— Мой отец... на самом деле не отец мне, — сказала она. — Я люблю его, но... он женился на моей матери, когда она была беременна мной. Мой настоящий отец — какой-то богатый белый человек. Я не знаю, кто он, и я никогда не узнаю этого. Но поэтому я и выгляжу вот так. У мамы тоже светловатая кожа. Папа... тоже не очень темный, поэтому мы живем «по эту сторону стены».— По эту сторону стены?— В Грант-таун бетонная стена отделяет нас, мулатов, от тех, кто темнее.— И на социальной лестнице вы тоже стоите выше, как я понимаю?Она кивнула.— У нас хороший дом. Два этажа. Нет электричества и водопровода, и в нем не так удобно, как в «Вестбурне», но, все равно, он довольно милый.— Вы говорили, у вас есть брат, которого вы хотите послать в колледж.— У меня две сестры, старшая и младшая. Мэйбл замужем и торгует шляпами на рынке. Милли — горничная в «Б. К.».— Хотел бы я с ними встретиться...Она засмеялась и продолжила есть, но почему-то, несмотря на ее раскованность, я почувствовал, что ей не очень-то хотелось бы, чтобы я встречался с ее родственниками.Я закончил есть второе; мой желудок воспринял его с удовлетворением. Я смотрел, как она маленькими кусочками доедает свою порцию, и думал о том, как она рассказывала о себе, как откровенна была со мной.— В прошлом году в это время, — сказал я ей, — я был на острове Гуадалканал.Она наклонила голову.— Я читала о нем в газетах. Вы были солдатом?— Моряком. Я был в патруле, и нас отрезали от нашего экипажа. Мы отражали атаки японцев весь день и всю ночь, лежа в песочной воронке от мины. Некоторые из нас погибли, некоторые выжили. Те, кто выжил, были... искалечены. Не обязательно физически. Понимаете?Она кивнула.— Этот остров, Гуадалканал, похож на наш. Тоже тропический остров.— Да.Она улыбнулась очень нежно.— И там тоже были крабы...Я засмеялся и постучал вилкой о свою пустую тарелку.— Носились вокруг нас как отвратительные бейсбольные перчатки с ногами. Много ног.— Ну, вы съели его. Вашего врага.Я дотронулся до ее руки.— Благодаря вам.Ее рука была теплой, как ее улыбка.— Теперь — десерт.Она прошла на кухню, одела на руку кухонную рукавицу и вынула из духовки противень с двумя большими чашками, наверху которых был крем.Скоро моя чашка вместе со своим оранжевым, с коричневой корочкой содержимым стояла передо мной; стелящийся, поднимающийся вверх пар манил меня своим ароматом, как танцующая арабская девушка.Когда я сломал корочку ложкой, из-под нее брызнула оранжево-белая жидкость.— Кокосовое суфле, — сказала Марджори, очевидно гордая собой. — Осторожно, оно горячее.Конечно, но ведь это было так вкусно: вкус сладкого суфле с кокосовым молоком, мякотью банана и апельсина и ромом до сих пор у меня на губах...— Я добавила сюда «Желтой птицы», — сказала она, пробуя суфле.— Здесь что, еще и птицы?Она музыкально рассмеялась.— Нет, «Желтая птица» — это коктейль, смесь бананового ликера и апельсинового сока с вином. Я добавила все это в мое суфле.— Вы уверены, что не вы готовите в «Вестбурне»?— Уверена. Их кухарка готовит во много раз лучше меня. Но все же не так хорошо, как моя мама.После ужина мы сидели на крыльце ее коттеджа и смотрели, как обрушивается на берег прилив и мерцает вода. Мы сидели рядом, но не касались друг друга. Луна выглядела нереальной, похожей на обломок кочерги; казалось, ее можно было сорвать рукой с чистого темно-синего неба. Очень мало звезд подмигивало нам в эту ночь. Линия горизонта казалась бесконечно далекой, хотя я и понимал, что вокруг Нью-Провиденс разбросано бесчисленное количество островов Багамского архипелага с сотнями таких же прекрасных пляжей с белым песком. Но почему-то этот пляж казался мне единственным. На всей Земле.— Натан, знаете, что беспокоит меня...— Что? Я что-нибудь не так сказал или сделал?— Нет! Нет. Кое-что о сэре Гарри.Она смотрела себе на колени; наверное, она сняла все свои нижние юбки, когда ходила в ванную после ужина, потому что сейчас на ней было синее с белым платье.— Сэр Гарри вел себя... очень странно... примерно за месяц до своей смерти.— Странно?— Он вдруг стал принимать меры предосторожности. Как будто боялся чего-то.Я засмеялся:— Ну да, меры предосторожности: спать при открытых окнах.— Знаю, знаю. Но все же... Он никогда не поступал так раньше.