За ним Сэмьюэл придержал лошадей, и они легким шагом обогнули ярко-зеленую площадку для гольфа, с которой начиналась большая лужайка перед поместьем Оукса. Сам дом не был виден с дороги, но на то, что он был здесь, указывал черный стальной забор с белыми каменными столбами и черными стальными воротами, на которых металлические буквы в стиле рококо гласили: «Вестбурн». Створки ворот были прикрыты, но замка не было видно, и Сэмьюэл, спрыгнув с повозки, открыл одну из них. Потом он снова влез на козлы, натянул поводья, и мы тронулись дальше. Он и не подумал вернуться назад и закрыть ворота.Мы катились по дорожке в форме полукруга через безупречно подстриженную лужайку с яркими клумбами, прятавшимися, как цветы в волосах хорошенькой девушки. Вездесущие пальмы лениво склонялись, будто жестикулировали, указывая на большой приземистый дом впереди.Нью-Провиденс — длинный узкий остров — двадцать одна на семь миль — и дом в поместье Оукса повторял его форму. Он был таким же широким с запада на восток и узким с юга на север. Длинный фасад (или это был торец?) похожего на гасиенду дома делал незаметной высоту двух его этажей, и из-за этого все здание казалось ниже, чем оно было на самом деле. Честно говоря, легендарный дом сэра Гарри напомнил мне придорожный отель.«Вестбурн» оказался удивительно нескладным серым оштукатуренным строением, окруженным кустарником; с белыми ставнями, красноватой крышей и решетками, по которым вился бугенвиль. Балкон, опоясывавший все здание, служил одновременно навесом над галереей, оканчивающейся справа от заднего крыльца, где сквозь распахнутые двери нескольких гаражей виднелось несколько дорогих машин. С другой стороны здания я заметил открытую деревянную лестницу с решетчатой баллюстрадой, с помощью которой можно было попасть на балкон, в комнаты второго этажа.Тот, кто жил здесь, наверное имел кучу денег — в этом пляжном домике было пятнадцать или двадцать комнат. Но у того, кто жил здесь, вряд ли был вкус. Марджори Бристол ошибалась: может, название «Вестбурн» и звучало грандиозно, но у этого неуклюжего поместья с его ухоженными садиками был самый обычный вид.Сэмьюэл улыбнулся мне, я дотронулся до своей шляпы, благодаря его, и он повел свою лошадь с повозкой обратно к воротам.— Он, кажется, славный парень, — сказал я.Я снова надел пиджак и опять тащил свою сумку.— Это точно, — отозвалась мисс Бристол.Ведя меня к широкому переднему крыльцу, она показала рукой вправо.— Там теннисные корты. И бассейн тоже.Теннисные корты виднелись среди пальм, но бассейна нигде не было видно.— Зачем вам нужен бассейн, если под боком океан? — спросил я.— Мне не нужен, — ответила она и улыбнулась.Дверь главного входа была не заперта, и мисс Бристол вошла в дом. Я последовал за ней. Внутри оказались темные деревянные и оштукатуренные стены с рисунками и гравюрами на морскую тематику. Потолок был выше, чем я ожидал, глядя на дом с улицы. Лестница без перил вела в спальни наверху. Слева я мельком увидел столовую с шикарно выглядевшей мебелью в викторианском стиле и большим восточным ковром, достаточно большим, чтобы улететь на нем. Везде были вазы со свежесрезанными белыми цветами.Мисс Бристол поняла, что я заметил цветы, и сказала:— Это для леди Юнис. Она любит лилии. Даже когда ее здесь нет, я ставлю свежие цветы.Наши шаги эхом отзывались на паркетном полу, где я видел свое отражение, глядя вниз. Интересно, кто полировал пол? Тоже мисс Бристол, или она занималась только административными делами?Мы прошли мимо открытой двери в ослепительно белую в современном стиле кухню на широкое чисто вымытое крыльцо. Здесь была кое-какая мебель из ротанга и пальмы в горшках; на склоне заднего двора, спускающегося к пляжу с белым песком и синему океану, виднелись лилии.Мисс Бристол задержалась на крыльце и подарила мне еще одну из своих редких, но от того не менее ценных улыбок.— Вам пора встретиться с сэром Гарри, — сказала она. — Пожалуйста, оставьте вашу сумку здесь.Мы спустились с крыльца, и я услышал пыхтение и жужжание, которые не были шумом прибоя.— А вот и сэр Гарри, — сказала она. Она уже не улыбалась, но в ее ореховых глазах играл озорной огонек. — Он сейчас, знаете ли, забавляется со своей любимой игрушкой.