиональных подхалимов. У них не хватает способностей, чтобы добиться успеха в жизни; они не годятся для дипломатической службы и заканчивают тем, что перебиваются кое-как на каком-нибудь заброшенном острове, убеждая всех, что они — очень важные персоны.— Простите мое невежество, — сказал я. — Но что такое Маврикий?Де Мариньи посмотрел на меня с жалостью. Должно быть, для него было загадкой, как таких невежественных болванов еще носит земля.— Маврикий — моя родина. Остров в Индийском океане: британское владение, но с населением, говорящим по-французски; с французскими традициями и обычаями.— А, — сказал я. Чертовски трудно было быть таким тупым американцем.Арестант снова поднялся на ноги. Он опять попросил у Хиггса сигарету, тот дал ему прикурить, и тогда де Мариньи задал вопрос, которого я давно ждал.— Вы что-нибудь слышали о моей жене? Нэнси уже прилетела в Нассау?Хиггс кивнул.— Она прилетела вчера вечером. Я надеюсь, вы увидитесь с ней сегодня.— Хорошо. Хорошо. Она осталась со мной, знаете ли.— Я знаю.— Редкая женщина... особенно для американки. Она — глубокая натура. Большинство американских девушек только хихикают... так мило... Никакой врожденной сдержанности европейских женщин. Никакого влияния культуры. Поэтому так быстро и устаешь от них, конечно.— Конечно, — сказал я.Он повернулся ко мне с широкой снисходительной улыбкой.— Я вам не особенно нравлюсь, а, Нат?— Почему мне должно нравиться, что вы женились на деньгах вашей жены, Фред?Улыбка исчезла, и он просто стоял передо мной, будто ждал, что сейчас распахнется дверь, и он шагнет за порог. Что, впрочем, могло произойти уже в ближайшем будущем: убийство считалось в Нассау серьезным преступлением. За него вешали.Звук поворачивающегося в замке ключа послужил сигналом того, что время нашей встречи истекло.— Мистер де Мариньи, — сказал капитан Миллер. — Ваша жена здесь и хочет видеть вас. Я подумал, может, вам захочется встретиться с ней в моем кабинете.Де Мариньи не скрывал своего восторга.— Вы очень добры, капитан.Мы с Хиггсом пошли вслед за арестантом и начальником тюрьмы в его кабинет, где ждала большеглазая Нэнси, которая засветилась от радости при виде мужа. Она была очень красива тогда, в белом с голубым платье, с черными волосами, перехваченными сзади белой лентой.Я думал, Нэнси де Мариньи — высокая женщина, до того момента, как она обняла гиганта де Мариньи. Он тоже нежно обнял жену, и она едва сдержала слезы. Потом они стали смотреть друг другу в глаза.— Как тебе моя борода, дорогая? — спросил он, поглаживая подбородок и дьявольски улыбаясь.— С ней ты выглядишь злым, — сказала Нэнси.Казалось, он был потрясен.— Мне ее сбрить?Она повернулась ко мне. Мы с Хиггсом стояли в отдалении, но она все равно спросила:— Как вы считаете, мистер Геллер?Я выглянул из-за каменной стены коридора.— Обязательно. Избавьтесь от нее. Полицейские уничтожают улики — что ж, почему бы и вам не сделать того же?— Ну, и что ты думаешь о нашем американском сыщике? — спросила Нэнси.— Он как раз такой, какими я представлял себе американских сыщиков, — вежливо сказал де Мариньи.Ее глаза вспыхнули.— Я знала, что он тебе понравится! Но ему нужна машина, Фредди... Как насчет «шевроле»?— Конечно... да, Нат, подойдите сюда на минутку.Я подошел к нему.Он прошептал:— Вам понадобится бензин. Мой человек на ферме, Кертис Томпсон, проследит, чтобы он у вас был, когда бы ни понадобился. Нэнси расскажет вам, как с ним связаться.— Левый бензин, Фредди?— Нет! Неужели вы ожидали меньшего от человека с такой репутацией как у меня?Де Мариньи и Нэнси исчезли в кабинете Миллера. Добряк капитан закрыл за ними дверь.— Хорошо, здесь хотя бы нет сэра Гарри, — заметил я.— Почему это? — спросил явно смущенный Хиггс.— Ему пришлось бы ворваться туда... Глава 12 — Сорок семь минут, — сказал Гарднер, взглянув на часы.Мы стояли на балконе моего номера в «Британском Колониальном», а в большой стеклянной пепельнице у наших ног догорали два куска материи. Со стороны это, наверное, выглядело так, будто мы совершаем нечто вроде колдовского обряда: из-под ног клубился черный дым, и теплый утренний бриз лишь слегка разбавлял едкий запах горящей ткани. Той самой ткани, образцы которой мы взяли из «Вестбурна», и кусочки которой теперь уже обуглились.— То есть примерно столько времени прошло, прежде чем кровать сэра Гарри обгорела так же, — сказал я.— Да, — согласился Гарднер, широко раскрытыми глазами глядя из-под золотых очков. — Я думаю, мы должны узнать, сколько будут гореть такие же кусочки, если их пропитать бензином или керосином: надо посмотреть, будет ли разница?Полковник Линдоп щедро снабдил нас лоскутками ткани со второй, нетронутой огнем кровати в комнате сэра Гарри.— Хорошо, я могу пригласить сюда экспертов, — сказал я. — Или отослать остальные образцы в лабораторию в Чикаго. Главное, мы выяснили: убийца или убийцы пробыли в спальне Оукса не менее сорока семи минут.— Не обязательно, — сказал Гарднер, качая головой. — Может, они ушли, когда огонь еще горел.— Но они же не могли рассыпать перья по телу Оукса до того, как сожгли его пижаму и положили тело на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40