— Как?Она вздохнула и задумалась. Бусинки на ее деревянном ожерелье чуть загремели.— Одну ночь он спал в одной комнате, следующую — в другой, потом — в третьей и так далее. Всегда в разных комнатах.— Ну... это, конечно, немного странно, но я не думаю, что это обязательно было мерой предосторожности.— Может быть, но он всегда клал под подушку заряженный пистолет. Это как, тоже не мера предосторожности?Я выпрямился.— Да, конечно, вы правы. Это уж — точно мера предосторожности. Что стало с этим пистолетом?Она пожала плечами.— Не знаю. Я видела его на тумбочке в ночь убийства, когда клала пижаму на кровать. Тогда я видела его в последний раз.— Господи! Это может быть очень важным, Марджори. Что это был за пистолет?— О, я не знаю. Я плохо разбираюсь в оружии... Я ничего не знаю о пистолетах.— Это был автоматический пистолет или револьвер?— А какая разница?Я кратко объяснил ей.— Револьвер, — сказала она.— Калибр?Она задумалась, потом показала двумя пальцами: 6 дюймов.— Значит, примерно 38 калибр. Вам надо рассказать о пистолете полковнику Линдопу.— Я уже сказала ему.— А, хорошо. Спасибо, что сказали и мне. Обвинение раньше удавится, чем сообщит мне об этом.— Извините, что не сказала вам раньше...— Ничего. В этом сумасшедшем деле полно улик, за которые можно ухватиться. — Я посмотрел на часы. — Уже почти десять. Минут через сорок — сорок пять нам пора будет идти к Артуру.— О'кей. Не хотите искупаться?— М-м-м... конечно. У вас в доме не будет лишних плавок?Она посмотрела на меня с притворным негодованием.— Я похожа на девушку, у которой в доме есть мужские купальные принадлежности?— Нет, совсем нет, просто у меня...Она поднялась и сделала что-то со своим платьем, и оно упало на песок.Пораженный, я смотрел прямо на темный треугольник внизу ее живота, когда ее белая блузка пролетела мимо меня. Когда я снова взглянул на нее, передо мной стояла прелестная статуя женщины из молочного шоколада, вылепленная каким-то сладострастным кондитером. У нее были округлые высокие груди — не очень большие, но и не маленькие, налитые груди, презревшие силу тяжести. Талия была невероятно узкой, а ее ноги — мускулистые и бесконечные, ноги танцовщицы — были сейчас дерзко расставлены в стороны. Эта скромная девушка упиралась руками в бедра и хохотала надо мной.— Почему у тебя открыт рот, Натан?На ней не было ничего, кроме ожерелья с деревянными звеньями.— Или ты еще голоден?И она бросилась навстречу волнам, смеясь и брыкая ногами. Может, ее ягодицы были слишком большими на чей-нибудь вкус, но не на мой. Цепляясь, я скинул с себя одежду и стремглав бросился в прибой, как сексуально возбужденный краб.Она брызгала меня водой, смеясь, как маленькая девочка, и я тоже брызгал ее. Лунный свет играл на воде, окрашивая ее сейчас мозаикой белого, голубого, черного и серого.Она ныряла и плескалась, уплывая прочь, и я бросался за ней в неглубокой воде.Шагая по дну, я оглянулся назад, на берег. Мы еще не зашли далеко в море, но уже могли одновременно видеть и загородный клуб, и ее коттедж, и «Вестбурн», и силуэты пальм, чернеющие на синем небе.— Все это кажется нереальным, Натан, — кричала она. — Весь мир стал игрушечным.— Конечно, — отвечал я. — Но ты — ты реальна.Она улыбалась; ее руки и ноги били по воде, держа ее на поверхности. Но это была невеселая улыбка.— О, Натан... мы не должны... мы из разных миров.— Есть только один мир, — сказал я. — Просто в нем — разные места и разные люди. Иногда они воюют друг с другом. Иногда они могут заняться кое-чем получше...Мои слова рассеяли горечь в улыбке на ее лице, она откинулась назад и поплыла к берегу. Там она села на песок, у самой воды, и стала глядеть на луну, наслаждаясь ей, будто загорая под ее светом.Я сел рядом с ней. Я немного запыхался. Она была в лучшей форме.— У тебя шрамы, — сказала она, дотрагиваясь до меня.— Меня подстрелили пару раз.— В тебя стреляли на войне?— И на войне, и... так.— Твоя жизнь полна опасностей, да?— Ну что ты. Просто иногда она опаснее, чем у других...И я обнял и поцеловал ее. Я поцеловал ее крепко, и она ответила на мой поцелуй; наши языки касались друг друга; я наклонился над ней; прибой с шумом обрушился на нас; ее кожа стала мокрой и жаркой, холодной и жаждущей; я скользнул вниз по ее телу и, прежде чем утопить мое лицо у нее между ног, ехидно произнес: «Если я могу съесть моего врага, самое меньшее, что я могу сделать, это...»