Я не знал, но скоро все понял. Пальма, которая росла между тем местом, где стоял я, и окном, вдруг опрокинулась, как тростинка.Я не сразу заметил массивную цепь вокруг основания дерева, которое было буквально вырвано с корнем небольшим красноватым трактором. Его колеса методично рыхлили аккуратно подстриженную траву, а трактор тащил за собой пальму с корнями, облепленными свисающими комьями земли, как лошадь тащит упавшего наездника. Только «наездник» — водитель трактора — и не думал падать. Он дергал рычаг переключения скоростей, переводя трактор на рыкающую нейтральную скорость, и подпрыгивал на своем сиденье, как лягушка.Сэр Гарри, одетый в шляпу с широкими, опущенными вниз полями, красную с черным куртку, брюки для верховой езды цвета хаки и высокие сапоги оказался маленьким, но властным человеком с властным брюшком, которое он почесывал, пока шел ко мне.— Проклятые деревья! — сказал он. Его неприятный, режущий слух голос перекрывал грохот трактора. — Какого черта иметь океан под окном, когда ни черта не видно из-за этих дурацких деревьев!Моей первой мыслью было, не оскорбляет ли его непристойная речь мисс Бристол, но когда я повернулся, рядом никого не было. Потом я заметил ее — уже на полпути к дому.Сэр Гарри сбросил шляпу и вытер лоб тыльной стороной рабочей перчатки, оставив на нем грязную полосу.— Вы — Геллер?У него были коричневые, волнистые волосы, лишь слегка тронутые сединой. Совсем молодые волосы над изрезанным морщинами лицом — лицом старика. У сэра Гарри были темные, широко посаженные свирепые глаза и выдающаяся вперед воинственная челюсть, которая придавала ему злобный вид. У него был луковицеобразный, похожий на шарик оконной замазки нос, который, казалось, вот-вот дотронется до тонких сжатых губ.Но вообще-то сэр Гарри был даже чем-то симпатичен мне, какая-то эксцентричная дурацкая симпатия, знаете ли. Сейчас его гонкие губы искажались в вымученной улыбке.— Люди думают, что я ненавижу деревья, потому что я всегда выворачиваю их к такой-то матери трактором. — Он остановился и ткнул меня в грудь своим толстым пальцем (рабочих перчаток на нем уже не было).— У меня есть трактор и побольше, чтобы вырывать эти ублюдочные деревья.— Не сомневаюсь.Мы снова двинулись вперед. Волны прибоя легко накатывались на берег, и мне казалось, будто мы шли мимо живописной открытки, вдруг ставшей реальностью. Но несколько маленьких отвратительных крылатых сукиных детей пытались пообедать мною.— Москиты, — сказал сэр Гарри и прихлопнул одного на щеке. Это был увесистый удар, будто он отвечал на личное оскорбление. — Они безвредны, если убьешь их.Вот это да, настоящий трюизм!Но тут он снова заговорил о деревьях.— Я собираюсь посадить сегодня пару пальм, — произнес он, примирительно махая рукой. — Я люблю, чтобы деревья росли там, где хочу я. Я хочу, чтобы они не мешали мне, черт побери. Не заслоняли мне дурацкий обзор. Понимаете?— Понимаю, — ответил я.— И что вы думаете о моем острове?Он был по меньшей мере прав на треть: мисс Бристол упоминала, что Оукс владел третью острова Нью-Провиденс.— Очень симпатичный, — сказал я, целя в москита и сильно шлепая себя по щеке.Он остановился и уставился на океан, как будто океан был тоже его владением.— Это Кэйбл Бич, где проходят подводные телефонные кабели и соединяют нас с цивилизацией. Иногда мне кажется, что все это — какая-то дурацкая ошибка.— У вас есть на то основание.Сэр Гарри снял шляпу и принялся отгонять ею москитов. Он опять улыбнулся своей скупой улыбкой.— А что вы думаете о моей маленькой мисс Бристол?— Очень полезная эффектная молодая особа.— Это точно. А хорошенькая у нее черненькая попка, а?Как бы я не восхищался задом мисс Бристол про себя, этот предмет не вдохновлял меня на дискуссию.— Ты не так меня понял, парень.Мы опять остановились, и он покровительственно положил руку мне на плечо. Его жадные маленькие глазки превратились в узкие щели, а дыхание стало горячим, как печка. Моя профессиональная наблюдательность детектива подсказала мне, на завтрак он ел сыр и омлет с луком.— Я никогда и пальцем не дотрагивался до этой девочки, — отрезал он. — И никогда не дотронусь. Она умна, предана мне, знает свою работу и кое-что еще! Ты должен запомнить одну вещь, сынок.