Но через мгновение я уже делал это, целуя ее там, облизывая ее, пробуя на вкус ее жесткие волосы; проникая все глубже, и она закричала, будто от боли, но ей не было больно, и, когда я уже не мог больше выносить экстаза, я рванул ее на себя и обхватил руками ее груди — упругие, нежные, холодные, мокрые, жаркие груди, кончики которых отвердели и были сладкими и солеными, когда я сосал их, — а потом я был внутри ее, и она стонала, и я стонал, и мы стонали вместе, и мы нежно раскачивались в такт, а потом не так нежно, а потом я откинулся на нее, постанывая от удовольствия; ее руки еще сжимали меня, когда я кончил в море...Мы лежали на мокром песчаном ложе, настойчиво и нежно обнимая друг друга, и глядели вверх, на луну. Обрывки облаков проплывали мимо нее, и она больше не была похожа на сломанную кочергу. Она казалась живой, она сверкала, почти горела; облака обнимали ее, как хлопья белого дыма, и мы наслаждались ее светом, а прибой рассыпался вокруг нас.Я почти заснул, когда Марджори, дернув меня за руку, сказала:— Натан! Пора идти к Артуру.Она побежала за своей одеждой, и я с улыбкой наблюдал за ней.Потом я оторвал свой зад от песка, подобрал брюки, отряхнул и надел.Какой джентльмен.По пути к Лайфорд Кэй я рассказал Марджори о том, что обнаружил за собой слежку.— Ты думаешь, они следили за нами прошлой ночью? — встревоженным голосом спросила она.— Когда мы ездили в Грант-таун? Нет. Я бы заметил.Она обернулись назад и стала вглядываться в темноту. Пальмы по обе стороны узкой неосвещенной дороги образовывали тоннель, по которому мы мчались сейчас к Лайфорд Кэй.— А теперь?— Нет. Я оставил им кое-что для изучения в том переулке. Они, наверное, до сих пор еще там, глядят на нарисованный круг и ждут, когда кто-нибудь оттуда на них прыгнет.Пристань на мысе Лайфорд Кэй была не слишком большой: маленький деревянный причал уходил в море; несколько привязанных лодок качалось около него на волнах; на гвоздях висели спасательные буи; рядом был керосиновый фонарь, освещавший все тусклым желтоватым светом. Дорога привела нас к небольшой, усыпанной гравием площадке, где мы вылезли из «Шевроле» и пешком пошли к сторожке Артура, напоминавшей увеличенный в размере сортир: четырехместный, может быть. Велосипед Артура подпирал одну из стен этого строения.— Света нет, — сказал я.— Может, Артур совершает обход? — предположила она. — Он смотритель, ты же знаешь.— Может быть. Все равно, давай зайдем внутрь. Мы зашли.Там был стол, стул, кувшин с водой, и не было Артура.— Сколько времени, Натан?— Пять минут двенадцатого. Мы опоздали, но не намного. Я пойду посмотрю снаружи.— Я пойду с тобой. В этом месте есть что-то нехорошее.— Ну, что ты, глупышка, — сказал я, но она была права. Я пожалел, что не захватил свой девятимиллиметровый «Кольт», лежавший в моей сумке, в отеле. Но, без официального разрешения я не мог рисковать носить его с собой — да и не было причины делать это.По крайней мере, до того момента, как две минуты назад я почувствовал, что моя спина покрывается мурашками при виде пустого дома.Мы вышли на скользкий причал и прошли его до конца. Я заглядывал в пришвартованные ялики, полагая, что Артур мог завалиться спать в одном из них — в его сторожке, по-моему, просто не было места, чтобы вытянуться в полный рост — но Артур не спал на работе, по крайней мере, сегодня.Дойдя до конца причала, мы автоматически обернулись и посмотрели назад, в сторону берега.По-моему, Марджори и я одновременно увидели его: мы схватили друг друга за руки, и счастье, что нам удалось не свалиться в воду.Нам удалось сохранить равновесие, но не нормальный ритм дыхания.Потому что в лунном свете и блеске керосинового фонаря мы увидели Артура: он лежал на спине, раскинув руки, наполовину в воде, наполовину на берегу. Примерно так, как недавно лежали мы с Марджори.Только мы были живыми.Нам пришлось вернуться в коттедж Марджори, чтобы воспользоваться телефоном, и по пути туда я попытался уговорить ее остаться дома и не влезать в это дело, но она настояла на том, что должна возвратиться на причал.