— Какую?— Никогда не трахай наемную прислугу!— Постараюсь это запомнить.Я старался говорить ровным голосом, но его внимательные глаза золотоискателя все равно впились в мое лицо в поисках признаков иронии.— Ты, кажется, еврей, парень?— Вообще-то я не исповедую веру, но мой отец — еврей. Какие-то проблемы с этим, сэр Гарри?Его смех был оглушительным.— Черт, нет. Но здесь, в Нассау, есть масса узколобых фанатиков. Когда на маленьком острове собирается столько негров и так мало белых, расизм всегда показывает свое уродливое лицо.Сказанные человеком с таким лицом, как у него, эти слова поражали своей логичностью.— Дело в том, Нат... Можно, я буду звать тебя Нат?— Конечно.— Да, а ты называй меня Гарри. Черт с этим дерьмовым «сэром». Мы же будем хорошими друзьями, верно?— Хорошими.Мы снова двинулись вперед. Москиты продолжали кусать меня, а прибой неумолимо набегал на берег и отступал назад.— Дело в том, Нат, что на острове тебе придется побывать в разных местах... Особых местах.— Вы имеете в виду, куда не пускают евреев?— Точно. Для меня любой человек — это человек.Я признаю только одну религию — золото. Но о Господи! Не говорите моей жене, что я сказал так. Юнис верит во всю эту чепуху о загробной жизни.— Гарри, как я смогу выполнить для вас работу в Нассау, если свободы здесь ограничены?— Легко. Этот чертов Нассау — мой, Нат. В доме у меня есть для тебя специальная карточка. В ней говорится, что ты — мой гость. В городе нет ни одного клуба, ресторана или отеля, куда бы тебя с ней отказались впустить.— А, если так...— Кроме того, ты не похож на еврея.— Вот здорово, спасибо, Гарри.— Ты похож на чертового ирландца с этими рыжими волосами.Он положил руку мне на плечо в то время, как наши ноги мягко ступали по белому песку.— Ты хороший парень, Нат. А теперь я расскажу тебе о нехорошем парне, этом ублюдке — моем зяте.— Зяте? Так вот в чем дело? Какая-то семейная ссора?— Ты не женат, Нат?— Нет.— Так, значит, у тебя нет детей — по крайней мере, о которых ты знаешь, ха-ха. — Он грубо засмеялся. — Что ж, когда у тебя будут дети, я гарантирую тебе одно: они разобьют твое чертово сердце.Я ничего не ответил. Он снял руку с моего плеча. В этот момент ему даже не требовался его замечательный отпрыск: стальные глаза Оукса сделались мокрыми.— Ты отдашь им все, все. А что они дают тебе взамен? Чертово разбитое сердце.Оказалось, Нэнси — его «чертова любимица» меньше года назад выказала свою признательность за безграничную щедрость папочки, выйдя замуж «за этого проклятого жиголо — охотника за состояниями».— Знаешь, сколько лет ей было, когда он начал... Он запнулся, но затем слово вырвалось у него само.— Трахать ее! Семнадцать. Семнадцать! А он, елейный ублюдок, был вдвое старше...Я ничего не сказал, только шлепнул москита на рукаве пиджака. На этот раз я попал, и на пиджаке осталось небольшое кровавое пятно.— Он хочет, чтобы его называли графом, этот де Мариньи.Пока он говорил, я не мог понять, как звучит эта фамилия: у него это получалось «ди Махрини».— Проклятый плэйбой — яхтсмен. Он дважды был женат, жил за счет своих жен.Оукс остановился, сел на песок. Уставился на темных пеликанов, которые пикировали на море в поисках ленча. Было около полудня, и мне тоже не мешало бы пообедать. Я сел рядом с ним.— Мы всегда были так близки, Нэнси и я... Она любила слушать мои рассказы о тех днях надежд... говорила, что хочет написать мою биографию, когда вырастет. — Он засмеялся почти тоскливо. Странно было слышать такой смех этого тертого калача. — Может, не стоило разрешать ей вольности в таком раннем возрасте. Эту поездку в Англию, чтобы учиться танцам. Она ходила в школу в Лондоне, а потом — в Торрингтон Парк. У нее были частные учителя по танцам и искусству. У нее было все, что она хотела. В ее четырнадцатый день рождения я сделал ей особый подарок: я разрешил ей год не учиться и отправился с ней и ее матерью в круиз по Южной Америке. А там я подарил ей что-то особенное...Он, наверное, хотел, чтобы я спросил «что», и я спросил:— А что это было, Гарри?Он взглянул на меня и улыбнулся шире, чем, казалось, могли улыбнуться его тонкие губы. Я подумал, что его пергаментная кожа лопнет.