Мы приехали назад раньше полиции и ждали ее, не вылезая из машины. Громкий, совершенно бессмысленный теперь вой сирен известил нас об их прибытии. Черная полицейская машина, скрипя тормозами, остановилась на площадке перед причалом, разбросав гравий. Артур был мертв, и вряд ли мог ожить или стать еще мертвее. К чему тогда была такая спешка?Подъехали еще две машины, а из первой вылезли Линдоп и капитаны Мелчен и Баркер.Я подошел к Линдопу, сменившему свой тяжелый шлем на фуражку цвета хаки. Мы отправились на причал, и по пути я рассказывал Линдопу о том, что случилось, игнорируя Мелчена и Баркера, которые шли рядом, прислушиваясь и приподнимаясь на каблуках, как дети, которым хотелось пописать.Мы приблизились к тому месту, где наполовину в воде на спине лежал Артур. Его широко раскрытые глаза пустым взглядом смотрели на луну.— Я бегло осмотрел его, — сказал я Линдопу. — И не заметил никаких ран, но его одежда порвана на плечах.— Он — черный, — сказал Баркер. — У него рваная одежда. И что?Я в первый раз показал, что заметил его присутствие, сказав:— Я думал, вы в Нью-Йорке.Его верхняя губа искривилась:— Я вернулся сегодня днем. Вы не против, Геллер?— Не знал, что мое мнение столько для вас значит. В следующий раз узнавайте его заранее.Наклонившись над мертвым смотрителем и стоя по пояс в воде, Линдоп сказал:— Он, наверное, утонул. Вероятно, упал с причала, когда совершал обход.— А может, его одежда порвана потому, что его держали под водой, пока он не задохнулся? Полковник, Артур должен был встретиться здесь со мной. Он хотел передать мне важнейшие доказательства защиты, и я не думаю, что это — случайная смерть.— Какие доказательства? — подчеркнуто медленно произнес Мелчен. Его глаза за металлической оправой очков превратились в узкие щели. Язвительная усмешка на лице ясно отражала его мнение о моих «доказательствах».Я сказал им, что Артур должен был сообщить мне регистрационный номер и название подозрительной лодки, которую он видел в ночь убийства, и что мы должны были с ним встретиться в одиннадцать вечера.— Значит, кто-то пришвартовался здесь в ночь убийства, — сказал Баркер. — Ну и что? Нассау — большой город. Лодки все время приплывают и уплывают отсюда.— И во время самого сильного со времен потопа шторма тоже? Вы что, обкурились травки, капитан?Лицо Баркера вздрогнуло, и он сжал кулаки.— Мне плевать на то, что вы думаете.— А мне плевать на то, что думаете вы. Вы, ребята, здесь даже не полицейские, вы — советчики. Так что подумайте хорошенько, прежде чем наезжать на меня.Он отрывисто засмеялся в ответ. Но его кулаки разжались.— Почему бы вам не заехать завтра к нам в управление, мистер Геллер? — мягко произнес Линдоп. — Вы могли бы сделать официальное заявление. А пока — вы свободны. Мы займемся здесь нашей работой.Марджори подошла ко мне.— Натан... извини, но я хочу кое-что сказать.Баркер и Мелчен повернулись и недобро посмотрели на нее. Потом взглянули на меня и обменялись понимающими взглядами.Полковник Линдоп сказал:— Прошу вас, говорите, мисс Бристол. Я так понимаю, вы были вместе с мистером Геллером, когда он нашел тело.— Да. Я не хотела подслушивать, но... я услышала, вы говорили, что Артур утонул. Но Артур был опытным ловцом губок. Я не думаю, что он мог утонуть в таком неглубоком месте.— Он мог упасть и удариться головой о причал, мисс Бристол, — значительно сказал Линдоп.— А у него есть повреждения на голове? — спросила она.— Мы еще не перевернули тело, но коронер определит это наверняка.— Он был пьян, наверное, — сказал Мелчен и засмеялся.— У него пахнет изо рта алкоголем? — спросила она, глядя в упор на невысокого детектива.Баркер драматически вздохнул и сказал:— Полковник Линдоп, мы приехали сюда только потому, что Геллер сказал вам, что эта смерть имеет какое-то отношение к делу Оукса. Очевидно, это не так. Разве нам обязательно выслушивать его дилетантские теории — его и этой темнокожей девушки?— Геллер, — очень медленно, по слогам произнес мою фамилию Мелчен, глядя на Марджори. — Почему бы тебе не забрать твою маленькую негритянку и не отправиться с ней домой?Я рванулся мимо Линдопа и через секунду уже глядел прямо в жирное лицо майамского копа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40