— Я взял ее в Долину Смерти, Нат. Ну, конечно, о чем же еще могла мечтать юная девушка?Он уставился на песок и принялся чертить на нем линии пальцем.— Мы повторили мои странствия тех времен, когда я искал золото и чуть не загнулся там. Я по-своему учил ее... Показывал ей, чего стоило заполучить все это. И я думал — я думал, может, потом у нас появится какое-то взаимное уважение...Пеликаны кричали, будто издевались над ним.— А потом она бросила меня ради этого лягушатника.Сейчас он был больше похож на отвергнутого просителя, чем на любящего отца, но я не сказал это вслух.Его лицо снова превратилось в горькую маску.— Я послал ее в Калифорнию на каникулы, хотел, чтобы она уехала от этого вкрадчивого сукина сына. Но он полетел туда и встретился с ней... Всего два дня, как она стала совершеннолетней. Два маленьких дня ей было восемнадцать, а потом он женился на ней в Нью-Йорк Сити.— Это было тяжело для вас, Гарри?Он уставился на океан пустым взглядом.— Я старался устроить все как можно лучше. Предлагал им деньги. Предложил ему землю. Работу. А он послал меня к черту. Гордый ублюдок! Как будто деньги ничего не значат... Как будто ему все равно, что я умру, и Нэнси унаследует миллионы...Он сжал горсть песка, как будто хотел задушить его, но песок лишь просыпался между его толстыми пальцами.— Теперь этот сукин сын пытается столкнуть меня с Сидни!— С Сидни?— Это мой сын! Он впечатлительный мальчик, а этот французик говорит так гладко. Он такой... чертовски очаровательный.В этом слове сквозил сарказм.— С этими его яхтами и россказнями о Европе и его фальшивым титулом...Сэр Гарри, должно быть, знал все о фальшивых титулах. Он погрозил кулаком океану.— Он настроил Сидни против меня! Ублюдок! Грязный ублюдок!Обветренное лицо сэра Гарри залилось румянцем.— А потом, это последнее оскорбление... Он заставил Нэнси написать это жестокое письмо ее матери. Написать, что она порывает с нами «до тех пор, пока» мы не примем ее обожаемого супруга обратно в лоно семьи...Я рискнул коснуться рукава его рубашки.— Гарри, похоже, ничего нельзя сделать с этим злосчастным сукиным сыном.У него даже ноздри покраснели.— На этот раз можно! — Его глаза сузились, а тонкий рот искривился в усмешке, когда он наклонился ко мне и таинственно зашептал: — Моя дочь сейчас проводит лето с матерью в Бар Харбор. Изучает там танцы и какие-то дурацкие штуки. А знаешь, чем занимается этот проклятый гулящий французик каждую ночь, пока его жены нет рядом?— Нет, Гарри.Он откинул голову назад и проревел:— Снимает девок!Расшнуровывая ботинок и вытряхивая оттуда песок, я размышлял, все ли баронеты Британской империи так красноречивы.Он схватил мою руку. Его хватка была как тиски.— Я хочу, чтобы ты добыл улики против этого складно говорящего ублюдка!— Улики?Он говорил сквозь сжатые зубы, ехидно улыбаясь.— Я хочу, чтобы ты достал мне кучу откровенных снимков, на которых был бы этот фальшивый граф, чтобы я мог бы бросить их в лицо моей дочери, и она упала бы в обморок!Пока Оукс гоготал над своим гениальным планом, я мысленно поставил его в номинации «Отец года» на первое место.— Мистер Оукс... Сэр Гарри... Я обычно не занимаюсь такого рода работой...Он сердито покосился на меня — хотя с его рожей трудно было определить, смотрит ли он сердито.— Не нужно этих высоких фраз, Геллер. Я проверил тебя. Я знаю твою репутацию.Он опять ткнул широким пальцем в мою грудь.— Почему, черт возьми, ты думаешь, я позвал тебя сюда?Я схватился за воздух ладонями.— Да нет, мое агентство просто живет делами о разводах. Просто я не занимаюсь этим лично. — Тут я гордо ткнул себя в грудь сам. — Я президент своего агентства, мистер Оукс...Он фыркнул от смеха.— Черт, парень, сэру Гарри Оуксу не нужен неквалифицированный ассистент — мне нужен главный детектив, понятно! Ты бы послал этому чертову Генри Форду своего помощника?— Конечно, нет, сэр Гарри...Он положил руку на мое плечо.— Просто Гарри, Нат.— Отлично. А почему бы вам не нанять какого-нибудь местного сыщика? Зачем посылать за мной, в Чикаго, когда...— Здесь, в Нассау, только два частных детектива Нат. И обоих хорошо знает этот «граф» Альфред де Мариньи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40